Встреча третья. С ног на голову

Отдохнув пару дней, я вернулся к работе. В Москве я ощутил, что уже порядком устал от дела Говорова и соскучился по старым делам. Поэтому первое, что сделал после небольшой передышки, – позвонил Макарову. Тот пребывал в отличном расположении духа, о чем можно было догадаться по громкому чавканью, доносившемуся из трубки. За время отъезда Андрюха уже успел выиграть несколько моих, а теперь уже его дел. Он был доволен, что не протирает штаны в офисе и занимается интересными, хорошо оплачиваемыми делами.

После разговора с Андрюхой на душе стало как-то тоскливо. То ли ностальгия по нормальным делам, то ли ревность к Андрюхиному успеху, то ли паранойя по поводу моей легкозаменяемости. Воистину получалось, что незаменимых нет.

На самом деле мне не хватало очередного выигрыша конкретного дела. Адвокат, долго не выигрывающий дела, раскисает, потому что не видит результат работы, а следовательно, не получает удовлетворения. Я уже привык практически каждую неделю добиваться положительного решения суда. Выигрыш дела как сильнодействующий наркотик – без постоянного употребления начинается ломка. Занимаясь делом Говорова, не ощущая видимого результата, я чувствовал свою никчемность. Наплевать на большие деньги, которые он заплатил. Главное – я не понимал, чем занимаюсь. Для чего все это, кому нужно. Меня ждали десятки бизнесменов и сотни мошенников, каждый из которых имеет конкретную проблему, в решении которой я могу помочь.

«Поскорее бы уже закончилось это чертово дело, – подумал я. – Вернусь к родным проблемам рейдерства, банкротства и неуплаты налогов».

Я набрал номер Говорова.

– Приветствую, Виталий Владимирович, – услышал я бодрый голос. – Как раз собирался вам позвонить. Как продвигается наше дело?

– Нормально. Борис Олегович, думаю, нам надо встретиться.

– Конечно, я смогу подъехать к вам в офис примерно через час-полтора, вас устроит?

– Да, через час я буду ждать вас.

– Тогда до встречи.

– До встречи, – ответил я и повесил трубку.

В офисе меня встретила улыбающаяся Катюша, соскучившаяся по начальству.

– Ну как ты тут без меня, Катюш? – спросил я ее. – Звонки не одолели?

– Нет, Виталий Владимирович, все нормально, – ответила Катя. – Оборону выдержала, – засмеялась она. – На самом деле, в ваше отсутствие все было тихо. Похоже, отпуск, как новогодние каникулы: отдыхаете не только вы, но и клиенты.

– Это точно, – ответил я.

– Как съездили? – спросила Катерина. – Удалось чуть-чуть отдохнуть?

– Съездил отлично. Может, не совсем отдохнуть, но отвлечься от суеты удалось на сто процентов. Кстати, я привез настоящей суздальской медовухи, она в машине, напомни, я тебе ее отдам.

– Хорошо, спасибо большое, – обрадовалась Катя.

– Катюш, сейчас снова придет Говоров, если с охраны позвонят, скажи, чтоб пропустили.

– Есть, – отрапортовала Катерина, прислонив руку к виску.

Я проследовал к себе в кабинет.

Говоров не заставил долго ждать и появился как раз когда я почти закончил просматривать бумаги.

– Добрый день еще раз. Можно? – спросил он.

– Да, да, Борис Олегович, здравствуйте. Проходите, располагайтесь.

По лицу Говорова можно было понять, что он ждал встречи и ему не терпится узнать, что же я надумал. Почему-то он мне напомнил маленького ребенка, которому подарили игрушку в коробке, и он не знает, что там внутри.

– Виталий Владимирович, не буду скрывать, я сгораю от любопытства, – заговорил Говоров, как будто читая мои мысли.

– Борис Олегович, – спокойно начал я, – мне действительно удалось кое-что придумать. Позицию защиты я подробно изложил на бумаге, вам стоит с ней ознакомиться. Можете сделать это дома, не спеша, в спокойной обстановке и высказать свои соображения на сей счет.

Я положил перед Говоровым листы напечатанного текста.

– Хорошо. Я обязательно все изучу, но хотелось бы в двух словах услышать суть нашей позиции. Бумага бездушна и безэмоциональна, а я привык воспринимать живую информацию из первых уст, так сказать.

– Если в двух словах, суть защиты в том, что вы невиновны и себя оговорили.

– То есть? – уточнил Говоров.

– То есть вы не убивали Бога и не отрекались от веры в Него. Я считаю, что вы истинный православный христианин, безусловно заслуживший своими добрыми делами спасения. Раз вы так жаждете спасения, значит, верите в Бога, понимаете, что всё в его власти. То, что вы не посещаете церковь, не молитесь и пребываете в состоянии уныния, в принципе не имеет большого значения. Все это ничто по сравнению с тем, что вы делаете. Вы признаёте свои грехи, следовательно, находитесь на пути к раскаянию, а возможно уже раскаялись. Я пришел к выводу, что вы невиновны и оговариваете себя. Иными словами, признаёте вину в том, чего не совершали. Кроме вашего голословного признания, других доказательств вины нет. Все как в математике. Доказательств виновности недостаточно, чтобы вынести обвинительный приговор. Пусть кто-нибудь попробует убедить меня в обратном. Нам даже на руку, если на суде вы признаёте вину. Это будет свидетельствовать о публичном покаянии в стенах храма. А раскаявшийся человек, доказавший свою праведность делами, не может быть осужден. Доказательством этого служат многочисленные строки из Библии, которые я выписал и соединил в одно целое. Более подробно ознакомиться с ними вы можете, прочитав то, что я вам дал.

Говоров задумался.

– Виталий Владимирович, – после паузы начал он, – сразили наповал, ожидал всего чего угодно, только не этого. Самооговор значит… Хм… Я даже не подумал об этом. Очень интересная версия, а главное, она меня устраивает. Конечно, хочется верить, что это не версия, а правда. Все-таки не зря я к вам обратился, уже стало легче. Спасибо! Однако позвольте на этом откланяться, необходимо какое-то время побыть одному, а заодно изучить то, что вы подготовили.

– Благодарить пока не за что, – ответил я. – Пока мы не расстались, я хотел спросить, как вы относитесь к Книге Иова из Ветхого Завета?

– А, заметили, – улыбнулся Говоров. – Заметили, что ее сюжет – это практически сюжет моей жизни. Я отношусь к этой книге, как к красивой исторической сказке, не лишенной смысла, но мало соответствующей действительности. Ветхозаветные книги переполнены романтизма и интересны в основном с точки зрения истории. Немаловажны Моисеево Пятикнижие и пророческие книги, но в целом Ветхий Завет – это романтика, в которую с рождением Христа была внесена прагматическая ясность.

– В принципе, я такого же мнения, – сказал я. – И последнее, Борис Олегович, до суда или, правильнее сказать, мероприятия осталось меньше двух недель, а я до сих пор не знаю, где оно состоится и как туда добираться.

– Я и сам пока не знаю, – ответил Говоров. – Мне скажут об этом за три дня, а я в свою очередь сразу сообщу вам. Если не будете возражать, я предоставлю машину, на которой вас туда доставят.

– Да я могу и на своей добраться. К чему вся эта конспирация?

– Чтобы все было по-честному. Чтобы ни вы и ни я не могли повлиять на результат суда до его начала.

– Ясно, – равнодушно ответил я. – Буду ждать вашего звонка.

– Хорошо, Виталий Владимирович, позвоню вам дня через два, когда изучу материал, – Говоров показал на скрепленные листы бумаги, которые я ему передал.

Через два дня Говоров не перезвонил. Не перезвонил он и через неделю, чем ввел меня в некоторое замешательство. Успев привыкнуть к обязательности этого человека, я почему-то был уверен, что он позвонит в тот же день, когда мы встречались. Мое самолюбие говорило о том, что как только Говоров прочитает сочинение на тему его защиты, он непременно позвонит. Но он не звонил. Это было странно. До суда оставалось пять дней. Звонить первому не хотелось. Позвонив, я выглядел бы нетерпеливым школьником, которому любопытно узнать, на какую оценку он написал контрольную. Я вообще редко звонил клиентам, в основном звонили они. Одно из золотых правил адвокатуры заключается в том, чтобы показать клиенту, что он нуждается в мозгах адвоката больше, чем адвокат в деньгах клиента. Соблюдение этого простого правила позволяет достигнуть необходимой дистанции, в результате которой клиент не садится на голову, понимая, кто хозяин положения.

В ситуации с Говоровым все было сложнее. Чувствовалось, что хозяин положения он, а я лишь марионетка в его руках, которой, правда, кукловод платит неплохие деньги. Но я не настолько нуждался в деньгах Говорова, чтобы ждать, когда его величество соблаговолит набрать мой номер. Меня действительно раздражало, что он не звонит, тем более что мы договорились созвониться через два дня. Еще больше раздражала неизвестность. Я понимал, что жду его звонка, чтобы, как студент-стажер, узнать у шефа, когда же и куда мне все-таки приехать и что делать. В другой ситуации было бы наплевать, это проблемы клиента. Я знаю, когда назначен суд по делу, этого достаточно. А если клиент переживает за дело, то позвонит сам. Говоров же, видимо, совершенно не переживал за дело, взвалив это бремя на меня.

Не выдержав, я позвонил сам. Мобильный телефон Говорова был отключен. Я занервничал еще больше. Неужели он вздумал играть со мной? А может, просто занят или в командировке? Но ведь роуминг пока никто не отменял. В течение следующих нескольких часов я тщетно пытался дозвониться, но результатов это не приносило, его телефон был мертв.

Ну что ж, значит, все-таки решил поиграть. Ладно, давай поиграем. Самое время показать Говорову, что не только он имеет связи и влияние в городе. Представляю его реакцию, когда я позвоню ему на домашний телефон, а то и вообще заявлюсь прямо к нему домой.

Только бы Мишка еще не успел уйти с работы. Я набрал номер Щербакова. После нескольких томительных гудков Мишка наконец ответил.

– Никак Ковров, собственной персоной? – по приятельски поздоровался Щербаков. – Ну здорово. Куда пропал-то? Сто лет тебя не слышал!

– Да все как всегда, Миш, дела, дела. Так и не отдохнул толком.

– А я думал, дела только у нас, причем в основном многотомные, – засмеялся Мишка.

– Да и у нас иногда бывают, – пошутил я в ответ. – Слушай, Миш, по делу звоню.

– Кто бы сомневался, – перебил Мишка. – Я уже забыл, когда ты звонил просто так, не по делу. Злоупотребляете доверием, гражданин адвокат.

– Виноват, исправлюсь, – ответил я. – Думаю, поход в хороший пивной ресторан за мой счет загладит причиненный ущерб.

– Ладно, договорились. Что там у тебя за дело, слушаю, – уже серьезным тоном добавил Мишка.

– Миш, помнишь месяц назад я просил тебя пробить одного человека, некоего Говорова Бориса Олеговича? Ну, еще оказалось, что он директор благотворительного фонда, известный человек и т. д. Так вот, мне срочно нужен его домашний телефон и домашний адрес.

– Подожди, тормози, – перебил Миша. – Ты ничего не перепутал? Я тебя не слышал уже месяца три, какой человек, ты о чем?

Легкая дрожь пробежала по моей спине.

– Миш, мне сейчас не до приколов, – сказал я. – Информация на самом деле нужна срочно.

– Какая информация? Ковров, ты с утра травы не курнул случайно?! Ты что-то путаешь, я не пробивал тебе никакого человека месяц назад. Повторяю, что не слышал тебя месяца три, а то и больше. Ты же знаешь, на работе я не очень дружу с чувством юмора и прикалываться не буду.

– Мне кажется, это ты курнул, – раздраженно сказал я. – Или хорошенько отметил вчера внеплановый день милиции. Миш, я звонил тебе месяц назад, мы с тобой долго разговаривали, ты еще рассказывал, как летал в Таиланд, про какой-то дворец Будды, который тебе понравился. Вспомни.

– Виталь, я начинаю за тебя беспокоиться, – ответил Мишка. – Впору мне вести тебя в ресторан, чтобы ты отдохнул от дел, а то у тебя мозги начали зашкаливать. Ни в какой Таиланд я никогда не летал, последний раз был в отпуске больше года назад.

Я задумался. Мишка не тот человек, которого можно купить. Тем более он мой друг. На долгие розыгрыши он тоже не способен, почему же тогда врет? Мишка врет? Да этого не может быть! Щербаков и ложь—два несовместимых понятия.

– Слушай, старик, – начал я, – может, ты и прав, я действительно заработался в последнее время. Наверно, что-то перепутал. В любом случае, можешь мне срочно пробить Говорова Бориса Олеговича, пятьдесят второго года рождения? Он занимается благотворительностью, достаточно известный человек в своих кругах, по-моему, – неуверенно добавил я. – И еще посмотри, на чье имя зарегистрирован номер мобильного телефона.

– Да не вопрос, – с облегчением ответил Мишка. – Минут через двадцать позвоню.

– Спасибо, Миш. Мне нужно знать все про этого человека.

– Я понял.

Мишка повесил трубку. Я нервно закурил. Такого поворота событий я никак не ожидал. На сумасшедшего Мишка явно не походит, да и я вроде пока не сошел с ума. Почему же тогда творится настоящая чертовщина? Объяснение происходящему наверняка существует, просто я его пока не могу найти. Да и Кати, как назло, сегодня нет на работе – вчера она попросила выходной, не объяснив причин. А я, дурак, и спрашивать не стал, надо так надо. Крепкий кофе в ее исполнении сейчас совсем бы не помешал.

Мишка позвонил ровно через двадцать минут, как и обещал.

– Ну что, Миш? Чем порадуешь? – нервно спросил я.

– Да порадовать особо нечем. Пробил твоего Говорова по всем возможным базам, ни в одной его нет. Такого человека не существует, как и номера телефона, который ты продиктовал.

– Не может быть, – заорал я. – Я звонил на этот телефон много раз и мне отвечали. Что происходит, Миша?

– Виталь, успокойся, – спокойно заговорил Михаил. – Это я у тебя хочу спросить, что происходит. Что с тобой? Может, нужна помощь?

– Не нужна, спасибо, извини, Миш, точно заработался, бывай, потом позвоню…

Не дожидаясь ответа, я отключил телефон.

Снова набрал номер мобильного телефона Говорова. На этот раз услышал: «Номера, который вы набираете, не существует».

Что происходит? Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. А еще лучше знать ответ на вопрос, что произошло с Мишкой. Неужели влияние Говорова безгранично? Кто он такой, чтобы мог стереть себя из милицейских баз? Или все-таки дело в Мишке? Никто из работников правоохранительных органов не застрахован от подставы, и Мишка в том числе. А подставы на высоком уровне имеют такие масштабы, что в целях их избежания человек может поступиться даже самой крепкой дружбой. Дружба – это замечательно, но когда речь идет о немаленьком тюремном сроке за превышение служебных полномочий, любой сотрудник будет заботиться в первую очередь о своей шкуре и семье, а не о высоких отношениях. Мораль и нравственность могут и спасовать перед колонией для бывших сотрудников и пожизненным клеймом «оборотня в погонах».

Господи, да о чем это я? Мишка замечательный человек, как можно так думать о друге? Лучше подумать о Говорове. Я включил компьютер, в поисковой строке Яндекса набрал «Говоров Борис Олегович». Результатом поиска явилась лишь фотография композитора из Петербурга, носящего такое имя. Другие Говоровы носили иные имена и отчества и особенно ничем не прославились. Поиск благотворительного фонда «Твори добро» в Интернете вообще не дал никаких результатов.

Почему же я не подумал об этом раньше? Почему я поверил в известность и публичность этого человека, если ни разу в средствах массовой информации не слышал упоминания о нем? Да потому что Мишка сказал, что Говоров известная личность. Мне даже в голову не пришло проверять это. Времени, чтобы смотреть телевизор, всегда не хватает, но не набрать имя Говорова в Интернете было халатностью с моей стороны. Как можно было заключать с ним соглашение, не убедившись, что он действительно тот, за кого себя выдает? Неужели деньги так могли затуманить мои мозги? Или здесь что-то другое? Может, гипноз? Только зачем это Говорову? Зачем ему платить мне деньги, чтобы впоследствии исчезнуть?

Так, надо успокоиться и трезво подумать. Думать я пока еще не разучился, хотя насчет трезвости мышления возникают серьезные сомнения. Скорее всего, Говоров затеял какую-то игру. В конце концов, Мишка и Интернет – еще ничего не значит. Необходимо проверить все, что известно о Говорове. Начать надо с гостиничной охраны, которая записывает в журнал всех посетителей, переписывая паспортные данные. Говоров появился первый раз восьмого августа, не так уж и давно, в журнале точно должна сохраниться запись.

Я спустился на первый этаж гостиницы, где в холле располагалась наша доблестная охрана. Охранников в гостинице трое, работают они посменно. Со всеми у меня хорошие отношения. Многолетние практически ежедневные приветствия сделали свое дело. Сегодня на посту дежурил самый старший из них, Сергей Викторович – маленький сухой седовласый старичок, выглядевшей молодцом для своих лет.

– Приветствую еще раз, Викторыч, как служба? – спросил я, подойдя к посту.

С некоторой категорией людей общаться можно не иначе как называя их по отчеству. Охранники относятся именно к такой категории.

– Владимирыч, служба как служба. Сам-то как?

– Да нормально. Слушай, Викторыч, дело к тебе на сто рублей. Можешь дать минут на пятнадцать журнал посетителей? Надо кое-что проверить. Боюсь, в наших рядах завелась крыса.

– Крыс надо травить, – покачал головой Викторыч. – Да бери, жалко, что ль, только вот если люди придут, где их отмечать-то?

– Да я быстро. Если кто придет, запиши пока на бумажку, потом перепишешь. Бутылка с меня.

– Лады, бери. Найдешь крысу, сообщи, примем меры.

– Непременно.

Я снова поднялся в кабинет и стал изучать журнал. Я понимал, что спрашивать охранников, помнят ли они, как через них проходил Говоров, бесполезно, так как за день в гостиницу заходят больше ста человек. Пять раз просмотрел журнал, я не обнаружил в нем ни одной записи, свидетельствующей о приходе Говорова. В нем не было записи о Говорове ни на одну дату, когда он приходил. Ни восьмого августа, ни девятого августа, ни пятого сентября. В эти дни, согласно журналу, не было посетителей к адвокату Коврову. Я вернул журнал Викторычу, поблагодарил, сказав, что крыса оказалась умнее, чем я думал.

Устав выглядеть, мягко говоря, идиотом в глазах окружающих, да и в своих собственных, я решил действовать аккуратнее. Оставались еще Валерий Геннадьевич и Катюша. Подкупить ВГ еще сложнее, чем Мишку, поэтому первому я позвонил ему.

– Здорово, адвокатура, – прогремел бас ВГ, вселивший надежду, что это единственный человек, которому я могу сейчас доверять.

– И вам не хворать, агентура, – ответил я. – Валерий Геннадьевич, по-моему, очень неплохо посидели последний раз, надо бы повторить.

– Всегда пожалуйста, – засмеялся ВГ. – Ваше общество для меня куда приятней общества министров и граждан Рублевки. Посидели супер, только вот твой хваленый коньяк, судя по следующему за ним утру, был, похоже, паленым, ха-ха.

«Слава богу, – пронеслось у меня в голове. – Хоть один человек что-то помнит».

– Не исключено, – засмеялся я в ответ. – Придется возвращаться к французскому производителю. Валерий Геннадьевич, все вспоминаю, как вы классно разыграли тогда моего клиента. Он наверно до сих пор с ужасом думает о тяготах лагерной жизни Магадана, – добавил я, решив подыграть ВГ, чтобы освежить его память. Глупые шутки Геннадьича были сейчас спасательным кругом, брошенным, чтобы выплыть из затапливающего меня безумия.

– Какого клиента, что-то не припоминаю? – пробасил ВГ.

– Ну того, что был у меня последний раз, когда вы пришли, – с надеждой затараторил я. – Помните, седой такой, с бородой.

– Нет, что-то не помню, – ответил ВГ. – Вроде один ты был тогда, даже секретарша твоя очаровательная куда-то слиняла, кажется.

Внутри меня все оборвалось. Неужели я действительно сошел с ума, не могут же все окружающие люди так правдоподобно играть. Особенно ВГ, напрочь лишенный актерского таланта.

– Да ладно, неважно, – попытался сохранить равнодушие я.

– Виталь, работать мне пора, Родину охранять, ха-ха, – снова засмеялся ВГ. – Слушай, ты говорил, тебе надо помочь. Ребят я толковых нашел, проследят в лучшем виде. Нужны еще или уже нет?

– Нужны, Валерий Геннадьевич, нужны, – на всякий случай ответил я. – Надо будет, чтобы они к моему дому подъехали.

– Сделаем, адвокатура. Таких бойцов к тебе приставлю, ни один волос с головы не упадет.

– Спасибо. В этот раз коньяк получше подготовлю, проверенный временем.

– Договорились. Ну, бывай…

Катя, Катерина, Катюша, хоть ты окажись нормальным человеком, ведь мы так давно работаем вместе! Я плачу тебе хорошую зарплату, отпускаю всегда пораньше, привожу сувениры из поездок. Хоть ты докажи, что я не псих, ты же видела Говорова несколько раз, провожала его ко мне в кабинет, даже приносила кофе!

Я позвонил Кате. Увы, трубку она не брала.

– Да где тебя черт носит! – вслух произнес я. – Звонок шефа – это святое, на него нельзя не ответить, даже если занимаешься сексом с собственным мужем.

Но Катя так и не ответила, телепатическими способностями она не обладала. Подключив себя к режиму резервного оптимизма, я сосредоточился и успокоился. Во всяком случае, Катин телефон не выключен, она всего лишь не берет трубку. Значит, на то есть свои причины, не зря она попросила выходной. Если и завтра она не будет отвечать на звонки и в десять утра ее не будет в офисе, тогда можно будет поднимать панику. А пока рано.

Потом, я еще не использовал свой главный и любимый козырь – Машку. Мне стало жутко страшно. А вдруг она тоже как ни в чем ни бывало скажет: «Любимый, кто такой Говоров, ты ничего не говорил о нем». Охватил неподдельный ужас. Я набрал ее номер.

– Алло, – услышал я Машкин голос.

– Привет, любимая, как ты? – спросил я жену.

– Отвратительно! – в трубке раздались всхлипывания.

– А что случилось? – с удивлением спросил я.

– А ты не знаешь, что случилось?!! – спросила она в ответ. – Платон звонил! – еще громче зарыдала Машка.

– И что? – не понял я.

– Ты еще спрашиваешь? Совести у тебя нет, вот что!!

– Маш, ты о чем? Я не понимаю!

На этом разговор оборвался, Машка повесила трубку.

Да что ж сегодня за день-то? Как будто весь мир восстал против меня. Резервного оптимизма уже явно не хватало, я не понимал, что происходит, почему все врут, почему рыдает жена и как это связано с Платоном.

Бросив все, я поехал домой. Дома я попросил, чтобы Машка объяснила, что же все-таки произошло и почему она плачет.

– Виталь, скажи честно, – начала Машка, – у тебя кто-то появился? Только умоляю, не обманывай. Помнишь, мы договаривались говорить друг другу правду? Если я тебе надоела, скажи, я пойму, только не мучай меня! Ты же знаешь, как я ненавижу ложь!

– Да о чем ты?! – повысив голос, спросил я. – Нет у меня никого, с чего ты взяла?

– Два часа назад звонил Платон, спрашивал как у нас дела, как ты. Он очень удивился, когда я спросила, как ты к нему съездил. Он сказал, что не видел тебя уже очень давно и что ты не приезжал к нему в Суздаль.

Я опустился на стул и заплакал. Заплакал как ребенок, который плачет от обиды, а не от боли. За один день моя жизнь превратилась в страшный сон, и я никак не мог проснуться. Я даже не стал звонить Платону, так как понимал, что это абсолютно бесполезно. Игра, которую затеяли против меня, была очень хорошо продумана.

Собравшись с последними силами, я спросил Машку:

– Ты помнишь дело Говорова, про которое я тебе рассказывал?

– Помню, – всхлипывая, ответила она. – А при чем здесь это?

Я рассказал Машке о сегодняшнем дне, включая все мистические события, имевшие место быть.

– Машка, уверяю, что я ездил к Платону в Суздаль и провел там несколько дней. Кто-то специально все это подстроил, чтобы выставить меня идиотом, прошу, поверь!

– Я верю, – обняла меня заплаканная жена. – Просто не понимаю, как такое может быть, как Платон может врать?

– Я тоже не понимаю этого. Как могут врать Платон, Мишка, Валерий Геннадьевич, почему в гостиничном журнале отсутствуют записи о приходе Говорова, куда пропала моя секретарша? Бред какой-то! Может, мы столкнулись с высшей формой гипноза, направленного на коллективный психоз? Не знаю, руки опускаются.

– Не надо было брать это дело, – покачала головой Машка. – Оно мне сразу не понравилось, не понравился и этот Говоров, даже по твоим рассказам.

– Поздно уже после драки кулаками махать, – заговорил я. – Главное, ты веришь мне, мы по-прежнему вместе, а с остальным, думаю, справимся. В конце концов, все здоровы, да и наплевать на Говорова. Вернусь пока к старым делам. В ближайшее время все должно проясниться, не может он исчезнуть бесследно. Завтра поговорю с Катюшей, съезжу в банк и сделаю распечатку входящих и исходящих звонков на сотовый телефон. Может, что и разузнаю.

– Виталь, я очень боюсь за тебя, – снова заплакала Машка. – Переживаю, как бы что не случилось. Этот Говоров очень опасный человек.

– Не переживай. – Я поцеловал Машку. – Я буду предельно внимателен и осторожен. Что он может сделать? Я всегда на виду.

– Не знаю, я все равно боюсь. Как будто нас кто-то проверяет. Давай обвенчаемся, только Бог сможет нас защитить.

– Маш, обещаю, как только разберусь с тем, что происходит, мы обязательно обвенчаемся, я готов. За время общения с Платоном, который по неизвестным причинам отрицает мой приезд, я многое понял и хочу исповедаться и обвенчаться.

– А зачем тогда тянуть?

– Солнышко, я хочу закончить с этим делом. Давай подождем еще четыре дня, как раз столько осталось до суда. Думаю, Говоров объявится. А даже если нет, то и черт с ним, моя совесть будет чиста. Пока на мне висит это дело, я не смогу не думать о нем, не смогу венчаться.

– Я люблю тебя, помни об этом, – грустно и нежно промолвила Машка.

– Я тоже люблю тебя.

К девяти утра я поехал в банк, дабы проверить, на месте ли главное, что должно остаться от Говорова. В душе я уже смирился, что вполне могу не обнаружить нескольких миллионов на счету.

Как ни странно, но оказалось, что сумма гонорара за дело Говорова от первой до последней копейки находится на счету. Во избежание возможных неприятностей часть денег я переложил на другой счет и попросил выписки с обоих счетов, чтобы впоследствии деньги не исчезли непонятным образом, подобно их бывшему хозяину. После банка я поехал в центральный офис своего сотового оператора. Надо было удостовериться, действительно ли не существует номера телефона, записанного на визитке Говорова, на который я звонил несколько раз. Причем не просто звонил, но и соединялся, и разговаривал. По дороге я вспомнил, что сам Говоров ни разу не звонил на мой номер, а звонил ему только я. Неважно, распечатка звонков все равно должна показать всю историю соединений.

Я без труда договорился с очаровательной сотрудницей сотовой компании, чтобы за двойную оплату она в срочном порядке подготовила распечатку звонков. Через десять минут распечатка была на руках. Естественно, соединений с номером Говорова в ней не значилось.

Я поинтересовался у девушки, фиксируются ли набранные звонки без соединений. То есть случаи, когда не удалось дозвониться до определенного абонента, но номер его ты все-таки набирал. Девушка объяснила, что фиксируются только состоявшиеся соединения, имеющие конкретную продолжительность разговора. Таким образом, согласно распечатке получалось, что с Говоровым по телефону я не говорил ни секунды, хотя, возможно, и набирал его несуществующий номер.

В очередной раз убедившись, что влияние Говорова безгранично во всех областях и сферах, я нашел несколько странной незыблемость в отношении финансов. Почему деньги не исчезли со счета? Или это тоже часть заговора? Я позвонил в офис. Трубку никто не брал. Я набрал Катин мобильный. Он был выключен и не хотел меня порадовать даже длинными безответными гудками.

Не успел я подумать о том, что уволю Катю в первый же день, когда она объявится, как наконец-то зазвонил мой телефон. Наконец-то, потому что за последние несколько дней в основном звонил я, а не мне.

– Виталий Владимирович, – услышал я незнакомый мужской голос, – это Сергей Скворцов, муж Кати, вашей секретарши.

– Да, Сергей, здравствуйте, – ответил я. – Где она, почему ее нет на работе?

– Дело в том, – убитым голосом заговорил Сергей, – что вчера вечером на Катю было совершено нападение, ее очень сильно избили и ограбили.

– Где она сейчас? – спросил я. – Что с ней?

– Она в реанимационном отделении Боткинской больницы. Врачи говорят, опасности для жизни нет, но состояние тяжелое. У нее сотрясение мозга, перелом ноги и многочисленные резаные раны лица.

– Резаные раны лица? – переспросил я, не поверив в то, что услышал.

– Именно, – ответил Сергей. – Эти ублюдки порезали ее.

– Их нашли, задержали? – спросил я.

– Нет… В милиции сказали, что ищут.

– А какое отделение занимается? – уточнил я.

– УВД Северо-Восточного округа.

– Ясно. Сергей, а вы сейчас в больнице?

– Да.

– Держитесь, я скоро приеду!

Я помчался в больницу. По дороге думал о том, что же все-таки творится. Если пропажу Говорова и вранье друзей пережить можно – по крайней мере, это не опасно для жизни, – то нападение на Катю переворачивает все с ног на голову. Это уже не глупые шутки, а совершение жестокого преступления, опасного для жизни человека, причем, по странной случайности, не постороннего. Становилось страшно от одной мысли, что нападение каким-то образом связано с Говоровым и с тем, что происходит в последнее время. Я привык не верить в совпадения и случайности и отдал бы многое, чтобы в этот раз ошибиться. Не дай бог, чтобы Говоров оказался причастен к истории с нападением на Катю. Уж я тогда приложу все усилия, чтобы эту сволочь упрятали за решетку. Не помогут ни деньги, ни связи, ни что иное.

Да, динамика развития моего отношения к Говорову с момента первой встречи до сегодняшнего дня претерпела серьезные изменения. Впервые увидев его, я безоглядно был готов помочь, считая его несчастным человеком, попавшим в беду. В настоящее время я скорее считал его зажравшейся богатой скотиной, которую ненавижу.

Покопавшись в записной книжке сотового телефона, я нашел нужный мне номер начальника УВД Северо-Восточного района Москвы Игоря Трутнева.

Игоря я знаю давно, не раз приходилось работать вместе, особенно после института, когда меня направляли в качестве дежурного адвоката защищать какого-нибудь бомжа. В одно из таких дежурств я и познакомился с Трутневым. Мужик он неплохой, из тех, с кем всегда можно найти общий язык. Друзьями мы не стали, но к разряду хороших знакомых я вполне мог его отнести. Игорь немного завидует успехам, которых я достиг за сравнительно небольшой промежуток времени. Когда мы только познакомились, я был молодым начинающим адвокатом, ездившим на метро и одевавшимся в костюмы фабрики «Большевичка». Игорь же был заместителем начальника Управления и курил сигареты «Camel», что казалось высшей степенью проявления крутости положения. Я не виноват в том, что сейчас мой костюм стоит дороже машины Игоря и что он по-прежнему курит «Camel», но уже в должности начальника УВД. Работу свою Трутнев знает, а это главное. С ним интересно работать, в любом деле он предлагает компромисс, устраивающий всех. Если Игорь видит, что адвокат добросовестно работает по делу, то на определенном этапе следствия он приглашает адвоката в кабинет на неформальную беседу. В ходе таких бесед адвокат обычно отзывает часть написанных и еще не написанных ходатайств и жалоб в обмен на изменение статьи обвинения или ее части на более мягкую.

– Игорь, приветствую, Ковров беспокоит, – начал я. – Как жив-здоров? Давно тебя не слышал.

– Привет, Ковров, – ответил Трутнев. – Да жив пока, и на здоровье вроде не жалуюсь. Интересно, чем может быть полезен простой начальник милиции элитному адвокату?

– Да ладно, не скромничай, – возразил я. – Кто из нас элита, это еще вопрос. Согласно последним изменениям законодательства, ты не просто начальник милиции, а руководитель СОСУСКа.

«СОСУСКом» адвокаты сокращенно в шутку называли Следственный отдел Следственного управления Следственного комитета.

– Ладно, с чем пожаловал-то? – засмеялся Трутнев.

– Слушай, Игорь, – серьезно заговорил я, – тут у вас в районе зверски избили и ограбили мою секретаршу, да еще и лицо ей порезали. При всем уважении к преступникам, надо бы этих сволочей наказать, я бы помог, если надо.

– А как ее фамилия?

– Скворцова. Екатерина Скворцова. Случилось вчера вечером, ее муж сказал, что твои ребята занимаются.

– Мои, – ответил Трутнев. – Есть у нас такое дело. Не знал, что она твоя секретарша. Изуродовали ее жутко, мы пока даже не допрашивали, врачи над ней колдуют. Вчера ночью поступил звонок. Прохожие сообщили, что недалеко от метро «Медведково» нашли женщину в бессознательном состоянии со следами насилия. Пока установили ее личность, нашли мужа, уже утро. Муж тоже толком ничего не знает, говорит, вечером, часов в одиннадцать, она возвращалась от матери. Перед выездом позвонила, сказала, что все нормально, едет. Через час не приехала, телефон был выключен. В час ночи он обратился в милицию, а где-то около трех мы нашли ее. Скорая отвезла ее в Боткинскую больницу, муж опознал. Так что, как видишь, информации негусто.

– Игорек, найдите их, прошу тебя, в долгу не останусь!

– Да о чем речь, Виталь? Сделаем всё, что сможем. Только пойми, информации ноль, зацепиться не за что. Сама она пока говорить не в силах, а время идет. Ее показания сейчас нужны во что бы то ни стало. Муж ничего не знает, говорит, врагов у них нет, больших денег тоже. На месте происшествия ничего особенного криминалисты не обнаружили. То, что пропала сумка с документами, кошельком и телефоном, известно тоже со слов мужа. Скорее всего, это уличные отморозки, выбравшие ее случайной жертвой.

– А зачем уличным отморозкам резать ей лицо? – поинтересовался я. – Ну, дали бы по башке, забрали бы сумку, резать-то зачем?

– Не знаю, Виталь, не знаю, – ответил Игорь. – Потому они и отморозки, что делают то, что не поддается нормальной логике. Слушай, а может, ты чем поможешь, нет у тебя никаких мыслей? Не может быть с твоими какими делами связано?

«Может и связано, но верить в это не хочется», – про себя подумал я.

– Нет, вряд ли. Я уже давно не защищаю отморозков, работаю в основном по финансово-хозяйственным спорам, рассматриваемым арбитражными судами.

– Понятно, – сказал Игорь. – Ну, в общем, обещать ничего буду, кроме того, что возьму это дело под свой личный контроль. Но чем раньше она сможет дать показания и описать нападавших, тем раньше мы сможем их найти.

– Хорошо Игорек, я понял. Сейчас как раз еду в больницу, поговорю с врачами.

– Да что с ними говорить? Твердят, что она в шоке и в ближайшее время показания дать не сможет.

– Ладно, посмотрим, – ответил я. – Спасибо Игорь, давай попозже созвонимся.

– Не за что. Звони в любое время.

Приехав в больницу, я прямиком направился к заведующему отделением, чтобы сперва услышать объективное мнение. Обычно опыт заведующих позволяет быстро спрогнозировать ситуацию, не отвлекаясь на эмоции и переживания. Эмоциональную сторону вопроса я оставил на потом. Ее предстояло услышать от мужа Кати.

Постучав, я вошел в кабинет заведующего. Передо мною сидел солидный мужичок, лет пятидесяти, абсолютно лысый, с надвинутыми на нос очками. «Почитай врача честью по надобности в нем; ибо Господь создал его и от Вышнего врачевание», – вспомнил я Библию. Жалко, в ней ничего не сказано про адвокатов, – даже здесь несправедливость.

– Добрый день, – поздоровался я. – Меня зовут Виталий Владимирович Ковров, я адвокат. У вас в отделении лежит моя секретарша, Екатерина Скворцова. Хотел поинтересоваться, как она.

– Здравствуйте, – ответил доктор. – У меня такое впечатление, что она не секретарша, а как минимум министр. Мало того, что милиционеры уже одолели своими звонками, только что, кстати, звонил какой-то начальник, интересовался, – так теперь еще и адвокаты пожаловали.

«Неприятный тип, – отметил я про себя. – Что за дурацкая привычка у этих врачей – никогда не представляться и не отвечать прямо на поставленный вопрос».

– Простите, а как ваше имя-отчество?

– Григорий Иванович, – равнодушно представился заведующий.

– Григорий Иванович, Катя действительно не простая секретарша, а моя секретарша, и к вам пожаловали не адвокаты, а конкретный адвокат Ковров, то есть я. Я очень переживаю за здоровье Катерины, переживаю до такой степени, что если будет необходимо, сюда действительно приедет министр здравоохранения, чтобы лично убедиться, что ей оказывают необходимую помощь.

Я понимал, что с такими врачами, как этот, разговаривать нужно только таким образом, иначе через их стену равнодушия не пробьешься. Да что там с врачами, просто есть определенная категория людей, с которыми нельзя по-хорошему. Чем ты лучше с ними, тем они хуже с тобой. Как будто в этом заключается их жизненное кредо. Зато когда на них начинаешь рычать, они становятся шелковыми и расплываются в улыбке. Как только покажешь, что не боишься их и знаешь, куда пожаловаться в случае чего, они всё делают как надо.

– Думаю, в этом нет необходимости, – ответил Григорий Иванович, проснувшийся от моего натиска. – Врачи делают все, что могут. Опасности для жизни нет. Лучшее для нее сейчас – это покой. Ей наложили множество швов на лицо, ставят капельницы. Говорить она пока не может, но в сознании и реагирует на происходящее.

– А когда, по вашему мнению, она сможет говорить? – спросил я. – Это очень важно для того, чтобы побыстрее найти тех, кто с ней это сделал.

– Я все понимаю, но, к сожалению, помочь ничем не могу. У нее сильнейший шок, она испугана, без помощи психологов здесь не обойтись. Повторяю, лучшее для нее сейчас – покой.

– А писать она тоже не сможет? – на всякий случай решил уточнить я.

– О чем вы говорите? – усмехнулся доктор. – Большую часть времени она спит, будучи под капельницей. Она даже пищу пока не в состоянии принимать самостоятельно. Уверяю вас, что раньше чем через неделю пообщаться с ней будет нельзя.

– А могу я зайти к ней?

– Пока нет, – покачал головой Григорий Иванович. – Она в реанимации. Когда переведут в общую палату, тогда пожалуйста. Пока мы даже мужа к ней не пускаем. Сейчас любые внешние воздействия будут вредны. А что вы хотите там увидеть?

– Просто хочу посмотреть. Это может показаться странным, но хочу убедиться, что это именно она.

Глаза заведующего округлились даже через толстые стекла очков.

– Насколько мне известно, в кармане ее брюк обнаружили служебный пропуск с фотографией. Коме того, ее опознал собственный муж, приехавший вслед за скорой. Поговорите с ним. Даже если мы разрешим зайти в реанимационное отделение, вы там все равно ничего не увидите, кроме женщины, обмотанной проводами. На ее лице различимы только глаза, остальную часть покрывают наложенные бинты, – закончил заведующий.

– Понятно. Спасибо.

Я вышел из кабинета. Вроде бы все сходится, у Катюши действительно был служебный пропуск для прохода в гостиницу. Но за последние дни я уже привык никому не верить, в том числе и себе. Задавая вопросы доктору, я лишний раз хотел убедиться, что меня не обманывают.

Пройдя по этажу отделения, я быстро нашел Сергея. По нему было видно, что он очень беспокоится за жену и находится на грани нервного срыва. Держась из последних сил, он пытался сохранять спокойствие и даже некоторую приветливость. Но когда он пробовал улыбнуться, губы начинали дрожать, выдавая его состояние.

Сергей рассказал, что накануне Катиной маме стало плохо, сильно подскочило давление и пришлось вызывать «скорую».

Госпитализация не потребовалась, ничего серьезного не обнаружили. Но мама живет одна, и врачи порекомендовали, чтобы следующий день она провела под чьим-нибудь присмотром. Поэтому Катя и отпросилась, чтобы побыть с мамой.

Я попытался подбодрить Сергея, говоря, что все будет нормально и что современная медицина способна на чудо. Сергей кивал головой в знак согласия, но, по-моему, не верил. В душе я и сам слабо верил, что все наладится. Я чувствовал и свою вину в том, что случилось с Катей. Всучил Сергею конверт с деньгами. Это единственное, чем я реально мог помочь. Хотя понимал, что вряд ли деньги смогут вернуть былую веселую и добродушную Катерину. После того, что ей пришлось пережить, люди годами приходят в себя. С другой стороны, при должной работе психологов и других специалистов, наверное, все-таки возможно заново родиться и обрести себя. На это и потребуются деньги. Душевные раны заживают гораздо дольше и болезненнее, нежели шрамы на лице. Последние при помощи современной пластической хирургии и все тех же материальных средств удалить можно практически на сто процентов.

– Сергей, а когда вы приехали в больницу, Кате уже наложили бинты? – полюбопытствовал я.

– Да, – ответил Сергей. – Когда я приехал, ее голова была почти полностью забинтована. Меня пустили к ней всего на пару минут для опознания.

– А как вы ее опознали? – спросил я. – Это очень важно.

– Ну как? – растерялся Сергей. – Она же моя жена, как я могу ее не узнать?..

– И все-таки?

– Ну, по одежде, по фигуре. По глазам, – как-то неуверенно добавил Сергей. – Потом, при ней был рабочий пропуск. Даже если бы это была не она, то где тогда Катя? Почему не вернулась от матери? Последний раз она звонила около одиннадцати вечера, как раз когда выезжала от матери.

– Да, да, все правильно, все сходится, – сказал я. – Просто хотел уточнить. Сейчас любые детали могут быть важны для поиска виновных лиц.

Попрощавшись с Сергеем, я уехал.

Дома рассказал Машке о случившемся. Она на удивление мужественно отреагировала на новости, успокоив меня и сказав, что моей вины в том, что произошло, нет. Не стоит себя винить за все беды и несчастья в отношении близких людей и знакомых. Отчасти я с ней согласен. Люди, излишне винящие себя в бедах других, либо страдают манией величия, либо просто изображают жертву, чтобы в результате жалели их, а не тех, на чью долю выпало настоящее горе. Ничьей жалости мне не требовалось, но чувствовал я себя паршиво.

Через два дня календарь безапелляционно констатировал дату 13 сентября. Время не желало останавливаться несмотря ни на что. Несмотря на исчезновение Говорова, на тяжелое состояние Кати, на отсутствие малейших результатов по поиску ее обидчиков. Настроение было прескверным, до суда оставался один день. И хотя я и понимал, что, скорее всего, никакого суда не будет, да и Говорова так просто не найти, ожидание 15 сентября все равно тяготило. Тяготили неизвестность и опасность, которую я нутром чувствовал, ожидая этого проклятого дня. За время отсутствия Говорова, то есть за последние две недели, я постепенно стал возвращаться к своим делам. Благо, еще не все мои клиенты перешли к Андрюхе.

Бизнесмены и мошенники (что часто означает одно и то же) снова потянулись ко мне за помощью. Чтобы отвлечься от Говорова, я полностью погрузился в работу, убивая время на бесконечных встречах и переговорах. Домой я приходил поздно вечером, а рано утром снова ехал на службу. Так и пролетало время в ожидании непонятно чего.

За ужином Машка спросила:

– Слушай, а если Говоров объявится, что будешь делать?

– Скорее всего, попробую договориться с ним о встрече, – подумав, ответил я. – А там уже посмотрю… Не исключено, что сдам его в руки доблестных правоохранительных органов.

– За что? – ехидно поинтересовалась Машка. – За то, что он пропал, заплатив тебе деньги? Так это не преступление. За то, что он подкупил всех наших друзей и знакомых, которые теперь врут, что не знают его? Но и такой статьи в кодексе нет.

– За Катю, – прервал я жену. – Такая статья есть в кодексе, и санкция по ней достаточная, чтобы ближайшие несколько лет провести не на Лазурном побережье, а в столярном цехе колонии строгого режима. И уж я позабочусь, чтобы ни один приличный московский адвокат не взялся за его дело.

– Ты считаешь, он связан с нападением на Катю?

– Если честно, не знаю, – ответил я. – Хотелось бы верить, что нет. А даже если и связан, то доказать это будет невероятно трудно. Самое обидное – я не понимаю, почему врет Платон. Допустим, Говоров подкупил Мишку, допустим, Геннадьич действительно запамятовал, а нападение на Катю – случайное совпадение. Но Платон? Его поведение не укладывается в голове. Но я докопаюсь до истины! Сейчас нет времени, но я обязательно снова съезжу в Суздаль. Хочу, чтобы Платон, глядя мне в глаза, сказал, что я у него не был. Заодно заеду к хозяевам подворья, у которых останавливался.

– Слушай, Виталь, – осенило Машку. – А что если Говоров надавил на Платона через свои церковные связи? Ты ведь говорил, он знаком со многими епископами.

– Не исключено. Совсем не исключено, эта мысль тоже приходила мне в голову. Но Платон все-таки твой родственник, не думаю, что карьерный рост его настолько интересует. Тем более непонятно, откуда Говоров может знать про наши отношения. Да и Платон не тот человек, не верю я, что он может предать.

– Честно говоря, я тоже… А что насчет самого дела? Если суд все-таки состоится?

– Если он и состоится, то без моего участия. Заниматься его делом я больше не буду. Тот, кто обманывает меня, не достоин, чтобы я его защищал. Один раз я по глупости поверил ему, желая помочь, больше верить не буду. Даже готов вернуть ему его грязные деньги. Больше всего мечтаю забыть этого человека и всю эту историю!

– Согласна с тобой, – закивала Машка. – Просто боялась, что ты можешь снова поверить ему. Мое мнение то же – надо закончить отношения с этим человеком. Какие бы золотые горы он не предложил, если объявится, нельзя идти у него на поводу. Ни при каких обстоятельствах не надо идти в суд или в другое место, куда он позовет. Мне кажется, даже в офисе встречаться с ним не стоит.

– Маш, я не боюсь его. И не хочу показаться трусом. Если я и буду с ним встречаться, то только для того, чтобы объяснить, что дальнейших отношений у нас не будет. Я привык с любым клиентом ставить точку в отношениях. Пусть неприятную, но точку. Легче расторгнуть с ним соглашение и вернуть деньги, чем вечно находиться под гнетом недосказанности.

– Ты прав. Как всегда, – добавила Машка, поцеловав меня.

Поужинав, я пошел в гостиную – поваляться на любимом диване, поиграть с Вовкой и Баськой, параллельно посмотреть вечерние новости. Такая возможность выпадала далеко не каждый вечер.

Не успел я устроиться на диване и в сотый раз послушать про кризис американской экономики, как в дверь позвонили. Залаяв, Бакс гордо побежал к двери, почувствовав себя настоящим охранным йорком. Толку от йорков в деле реальной охраны дома немного, зато их звонкий лай вполне может служить сигнализацией.

Идя открывать, я подумал, что только в московские многоквартирные элитные дома, где круглосуточно дежурит консьерж, где каждая квартира оснащена трубкой домофона, а входная дверь в подъезд открывается не иначе как специальным ключом, все же умудряются попадать все кому не лень. Это и наркоманы, и чистильщики ковров, и страховые агенты, и различные агитаторы – в общем, все, кому надо что-то задвинуть или задвинуться. Не удивлюсь, если сейчас, в десять часов вечера, мне предложат бесплатно почистить ковер или подключиться к бесплатному Интернету. Придется снова объяснять, что если они еще раз позвонят в эту дверь в подобное время, то вместо бесплатного Интернета получат бесплатно в физиономию.

Я посмотрел в глазок. За дверью стояла какая-то бабушка. Я открыл дверь. Лицо бабушки показалось до боли знакомым, но вспомнить, где ее видел, я пока не мог.

– Не исповедался еще? – заговорила бабка. – Зря. Я ведь предупреждала!

После этих слов я вспомнил. Эту бабку я видел в Суздале, когда покупал игрушку для Вовки. Она и тогда что-то несла про покаяние. Но откуда она здесь, как узнала мой адрес, как добралась?

– Откуда вы здесь, что вам надо? – недоуменно спросил я.

– А-а-а, вспомнил, – жутко засмеялась она. – Ну почему же ты никого не слушаешь, сынок? Конец-то уже близок!

– Кого не слушаю, о чем вы, какой конец?

– Его не слушаешь, Его, – бабка показала пальцем вверх. Я посмотрел наверх. С потолка на меня смотрели два огромных глаза. Столкнувшись с ними взглядом, я почувствовал, как начинаю гореть. С трудом оторвавшись от испепеляющего взгляда, я увидел, что мое тело пылает и огонь уже подбирается к шее, рискуя перекинуться на лицо. Я закричал. В то же мгновение ощутил резкий холод на лице и открыл глаза. Надо мною склонилась Машка, держа в руке пустой стакан.

– Извини, любимый, по-другому разбудить не удалось!

– Я что, уснул? – еще не до конца придя в себя, спросил я.

– Я бы сказала, отрубился, – весело ответила Машка. – Ты уснул, не успев лечь на диван. Я накрыла тебя пледом и пошла с Вовкой на кухню. Потом услышала душераздирающий крик. Прибежав в комнату, попыталась тебя разбудить, но бесполезно, ты закричал еще сильнее. Тогда мне пришла в голову мысль о стакане воды – может, не самая удачная, но, как видишь, подействовало.

– Спасибо, Маш, ты спасла мне жизнь, – засмеялся я. – Ты не дала мне сгореть и вовремя потушила. Так что можешь на полставки устраиваться пожарным.

Я рассказал Машке свой сон, и мы вместе посмеялись над тем, что пожарная машина вовремя подоспела к очагу пожара.

– Ой, Виталюха, какой ты все-таки фантазер, – вытирая слезы смеха, заговорила Машка. – Тебе с твоим воображением фильмы надо снимать, а не адвокатом работать. Ладно, пойдем спать, а то уже двенадцатый час. Только форточку надо открыть: в квартире очень жарко, раз муж во сне загорается.

Оставшись без секретарши, офис встретил меня угрюмо, как будто упрекая в том, что это я виноват в отсутствии Кати. На столе лежала стопка бумаг. Пока Катя не выздоровеет, я решил даже не думать о новой секретарше, это было бы по меньшей мере нечестно. Обязанности Катюши временно выполняли автоответчик, усердно записывающий телефонограммы, и охранники, которых я попросил получать у почтальона корреспонденцию и приносить в офис. Для них это не составляло большого труда – как минимум три раза в день они совершали обход гостиницы. У охраны есть ключи от всех номеров и кабинетов гостиницы, поэтому я уже давно привык доверять им, не переживая, что что-то может пропасть. В офисе я старался не хранить никаких ценностей, чтобы не искушать охрану и уборщицу. Единственной ценностью, но только для меня, были папки с делами, лежащие в сейфе.

В конторе у меня были назначены две встречи. Обе пролетели достаточно быстро, приблизив время обеда. Первая встреча оказалась абсолютно бесполезной, не сулящей никаких финансовых перспектив. Зато вторая, с владельцем сети ресторанов, грозила заключением вполне приличного договора на абонентское обслуживание. Таким образом, из двух встреч я получил пятидесятипроцентный результат, что не так уж и плохо.

Практически любой адвокат проводит половину рабочего времени на встречах с потенциальными клиентами. В семидесяти процентах случаев клиенты так и остаются потенциальными. И только оставшиеся тридцать процентов выстреливают, позволяя адвокату существовать. Другое дело, что этих тридцати процентов вполне хватает на достойную жизнь. Пустые встречи – издержки адвокатской профессии, от которых никуда не денешься. Со временем учишься отличать тех, кто действительно готов заплатить деньги, от тех, кто пришел втянуть тебя в очередную авантюру, называемую бизнесом. Адвокат не бизнесмен и никогда не должен забывать об этом. Призвание адвоката – обслуживать бизнесменов, но не становиться частью их бизнеса. Как только адвокат приобретает акции компании, которую обслуживает, он становится заложником интересов этой компании и не способен отстаивать ее интересы. Адвокат всегда должен смотреть на проблему со стороны, как бы извне, но никак не изнутри. Чтобы решить проблему, адвокат не должен быть сам частью проблемы.

Жалко только, что мой опыт не помог с Говоровым. Мало того что меня втянули в какую-то непонятную игру, так я еще и стал заложником не только проблем клиента, но и собственных личных проблем, связанных с верой в Бога. В принципе, отрицательный опыт – тоже опыт. Особенно он помогает на этапе, когда тебе кажется, что все знаешь. Тут-то и выясняется, что ты далеко не самый умный в этой жизни, а учиться, как говорится, никогда не поздно. В адвокатских кругах есть даже такая профессиональная шутка: «Полгода не срок – полгода урок». Для молодых ребят, совершивших кражу мобильного телефона, полгода колонии служат действительно хорошим уроком на всю оставшуюся жизнь. По некоторым данным примерно треть преступлений, совершенных в возрасте до восемнадцати лет, связана с мобильными телефонами. Вот как технический прогресс влияет на молодые умы.

Размышления моего уже не совсем молодого ума прервал телефонный звонок Валерия Геннадьевича.

– Здоровеньки булы, адвокатура! – послышался знакомый бас.

– Ласкаво просимо, Валерий Геннадьевич!

– Слушай, адвокат, ребята готовы приступить к спецоперации, ха-ха, – радостно сообщил ВГ. – Бойцы – высший класс, прошли горячие точки, сейчас временно трудятся в охранном агентстве. Их начальника знаю лично, очень толковый мужик, в общем, ребята не подведут. Скажи, куда и когда им подъехать?

– А много их? – уточнил я.

– Шесть человек, – ответил ВГ. – Они будут на двух машинах, чтобы в случае чего менять друг друга и не вызвать подозрений.

– Ну спасибо, теперь я спокоен, – засмеялся я. – Чувствую себя как минимум премьер-министром.

– Премьером не премьером, а кадр ты ценный, – засмеялся в ответ ВГ. – Так когда им приезжать-то?

– Пусть приедут к моему дому вечером, часов в девять, и ночку подежурят у подъезда. Плюс завтрашний день. Не исключено, что их помощь вообще не понадобится и завтрашнее мероприятие не состоится. В любом случае, заплачу хорошо, ребята останутся довольны.

– Ну и отлично. Вечером они будут у твоего подъезда, запиши номера машин.

Я быстро записал продиктованные номера автомобилей, поблагодарил ВГ за помощь и договорился созвониться завтра вечером.

Пробыв в офисе до шести вечера, подобно порядочному клерку среднего звена, я засобирался домой. Рабочий день основной части населения страны на сегодня закончился, а Говоров, увы, так и не появился. Да и черт с ним, сидеть и ждать его в стенах офиса я точно не собирался. Простояв больше часа в пробке на Садовом, я все-таки смог съехать на Ленинский и через десять минут подъехал к дому.

Возле подъезда я заметил две незнакомые невзрачные иномарки, номерные знаки которых, естественно, совпадали с теми, что я записал. Подойдя к одной из них, я постучал в стекло водительской двери. Вместо нее открылась задняя дверь. Я сел в машину. От увиденного сначала я открыл рот, а уже потом от души рассмеялся. На заднем сиденье был Новиков. Максим Новиков, которого я недавно защищал в Замоскворецком суде. Тот самый Новиков, который прошел Чечню, в совершенстве владел всеми видами современного оружия и пришел на суд с мамой.

– Привет, Макс, – поздоровался я. – Ну теперь я спокоен, не страшны даже чеченские террористы!

– Здравствуйте, Виталий Владимирович, – сдержанно улыбнулся он в ответ. – Как говорится, долг платежом красен. В прошлый раз вы меня выручили, теперь моя очередь.

– Не понял, вы что, знакомы? – послышался голос с переднего сиденья.

Человек, сидящий за рулем, судя по всему командир ребят, обернулся и протянул руку. Это был крепкий мужчина лет сорока, с кривым шрамом на лице, говорящем о богатом боевом прошлом.

– Знакомы, причем довольно неплохо, – ответил я. – Максим проходил свидетелем по одному громкому делу, которое я вел. Там мы и познакомились, – соврал я, не желая выставлять Новикова ребенком, влипшим в дурацкую историю.

Максим облегченно вздохнул и подмигнул в знак благодарности. Понятно, он не хотел рассказывать старшим товарищам про судимость, а особенно про обстоятельства уголовного дела.

– Ясно, – ухмыльнулся человек со шрамом. – Меня зовут Виктор, я руковожу группой, так что все вопросы можете задавать мне. Через две машины стоит автомобиль, в котором тоже наши ребята.

– Да я уже заметил. В своем дворе знаю все машины наперечет, так что появления двух неприметных иномарок не заметить не мог. Но все же из двух машин я выбрал одну правильную, именно ту, где сосредоточилось руководство.

– Вы действительно не ошиблись, – подтвердил Виктор. – Виталий Владимирович, можете еще раз объяснить задачу?

– Ваша задача последить за мной в течение ближайших суток. Возможно, завтра пожалуют гости, которые захотят отвезти меня за город. Вы должны будете сообщить об их появлении. Не исключено, что я добровольно поеду с ними на их автомобиле. В этом случае вы должны будете проследить, куда меня доставят, и остаться в этом месте до тех пор, пока я не поеду обратно или не сообщу вам. Скорее всего, меня повезут в одну из церквей Подмосковья, там должно состояться определенное мероприятие. Оно не должно занять больше двух-трех часов. Если по истечении этого времени я не появлюсь и не позвоню, значит, меня необходимо вытаскивать. Вот, вроде бы, и все. А вообще, думаю, никакого мероприятия завтра не состоится, весь день я пробуду дома, а вечером позвоню, чтобы вы ехали домой.

– Виталий Владимирович, а не может случиться, что вас повезут в частные владения, куда мы не сможем проехать, не засветившись? Допустим какая-нибудь закрытая охраняемая территория, со шлагбаумом, с пропускным режимом и прочими наворотами?

– Вряд ли, – подумав, ответил я. – А даже если и так, схема остается неизменной. Доводите меня куда сможете, а дальше ждете три часа. Если я не появляюсь и не звоню, то показываете служебные удостоверения и говорите, что за мной. Не думаю, что кто-то осмелится вас не пустить. Телефон будет включен, и я найду способ дополнительно связаться с вами. Повторяю, вероятность того, что я вообще завтра куда-то поеду, очень невелика. А еще меньше вероятность того, что, если я все-таки поеду, понадобится ваша помощь. В крайнем случае, позвоните Валерию Геннадьевичу и скажите, что меня похитили. Через десять минут любая закрытая территория моментально превратится в открытую, куда, помимо вас, прибудут еще несколько вертолетов с ОМОНом.

– Понятно, – ответил Виктор. – Вертолеты – это, конечно, здорово, – засмеялся он, – но еще не повредили бы пара танков и БТР.

– Можно рассмотреть и такое предложение, – засмеялся я в ответ.

Третий мужчина, сидящий впереди на пассажирском сиденье, не проронивший ни слова за время нашего общения, покачал головой в знак того, что задачу я ставлю некорректную. На вид ему было лет тридцать, одет он был в спортивный костюм и ничем особенным не выделялся, кроме того, что постоянно курил.

– Ну, если все понятно, тогда я пойду. А то жена уже, наверное, заждалась. Это за работу. – Я передал Виктору перетянутую резинкой пачку денег. Конверты в таких случаях неуместны.

Дома, как всегда, ждал вкусный ужин. Но есть почему-то не хотелось, и я решил проверить электронный ящик на предмет новых писем. За исключением ежедневной рассылки последних изменений законодательства всемирная паутина ничего особенного не предложила. Мой домашний компьютер как будто обиделся, что я уделяю ему мало времени, и не хотел порадовать меня хорошими новостями.

Желая показать ему, что я вовсе не отстаю от технического прогресса и иду в ногу со временем, я открыл свои любимые шахматы «Chessmaster». Обрадовавшись перспективам общения, компьютер мгновенно загрузил программу, расставил фигуры на доске и сообщил о готовности сразиться.

Шахматы – одна из немногих игр, которую я люблю с детских лет. К ним меня приобщил отец. Когда мне исполнилось двенадцать, отец подарил мне книгу Авербаха «Путешествие в шахматное королевство». Это было настоящим открытием. Во многом увлечение шахматами определило выбор профессии. С самого начала знакомства меня привлекло разнообразие возможных вариантов решения той или иной сложной задачи, исчисляемое тысячами. Шахматы научили меня просчитывать ходы противника и понимать, что пока вражеский король не будет уложен на лопатки, расслабляться не стоит. Все может измениться за одну секунду. Один неверный ход – и ты проиграл партию. Меня восхищало, что, пожертвовав фигурой, можно выиграть партию.

Шахматы – это чистая политика, со своими жестокими правилами. Важен конечный результат, остальное не имеет значения. Цель оправдывает средства. Макиавелли, Петр Первый, Сталин по праву могли бы носить титулы величайших гроссмейстеров своего времени. Будь я деканом факультета политологии, заставил бы студентов сдавать экзамен по шахматам. Недальновидность иных политиков связана с примитивностью их мышления и неумением просчитывать события дальше, чем на один ход. Их ходы часто носят беспорядочный характер и не направлены на конечный результат. Все войны – от неумения уступать. Шахматы учат не только поиску правильных решений, но и умению найти компромисс, умению достигать ничьи в проигрышной ситуации.

В общем, шахматы с юных лет вошли в мою жизнь. Я добился неплохих результатов на этом поприще. В десятом классе мне присвоили первый взрослый разряд. Но, как это часто бывает, быстро загоревшись, быстро и остываешь. В любом деле существует определенный уровень, которого при желании можно довольно быстро достичь. А вот перешагнуть этот уровень и пойти дальше под силу немногим. Дальше я не пошел, на это нужно было время. Только ежедневными многочасовыми тренировками можно достигнуть хороших результатов. При всей любви к шахматам, заниматься исключительно ими я не собирался. Поэтому мой уровень так и остался на уровне присвоенного разряда. Я не сильно переживал по этому поводу. Работа адвокатом быстро продемонстрировала, что любое дело, будь оно уголовным или гражданским, являет собой шахматную партию, где на доске вместо деревянных фигур стоят конкретные люди.

Довольно скоро мне удалось выиграть у компьютера фигуру при помощи нехитрой вилки. Дальнейшее было делом техники.

Неожиданно зазвонил телефон. Достав мобильный из кармана, на экране я увидел номер Говорова. Именно тот номер, которого не существовало, по мнению операторов сотовой компании. Телефон продолжал звонить, высвечивая несуществующий номер, а я продолжал тупо на него смотреть, не решаясь ответить. Через двадцать секунд я нажал на кнопку приема.

– Виталий Владимирович, добрый вечер. Извините, что не перезвонил тогда, – были срочные дела, пришлось уехать. Не забыли еще – завтра суд. Я прочитал то, что вы подготовили, это потрясающе.

Говоров говорил так, как будто ничего не случилось и мы расстались пять минут назад. Выйдя из оцепенения, я заговорил:

– Извиняетесь, что не перезвонили? Борис Олегович, да что вы себе позволяете? Я не знаю, как вы это делаете, но участвовать в ваших глупых играх я больше не желаю. Давайте встретимся, я готов вернуть вам деньги и расторгнуть соглашение.

– О чем вы? – с искренним удивлением спросил Говоров. – Что, собственно, произошло?

– Что произошло? – снова повторил я. – А вы не знаете? Мало того, что вы исчезли, не перезвонив, хотя мы договаривались. Вы умудрились каким-то образом сделать свой номер телефона несуществующим. Неоднократно пытаясь дозвониться вам, я слышал в трубке лишь «неправильно набран номер». Мои поиски не увенчались успехом и не принесли никаких результатов. Ни у кого нет данных ни о вас, ни о вашем якобы существующем фонде. И после этого вы спрашиваете, что произошло? Вы обманули меня, вот что произошло. Никакого фонда «Твори добро» не существует, так же как и вас, если верить базе данных, Интернету и окружающим людям. А два дня назад было совершено нападение на мою секретаршу Катю, которую избили и порезали.

– Виталий Владимирович, – серьезно начал Говоров, – я не очень понимаю, как связано нападение на секретаршу со мной. Искреннее сочувствую, я не знал об этом и готов всячески помочь. Что касается того, что я вас обманул, – это не так. Кто кого обманул, неизвестно. Если вы помните, я убедительно просил вас не наводить обо мне справки, это не принесет желаемых результатов. Вы не послушали и стали копать. Естественно, ничего не нашли, потому что я видел эту ситуацию и умышленно не стал говорить настоящее название фонда. Его работа слишком важна, чтобы в нее вмешивались. В мою жизнь я тоже вмешиваться не просил. Я обладаю достаточным состоянием и властью, чтобы не светиться в дешевых милицейских базах. Моя деятельность носит некоторую степень секретности, поскольку связана с большими деньгами. Я не могу допустить, чтобы мое имя значилось в Интернете.

Ну что ж, Говоров действительно достойный соперник. Можно считать, что он поставил мне шах. Ведь на самом деле я обещал, что не буду рыться в его биографии. И от других дел обещал отказаться, хотя не сделал этого. Получается, это меня можно упрекнуть в нечестности. Но в чем заключается моя нечестность?

От всех дел я, пусть и на время, но отказался, занимаясь исключительно делом Говорова. Ну проверил я его по своим знакомым, и что? С учетом специфики дела, это было необходимо сделать в целях собственной безопасности. Все равно в результате оказалось, что я напрасно понадеялся на спецслужбы и недооценил возможности Говорова.

Странно, получается, я виноват перед ним, а не он передо мной. Ведь за исключением того, что он не перезвонил через два дня после нашей последней встречи, как обещал, упрекнуть его не в чем. И Машка говорила о том же. Возможно, это я придумал невесть что, безосновательно решив, что Говоров причастен к нападению на Катю.

Так, стоп. Не хватало еще заниматься самобичеванием. Моя основная обида на Говорова связана даже не с Катей, – может, он здесь и ни при чем, – а с тем, что мне врут друзья и особенно Платон. Как Говоров мог это сделать, и главное зачем?

Вот что надо выяснить. Еще поиграем! От шаха никто не умирал. Выходить из себя и психовать здесь нельзя. Немного успокоившись, я решил еще немного попытать Говорова каверзными вопросами.

– Насколько я помню, – начал я, – вы говорили, что вы публичный человек, которого многие знают.

– Это действительно так. В кругах, в которых я вращаюсь, я человек публичный и меня многие знают. Но эти круги недосягаемы для простых смертных и уж тем более для средств массовой информации.

– Борис Олегович, я устал от ваших тайн, кругов и от вашего непонятного дела. Я не желаю больше заниматься вашими проблемами и никуда завтра не поеду.

– Если я не ошибаюсь, – продолжил Говоров, – согласно кодексу адвокатской этики адвокат, принявший поручение на защиту, не вправе самостоятельно отказаться от защиты.

– Вы не ошибаетесь. Только в данном случае плевать я хотел на адвокатскую этику, можете жаловаться. Не забудьте в жалобе указать, в чем вас обвиняют и в каком суде я сорвал заседание, не явившись.

– Я не собираюсь никуда жаловаться, не привык, – с обидой произнес Говоров. – На самом деле искренне не понимаю, в чем виноват и почему изменилось ваше отношение. Я обратился за помощью, в которой по-прежнему остро нуждаюсь. Вы согласились помочь. Почему же отказываетесь теперь, накануне суда? Вы так блестяще отработали защиту по делу, все было хорошо. Почему же сейчас вы заставляете меня унижаться, просить о помощи? Сколько надо повторять, что это я нуждаюсь в вас, а не наоборот. Неужели отказываетесь меня защищать только из-за того, что я не перезвонил?

Вот это уже похоже на мат. Мой образ порядочного человека рискует быть разрушенным. А этого я не хочу. Я не сволочь и не желаю ею прослыть. Все-таки зачем-то я нужен этому человеку, раз он по-прежнему умоляет о помощи. Наверное, стоит все же рискнуть и пойти на суд, узнать, что задумал Говоров. Точку поставить надо, при этом сохранив лицо порядочного адвоката. Тот факт, что Мишка и Платон врут, вина совсем не Говорова, а наших с ними отношений. Однако мерами безопасности пренебрегать не стоит. В сопровождении охраны ничего страшного случиться не должно, да и мне будет спокойнее.

– Хорошо, Борис Олегович. Вы правы. Я привык выполнять работу честно и добросовестно и не хочу, чтобы меня обвинили в непорядочности. Просто в последнее время происходят очень странные, неприятные для меня вещи. Я немного выбился из колеи, но доведу ваше дело до конца. Скажите, где будет суд и как туда добраться.

– Виталий Владимирович, – ответил Говоров, – боюсь, сами вы туда не доберетесь. Это закрытая для посторонних территория. Завтра в восемь утра у подъезда вас будет ждать белый автомобиль.

– Опять загадки? – недовольно поинтересовался я.

– Никаких загадок, просто небольшая конспирация. Не дай бог, туда попадут репортеры, – вздохнул Говоров. – Я настолько боюсь журналистов, что буду добираться туда отдельно от вас. Прошу, не обижайтесь.

– Ладно, я понял. В восемь спущусь.

– Отлично, спасибо, – поблагодарил Говоров. – Да, чуть не забыл, скажите своим людям, чтобы уезжали. Все будет нормально, следить за нами не нужно, особенно им.

Неужели ему известно все, что происходит в моей жизни? Вспоминается известный персонаж – лейтенант Коломбо, который, подобно Говорову, перед тем как попрощаться, как будто невзначай задает последний вопрос, начиная его словами «Да, чуть не забыл…» или «Извините, моя жена думает, что…». Показывая тем самым свою рассеянность, Коломбо усыпляет бдительность преступника, выясняя все, что ему нужно. Говоров действует так же. Нельзя показывать ему своего удивления.

– Хорошо, Борис Олегович, передам им, – невозмутимо произнес я. – Как видите, тоже приходится прибегать к некоторым мерам конспирации и безопасности заодно.

– Я понимаю. Поверьте, ничто не будет угрожать вашей жизни на завтрашнем суде. До свидания, Виталий Владимирович, до завтра. Привет жене и сыну.

На этом разговор закончился. После последней фразы, я снова подумал, что Говоров хороший игрок и не любит проигрывать, также как и я. Передав привет жене и сыну, он в очередной раз показал, что моя жизнь для него, как прочитанная книга. Ему известно все или многое. Надо пойти на этот суд. Иначе неизвестно, чем все это может закончиться для меня и моих близких.

Собравшись с силами, я позвал Машку.

– Слушай, Маш, сейчас звонил Говоров, дико извинялся за то, что пропал. Короче, я принял решение пойти завтра на суд.

Я рассказал Машке о причинах, побуждающих сделать такой шаг. Главная причина – желание выяснить, почему же врет Платон. Плюс невозможность забыть о чувстве долга.

– Машка, любимая, поверь, никакой опасности в этом суде нет. Я перестраховался и принял все необходимые меры безопасности.

Рассказывать Машке о том, что ребят вычислили, я не стал, чтобы она не волновалась.

– Хороший ты человек, адвокат Ковров, честный, – грустно помолвила Машка. – Я люблю тебя!

– Я тебя тоже, – обрадовался я реакции жены. – Пойду спущусь вниз. Дам ребятам последний инструктаж.

– Давай, – машинально ответила Машка.

Около подъезда я огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не обнаружил.

– Планы немного изменились, – начал я, обратившись к Виктору. – Вас вычислили. Надо сменить место дислокации. Завтра в восемь утра от подъезда меня заберет белый автомобиль и повезет в неизвестном направлении. Задача остается прежней – проследить, не засветившись. Но проблема в том, что повезут меня, как вы и предполагали, на какой-то закрытый объект, куда нет доступа посторонним. Неизвестно, что это будет за место. Я боюсь, меня увезут далеко, и вы не сможете отследить маршрут передвижения.

– Об этом я и говорил час назад, – ответил Виктор. – Но эту проблему мы предусмотрели. Держите, – Виктор достал из кармана небольшой предмет черного цвета, напоминающий увеличенную таблетку активированного угля.

– Что это? – спросил я.

– Передатчик, чип, маяк – называйте как хотите. Главное, что это спутниковая система, позволяющая достаточно точно установить местонахождение обладателя передатчика.

– Типа как у собаки Путина, – засмеялся я. – У нее в ошейнике тоже какой-то чип, при помощи которого ее можно обнаружить в случае чего.

– Ну типа того, – впервые улыбнулся Виктор. – Мы всегда сможем знать, где вы находитесь, и не подъезжать достаточно близко, чтобы не быть замеченными.

– Потрясающе, – воскликнул я, не сдержавшись. – Ребята, вы настоящие профессионалы.

Я вспомнил Карлсона, который говорил: «Малыш, я же лучше собаки».

Дома я умылся, завел будильник, еще раз перечитал защитительную речь Говорова и рухнул спать. Меня ждал тяжелый день.