— Однажды, вернувшись домой из рейса, Ольга заметила своего мужа пьющим пиво в больших объемах, чем ему было свойственно, учитывая будний вечер. При этом он не смотрел футбол, что всегда сопутствовало распитию пива, он вообще ничего не смотрел, а пил пиво без аккомпанемента, — улыбнулась Людмила своей удачной шутке, помня, что в художественных книгах юмор — обязательная вещь. «В чем дело, почему ты так хмуро пьешь пиво и не встречаешь свою любимую жену?» — игриво спросила Ольга, чтобы скрасить его настроение. Но Георгий не поддался на эту уловку, продолжал свое занятие и молчал. Но потом все-таки признался, что сегодня у него была обида. Георгий имел машину «шестерка», которую постоянно чинил. На новую в семье не было денег, а бросить свою старушку Георгий не мог, потому что не любил метро, а в чужие машины сроду не садился — и дорого, и привык ездить собственноручно. И вот у него случилась неожиданная авария. До сервиса, где Георгия всегда обслуживали за недорого, было далеко, пришлось свернуть в первый попавшийся. Там Георгия приняли довольно нормально, хотели уже делать его машину, учитывая срочность поломки, но тут подкатил «мерседес», и ремонтники тут же бросили машину Георгия и бросились к «мерседесу», даже не отвечая на справедливые претензии Георгия относительно очереди. Возмутило также Георгия то, что владельцем машины был совсем молодой юноша, не больше двадцати лет, и явно купил «мерседес» не на свои деньги. Возмутило его и холуйское низкопоклонство ремонтников перед богатым клиентом.

— Перед деньгами все стелятся, — мудро заметил Галкин.

— Вот именно. Ольга стала утешать Георгия, говоря, что не надо обращать внимание на мелочи жизни, если же юноша этот незаслуженно богат, а ремонтники хамы, то им же хуже, потому что не бывает такого, чтобы людям не отозвалось то отрицательное, что в них есть.

— Что-то я не замечаю, — усомнилась Маша. — Вон у меня сосед, который внизу из двух квартир одну сделал. Пять машин поменял, пока я там живу, трех жен — и что-то незаметно, чтобы на нем как-то отозвалось, хоть он насквозь отрицательный. Только жиреет, собака.

— Все до поры до времени, — ответила Людмила. — Если жиреет — уже признак. Холестерин откладывается, до инфаркта недалеко. Не завидуй.

— Да я и не завидую. Борову такому еще завидовать.

— Ольга тоже посоветовала Георгию не завидовать, — продолжила свой рассказ Людмила, — но он поднял на нее полные невольных слез глаза и сказал: «Нет, Оля, ты не понимаешь меня. Я не завидую. Но ко мне пришла мысль, которая меня грызет. Никогда у меня не будет "мерседеса", понимаешь? Никогда!» Ольга тут же поняла его волнение и попробовала отшутиться: «Ну и что? У тебя и самолета никогда не будет. И в космос ты никогда не полетишь. Много чего есть, чего не будет никогда, надо ли переживать из-за этого?» — «Самолет и космос мне даром не нужны, — возразил Георгий. — А на "мерседесах" уже многие ездят, и вообще вся Москва ездит уже на приличных машинах. А я — никогда. Ты только пойми это слово, никогда! Потому что я не ворую, а честно работаю, исключая левые деньги, но их все равно не хватит. Никогда!» И Ольга, конечно, поняла. Ее вот, например, врачи приговорили, что у нее никогда больше не будет детей. Умом она это осознает, а душой никак не может принять. Она очень тоскует о втором ребенке и готова даже взять из детдома, но боится, что Георгий не пойдет навстречу ее желаниям, потому что слишком любит единственную дочь. Поэтому она очень хорошо почувствовала боль Георгия и что для него значит никогда. А Георгий надолго впал в депрессию, даже взял отгулы и выпивал каждый день, пусть не до состояния алкоголизма, но все-таки очень тяжело, так что к вечеру падал, где попало. Ольга решила, что нужно что-то делать. Она захотела купить Георгию «мерседес».

— Иди ты! — не поверил Галкин. — На какие шиши, интересно?

— У Ольги были непредвиденные возможности для этого. Два года назад умерла ее бабушка и оставила ей по завещанию однокомнатную квартиру, потому что очень любила Ольгу. Ольге было даже неловко, но все родственники согласились с этой справедливостью, потому что все были обеспечены жильем и были нормальные, независтливые люди. Они знали также, что Ольга последние годы ухаживала фактически в одиночку за больной бабушкой. Ольга и Георгий решили, что квартиру следует беречь для дочери, когда она выйдет замуж, а пока пускать в нее жильцов, что стало хорошим добавлением к семейному бюджету. И вот Ольга подумала, что дочери всего только четыре года, тогда ей было четыре, а сейчас уже девять, что, пока она вырастет, все может измениться, а мечта человека — это мечта. И если есть возможность ее реализовать, надо это делать.

— Неужто квартиру продала? — заранее не поверил Галкин.

— Ольга продала квартиру, — подтвердила Людмила. — А стоили квартиры тогда, конечно, дешевле, чем сейчас, но и «мерседесы» были другие, тоже дешевле, хоть и ненамного. Тем не менее, Ольга умудрилась купить не самый подержанный «мерседес», который сама искала и выбирала с помощью мужа подруги, автомеханика, и у нее даже осталась еще половина суммы. Она оформила сразу доверенность на Георгия и попросила мужа подруги подогнать машину к дому вечером. Тот это сделал, а наутро была суббота. И Георгий с Ольгой и дочкой собирались на дачу к его матери. Они вышли из подъезда и Георгий направился к своей «шестерке». «Ты идешь не туда, — улыбнулась Ольга (надо заметить, что Галкин и Маша в этом моменте рассказа тоже непроизвольно заулыбались), — вот твоя машина». Георгий не понял, тогда она дала ему ключи, заставила его открыть машину, сесть, потом показала документы. Что сказать. — Людмила прикоснулась пальцами к уголкам глаза, сама растроганная этим моментом. — Что сказать. Кто из жен не видел, как муж плачет от радости, тот не знает, что такое семейная жизнь!

— Точно! — воскликнула Маша и задумалась, словно припоминая, плакал ли ее муж от радости. Задумался о чем-то и Галкин.

— И вот они поехали на дачу, — продолжила Людмила,— к матери Георгия. Они не стали говорить, как была куплена машина, сделали вид, что Георгий просто заработал. Мать была в восторге, уважая такого успешного сына. И началась другая жизнь. Георгий круто изменился. У него даже стала другая походка, когда он, поигрывая ключами, выходил к своему «мерседесу». Он заботился о нем, чистил и блистил, а однажды вдруг сказал Ольге: «Ты совсем за мной не смотришь. Я твой муж, а в чем я хожу?» — и указал на свои джинсы и свою клетчатую рубашку. А самого, между прочим, чуть не силой надо было заставлять менять свои эти любимые джинсы и свою эту любимую клетчатую рубашку. Ольга ему об этом ответила. Он сказал: «Теперь другое дело. Ты видела вообще, в чем люди ездят в "мерседесах"? Они ездят исключительно в костюмах».

— Ну не знаю, — сказала Маша. — Был у меня один. — Она запнулась, глянула на Галкина и голосом, не допускающим двусмысленного толкования, закончила: — Знакомый. Так он сам на дорогущей машине ездил, а сам ходил, как последний барахольщик — тоже джинсы, кроссовки, футболка мятая. Так что не факт. А вот шофер у него, когда он с ним ездил, тот действительно всегда в костюме был.

— Возможно, — не стала спорить Людмила. — Но Георгию показалось, что они все ездят в костюмах. Пришлось Ольге купить ему костюм. Георгий сходил к соседу, чтобы научиться завязывать галстук, потому что сроду в жизни не носил галстуков. Потратил два часа, но не освоил эту науку, тогда сосед сделал ему узел раз и навсегда, и Георгий при надевании протискивал ошейник галстука через голову, придерживая узел в кулаке, чтобы не развязался. Очень при этом краснел, но мужественно переносил неудобство. К костюму Георгий заодно купил дорогой одеколон, что Ольге было приятно, потому что муж не всегда заботился о том, чтобы приятно пахнуть, считая, как многие мужчины, что, если жена мужа любит, то любит его и потного, а если не любит, то тем более вообще можно не мыться.

— Глубоко ошибочное заблуждение, — заметила Маша. — Любовь любовью, а гигиена не помешает.

И так посмотрела на Галкина, что тому захотелось выйти и в коридоре, где никто не видит, принюхаться к себе. Еле сдержался.

— Этого было мало, — продолжила Ольга. — Похоже, «мерседес» произвел в душе Георгия какие-то необратимые изменения. Однажды он огляделся и сказал Ольге: «Неужели ты не видишь, в каком безобразии мы живем? Никакой эстетики, обоям десять лет, мебель — рухлядь, просто не хочется возвращаться домой, когда тут такой интерьер!» Ольга обиделась, потому что, хоть, действительно, ремонта в квартире давно не было, но она всегда поддерживала чистоту и уют. «Что ж, — сказала она, — руки у тебя трудовые, возьми да и произведи ремонт». Но он ответил, что каждое дело должны делать специалисты. Ольга подумала, поплакала — и позвала ремонтников, затратив еще значительную долю денег. Она надеялась, что Георгий на этом успокоился. Но тот, напротив, ходил все более хмурый, а про квартиру сказал, что, хоть она после ремонта стала и красивее, зато теперь понятно, какая она маленькая, развернуться негде. И стал уговаривать Ольгу купить дом за городом, потому что у всех приличных людей есть дома за городом. Но Ольга имела средства только на какую-нибудь избушку в Вологодской области, что и предложила Георгию. Тот отказался. В то же время его стала тяготить работа в мастерской по ремонту бытовой техники, он сказал, что вот, например, всякие дилеры ничего не делают, в смысле руками, а получают большие деньги, если с умом. И он попробовал устроиться этим самым дилером через своего бывшего одноклассника. Георгия взяли, но с условием, что оплата по результату, а продвигать он будет тот товар, какой он знает по предыдущему профилю деятельности, — пылесосы, холодильники и другие электроприборы. Георгий горячо взялся за дело и целую неделю был почти веселым. Но потом опять его что-то стало угнетать. Однажды они ехали в очередной раз к его матери, Георгий посмотрел несколько раз на Ольгу и оскорбительно, хотя и с долей юмора, сказал в присутствии дочери: «Ты замечаешь, во что ты одеваешься и как ты выглядишь? Ты для "запорожца" подходишь, а не для этой машины!»

— А что это она, в самом деле? — спросила Маша. — Она же стюардесса, ей по профессии положено иметь вкус.

— Ольга имела вкус, но не имела денег, а оставшиеся берегла, — ответила Людмила. — И одевалась она на самом деле нормально, просто Георгий насмотрелся по телевизору всякого гламура, вот и начал.

— Кто этот гламур придумал, я бы глаза ему выцарапала, — отреагировала Маша. — Мужики из-за него на обычных, даже красивых женщин, если они не блестят во всех местах, внимания не обращают!

Естественно, при этом она посмотрела на Галкина. Естественно, Галкин сделал вид, что он тут ни при чем.

— Это правда, — кивнула Ольга. — А Георгий продолжал свои претензии, договорившись до того, что она могла бы, если бы захотела, сделать пластическую операцию груди в направлении увеличения. Ольга, глотая слезы, молча переносила обвинения, но не поддавалась, чтобы не скандалить при дочери. А еще ее угнетали тяжелые предчувствия. И они оправдались. Георгий стал часто задерживаться по вечерам и, что характерно, приходил трезвый.

— Бабу завел! — предположила Маша.

— Нет. Хуже.

— А что хуже-то?

— Это выяснилось потом. Георгий стал играть в казино. Сначала он проиграл все свои деньги, потом начал занимать. А однажды ворвался домой в истерическом состоянии и стал требовать у Ольги деньги. Она не давала, пока он не скажет, зачем. Тут он признался и сказал, что на этот раз обязательно выиграет, что он это чувствует, и что они будут жить в загородном доме и кататься на новых «мерседесах». Ольга понимала, что это абсурдный бред, но дала деньги.

— Ну и дура! — выразился Галкин.

— Нет, — задумчиво ответила Людмила. — Она рассудила правильно. Она понимала, что Георгий проиграет, зато потом ему уже нечего будет проигрывать. Так и вышло, только хуже, чем она предполагала. Георгий, проиграв, стремительно помчался по ночной Москве, чтобы скоростью заглушить свое расстройство, он старался обгонять все машины, показывая хоть в этом свое превосходство... В результате — авария. Он, к счастью, почти не пострадал, за исключением царапин, но машина была разбита и не подлежала восстановлению. А вскоре выяснилось, что он уже не работает дилером, так как не достиг там никаких успехов, что на нем висят долги. «Мерседес» продали на запчасти, Ольга добавила остаток денег, это помогло расплатиться.

— Какой остаток? — не понял Галкин. — Она же ему на казино дала.

— Так не все же, — объяснила Маша за Людмилу. — Какая это жена мужу все деньги отдаст, ты соображай?

Людмила кивнула в знак согласия и продолжила:

— Ольга чувствовала себя виноватой, ведь все началось с ее решения купить Георгию «мерседес». Так мы сами становимся кузнецами своего несчастья. Она пыталась утешить Георгия, но он был в депрессии. Через некоторое время он устроился на прежнюю работу, куда его с охотой взяли, но ездил туда на метро, потому что не мог после «мерседеса» без отвращения смотреть на «шестерку».

— Ишь ты какой, — пробормотала Маша.

— Ольга понимала, что падать вниз гораздо страшнее, чем карабкаться вверх, что нищему гораздо проще стать принцем, чем принцу нищим, она пыталась оказать Георгию психологическую поддержку, приводя уже испытанный довод о том, что в жизни много чего бывает никогда, но от этого нельзя унывать. Георгий раздраженно ответил: «Как ты не понимаешь? Это у меня никогда, а у других запросто! И самолет купят, и в космос полетят! Вот что обидно!» Ольга не нашла, что возразить. При этом она сама, хоть и жалела Георгия, довольно легко пережила случившееся, это никак не отразилось на ее характере и психологическом самочувствии. Почему? Потому, что она осталась во всех этих перипетиях.

— В чем, в чем? — перебила Маша.

— Перипетии — это, ну, типа — перепутаница.

— А.

— Она осталась при всех этих перипетиях сама собой. У нее остались муж, дочь и крыша над головой. Но она не знала, как это объяснить Гегоргию, потому что каждый такие вещи переживает не как другой, а как он сам, и свое настроение в другого человека не всунешь, даже если он твой муж. И тут произошло следующее. Дочь что-то съела, и ее повезли в больницу с подозрением на отравление.

— Одно к другому, — вздохнул Галкин.

— Это действительно было тяжелое отравление, дело дошло до реанимации, Георгий не выходил из больницы. Но все обошлось, и Георгий буквально на руках отнес дочку домой. И в тот же вечер у Георгия с Ольгой случились первые интимные отношения за два месяца. При этом Георгий сам был инициатор секса и они испытали взаимный восторг, как в дни их недавней, но прошедшей молодости. И Георгий сказал, глядя на Ольгу и на те многочисленные ночные окна, которые виднелись в их окно: «Действительно, никогда у меня не будет самолета, я не полечу в космос. И "мерседеса" у меня не будет скорее всего. Но у них, — показал он на эти окна, — никогда не будет такой дочери. Такой умной, красивой и замечательной. И еще у них никогда не будет тебя. Пусть они куда хотят летают и ездят, пусть хоть расшибутся, пусть миллиарды у них, а тебя у них не будет. Никогда. А у меня ты есть. Всегда. Причем даром». И Георгий рассмеялся и даже шутливо показал в окно кукиш, то есть фигу.

— А то мы не знаем, что такое кукиш! — грубовато отреагировала Маша, скрывая своей интонацией растроганность, которую в ней вызвал рассказ Людмилы. — И всё?

— Почти. На следующее утро Георгий повез Ольгу в аэропорт, потому что ей надо было в рейс, повез на своей битой «шестерке». Были пробки, все вокруг стояли. Георгий с усмешкой смотрел на роскошные машины вокруг и говорил: «Стоят. Как и мы». А потом и вовсе рассмеялся и добавил: «Пусть у них "мерседесы", но такой керосинки, между прочим, как моя ласточка, которая уже лет десять мрет, а все-таки едет, у них не будет. Никогда!»

Людмила умолкла.

Галкин как-то сразу заскучал, поднялся, сказал:

— Пойду посмотрю, как там Серега справляется.

— Иди, иди, — иронично напутствовала Маша. Потом она долго с печальной улыбкой глядела в окно. И вдруг встрепенулась.

— Постой, Людмила! А ведь ты как-то отпрашивалась, я помню, говорила, что у тебя сын заболел и в больницу попал с отравлением. Ты тогда вообще какая-то не такая была. И, кстати, когда мы воркутинским триста семьдесят шестым ездили через Вологду, ты у местных спрашивала, почем у них дома.

— Ольга меня и просила тогда узнать, — ответила Людмила. — А отравление у многих детей бывает. Нет, со мной и моим Виталиком такого бы никогда не случилось. А если бы случилось, я что, стала бы рассказывать, что ли? Очень надо.

Действительно, Людмила о себе рассказывать не любит и не умеет.

А когда будто бы о ком-то другом, пусть даже и придуманном, — ничего, получается. И, главное, не так волнительно, как если бы о себе.

А двоюродной сестры Ольги Витушанской у Людмилы нет, была одноклассница, подруга с такой фамилией, которая Людмиле очень нравилась своей благозвучностью.

История настоящая — и фамилия настоящая, соединяешь — все как в жизни.