Бедный миллионер
наивный трагифарс
На авансцену выходит Ведущий. Он обаятелен и совершенно лыс.
ВЕДУЩИЙ. Уважаемые зрители! Прежде, чем мы начнем спектакль, необходимо кое-что объяснить. Эта история случилась очень давно, в двадцать первом веке. Жил тогда в России, это северо-восток Евразии, если кто не помнит, очень обширная территория, жил в России такой миллионер… Миллионер – это тот, у кого очень много денег. Миллионы. И даже миллиарды. А деньги – это… Нет, я так до ночи не управлюсь. Богатый, короче, человек. Что такое богатый? Тот, у которого много денег. Ну вот, лыко-мочало, начинай сначала… В общем, у него всего было много. Больше, чем надо. А? Спрашиваете, зачем? Кстати, там, в углу, женщина, перестаньте посылать мне импульсы – сбивает. (Приосанивается.) Хотя приятно, конечно… Кто-то тут мысленно спросил: зачем?.. Отвечаю. Чтобы жить в комфорте, иметь кучу всяких вещей, питаться изысканными продуктами… Я сам знаю, что вещей нужно оптимальное количество, а питание должно быть рациональным. Я про старину вам рассказываю. Тогда люди ели то, что было вредно, и имели вещи, которые им не нужны. Слушайте, я не лектор, почитайте материалы по истории, в конце концов!.. Итак, жил миллионер в России по фамилии Шварцман, хотя в паспорте записался по маме: Белов. Паспорт – это такой документ. Документ – это… Ладно, опустим. То есть он был наполовину русский, наполовину еврей. Русские – это такая нация. И евреи – нация. Нации – это… Немцы, французы, прибалтийцы, африканцы… Кстати, евреев на Земле было мало, но миллионеров среди них насчитывалось больше, чем в любой другой нации. Почему? Ну, народ такой был. Энергичный очень. Спартанцы умели воевать, китайцы выращивать рис и сочинять стихи эпохи Тан, японцы электронику хорошо делали, русские философствовали и делали революции, а евреи умели зарабатывать деньги. Такая особенность. То есть и другие умели, но они лучше всех. Но основная особенность еврейской нации даже не эта. Она такая: еврей все, что делает, считает правильным. Вернее, считает правильным то, что он делает. Поэтому они и выжили, хотя их преследовали. Почему преследовали? Из зависти, конечно. Нас вот хотят уничтожить эти собаки из семьдесят шестой созвездия Лебедя – завидуют. Потому что мы умней и энергичней. Люди Земли – евреи Вселенной в определенном смысле. Поэтому и живем на этой сраной, извините, планете, и вообще где попало, скитаемся по всем галактикам. Но ничего, мы еще вернемся на наш голубой шарик, к нашим голубым морям и зеленым лугам, на нашу обетованную… (Утирает платочком набежавшую слезу.) Извините, отвлекся. Так вот. О чем я? Спасибо, да. Миллиардер Шварцман-Белов жил на Земле, в России. Зарабатывал деньги, чем только мог, имел жену, любовницу… Жена – это с кем мужчина должен жить всю жизнь и только с нею производить детей. Конечно, ужас. Семья это называлось. А чтобы поиметь понравившуюся женщину – столько хлопот… (Задумывается.) Вообще как почитаешь – ну и жизнь была! Сплошные муки. Добровольные, причем. Люди жили себе во вред. Чем это кончилось, мы знаем. Нет, у нас все нормально. Если бы не радиация. (Погладил себя по лысине.) В общем, летал этот Белов-Шварцман, миллионер сорока с чем-то лет, на собственном самолете. И однажды случилась авария. Экипаж спасал самолет согласно инструкции, а наш Белов успел выпрыгнуть и спустился на парашюте. И приземлился в тайге возле глухой деревушки. Тайга – это много деревьев. Хвойных преимущественно. Деревья – это такие высокие, деревянные… В общем, такое высокое, из земли растет. Зеленое преимущественно. А деревушка – это поселение людей. Ну вот, собственно, и все, что вам нужно знать. Нет, содержание я не буду рассказывать. А? Понятно, что короче, но это же театр. Древнее и высокое искусство. Еще есть вопросы? Тогда все, начали.
Высвечивается обстановка скромного деревенского дома. Белов стучит, входит.
БЕЛОВ. Есть кто-нибудь? (Прихрамывая, идет к столу, садится, приспускает брюки, осматривает бедро, дотрагивается до него, морщится.)
Открывается дверь, входит МУЖИК. Как есть мужик – кроличья шапка, телогрейка, сапоги. Небрит.
БЕЛОВ (натягивает брюки). Здорово, хозяин! У тебя телефон есть?
МУЖИК. Нет. И я не…
БЕЛОВ. А у кого-нибудь в деревне есть вообще? Мобильный желательно.
МУЖИК. Надо полагать, есть.
БЕЛОВ. Принеси, очень надо позвонить. Я заплачу.
Мужик не двигается, рассматривает его, потом неспешно садится. Закуривает. Видит на столе бутыль с самогоном, наливает, пьет.
Мне очень нужно позвонить, понимаешь? У меня дела стоят и вообще… Я Белов, не узнаешь?
МУЖИК. Белов… А я, к примеру, Сидоров, ну и что? Хотя я не Сидоров.
БЕЛОВ. Я Белов-Шварцман, меня вся страна знает. У вас что, телевизоров тут нет, газет нет?
МУЖИК. Ох, суета… Человек от смерти спасся, нет, чтобы Бога возблагодарить, телефон ему, газету, телевизор.
БЕЛОВ. Газеты и телевизор мне не нужны, телефон мне нужен! Вызвать вертолет с врачом – и убраться отсюда.
МУЖИК (смотрит на его ногу). Смещение и повреждение сустава. Долго хромать будешь.
БЕЛОВ. С чего ты… А откуда ты вообще знаешь, что я от смерти спасся? Ты взрыв слышал? Или видел, как самолет падал? Или как я на парашюте летел?
МУЖИК. Да был я там.
БЕЛОВ. Где?
МУЖИК. В самолете.
БЕЛОВ. Ты пьян, что ли? Ты кто?
МУЖИК. Ангел-хранитель.
БЕЛОВ. Чей?
МУЖИК. Твой.
БЕЛОВ. Так. Широко распространились психи по краям нашей родины. Помоги мне дойти до кого-нибудь нормального.
МУЖИК. Да придут сейчас люди, не беспокойся.
БЕЛОВ. Где я вообще?
МУЖИК. Деревня Шабашовка.
БЕЛОВ. Хорошее название. А ты тут кто? Охотник, рыбак? Шишки кедровые собираешь?
МУЖИК. Ангел я, сказано же.
БЕЛОВ. Слушай, хватит! Помоги! (Пытается встать, со стоном садится.)
МУЖИК. Попробуй, сохрани человека, если он сам не бережется. Тебе, что ли, доказательства нужны? Я знаю, ты на веру ничего не принимаешь. Ладно, будут тебе доказательства. Сейчас собака залает.
Лает собака.
А сейчас соседка на дочь закричит: «Олька, ты куда ведро красное девала?»
Голос. Олька, ты куда ведро красное девала?
МУЖИК. А сейчас трактор проедет.
Проехал трактор.
Белов некоторое время смотрит на Мужика, потом начинает смеяться.
Ну, и чего ржем?
БЕЛОВ. Да все ясно! Ты здесь сколько живешь, ты все наизусть знаешь! И когда собаки лают, и когда соседки кричат, и когда трактор ездит! Фокусник!
МУЖИК. Хорошо. А как насчет твоей родинки возле пупка и шрама от аппендикса? Плюс повышенное давление. И сахара в крови выше нормы на ноль целых семь десятых процента. Не считая других мелочей.
БЕЛОВ. Экстрасенс, что ли?
МУЖИК. О, ё, упертый какой. Прямо смешно даже.
БЕЛОВ. Имя моей жены! Имя сына! Номер счета в «Банк-Манифик»! И что было перед отлетом из Иркутска?
МУЖИК. Жена – Лира, сын – Константин, в честь себя назвал, гордец, любовница – Лана, кстати, врет, Таня она. Номер счета четыре-ноль-четыре шесть-шесть-шесть восемь нулей триста пятнадцать, банк находится в Лозанне. Пин-код доступа к электронной информации – двести десять ноль ноль семь.
БЕЛОВ. Кто ты? Папарацци? Шпион? ФСБ? ЦРУ?
МУЖИК. Только электрошокер не вытаскивай. У него кожух повредило, когда ты падал.
Белов растерянно достает трубочку элетрошокера, нажимает на кнопку: разряд; вскрикивает.
Я же говорил. И зачем он тебе, если охрана есть? Никому не доверяешь? За жизнь свою опасаешься?
БЕЛОВ. Кто ты?
МУЖИК. Опять двадцать пять! Ангел-хранитель я твой. Спас тебя, между прочим, потому что несло тебя на скалу, а я опустил на деревья.
БЕЛОВ. Ага. И я ногу чуть не сломал.
МУЖИК. Ну и зараза ты! Это вместо «спасибо»?
БЕЛОВ. Как ты можешь ругаться, если ангел? И куришь, и выпиваешь?
МУЖИК. Это все внешнее. В меня ничего не входит, все просачивается в субстанцию вечности.
БЕЛОВ. А разве ангел-хранитель бывает у неверующих?
МУЖИК. Конечно. Он у всех есть, Бог всех любит. Но является тем, кто уверовал.
БЕЛОВ. Когда это я уверовал?
МУЖИК. А когда летел кувырком с самолета, тогда и уверовал.
БЕЛОВ. А почему я не понял этого?
МУЖИК. Мало ли. Человек даже когда рождается, тоже не сразу понимает, что родился.
БЕЛОВ. Не знаю… Может, что-то мелькнуло… Но сейчас я опять неверующий.
МУЖИК. Поздно. Так не бывает: родился – и назад. Ты теперь верующий навсегда, хочешь ты этого или не хочешь.
БЕЛОВ. А как же свобода совести?
МУЖИК. Еще раз говорю – это как родиться. В мамку же обратно не залезешь. Со всей своей свободой. Или уж живи – или, конечно, есть придурки, можно с собой покончить.
БЕЛОВ. Я не самоубийца, я неверующий!
МУЖИК. А это одно и то же.
БЕЛОВ (после паузы). А почему ты в таком виде? Где крылья?
МУЖИК. Крылья ему давай. Зачем они мне, я голубь, что ли? У курицы вон крылья – а толку? Ангел и без крыльев может летать – божественная левитация. Это люди изображают ангелов с крылышками, им так понятнее.
БЕЛОВ. Хорошо. Но я мало, что неверующий, я еврей наполовину! А ты явно русский! Да еще мужик какой-то!
МУЖИК. У ангелов национальности не бывает. Это просто мой телесный вид. Почему русский мужик? Потому что бог любит бедных и несчастных. А кто беднее и несчастнее русского мужика?
БЕЛОВ. В Африке тоже много голодающих.
МУЖИК. Ну давай стану черным. Хочешь?
БЕЛОВ. То есть на каждого абсолютно человека – по ангелу?
МУЖИК. Именно.
БЕЛОВ. Многовато вас. Не тесно на небе?
МУЖИК. Для Бога это пустяки. Я – атом Его дыхания, одного только выдоха. В одном выдохе – миллиарды.
БЕЛОВ. Атом, говоришь?
МУЖИК. Атом.
БЕЛОВ. А спас меня зачем?
МУЖИК. Как зачем? Я ангел-хранитель. Для добрых дел, конечно.
БЕЛОВ. То есть я теперь обязан совершить несколько добрых дел?
МУЖИК. Сразу считать! Калькулятор какой-то, а не человек. Ничего ты не обязан. Захочешь – совершишь, не захочешь – не совершишь. Вернее – совершишь обязательно. Иначе я бы с тобой не растабарывал. Говорю исключительно из уважения к твоему будущему поступку.
БЕЛОВ. Это какому?
МУЖИК. У тебя сколько миллионов долларов? То есть миллиардов?
БЕЛОВ. Журнала «Форбс» начитался? Там написано: восемнадцать, а на самом деле…
МУЖИК. А на самом деле – тридцать два миллиарда семьсот сорок два миллиона триста пятьдесят тысяч. Триста пятьдесят восемь. Триста девяносто. Ого! Сразу пару миллионов прибавилось – транш прошел. Я даже считать не успеваю. Почти уже тридцать три, милок. А военный бюджет России – двадцать девять миллиардов. России, а не Туркмении – при всем уважении к этой стране.
БЕЛОВ (растерянно). Там же мусульмане.
МУЖИК. И что? Я должен за это их не уважать?
БЕЛОВ. Нет, но ты ангел-то какой? Православный? Католический? Иудейский?
МУЖИК. Божий я ангел. И твой. А чего это ты сворачиваешь с разговора? (Лукаво грозя пальцем.) Я знаю! Ты сам уже догадываешься, что сделаешь! А говорят – Бог! Да, Бог все видит и знает, но человек видит и знает не хуже.
БЕЛОВ. Ну, и что я сделаю?
МУЖИК. Раздашь все свои деньги и все свое имущество.
БЕЛОВ. Ага, жди! Да у меня ни одной свободной копейки нет! Все в деле! И эти деньги, между прочим, работают на людей!
МУЖИК. Дом в сорок четыре комнаты – тоже на людей?
БЕЛОВ. В каком-то смысле! Он дает работу прислуге, сантехникам, электрикам, мебельщикам…
МУЖИК. А чего бы мебельщикам вот сюда хоть один приличный стул не сделать? Видишь, на чем люди сидят? Тридцать квадратных метров жилого пространства, а у тебя три тысячи.
БЕЛОВ. Я все эти метры заработал! Я каждую копейку абсолютно честно… (Глядя на Мужика, умолк.)
МУЖИК. Вот. Наконец до тебя дошло, что мне врать бессмысленно.
БЕЛОВ. То есть ты знаешь столько же, сколько и я?
МУЖИК. Естественно. Потому что я, в какой-то степени, твоя часть.
А на стене, между прочим, висит ружье. Белов в ходе разговора поглядывает на него.
Ты на ружье не смотри. Знаю, что ты из ста тарелок девяносто восемь разбиваешь, но оно не заряжено.
Входят Анатолий и Татьяна, хозяева дома.
БЕЛОВ (вскакивает, кричит). Хватайте его, он сумасшедший! Он меня убить хотел! (И со стоном, схватившись за ногу, падает на пол.)
Анатолий и Татьяна с удивлением переглядываются. Мужик, сидевший в темном углу, уже совсем не виден. Он исчез.
Белов на кровати – то ли спит, то ли без сознания. Анатолий и Татьяна выпивают. Как-то механически и по очереди, будто две половинки деревянной игрушки с движущимися планками, на которые они посажены.
Появляется Ведущий.
ВЕДУЩИЙ. Ну, значит, продолжаем. Наш миллионер упал без сознания и погрузился в спасительный сон. А хозяева дома, Анатолий и Татьяна, уложив его, обсуждали свои печальные дела. Печальные – значит грустные. Грустные – это когда плохое настроение. Настроение… Вон человек в углу сидит, у него спросите, он знает. Да не тот, не старик, а вон, в полосатом, лет двести всего которому… Двести восемьдесят? Извините, хорошо выглядите. Так. В общем, они обсуждали свои дела… Что пьют? Самогон пьют. Спиртосодержащая жидкость примерно сорока градусов.
АНАТОЛИЙ. Все пятьдесят будет. Зверь, сам гнал!
ВЕДУЩИЙ. Может быть. Зачем пьют? Для повышения тонуса.
АНАТОЛИЙ. Какой еще на хрен тонус? Жизнь такая!
ТАТЬЯНА. Вот именно. Не такая бы жизнь, я бы пила? Да никогда!
АНАТОЛИЙ. И я бы не пил.
ТАТЬЯНА. Анатолий, не смеши! Да ты при любой жизни пил бы!
АНАТОЛИЙ. А откуда ты знаешь, если этой любой еще не было?
ТАТЬЯНА. Знаю! Женщина, она только от плохой жизни пьет, а от хорошей она не пьет. А мужчина, он и от плохой пьет, и от хорошей пьет.
АНАТОЛИЙ (раздраженно). Ну, давай убьем меня тогда!
Продолжают размеренно выпивать.
ВЕДУЩИЙ. Эти люди были крестьяне. Крестьяне – это те, кто занимался сельским хозяйством. Сельское хозяйство – это когда люди из земли выращивали углеводы, витамины… то есть… ну, пшеница всякая, яблоки, пшеница, значит… Пшеница – это… Ну, хлеб делали из нее. Хлеб? Потом объясню. Еще у них был скот, то есть животные, коровы, овцы… Другие разные. Зачем? Ну, ту же корову выращивают, получают от нее молоко, жидкость такая белая, жиры там содержались, белки, не было же технологии все получать на молекулярном уровне, вот, значит, выращивают корову, а потом ее режут. Насмерть. Я не шучу. Почитайте источники. И я говорю – варвары. Это мы так считаем. А через пару миллионов лет о нас скажут: варвары, из живых молекул еду делали! Все относительно… О чем мы? Да. Муж и жена они были. А дочь была в больнице. А? Дочь – это человек детского возраста, которого родила женщина. Что значит родила? Ну… Слушайте, что за публика собралась, ничего не помнят! Короче – близкий человек. И она болела. Болезнь – это разбалансировка организма. Нужна была операция. На операцию нужны были деньги. Деньги – это… Я говорил? Хорошо. Ну, в общем, об этом они и беседовали.
АНАТОЛИЙ. И продать нечего.
ТАТЬЯНА. Семнадцать тысяч!
АНАТОЛИЙ. Хоть себя продавай.
ТАТЬЯНА. Столько не дадут. Семнадцать тысяч. Доченька… (Утирает слезу.) А если взаймы попросить?
АНАТОЛИЙ. У кого?
ТАТЬЯНА. У всех понемножку.
АНАТОЛИЙ. Не наберем.
ТАТЬЯНА. А если дом продать?
АНАТОЛИЙ. Кому он нужен?
Выпили. Думают.
ТАТЬЯНА. Сыну давай телеграмму дадим.
АНАТОЛИЙ. Давали уже, когда я чуть не подох. А толку?
ТАТЬЯНА. Безнадежный ты человек! Что же, так и сидеть?
АНАТОЛИЙ. Я все сделаю, Татьяна! Только скажи – что? Что? – если ты такая умная!
ТАТЬЯНА. Не кричи на меня!
АНАТОЛИЙ. А я кричу? Мне кричать нечем, у меня душа задыхается!
ТАТЬЯНА. От самогона она у тебя задыхается!
АНАТОЛИЙ. Без него я бы совсем не дышал!
БЕЛОВ (просыпается). Здравствуйте…
ТАТЬЯНА. Здравствуйте. Получше вам?
БЕЛОВ. А человек тут был? Мужик такой?
АНАТОЛИЙ. Кроме меня, других нет.
БЕЛОВ. Точно нет? И не было?
АНАТОЛИЙ. Не было. А надо?
БЕЛОВ. Да нет. Вот что. Позвоните, пусть пришлют вертолет. Мне необходимо срочно к врачу, а потом в Москву.
АНАТОЛИЙ. Позвонить можно. Только не прилетит.
БЕЛОВ. Это почему?
АНАТОЛИЙ. У нас других больных нет. Вертолет вылетает, если хотя бы трое наберется. Так что если когда один заболеет, он ждет, пока еще кто-нибудь, а потом еще. Иногда, пока ждет, уже выздоравливает, значит, вертолет опять не летит. А иногда и умирает. Кому как повезет.
БЕЛОВ. Да что же у вас за глушь такая? Просто каменный век!
ТАТЬЯНА. Вы зря так. Их тоже понять можно, вертолет на керосине летает, а керосин больших денег стоит. Они говорят: нам бюджет позволяет три раза в месяц вылететь. А то, говорят, одного спасем, а другие десять помрут. Несправедливо.
АНАТОЛИЙ. Ты их слушай больше, они тебе расскажут! Паразиты.
БЕЛОВ. Вы позвоните и скажите: у нас тут Белов, который Шварцман, они сразу поймут и прилетят. Полстраны, между прочим, на моем топливе летает! То есть из моей нефти!
АНАТОЛИЙ (женщине). Сходить, что ли?
ТАТЬЯНА. К Елисееву сходи, у него телефон работает всегда.
АНАТОЛИЙ. Не даст, я ему должен.
ТАТЬЯНА. На почту тогда.
АНАТОЛИЙ. На почте за деньги.
БЕЛОВ. Сейчас! (Роется в карманах.) Черт, ничего… В кредит позвоните!
АНАТОЛИЙ. В чего?
БЕЛОВ. А власть у вас есть какая-нибудь?
ТАТЬЯНА. А как же. Администрация называется.
БЕЛОВ. Идите и скажите, что у вас Белов, нефтяник. Константин Леонидович. Они тут же примчатся.
АНАТОЛИЙ. Сходить, что ли?
ТАТЬЯНА. Сходи.
АНАТОЛИЙ (выпивает). А чего сказать?
БЕЛОВ. Я уже сказал, что сказать. Что Белов-Шварцман у вас.
АНАТОЛИЙ. А кто это?
БЕЛОВ. Я это.
АНАТОЛИЙ (выпивает). То есть они вас знать должны?
БЕЛОВ. Обязательно.
АНАТОЛИЙ. А если не знают?
БЕЛОВ. Знают! А не знают, пусть придут, я им объясню!
АНАТОЛИЙ (Татьяне). Сходить, что ли?
ТАТЬЯНА. Иди уже!
АНАТОЛИЙ. Тебе лишь бы послать! Я просто как рассуждаю? Если я к ним по делу приду, это один поворот, а если окажется, что не по делу? Они же обидятся! Пока еще, может, денег на лечение подбросят, а если обидятся – не жди ни копейки!
ТАТЬЯНА. И правда. Тогда погоди.
БЕЛОВ. Вы что, не пойдете, что ли?
ТАТЬЯНА. А сами никак не можете?
БЕЛОВ. Ну, вы… А еще говорят – народ! В нем, говорят, душа! Он добрый! Тьфу, черт…
АНАТОЛИЙ. Ты в чьем доме плеваешься, гад? (Поднимается.)
БЕЛОВ. Ну, ну, не ершись, я не плююсь, я так… Словесно. А что это вы про деньги на лечение говорили?
ТАТЬЯНА. Дочка у нас болеет. Семнадцать тысяч надо на операцию.
БЕЛОВ. Я дам двадцать. Я очень богатый человек. У меня много денег. Очень много.
АНАТОЛИЙ. Сказать что хочешь можно.
БЕЛОВ. Я клянусь! Матерью клянусь!
Анатолий и Татьяна посмеиваются.
Любимой женой клянусь!
Они смеются.
Сыном клянусь!
Они хохочут.
Богом клянусь!
Они просто умирают со смеху.
ВЕДУЩИЙ (публике). Кстати, Бог – это…
БЕЛОВ. Заткнись! Ну что сделать, чем поклясться, чтобы вы поверили?
АНАТОЛИЙ. А хоть чем. Наш глава администрации тоже клялся, что дочурочку нашу на вездеходе отвезет. Каждый день клялся, пока она умирать не начала. Эх… Поубивал бы я вас всех… (Лезет за сигаретой, но пачка пуста, сминает ее.) И курево кончилось…
БЕЛОВ (хлопает себя по карманам, достает сигареты). Вот, угощайся.
АНАТОЛИЙ. Спасибо. (Идет к Белову.)
БЕЛОВ (придерживая пачку). А начальство позовешь?
АНАТОЛИЙ. Обязательно. (Берет сигарету, возвращается к столу, выпивает, закуривает.)
БЕЛОВ. Мужик, чего же ты?
АНАТОЛИЙ. И покурить нельзя?
ТАТЬЯНА. Иди, в самом деле. Видишь, какие человек сигаретки курит. Вдруг и вправду богатый?
БЕЛОВ. Богатый! Очень!
АНАТОЛИЙ. Ладно, пойду…
Затемнение.
ВЕДУЩИЙ. И мужик пошел к главе администрации. Тот, конечно, знал, кто такой Константин Леонидович Белов-Шварцман. Сначала не поверил, но, чем черт не шутит, пришел посмотреть – делать-то все равно нечего. Дальше, как в сказке: вызвали вертолет, отомчали Белова в город, а заодно и родителей девочки, которым Белов в городе тут же вручил двадцать тысяч долларов, потому что подумал, что речь о них идет, а не о рублях, не мог же он представить, что операция стоит столько, сколько приличный обед в приличном ресторане города Москвы. Ему объяснили ошибку, но он все равно хотел оставить деньги у родителей. И тут произошло неожиданное.
Высвечиваются АНАТОЛИЙ с пачкой денег в руке, ТАТЬЯНА и Белов.
ТАТЬЯНА (кланяется Белову). Спасибо вам. Большое вам спасибо.
БЕЛОВ. Да не стоит.
ТАТЬЯНА. Сам Бог вас нам с неба послал! Спасибо огромное!
БЕЛОВ. Да ерунда. Мелочь.
АНАТОЛИЙ (вдруг). Мелочь? Это для тебя – мелочь? (Отдает Татьяне несколько купюр.) Держи, мать, на лечение! Возьмем, не постыдимся. А эти (трясет пачкой) запихни в хайло себе, гад! Это из-за тебя вертолет к нам не летает! Из-за тебя мы в грязи увязли! Из-за тебя земля в запустение пришла, все ты из нее выкачал, зараза! Нефтесос ты херов, гадина! Убить тебя мало! (Наскакивает на Белова, тот пятится.)
ТАТЬЯНА. Отец, уймись! Уймись, я сказала!
АНАТОЛИЙ. Подавись! (Швыряет деньги, они разлетаются вокруг.)
Интерьер богатого дома.
ВЕДУЩИЙ. Но вот, наконец, Белов оказался в своем подмосковном доме, в окружении родных и близких. Активно передвигаться ему врачи запретили, поэтому пришлось засесть дома. От неподвижности у него заболели и другие органы. Он позвал профессоров, те обследовали его со всех сторон, и вот главный профессор ему объявил…
Появляются Профессор и Белов.
ПРОФЕССОР. Ничего особенного. Последствия стресса.
БЕЛОВ (дает ему деньги). Рак? Говорите честно!
ПРОФЕССОР (берет). С какой стати я вас буду обманывать?
БЕЛОВ. А чего же не смотрите на меня? Рак или нет? (Дает еще.)
ПРОФЕССОР (берет). Нет!
БЕЛОВ. Спасибо! (Дает еще). И никаких признаков?
ПРОФЕССОР. Это вопрос научный. Признаки можно найти у каждого человека, потому что у каждого человека есть раковые клетки в том или ином виде.
БЕЛОВ. Врете!
ПРОФЕССОР. Это не я говорю, это наука.
БЕЛОВ. И у меня эти клетки есть? (Дает деньги.)
ПРОФЕССОР (берет). Конечно.
БЕЛОВ. А вы проверьте как следует, может, и нет? (Дает еще.)
ПРОФЕССОР (берет). Уже проверяли. Минимальное количество.
БЕЛОВ (дает деньги). Насколько минимальное?
ПРОФЕССОР (берет). Фактически нет.
БЕЛОВ (дает еще). Фактически или нет?
ПРОФЕССОР (берет). Нет!
БЕЛОВ. Спасибо! (Дает.)
Профессор уходит.
Врет, собака. Лира! Лира!
Появляется Лира.
ВЕДУЩИЙ. Лира – отличная жена, заботливая мать, спутница жизни во всех смыслах. Она всегда была опорой мужа и, когда перед ним возникали трудности, любила повторять…
ЛИРА. Все в наших руках, Костя.
БЕЛОВ. Это ты к чему?
ЛИРА. Ни к чему. На всякий случай.
БЕЛОВ. Тошно мне, Лира.
ЛИРА. Надо найти причину.
БЕЛОВ. Ты права. Болею я, вот причина. Рак у меня.
ЛИРА. Не говори глупостей. Мне врачи все анализы показали. Если бы что было, они бы не стали скрывать от меня.
БЕЛОВ. Это верно. Спасибо тебе. Мне сразу полегчало. (Обнимает ее, отстраняется; подозрительно.) Они-то не стали бы скрывать, а ты-то можешь и скрыть!
ЛИРА. С какой стати?
БЕЛОВ. Из жалости.
ЛИРА. Жалеть такого сильного мужчину? Костя, успокойся, выпей коньячку.
БЕЛОВ. А можно?
ЛИРА. Конечно. Врачи сказали – понемногу все можно.
БЕЛОВ (просветлев). Значит, в самом деле, ничего серьезного. (Мрачнеет.) Или совсем край, терять нечего. Поэтому и все можно. Ладно, принеси коньяку.
Лира уходит.
БЕЛОВ. Что же за тоска такая, господи? Смерти боюсь? Да не то что боюсь, а – некогда мне умирать! Дел полно! Не до смерти мне! Тоска, тоска… Никогда так не было…
ВЕДУЩИЙ. Действительно, никогда так не было у Белова. Есть перестал, спать перестал. Тоскует. Врачи опять его проверили – все нормально.
БЕЛОВ. Что же тогда со мной? Что за тоска такая у меня?
ВЕДУЩИЙ. У тебя не просто тоска, у тебя тоска… (Достает бумажку, смотрит, ворчит.) Понапишут слов, а ты мучайся… экзистенциальная.
БЕЛОВ. Какая?
ВЕДУЩИЙ (опять заглядывает в бумажку). Экзистенциальная.
БЕЛОВ. Это что за хрень?
ВЕДУЩИЙ. Ну, утрата смысла жизни. Душа болит.
БЕЛОВ. Врешь! И ты кто вообще?
ВЕДУЩИЙ. Считай, что твой внутренний голос.
БЕЛОВ. Не верю! Внутренний мой голос мне таких глупостей не будет говорить! Лира! Лира!
Входит Лира с бутылкой коньяка, хочет налить в стакан.
(Вырывает бутылку, отхлебывает из горлышка). Страшно мне, Лира. Я себя уже боюсь. Боюсь своих мыслей, понимаешь?
ЛИРА. Глупости. Зачем бояться своих мыслей? Они же свои, не чужие. Я никогда не боюсь своих мыслей.
БЕЛОВ. То-то и оно, что они стали как чужие! Ты видишь, что я умираю буквально на твоих глазах?
ЛИРА. Для умирающего слишком хорошо выглядишь. Анализируй свое состояние. Болезни у тебя нет – ищи причину. Сходи в церковь.
БЕЛОВ. Какую?!
ЛИРА. Какую-нибудь. Очень умиротворяет, я пробовала.
БЕЛОВ. При чем тут церковь! (Замирает.) Вспомнил! Лира, я вспомнил. Я понял! Ты послушай: я ведь должен был погибнуть. Но спасся. Мне шанс дали. (Оглядывается.) Ко мне ангел-хранитель приходил.
ЛИРА. Во сне?
БЕЛОВ. Неважно. Может, и во сне. А потом я очнулся… В деревенском доме… Лира, ты даже не представляешь, как люди живут! Мать и отец, у них дочь болеет, нет денег на операцию. Знаешь, сколько? Семнадцать тысяч – рублей!
ЛИРА. Зуб вылечить, что ли?
БЕЛОВ. Нет! У них там серьезная операция столько стоит.
ЛИРА (иронично). Они сделают – за такие деньги!
БЕЛОВ. Делают, как ни странно! И даже даром делают! Но я впервые понял, Лира, как меня ненавидят. Видела бы ты этого мужика, он меня убить был готов.
ЛИРА. Естественно. Бедные и больные ненавидят богатых и здоровых.
БЕЛОВ. Нет, там не то. Он за других говорил. И правду говорил. В самом деле, куда это годится: у меня одна яхта бензина ест в минуту столько, сколько надо, чтобы к ним вертолет летал каждый день! Они в грязи там увязли из-за меня, вот что он сказал.
ЛИРА. Вечная отговорка ленивых и несообразительных. Сидят в грязи – и ноют. А дорогу сделать?
БЕЛОВ. Там тайга, один лес валить – год надо!
ЛИРА. Ну, сделал бы себе воздушный шар с мотором.
БЕЛОВ. Мотор-то на чем? Опять же – бензин нужен!
ЛИРА. Не обязательно. С паровым двигателем на дровах.
БЕЛОВ. Умная!
ЛИРА. А то. МГУ все-таки.
БЕЛОВ. А из чего он шар сделает?
ЛИРА. Из материи.
БЕЛОВ. Материя денег стоит!
ЛИРА. Голову нужно иметь. Засеял поле льном, собрал, помолотил, спрял волокно, соткал ткань – и пожалуйста! Из любой ситуации есть выход! Все в наших руках!
БЕЛОВ. Пока он будет засевать и молотить, дочь помрет! И опять же – где семена взять, технику?
ЛИРА. А банковские кредиты на что? Кстати, можно напрямую кредит взять на лечение.
БЕЛОВ. А кто ему даст? Подо что?
ЛИРА. Дом есть у них?
БЕЛОВ. Дом в этой деревне, я узнавал, стоит столько, сколько вот этот цветочек! (Тычет пальцем в ее брошь.)
ЛИРА. Обижаешь, этот цветочек от Картье, три с половиной тысячи евро.
БЕЛОВ. Да? Ну, тогда на эти деньги всю деревню купить можно.
ЛИРА. Хорошо, хорошо, убедил. Есть люди, которым тяжело. А кому легко? Не переживай, Костя. Ты просто очень добрый.
БЕЛОВ. Я добрый? Гад я последний и нефтесос!
ЛИРА. Начинается! Сколько раз я тебе говорила – ты не виноват, что оказался в нужном месте в нужное время. Почему бы этому мужику не стать нефтесосом? Кто ему мешал?
БЕЛОВ. Лен он сеял в это время! Чтобы построить воздушный шар!
ЛИРА. Ну, ну, не утрируй, пожалуйста. Ты проявил энергию, смекалку. Ты работаешь по двенадцать часов в сутки.
БЕЛОВ. Спать я перестал. Настроение убийственное. Жить не хочу.
ЛИРА. Все в наших руках. Лучшие психотерапевты мира к твоим услугам.
БЕЛОВ. Не помогут. Короче, я решил. Раздам деньги.
ЛИРА. Можно. На благотворительность – очень помогает. Рифатов рассказывал – у него тоже бессонница иногда. Пару миллионов отправит в детские дома – сразу сон налаживается.
БЕЛОВ. Нет. Я решил. Миллиард. Не меньше. (Нажимает на кнопку.) Мясоедова ко мне!
Тихо появляется Мясоедов.
ВЕДУЩИЙ. Мясоедов, личный финансист Белова. Гений сальдо и бульдо. Конечно, обкрадывает хозяина…
МЯСОЕДОВ (поднимает палец). Но!
ВЕДУЩИЙ. Но изо всех сил заботится о наращивании капитала Белова. Почему?
МЯСОЕДОВ. Очень просто. Чем больше капитала у хозяина, тем больше можно украсть.
ВЕДУЩИЙ. Бессовестный ты человек, Мясоедов!
МЯСОЕДОВ. Бессовестные людей убивают. А я вообще вегетарианец. (Белову.) Звали, Константин Леонидович?
БЕЛОВ. У нас миллиард свободный найдется?
МЯСОЕДОВ. Надо – найдется.
БЕЛОВ (Лире). Составь список из двадцати самых бедных детских домов. Подели миллиард на двадцать и пусть раздадут. Проверю лично! Мясоедов, если украдешь больше пяти миллионов…
МЯСОЕДОВ. Обижаете, Константин Леонидович! Пять миллионов на миллиард – как раз мой лимит. Я не зарываюсь.
БЕЛОВ. Может, их сразу внести отдельной строкой?
МЯСОЕДОВ. Не получится. Это же выходит не украсть, а так… Обычным порядком. Я не удержусь, я еще пять миллионов украду.
БЕЛОВ. Почему я не выгоню тебя, Мясоедов?
МЯСОЕДОВ. Потому что я краду, но дело делаю. В России других вариантов нет. У воды да не напиться – вы же реалист, Константин Леонидович! Вся мораль в том, чтобы не зарываться. Я ворую, да, но ворую честно. Я даже подумываю, не платить ли мне налоги с украденных денег. Кстати, у меня давно назрела идея, как избавиться от коррупции. Не запретить взятки, а разрешить. Узаконить.
ВЕДУЩИЙ (публике). Взятки – это…
МЯСОЕДОВ. Не мешай! Суть проста: к примеру, десять подрядчиков хотят построить дорогу. Кто заказ получает? Кто больше взятку даст. Но открыто! И это докажет состоятельность подрядчика. А чиновник спокойно получил взятку, спокойно заплатил налог – и всем польза!
БЕЛОВ. Умник, ты слышал, что я сказал? Завтра чтобы все было готово!
МЯСОЕДОВ. Проблемы, Константин Леонидович. Я думал, деньги на дело…
БЕЛОВ. Порассуждай у меня! (Лире.) Ты тоже сомневаешься?
ЛИРА. Миллиардом больше, миллиардом меньше…
БЕЛОВ. Тогда действуйте!
Мясоедов и Лира уходят. Он по пути обнимает Лиру за талию, она хлопает его по руке и показывает глазами: «Муж!»
ВЕДУЩИЙ. И раздали миллиард детским домам. Но Белову, как ни странно, стало не лучше, а хуже. Тогда он раздал еще один миллиард. И еще один. После этого ему стало совсем худо. И он взмолился:
БЕЛОВ. Ангел мой, смилуйся надо мной, за что терзаешь ты меня, жестоко муча и губя?
ВЕДУЩИЙ. Не можешь стихами говорить – не пробуй. Ну, чего тебе?
БЕЛОВ. Разве ты – ангел?
ВЕДУЩИЙ. Могу войти в любую плоть. Могу и вовсе без плоти, но ты меня тогда не увидишь. С человеком все-таки удобней разговаривать, правда?
БЕЛОВ. Что мне еще сделать?
ВЕДУЩИЙ. Сам решай.
БЕЛОВ. Почему мне все хуже?
ВЕДУЩИЙ. А с чего бы тебе лучше стало? Вот представь, перед тобой тысяча людей, которые хотят пить. С кружками. А ты каждому плеснул по капле.
БЕЛОВ. Что, еще пару миллиардов выдать? Могу. И десять могу!
ВЕДУЩИЙ. Да хоть все отдай, все равно всех не накормишь и не напоишь.
БЕЛОВ. Тогда в чем смысл?
ВЕДУЩИЙ. В тебе. Ты же не даришь, ты откупаешься. А от этого никому легче не бывает. С душой надо давать. С охотой. Ты даешь не для того, чтобы другим лучше стало, а чтобы тебе лучше стало. Не так?
БЕЛОВ. Ну, так. А им-то какая разница?
ВЕДУЩИЙ. Им – никакой. А для тебя – серьезная.
БЕЛОВ. То есть весь вопрос в том, чтобы давать с охотой?
ВЕДУЩИЙ. Сообразил, молодец. Главное – сам.
БЕЛОВ. Как это сам? Ты мне подсказал.
ВЕДУЩИЙ. Извините, вы мне?
БЕЛОВ. А кому же? Ты же – ангел?
ВЕДУЩИЙ. Извините, обознались. Я веду спектакль.
БЕЛОВ. Какой спектакль?
ВЕДУЩИЙ. Про вас.
БЕЛОВ. Так… Уже глюки начались… Мясоедов!
Является Мясоедов.
На сколько уменьшился капитал?
МЯСОЕДОВ. Почему уменьшился? Увеличился.
БЕЛОВ. С какой стати? Я уже несколько миллиардов раскидал!
МЯСОЕДОВ. Пришлось поработать, чтобы восполнить дефицит.
БЕЛОВ. А я-то думаю, почему мне хуже стало. Тогда так. Хватит мелочиться. Все движимое и недвижимое продать. Все активы сделать активными, пассивы перевести в активы, короче, все сделать прозрачным, учесть, пересчитать, оставить миллиард, остальное раздать. Список Лира составит.
МЯСОЕДОВ. Константин Леонидович…
БЕЛОВ. Я не сошел с ума!
МЯСОЕДОВ. Я не об этом. Не думайте, что я, кроме финансов, ничего не понимаю. Вы хотите стать бедным, правильно?
БЕЛОВ. Ну, допустим.
МЯСОЕДОВ. Это невозможно. Богатым стать гораздо легче. Ваши капиталы накрепко увязаны с другими. Сплошь и рядом требуется согласие компаньонов, соинвесторов, заказчиков, подрядчиков, субподрядчиков, банков, не говоря уже о юридических казусах, процедурах и процессах, которые могут занять всю вашу оставшуюся жизнь.
БЕЛОВ. Это что же получается? Получается, я и без раздачи бедный? Если не могу распоряжаться своими деньгами?
МЯСОЕДОВ. Отнюдь. На повышение распоряжаться можете, на понижение – гораздо труднее. На личные расходы, на благотворительность пару миллиардов – это да. А свернуть весь бизнес, когда он таких масштабов – просто нереально.
БЕЛОВ. А если я тебе предложу миллиард, тебе лично, тогда – реально?
МЯСОЕДОВ. Тогда можно попробовать. (Удаляется.)
ВЕДУЩИЙ. И Мясоедов начал чего-то там такое пробовать. Тем временем потихоньку распространялись слухи о том, что с известнейшим миллионером Беловым происходит что-то необычное. То ли заболел, то ли разводится, то ли сошел с ума. И в доме Белова появился журналюга.
Появляется Журналюга: молод, нахален, боек.
Журналюга – это такой тип журналиста, существовавший в первой половине третьего земного тысячелетия. Журналист – человек, работавший в средствах массовой информации. СМИ сокращенно. СМИ – это те же слухи, только на бумаге или в электронном виде. Зачем они были нужны при полной открытости и доступности информации? Хороший вопрос! В том-то и дело, что открытой и доступной информации было не так уж много. А главное, чего вы, мои дорогие современники, даже представить не можете: землянам той поры чужая жизнь часто была интересней своей собственной. (Поднимает руку, как бы успокаивая поднявшийся шум.) Спокойно, спокойно! И не надо оскорблений, я не байки рассказываю, это исторические факты. Итак, этот журналюга, как все журналюги, был существом, питавшимся чужой кровью и спермой.
ЖУРНАЛЮГА. Но-но! Это народ питается чужой кровью и спермой! А я им ее впариваю! Константин Леонидович, можно вопрос?
БЕЛОВ. Ты откуда взялся?
ЖУРНАЛОГА. Мама родила. С отличием закончил школу, университет, работал в лучших газетах…
БЕЛОВ. Здесь ты откуда взялся?
ЖУРНАЛЮГА. Это профессиональный секрет!
БЕЛОВ. Ладно, шут с тобой. Может, это и лучше. Валяй, пиши: я собираюсь раздать все свои деньги.
Пауза. Журналюга как будто ждет чего-то еще.
Ты не понял?
ЖУРНАЛЮГА. Понял. Мне очень жаль. Я рисковал жизнью, я потратился на подкуп, я попал к вам – и что теперь мне делать? Понимаете, нашим читателям нужна скандальная, но достоверная информация. Да, мы врем, но врем убедительно. Больше того, правда так называемой желтой прессы на самом деле выше правды факта. Она смотрит вперед! Примитивная правда факта – что человек сделал. Наша правда – что может сделать! Привожу пример. Заголовок: «Иванов предал Родину!»
БЕЛОВ. Какой Иванов? Их несколько.
ЖУРНАЛЮГА. Неважно. Иванов предал Родину! И несущественно, что он еще не предал, но – может предать! Читатель это прекрасно знает и хватает нашу газету, чтобы… Ну, там все оказывается не совсем так, но это уже детали. Или: «Петров проворовался!» Или: «Сидоров при смерти!» Петров при этом однозначно проворовался, уже сейчас, просто еще не пойман, а при смерти каждый будет, то есть в перспективе это всегда правда. Заголовок решает все, Константин Леонидович! Если бы я написал: «Белов смертельно болен!» Или: «Белов уходит от жены!» Неважно, что этого нет, но это возможно и, главное, публика в это поверит. И купит газету. А теперь представим: «Белов раздает все свои деньги!» Это крах, никто не купит ни одного номера, потому что все подумают: вранье!
БЕЛОВ. Почему же вранье? Я действительно раздаю деньги.
ЖУРНАЛЮГА. Извините, не верю. Не припомню за последнее столетие ни одного подобного случая.
БЕЛОВ. Ну, я буду первым.
ЖУРНАЛЮГА. Еще хуже. Это только эстеты любят осетрину первой свежести, наша публика обожает с тухлятиной, а еще лучше уже съеденную. Она любит прецеденты и сравнения. У Иванова пять миллионов, а у Сидорова десять. Иванов три раза женат, а Сидоров пять. Понимаете? А вас сравнить не с кем. (С надеждой.) Может, вы все-таки смертельно больны?
БЕЛОВ. Может.
ЖУРНАЛЮГА. Вот. Уже лучше! Чем?
БЕЛОВ. Мировой скорбью.
ЖУРНАЛЮГА. Ага, депрессия. На почве?
БЕЛОВ. Что деньги раздаю. Про это тоже напишешь, понял?
ЖУРНАЛЮГА. Договорились. Но, извините, тогда мне серьезная сумма понадобится.
БЕЛОВ. Зачем?
ЖУРНАЛЮГА. Нанять охрану. Потому что многие меня после такой новости захотят… (Грустно умолкает.)
БЕЛОВ. Почему, за что?
ЖУРНАЛЮГА. Неужели сами не понимаете?
БЕЛОВ. Нет.
ЖУРНАЛЮГА. Тогда вы действительно больны. Вы, похоже, даже не представляете последствий этого вашего заявления. Кстати, я записываю наш разговор на диктофон, поэтому вы не сможете отказаться от своих слов.
БЕЛОВ. И не собираюсь.
ЖУРНАЛЮГА. Послушайте… Между нами. Наверное, кто-то вам посоветовал – пиар-ход, имиджевый поступок, ведь так? Не хотите же вы на самом деле раздать все свои деньги!
БЕЛОВ. Хочу. Миллиард оставлю на прожитье – и все.
ЖУРНАЛЮГА. Тогда… Тогда даже не знаю… Боюсь, редактор этого не пропустит. У нас тоже кодекс чести, у нас правила. У нас есть негласный лозунг: «Ври, да знай меру!»
БЕЛОВ (достает из сейфа пачки денег, дает Журналюге). Это тебе, а это редактору. А это на охрану вам обоим. Чтобы материал завтра был.
ЖУРНАЛЮГА. Он уже сегодня будет! (Улетает.)
ВЕДУЩИЙ. Материал, действительно, появился этим же вечером. И началось…
Стремительно появляется Лира.
ЛИРА. Костя, не беспокойся! Их обязательно накажут! Как они посмели, скоты! Им же Пряников четко объяснял: вся информация строго по согласованию с нами!
БЕЛОВ. Пряников? Это кто?
ЛИРА. Костя, что с тобой? Руководитель подразделения по связям с общественностью.
БЕЛОВ. Сколько их там, в этом подразделении?
ЛИРА. Откуда мне знать? Человек триста, вроде бы.
БЕЛОВ. Всех уволить.
Стремительно входит Жуков.
ВЕДУЩИЙ. Жуков Жан Жакович! Главный адвокат Белова.
ЖУКОВ. Не беспокойтесь, Константин Леонидович! Иск я им уже направил, меньше миллиона не возьмем! Или прикроем их газету! Нет, но какая наглость! Я вот что думаю: это чья-то санкция, сами они не посмели бы. Но чья? Кто может на вас покуситься? Стоит обдумать!
БЕЛОВ. Ты кто?
ЖУКОВ. Извините… Ваш адвокат. Главный.
БЕЛОВ. И другие есть?
ЖУКОВ. Личных – еще двенадцать, а если считать по всем корпорациям, то в наших юридических службах около полутора тысяч человек.
БЕЛОВ. Дармоеды. Всех уволить.
Жуков растерянно смотрит на Лиру.
ЛИРА. Идите, идите, Жан Жакович! Вы видите – Константин Леонидович не в себе.
БЕЛОВ. Нет, в себе! Именно в себе! Я пришел в себя, я в себя вернулся! Вот и вы возвращайтесь!
ЖУКОВ (растерянно бредет, останавливается.) Извините… У меня возникла невероятная мысль… А может, журналист это не придумал? Может, вы действительно ему это сказали?
БЕЛОВ. Не только сказал. Я собираюсь это сделать.
ЛИРА. Костя! Не шути так!
БЕЛОВ. Я не шучу.
Жуков, всплеснув руками и, не найдя больше слов, уходит, потрясенный.
Стремительно входит Костя.
ВЕДУЩИЙ. Константин, сын Белова! Сам Белов имел только среднее образование, его выручала смекалка, сообразительность и деловая наглость, которую еще называли хваткой. Тоже хорошее слово. Хищное. Сын же закончил Оксфорд, было такое учебное заведение на уровне современной начальной школы, но тогда считалось высшим. Однако остался абсолютно пустым местом.
Костя хочет возразить.
Помолчи. Известен он был своей бурной ночной жизнью и тем, что сбил старика на перекрестке. Старик к тому же шел на зеленый свет. Неподкупный и принципиальный суд признал пострадавшего невиновным посмертно. Тем не менее, родственники старика начали публично высказывать недовольство, адвокаты Кости привлекли их к ответственности за клевету.
Костя хочет возразить.
Помолчи. Поэтому сцену его с отцом мы показывать не будем. Он сказал что-то пустое, вроде: «Папа, как же так?» И удалился.
Костя хочет возразить.
«Удалился», я сказал! Будет он выступать еще тут.
КОСТЯ. Я не как Костя выступаю, я как актер выступаю! Что за свинство вообще? Дали роль – а роли нету! Ни одного слова! А характер показать? А эмоции? Я же это все умею! У меня энергетики дополна, я талантливый!
ВЕДУЩИЙ. Как это ни одного слова? Сейчас вот – целую речь произнес. Произнес?
КОСТЯ. Произнес, но…
ВЕДУЩИЙ. Характер, эмоции показал?
КОСТЯ. Показал, но…
ВЕДУЩИЙ. Энергетику и талант предъявил?
КОСТЯ. Предъявил, но…
ВЕДУЩИЙ. Будь доволен, до свидания!
Костя кланяется публике и, уходя, встречается со стремительно вылетающей на сцену Ланой и пытается обнять ее.
ЛАНА (бьет его по рукам). Отвали!
Белов тем временем достает дротики и начинает метать их в мишень, Лира с большим удовольствием присоединяется к нему.
ВЕДУЩИЙ. Лана, она же Таня, любовница Белова! Из разряда гламурных лохушек. Лохушка – от слова лох. Лох…
ЛАНА (ему). Чего такое? Козел лысый, ты чего бормочешь там? Урод!
ВЕДУЩИЙ. Слышите? Что удивительно: эти барышни почти все имели высшее гуманитарное образование, знали несколько языков, Шекспира в подлиннике читали, учились музыке, танцам, были спортсменки…
Лана горделиво кивает.
…но при этом – лохушки полные, в манерах своих неотличимые от базарных торговок.
ЛАНА. Ты, баран пучеглазый, ты сам-то понял, че сказал, недо… (зуммер-заглушка, как на телевидении), уё… (зуммер) косоголовое, му… (зуммер) недоношенный!
ВЕДУЩИЙ (хладнокровно). Исследователи этого психологического феномена сделали вывод: гламурные лохушки с малолетства уясняли для себя, что продавать надо не свои знания, умения и таланты, которых часто и нет, а самих себя как таковых. Они без устали трансформировали свою внешность, лепили себе губы, разукрашивали глаза и избавлялись от волосяного покрова. (Публике.) И этого не помните? Ну да, откуда волосы при такой радиации… Это было прекрасно: такие мягкие шелковистые нити на голове, на руках, на ногах. Не у всех. У женщин считалось плохо, когда на теле волосы. Глупо, согласитесь. Наверное, это было приятно – пушистые женские ножки…
ЛАНА (слушая, все больше расширяет глаза и приоткрывает рот). Ну, такого идиотизма я никогда…
ВЕДУЩИЙ (перебивает). Короче, они сознательно делали из себя продукт массового потребления, а чтобы нравиться массам, надо быть хоть гламурным, но похожим на массы, поэтому эти особи говорили гнусаво, косноязычно и с интонациями дешевого скандала.
ЛАНА (гнусаво). Че ты гонишь, ну че ты гонишь, му… (зуммер) ты стоеросовый, скажи честно – завидуешь, да? Слюной обтекся, да? И отвали вообще, не до тебя, козел! Костя! Это что за дела, я не въезжаю вообще? Ты пуркуа позволил слить эту инфу насчет себя? Лирчик, извини, но это же запредел, согласись! (Переключается.) Прекрасно выглядишь!
ЛИРА. Ты тоже!
Лана и Лира подходят друг к другу и троекратно прикасаются щеками, изображая поцелуи.
ЛАНА. Он правда, что ли, все деньги раздать хочет?
ЛИРА. Сама не пойму.
БЕЛОВ. Правда.
ЛАНА. Лира, по дружбе говорю – лечить его надо! Он ведь не понимает, что делает! Костя, ты только представь – у тебя, кроме жены, никого. И денег на любовницу нет. Прикинь реально, что за жизнь у тебя будет! Вот я – у меня личный гинеколог, личный венеролог, личный массажист, визажист, водитель, не считая прислуги и прочей шелупони…
БЕЛОВ. Сколько?
ЛАНА. Восемнадцать человек.
БЕЛОВ. Уволить.
ЛАНА. Ага. И без работы оставить? Они тебе большое спасибо скажут!
БЕЛОВ. Пусть лечат, возят и обслуживают людей.
ЛАНА. А я уже не человек, да? Урод, ты имеешь гарантированно красивую и здоровую любовницу – и всем хорошо! И тебе, и Лире, и мне, в общем-то, хотя спрос на меня – сам понимаешь. Не пропаду. А у тебя что будет? Триппер за сто долларов в час?
БЕЛОВ. У меня не будет посторонних женщин.
ЛАНА. Как это? Лир, он чё, совсем?
ЛИРА. Костя, в самом деле, объясни! Лана – это престиж, это лесть твоему мужскому тщеславию, это удовлетворение сексуальных аппетитов – в результате ты спокоен, стабилен, нежен ко мне, у нас прекрасные отношения. А без любовницы что будет? Сплошные неврозы!
БЕЛОВ. Тебя буду иметь. Регулярно.
ЛИРА. Я не против, конечно, но так не бывает, Костя! Давно доказано – хорошая, грамотная любовница только укрепляет семью! Если ты, кроме меня, никого не будешь иметь, ты через год меня возненавидишь! И потом, Лана, не обижайся, сама знаешь: любовницы приходят и уходят, в этом их прелесть, зато жену начинаешь ценить за предсказуемость реакций. Соус вкусней хлеба, но одним соусом сыт не будешь, поэтому в результате выбирают хлеб. Жена – хлеб мужа, любовница – соус. И дуры те, кто считают, будто муж может усидеть на одном хлебе!
БЕЛОВ. Слушай, а ты меня вообще любила когда-нибудь?
ЛИРА (растерялась). Ты серьезно?
ЛАНА. Амбец. Надо звать психиатра.
ЛИРА. Мне даже обидно… Я любила и люблю тебя, Костя…
БЕЛОВ. Если ты меня любишь, ты должна желать мне добра, так?
ЛИРА. Я и желаю. Иди сейчас с Ланочкой, успокойся, я как раз велела новое белье постелить, чистый хлопок, гладкое, мягкое. И Ланочка посмотри, какая сегодня! Загарчик, кожица прелесть, кремчик приятный, душки ароматные, сама бы так и съела! (Нежно целует ее.)
БЕЛОВ. Ну и ешьте друг друга. Если бы ты желала мне добра, ты бы поняла: мне плохо! И пока я не избавлюсь от денег, лучше мне не будет!
ЛАНА. Чего? Ты это серьезно? Блин, я двадцать с лишним лет на свете живу, не видала лоха, которому было бы хорошо, когда он без денег оставался!
ЛИРА. Костя, я верю тебе. Я тебе верю. Но нельзя же так сразу. Попробуй несколько миллиардиков раздать – вдруг станет легче?
БЕЛОВ. Пробовал уже, сама знаешь. Не помогает.
ЛАНА. Нет, к психиатру, однозначно! И я знаешь чего тебе скажу: ты эгоист! Ты о жене подумал? О сыне подумал – у него одна машина полмиллиона стоит, хорошо ему будет, когда такую машину и заправить не на что?
БЕЛОВ. На «Жигулях» будет ездить.
ЛАНА. На ком? Лир, «Жигули» – это чего?
ВЕДУЩИЙ (публике). Я слышу ваши вопросы, слышу! «Жигули» – это…
ЛАНА. Заткнись! А обо мне ты подумал, Костя? У меня репутация, она денег стоит! Если начнут трендеть, что я у психа в любовницах была, у меня рейтинг сразу упадет! Короче, делай, что хочешь, но тогда миллиард – на моральную компенсацию!
ЛИРА. Ты не зарывайся, девочка.
ЛАНА. Не к тебе речь, сука старая!
ЛИРА. Дешевка малолетняя!
ЛАНА. Курица целлюлитная!
ЛИРА. Хабалка дырявая!
Появляется Коблеяшев и громко откашливается. Дамы тут же умолкают.
КОБЛЕЯШЕВ (после паузы). Нам поговорить надо.
Лана и Лира тут же выходят. Ведущий, поколебавшись, остается. Коблеяшев долго и пристально смотрит на него.
ВЕДУЩИЙ (все больше тушуется). Пойду я посмотрю, как там… Ну, мало ли… (Идет к выходу.) Коблеяшев Мулдаш Орестович! Друг Белова, очень влиятельный бизнесмен и политик! (Исчезает.)
И опять пауза.
БЕЛОВ. Ты тоже меня не понял, Мулдаш?
КОБЛЕЯШЕВ. Почему? Понял. Ты хочешь быть в белом фраке, а мы останемся в дерьме.
БЕЛОВ. Вовсе я не хочу, чтобы вы были в дерьме. Это просто мой личный выбор.
КОБЛЕЯШЕВ. Ты хочешь сказать, за этим никого нет?
БЕЛОВ. Абсолютно.
КОБЛЕЯШЕВ. Дело хуже, чем я думал. Если бы кто-то за этим стоял – устранить, и нет проблем. А так придется устранить тебя.
БЕЛОВ. Ты шутишь, конечно?
КОБЛЕЯШЕВ. Какие тут шутки! Я даже не знаю, как с тобой говорить. Ты с ума не сошел?
БЕЛОВ. Нет.
КОБЛЕЯШЕВ. Тогда попробую обратиться к разуму. Ты, Костя, человек темный. Ты даже Маркса не читал. А он, хоть и сделал неверные выводы, но про капитал написал недурно. С отрицательной стороны. А жизнь потом проявила положительные стороны капитала. Объясняю популярно: владеть капиталом не только удача, честь и тому подобное, это еще и тяжелая работа, это долг и обязанность.
БЕЛОВ. Ты мне рассказываешь?
КОБЛЕЯШЕВ. Слава богу, хоть это понимаешь. В самом деле, Костя, капитал – это как лес. А капиталист – его хозяин. Он старается этот лес приращивать. Он его окультуривает. Ведет селекцию. Дает работу лесникам, лесорубам, лесопилам, ботаникам, зоологам… Много кому. Да, у него больше всего, чем у прочих. Он же в лесу хозяин – и малина лесная его, и пушные звери, и прибыль от продажи древесины – в умеренных количествах. И что ты хочешь сделать? Пустить в лес кого попало? Поделить – каждому по дереву? Знаешь, что будет? Каждый свое дерево спилит, продаст, а деньги прожрет, пропьет, протратит. И все, и нет леса. Нет капитала. Ты не сделаешь богаче людей, Костя, напротив, они станут беднее. Исторический опыт показывает…
БЕЛОВ. Короче можешь?
КОБЛЕЯШЕВ. Теперь подойдем с моральной стороны. Мы людей веками воспитывали в убежденности, что богатство не есть плохо, что успех не есть грех, что неравенство обусловлено самой природой. И люди помаленьку привыкли: да, есть кто-то, у кого большие деньги. Они, конечно, завидуют и даже ненавидят, но – в рамках. Ибо каждый представляет, что может оказаться богатым. Им в голову уже не влезает, что кто-то может отказаться от своего богатства. Вот мы, правоверные, грамотно вопрос решили – заплатили налог в пользу бедных и спим спокойно. Христиане тоже неплохо устроились – у них такой идеал, которого все равно достичь нельзя, поэтому нечего и рыпаться. Луковку кому подашь – и на том спасибо. Знаешь, что ты сделаешь, если и вправду раскидаешь свои деньги? Ты создашь прецедент, Костя. Люди начнут думать: вот, нашелся праведный человек среди этих сволочей. То есть ты нас всех автоматически сделаешь сволочами, как я уже говорил. Этот раздал деньги, а другие нет. Почему? Чувствуешь, чем это чревато, дорогой? Социальным взрывом, катаклизмом! Ты цунами хочешь вызвать?
БЕЛОВ. Ничего я не хочу! То есть хочу – покоя в душе. Мулдаш, как ты не поймешь? Да знаю я, что это нерационально, неразумно, что, может быть, даже вредно, но… Хотя – не уверен. Не уверен, что вредно. Люди уже не верят ни во что и ни в кого. Не верят в бескорыстие. Может, я хочу вернуть им эту веру?
КОБЛЕЯШЕВ. А, так ты себя уже мессией чувствуешь?
БЕЛОВ. Нет, почему… Просто… Потребность души.
КОБЛЕЯШЕВ. Хорошо. Я с тобой говорил, как бизнесмен, теперь скажу как человек. Думаешь, я сплю спокойно? Думаешь, я не чувствую стыда, что могу позволить себе все, что хочу – в тысячу раз больше своих потребностей? Еще как стыдно! Я даже вегетарианцем стал, я живу скромно, я трачу на себя не больше, чем какой-нибудь офисный клерк. Все равно – мучаюсь. И мне, Костя, часто хотелось, как и тебе, выйти на площадь и закричать: люди, я вас люблю, возьмите все – до последней рубахи!
БЕЛОВ (радостно). Значит, ты меня должен понять! Я даже не подозревал, Мулдаш, что у тебя бывают такие мысли!
КОБЛЕЯШЕВ. Еще как бывают. Просто за руки себя держу. Специально распоряжение письменное разослал: по первому требованию денег мне не выдавать. Только если повторю через день в присутствии нотариуса, а потом еще через день в присутствии моей жены, дай бог ей здоровья. Это несколько замедляет дела, зато я застрахован от безумных поступков.
БЕЛОВ. А может, не безумные, Мулдаш? Может, душа подсказывает?
КОБЛЕЯШЕВ (берет дротики и встает перед мишенью). Я с тобой говорил как бизнесмен. (Бросает дротик в мишень.) Как человек. (Бросает дротик.) А теперь скажу как депутат и человек, близкий к правительству. (Поворачивается к Белову, целится в него.) К примеру, если вернуться к образу леса, государству требуется много бревен. Построить забор для защиты от врага, например. А в госзаказнике деревьев мало. Кто нас выручит? Ты, Костя. Ты – наш карман, ты благодетель государства. А если ты раздашь все – попробуй тогда собрать по бревнышку!
БЕЛОВ. С этого бы и начинал. Я и так вам миллионы качаю. И в бюджет, и партиям, и лично кое-кому.
КОБЛЕЯШЕВ. Вот и качай. А за это мы разрешаем качать тебе нефть.
БЕЛОВ. И если я не захочу, вы меня действительно устраните?
КОБЛЕЯШЕВ. В обязательном порядке. (Кидает дротик в Белова, промахивается – то ли нарочно, то ли случайно.)
БЕЛОВ. Не верю, Мулдаш. Мы же друзья, мы вместе начинали. Помнишь – кооператив создали по производству картофелечисток? Сами их делали из кровельной жести!
КОБЛЕЯШЕВ (умиляется). Да, золотое было время!
БЕЛОВ. А помнишь, я купил партию слегка просроченных армейских консервов, а они оказались совсем тухлыми, кто-то отравился, не до смерти, к счастью, меня под суд, а тут кредиторы – ставят на счетчик, ты адвокатам заплатил, кредитором заплатил, последнее ведь отдал, Мулдаш!
КОБЛЕЯШЕВ. Было дело, друг! А турецкие куртки из Йошкар-Олы?
БЕЛОВ. А японские магнитофоны из Саратова?
КОБЛЕЯШЕВ. А первый танкер с нефтью, Мулдаш, ты помнишь? Гениально – у Васи Курского купили, государству продали, и оно же Васю попросило опять купить, а не купишь, срок получишь, – Вася чуть не повесился с досады!
Они хохочут, бьют друг друга по плечам.
БЕЛОВ (помолчав). Так что же случилось, Мулдаш?
КОБЛЕЯШЕВ. Ничего, Костя. Я тебе опять последнее отдам – но для дела! А если придется тебя, извини за выражение, убить, тоже ведь для дела, Костя, ничего личного. Я слезами обольюсь на твоей могиле, я заранее плачу, я такой тебе памятник отгрохаю на Ваганьковском, Церетели попрошу сделать – выше Петра Первого!
БЕЛОВ (отчужденно). Ну, тогда извини, Мулдаш. Я вынужден защищаться. Охрана!
ВЕДУЩИЙ (высовывается). Явилась охрана. Взяла Коблеяшева под руки и повела.
КОБЛЕЯШЕВ (ведомый невидимыми охранниками). Опомнись, Костя! Ведь меня искать будут!
БЕЛОВ. Пусть ищут. У меня тут подземный ход, он соединяется с тоннелем, через него тебя выведут на другом конце Москвы и надежно спрячут. Будешь в заложниках – чтобы никто не помешал мне сделать то, что я хочу.
КОБЛЕЯШЕВ. Пресса шум поднимет!
БЕЛОВ. Не поднимет. Лишний шум никому не нужен.
КОБЛЕЯШЕВ. С огнем играешь, Костя!
БЕЛОВ. Знаю.
КОБЛЕЯШЕВ (невидимым охранникам). Не крутите руки, сволочи!
Его «уводят».
ВЕДУЩИЙ (выходит, храбрясь). Скользкий тип. И опасный. (Поднимает руку.) Не все сразу, по очереди! Не поняли, что такое турецкие куртки из Йошкар-Олы? Я сам не понял. Как правительство может заставить частного человека что-то купить? Ну, это лекция на три часа об особенностях государственного капитализма в России начала двадцать первого века! Вернемся к нашему герою. Мясоедов сдержал свое слово, провернул несколько гениальных операций и на законном основании избавил Белова от капитала, а также от всей или почти всей движимости и недвижимости. Оказалось, что все это не так уж трудно сделать при желании, а также при содействии налоговых органов, прокуратуры, экологической полиции и множества других организаций, для которых нарочно открылись бреши, куда они проникли и унесли, кто сколько мог. Остался у Белова один дом, один маленький самолет, одна маленькая яхта, одна хоккейная команда из города Пятигорска, одна машина, одна жена, один сын. В общем, все в единственном экземпляре. И миллиард долларов – тоже один. То есть Белов фактически добился своего и стал беден. Потому что если сравнить с тем, что него было, то осталось, можно сказать, почти ничего. Конечно, шума было все-таки много. Возле дома Белова собрались две демонстрации. Одни были с плакатами: «Молодец, Белов!» Другие: «Будь ты проклят, Шварцман!» Те, кто проклинал, решили, что он хитрит – раздал только малую часть, чтобы ему разрешили иметь в десять раз больше. Эти демонстрации сошлись стенка на стенку, дошло до мордобоя, явились милиция… я слышу вопросы, но слишком долго объяснять, что это такое… потом над домом Белова демонстративно пролетели два военных легких бомбардировщика. Коблеяшев был прав – поступок Белова не понравился ни бизнесменам, ни депутатам, ни правительству, ни президенту. Больше того, он не понравился и народу. Почти каждый представлял себя на месте миллионера, представлял, что бы он мог сделать на эти деньги, а потом воображал, что он эти деньги раздает, и, сплевывая в сердцах, говорил: «Дурак!» Белов, чуя опасность, отпустил Коблеяшева, забаррикадировался, укрылся в благоустроенном подвале, сооруженном на случай ядерной войны, и ждал, когда ему станет легче. Но, увы, легче не становилось.
БЕЛОВ. Тошно, господи, не могу больше! Не сплю, не ем, призраки какие-то в глазах, будто я убил кого-то! А я пальцем никого не тронул в жизни! Хотя… Да нет, никого! Воровал, грешен. Жульничал, грешен. Прелюбодействовал, грешен. Но при этом старался по возможности живых людей не трогать!
Появляется Лана.
ЛАНА. Это ты так думаешь.
БЕЛОВ. Лана? Ты откуда здесь? Кто впустил?
ЛАНА (нежно и скромно). Не кричи. Я ангел.
БЕЛОВ. Ты?! Это лучший анекдот, который я от тебя слышал!
ЛАНА. Я воплощаюсь в кого хочу. Ибо в каждом есть место ангелу, но не каждый терпит ангела в себе! (После паузы – в зал.) Вообще-то я аплодисментов ждал. (Пауза.) Спасибо.
БЕЛОВ. То есть ты ангел в обличье Ланы?
ЛАНА. Именно.
БЕЛОВ. Что у меня вот тут, в кармане? (Прикасается к груди.)
ЛАНА. Ничего.
БЕЛОВ. А что я сейчас делал?
ЛАНА. Уверял, что никого не убил.
БЕЛОВ. Но ведь не убил же!
ЛАНА. Ошибаешься. Вот хотя бы один случай. Ты выбросил на рынок партию курток из гнилой кожи. Двенадцатого марта неважно какого года одну такую куртку купил Опрощенко Геннадий Викторович, сорокалетний водитель автобуса из Пензы. Пришел домой, жена, работница текстильной фабрики, потерла куртку помусоленным пальцем, отчего краска тут же сошла, дернула ее за рукав, отчего швы тут же разошлись. После этого она ругала Геннадия Викторовича один час сорок пять минут за глупость, за то, что он не умеет ни зарабатывать, ни тратить, за то, что загубил ее жизнь, а также жизнь двоих детей, за то, что единственное умение Геннадия Викторовича – пить по субботам и петь фальшивым голосом народные песни. Геннадий Викторович рассердился на жену и ушел, хлопнув дверью. Он пошел в гараж, где выпил и стал петь народные песни. Один из товарищей сделал ему замечание, Геннадий Викторович схватил монтировку и ударил его по голове, товарищ скончался на месте. Молодой парень, Митя Ляхов звали, двадцать два года всего было. Вопрос: кто убил Митю Ляхова?
БЕЛОВ. К чему ты клонишь? Я, что ли, заставлял этого шофера пить и хвататься за монтировку?
ЛАНА. А куртку кто ему продал? Не купи он ее, ничего бы не было. И это только один пример. Из-за этих курток вообще волна смертей прокатилась. Пять случаев обморожения, когда покупатели от злости снимали куртки и выкидывали их, в Сибири дело было. Восемнадцать убийств – продавца курток убили, четырех жен, пять тещ, двух непосредственных владельцев курток и, естественно, большое количество собутыльников, которые посмеивались над владельцами из-за неудачной покупки. Но это еще что! А заражения крови со смертельным исходом в результате пользования твоими картофелечистками, которые ржавели после первого же применения? А перестрелки из-за нефти? А отравления дешевой тормозной жидкостью, производство которой ты наладил в промышленных масштабах?
БЕЛОВ. Не надо передергивать! Алкаши всякую гадость пьют, при чем тут я? Что мне, надпись надо было сделать: «Жидкость тормозная, не питьевая»?
ЛАНА. Нет. Тебе всего лишь надо было наладить жизнь людей так, чтобы они имели возможность пить качественные напитки.
БЕЛОВ. Ага. А правительство ни при чем? Все остальные бизнесмены ни при чем? Депутаты ни при чем?
ЛАНА. Все вы сволочи. С вас еще спросится – сколько народу погубили! А все ваша жадность немереная! Ты и сына своего угробишь.
БЕЛОВ. Что?! Ты что говоришь, дура? Или дурак?
ЛАНА. Извини, но факты – упрямая вещь. Сейчас твой сын заправляется на одной из заправок, принадлежащих тебе. Там разбавляют бензин всяким суслом.
БЕЛОВ. Я, что ли, им велю это делать?
ЛАНА. Не велишь. Но ты не сделал ничего, чтобы этого не было. Вернее, кое-что сделал – для отвода глаз. Итак, он заправляет свой простенький БМВ…
ВЕДУЩИЙ (торопливо вставляет). Это такая машина была. По земле ездила. С колесами.
ЛАНА (строго посмотрев на него). …который он купил, продав свой супер-кар, чтобы было на что жить. Ему вливают сусло.
БЕЛОВ (испуганно). Какая заправка? Быстро говори!
ЛАНА. В твоем реестре пятьдесят шестая, на Дмитровке.
БЕЛОВ (в телефон). Быстро телефон пятьдесят шестой на Дмитровке! Быстро, я сказал! (Слушает, набирает другой номер.) Пятьдесят шестая? Белов. Вы совсем обнаглели, вы кому льете, видите, нет? Сын мой! Да, сын, узнавать пора! Уехал?.. Ладно, я с вами еще разберусь!
ЛАНА. С собой разберись. Только поздно уже.
БЕЛОВ. Как это? Что случилось? Говори!
ЛАНА (комментирует то, что видит внутренним зрением). Он чувствует перебои в моторе. Он возмущен. Он поворачивает обратно, чтобы устроить скандал. Он мчится.
БЕЛОВ. Ты шутишь? Ты разыгрываешь?
ЛАНА. Обгоняет трамвай. Из-за трамвая человек. Костя резко поворачивает… Он не захотел сбить человека. Не так уж плохо ты его воспитал.
БЕЛОВ. Что?!
ЛАНА. Боковой удар водительской дверцей о фонарный столб… На скорости сто двадцать…
БЕЛОВ (кричит). Нет! Нет! Нет!
ЛАНА. Извини. (Уходит.)
Белов ложится ничком на пол. Появляется Лира, садится рядом, гладит его по голове.
БЕЛОВ (поднимается, садится). Лира? Или опять ангел?
ЛИРА. Да.
БЕЛОВ. Что теперь делать? Как жить? У него был ангел-хранитель?
ЛИРА. Конечно.
БЕЛОВ. Почему он его не спас?
ЛИРА. У того человека, который не погиб под колесами, тоже ангел-хранитель.
БЕЛОВ. Он что, сильнее? Или тот человек очень ценный?
ЛИРА. Семьдесят семь лет, диабет, ишемия, склероз. Через двести двадцать один день все равно умрет.
БЕЛОВ (вскакивает). Тогда почему? За что? С какой стати? Что за бардак у вас в вашей конторе? Неужели ангелы не могли договориться, не сообразили, что жизнь молодого человека ценнее? У него дети могли родиться!
ЛИРА. Решают в конечном итоге не они.
БЕЛОВ. А, Бога имеешь в виду? Тогда понятно! (Смотрит вверх.) Отомстил, да? Отомстил через сына? Я знаю, я Библию читал – ты мстительный, злой, тебе только дай кого-нибудь прихлопнуть! Чтобы все твою силу видели!
ЛИРА. Замолчи! Он всех любит. А уж как вы сами себе мстите – ему и не снилось. (Встает.) Это ты убил нашего сына, Белов! Это ты виноват, Шварцман! Он до этого стариков готов был десятками давить, а тут, видите ли, постеснялся! Заразил ты его, понял?
БЕЛОВ. Постой… Ты кто?
ЛИРА. Не притворяйся сумасшедшим!
БЕЛОВ. Он только что тут был. Ангел. В тебе.
ЛИРА. Не было тут никакого ангела, а тем более во мне! Во мне такой ужас, что там не один ангел ни выживет! Ты подлец, Белов! Не выхвалялся бы – не оставил бы сына без денег, не купил бы он эту дешевку, не разбился бы! Ты убийца, понял? Деньги он раздал! Да ты на все готов, лишь бы похвалиться, лишь бы слава была! Ты меня выбрал – чтобы хвалиться мной, зарабатывал – чтобы хвалиться, слава тебе нужна, а не деньги! Хотя миллиардик оставил все-таки! Чтобы в сытости наслаждаться своим благородством! Ну – радуйся, убил сына! Может, и меня убьешь? И еще человек сто – если помешают тебе делать добрые дела! Вот тогда у тебя слава будет – на века! А ты знаешь, кто славу любит? Антихрист! Ты антихрист, Белов, ты дьявол! Не подходи ко мне!
БЕЛОВ. Я и не подхожу. Я… Я вообще исчезну. Оставь миллиард себе. (Выхватывает чековую книжку, быстро пишет, вырывает листок, кидает его Лире.) Мне ничего не нужно. Будь я проклят! (Бредет к выходу.)
ВЕДУЩИЙ. И Белов через потайную дверь проник в подземный ход, выбрался наружу в укромном месте и уехал. У него были, конечно, деньги на карманные расходы, но Белов приложил все усилия, чтобы растратить их по дороге. Остаток просто раздал нищим. И оказался в селе Шабашовка – абсолютно бедным, как он и хотел.
Деревенский дом. Зима. АНАТОЛИЙ и ТАТЬЯНА за столом, выпивают – так, как мы это видели в первый раз. Входит Белов с охапкой дров, сваливает их у печи.
АНАТОЛИЙ. Осторожней! (Кивает на занавеску.) Люди спят! Воды еще принеси.
БЕЛОВ (подходит к ведрам). Так есть еще!
АНАТОЛИЙ (неспешно встает, берет ведро, пинком открывает дверь, выплескивает воду на двор, дает ведро Белову). Теперь нет.
БЕЛОВ. Самодур ты, Анатолий.
АНАТОЛИЙ. Просто не люблю видеть, когда кто-то без дела сидит. А ты приучайся. Делать дело, когда надо, это и дурак умеет, а ты научись, когда не надо!
БЕЛОВ. Сам-то почему не работаешь?
АНАТОЛИЙ. Работать – за такие деньги?
БЕЛОВ. Но раньше ведь работал.
АНАТОЛИЙ. Работал. А потом потерял интерес. Из-за тебя, сволочь. Швырнул тебе сдуру, спьяну эти деньги, с тех пор и мучаюсь. На пять лет хватило бы при правильном раскладе!
ТАТЬЯНА. А то и на десять. Говорила я тебе: не похмеляйся!
АНАТОЛИЙ. Ты вообще молчи! Как домой придешь с зарплатой, ты все карманы обыщешь. Все к рукам приберешь. А тут такие деньги – почему мне доверила взять?
ТАТЬЯНА. Растерялась я… И не греши, Анатолий, не ругай человека, на его деньги дочку вылечили.
АНАТОЛИЙ. Обошлись бы и без его денег!
ТАТЬЯНА. Это как?
АНАТОЛИЙ. Кто-нибудь дал бы. Или пошел бы к начальству, потребовал бы, чтобы бесплатно. Жизнь все-таки человеческая!
ТАТЬЯНА. Ты ходил до этого, толку-то!
АНАТОЛИЙ. Я бы не так пошел. Я бы к главврачу – с топориком. (Берет топор, прячет его за спину; изображает.) Вежливо вошел: «Здравствуйте!» Он мне: «Здорово, чего опять пришел?» А я: «Будем дочке операцию делать или как?» А он: «Будем, деньги давай!» – «А без денег?» – «Не будем!» – «Не будем? А так?» (Вонзает топор в стену, испуганно кричит.) «Будем, будем! Вне очереди!»
ТАТЬЯНА. Уймись, орясина! Это все ж таки дом! Жилище! А ты стены курочишь!
Анатолий, довольный собою, садится и продолжает выпивать.
БЕЛОВ (пытается вытащить топор, получается не сразу). Здоровый ты мужик, Анатолий. Крепкий.
АНАТОЛИЙ. Вот и езжай куда-нибудь, пока я тебя не пришиб.
ТАТЬЯНА. Уймись, говорю!
БЕЛОВ. Чем я тебя так рассердил?
АНАТОЛИЙ. Ничем. Раздражаешь. Напоминаешь мне о моей глупости. Зачем ты вообще приехал сюда?
БЕЛОВ. Просто… Пожить – как люди живут.
ТАТЬЯНА. Это вы зря. Из Москвы-то да сюда-то? Да я бы никогда бы! В Москве чисто, просторно, красиво, я была, мне понравилося. А тут чего? Ничего! Старики и старухи помирают, мужики пьют, бабы все в говне – со скотиной возятся, детей мало, никто рожать не хочет. А, да чего говорить! (Выпивает.)
АНАТОЛИЙ. Не ври на родину! У нас тут воздух! Экология! А мужики не больше пьют, чем везде! Вон Ермошин – так совсем не пьет.
ТАТЬЯНА. Сказал. У Ермошина инфаркт, куда ему пить?
АНАТОЛИЙ. А у Кучерёва два инфаркта – и хлещет! Но суть не в том. (Белову.) Как люди, говоришь? Не получится у тебя.
БЕЛОВ. Это почему?
АНАТОЛИЙ. А потому. Потому что человеком родиться надо!
БЕЛОВ. Ты, значит, человек, а я нет?
АНАТОЛИЙ. Ты частично. Потому что я живу, как душа велит, а ты придумываешь. Я вот выпиваю – душа велит. А ты – выпей! (Наливает стакан.)
БЕЛОВ (подходит к столу). Ну что же. И могу. (Выпивает, морщится.)
АНАТОЛИЙ (тоже выпивает, крякает). Вот тебе и разница. Я выпил, как человек, потому что захотел. А ты – потому что придумал. Не уживешься ты здесь, уезжай, не стесняй нас. А то начальству скажу, что ты у меня скрываешься, оно про тебя живо в Москву доложит. Подпольщик тоже нашелся!
БЕЛОВ. А где же традиционное русское гостеприимство?
ТАТЬЯНА. Да не слушайте вы его! Он как раз гостеприимный! К нему кто ни приди, хоть ночью, хоть когда, особенно если с бутылкой, всегда пустит! Это он так, важности на себя напускает!
АНАТОЛИЙ. А ты за меня не говори! (Белову.) Дрова прогорели, не видишь?
БЕЛОВ (открывает заслонку, всовывает в печь дрова, ворошит кочергой; задумчиво). Обидно, Анатолий. Ты ведь мою жизнь изменил. Когда ты от денег отказался, меня всего перетряхнуло. Вот, думаю, есть же люди, для них принцип дороже денег. Я фактически из-за тебя стал другим человеком.
АНАТОЛИЙ. Ну, и дурак. И я дурак.
БЕЛОВ. Вот именно.
ТАТЬЯНА. Что правда, то правда, принципов у него дополна. У него чуть что – сразу принцип. Он ведь и не работает сейчас не потому, что не хочет, а – из принципа не работает!
АНАТОЛИЙ. Ты умолкнешь когда-нибудь, дурында?
ТАТЬЯНА. А чего ты мне рот затыкаешь? Даже неудобно перед человеком. Я тебе жена все-таки, а дочери твоей мать!
АНАТОЛИЙ (встает). Так. Ну, тогда не обижайся, жена моей дочери и меня мать!
ТАТЬЯНА. Ой, господи! (Испуганно вскакивает, бежит к двери.)
АНАТОЛИЙ (успевает схватить топор и встать перед нею; замахивается). Говори: я сукина дочь и твоя живая смерть!
ТАТЬЯНА. Не скажу!
БЕЛОВ (встает между ними). Анатолий, остынь!
АНАТОЛИЙ. Уйди! Зарублю!
БЕЛОВ. Руби.
Татьяна, воспользовавшись моментом, устремляется к двери, выбегает.
АНАТОЛИЙ. Не уйдешь, зараза! (Выбегает вслед за ней.)
Просыпается и выходит, потягиваясь, из-за занавески хозяйская дочь, Маша, весьма некрасивая девушка.
МАША. Надо же так орать… Сколько время?
БЕЛОВ (озирается). Не знаю. Часов нет.
МАША. Но чего вообще? День, утро, вечер?
БЕЛОВ. Вечер. Хочешь чего-нибудь?
МАША. Сдохнуть. А ты зря тут высиживаешь, все равно найдут. Отец за бутылку проболтается. Уезжай сам – и меня с собой возьми. Удочерить не хочешь? Или любовницей меня сделай. Я молодая, горячая, хоть у кого в Шабашовке спроси. Машка супер-старт. Она же супер-финиш.
БЕЛОВ. Зачем тебе это? То есть в Москву?
МАША. А тут чего ловить? Жопа полная. Ни одного нормального парня. Так я не поняла, берешь в любовницы? (Обнимает его, заглядывает в глаза.)
БЕЛОВ. Я бы с радостью…
МАША. Ясно. (Отталкивает его, наливает самогона в стакан, выпивает.) Страшная я, так и скажи.
БЕЛОВ. Маша, ты очень…
Она с усмешкой смотрит на него.
(После паузы.) Разве дело не в этом? Я тоже с детства – урод.
МАША. У тебя миллионы.
БЕЛОВ. Теперь нет.
МАША. Поэтому ты тут со мной.
БЕЛОВ. Дело не во внешности. И не в миллионах. Покой душе нужен, равновесие. Вот что главное. Я знаю много красивых, но очень несчастных женщин. Больных и душой, и телом. А ты здоровая теперь. Радуйся.
МАША. Уж лучше три дня красавицей пожить, чем триста лет уродкой. Ты представляешь вообще, что это такое: идешь по улице или едешь на супермашине – и на тебя все смотрят, и тебя все хотят! Тебе не понять, ты мужчина. А я это во сне вижу каждый день. Я иду (изображает) – и все смотрят. И хотят. И каждый в голове меня умоляет: отдайся, отдайся, отдайся! Думаешь, я тут всем даю, потому что очень хочется? Не давала бы, никто меня бы и не заметил бы вообще. А тут – пусть ругаются, пусть обзывают – а хотят, все равно хотят. А была бы красавицей – никому бы не дала. Всем бы обещала, всех заманивала бы – и хрен вот вам! Никому! Вот на столько (показывает краешек пальца) не дам, хоть ты миллионы предлагай! Нарочно – чтобы мучились!
БЕЛОВ. А любовницей хочешь стать.
МАША. Так это по любви.
БЕЛОВ. Но ты же меня не любишь.
МАША. Полюбила бы. Если захотеть, получится, я умею. Я парней своих, между прочим, всех люблю. Даже смешно бывает: кажется, что не люблю, а начинаешь с ним это самое и понимаешь: люблю, как ни странно. Я без любви поэтому никому еще не давала. Чтобы ты лишнего не думал.
БЕЛОВ. Маша, а что за операция у тебя была?
МАША. От дурости лечили. Ну, как – я в журнале увидела у одной губы красивые. Пластическая операция. Силикон. Я у Вовки, он техник, головастый, я спросила: «Силикон, это что?» Он говорит: «Ну, наверно, типа глицерина». Я тогда взяла глицерин, шприц с большой иголкой у нашего ветеринара и начала в губы закачивать.
БЕЛОВ. Без наркоза?
МАША. Ты сказал! А кто бы мне закачивал, если бы я под наркозом была? Нет, грамм триста выпила, конечно… А потом – воспаление, нагноение, заражение крови началось. Ну, и чуть не сдохла. Хотели губу верхнюю вообще отрезать, я не дала. Но, между прочим, после операции губки лучше стали, правда? Пухлее, да? Как у этой… ну… господи, актриса эта…
БЕЛОВ. То есть… Дура! Идиотка!
МАША. Ты чего это?
БЕЛОВ. А того! Я ради вас всю жизнь свою разрушил! Из-за вас! А вы тут самогон жрете и в губы глицерин закачиваете! Ветеринарным шприцем! Друзей обидел, жену, любовницу, прекрасную женщину, всех обидел, а чего добился? А главное – сын погиб, понимаешь ты? Сын! (Трясет ее за плечи.)
МАША. Красивый был?
БЕЛОВ. А?
МАША. Красивый сын был?
БЕЛОВ. Не знаю… Да, наверно… Не знаю… Ничего не знаю! Господи! Уйду совсем от всех! Один буду жить! Или сдохну! (Хватает со стены ружье и выбегает.)
Появляется Ведущий.
ВЕДУЩИЙ. И побежал Белов куда глаза глядят. Бежал, бежал, бежал… И опять явился ему ангел.
Появляется Мужик.
БЕЛОВ. А, хранитель! Чего тебя от меня еще нужно? Ты зачем меня подбил на эти дела, сволочь? Ты ведь знал, что так будет? Знал?
МУЖИК. Так вопрос не стоит. Ты сам знал.
БЕЛОВ. Да я даже предположить не мог!
МУЖИК. Неужели? Я тебя не подбивал, ты сам себя подбил. Люди, люди… Если бы ты хотя бы на минутку задумался, чем все может кончиться, ты сам бы все увидел. Разве трудно было предположить, как жена себя поведет, как друзья себя поведут, как сын себя поведет? Ты не о них думал, о себе. Покоя захотел. А покоя теперь тебе не будет. Никогда. Гарантирую. Хотя, опять-таки, ты и сам знаешь.
БЕЛОВ. Постой. Давай проще говорить, ладно? Практически?
МУЖИК. Ну, давай.
БЕЛОВ. Я должен был это сделать или нет? Раздать деньги, все потерять? Или это все-таки ошибка?
МУЖИК. Не имеет значения.
БЕЛОВ. Как это не имеет значения?
МУЖИК. А так. В данном случае не способ важен, а цель.
БЕЛОВ. Ну, и какая же цель?
МУЖИК. Сам знаешь. Ты этого хотел. Без этого ты чувствовал себя инвалидом, уродом, человеком только наполовину. Некоторые ведь как объясняют жизнь? Все, мол, просто: делай, что должно, и будь что будет. А что должно-то, вот вопрос! Убийца убивает и думает, что должно. Мать ребенка в приют сдает и думает, что должно. Каждый себе находит оправдание. Дескать, все свое предназначение на земле выполняют, вот я и выполняю. А ты не смог. Почуял: что-то не так. Понял, что без этого не можешь.
БЕЛОВ. Без чего – без этого? Слово назови.
МУЖИК. Я стесняюсь.
БЕЛОВ. Что, матерное, что ли?
МУЖИК. Да нет… Просто… Детское оно какое-то…
БЕЛОВ. Слово! Назови слово! Что это такое это, ради чего я жизнь сломал себе и другим? Что? Предопределение? Карма? Долг?
МУЖИК. Я даже вспотел. Фу ты, в самом деле…
ВЕДУЩИЙ. Назвали бы, в самом деле, не мучили бы его.
МУЖИК. Еще больше мучиться начнет.
ВЕДУЩИЙ. Так он этого и хочет.
БЕЛОВ. Слово! Назови слово!
МУЖИК. Предупреждаю – слово самое немодное из всех. Глупое. Наивное. Если вслух произнести при ком-то – хохоту не оберешься.
БЕЛОВ. Слово! Убью!
Напомним, что в руках у него ружье. Он держит его нелепо, направляя куда-то вбок и вверх, а при последнем выкрике нажимает на спусковой крючок. Выстрел, с дерева на голову Мужика падает ветка. Белов застывает.
ВЕДУЩИЙ (вздрогнув). Нельзя же так пугать! (Зрителям.) Был такой закон древнего театра: если на стене висит ружье, оно должно выстрелить. Ружье – это… Я разве не объяснял? Ну, устройство для того, чтобы кусочком свинца попасть в другого человека. Происходил разрыв мышечных тканей, кровеносных сосудов, в ту пору человек мог от этого даже умереть. (Смотрит в зал.) А? Так я об этом и говорю! Висит ружье – и пусть висит. Для интерьера. А если водка на столе стоит, ее обязательно пить? Это вы понимаете, что можно не пить, а для землян той поры, особенно в стране России, то был величайший парадокс. Как это – стоит на столе водка, а ее не пить? Они этого понять не могли. Но водка – ладно, от нее не все умирали, а ружье – вещь опасная. Тем не менее, раз висит – должно выстрелить. Такие были странные законы театра. Вот оно и выстрелило.
БЕЛОВ (приходит в себя). Постой… Так оно заряжено было? Или его потом зарядили?
МУЖИК (смущенно). Было…
БЕЛОВ. То есть ты меня тогда обманул?
МУЖИК. Ну… Не без этого.
БЕЛОВ. Ты же ангел! Как ты можешь обманывать?
МУЖИК. Я не просто ангел, я ангел-хранитель. Нам можно иногда. Для вашей же пользы.
БЕЛОВ. Так может, ты меня и во всем другом надул?
МУЖИК. Ни в коем случае. И вообще – ты сам все решил. Ты про слово спрашивал. Только не смейся, хорошо? В общем, короче… До чего дошло, даже ангелов отучили его произносить. Короче, совесть это.
Белов некоторое время смотрит на Мужика и вдруг выставляет в его направлении кукиш.
И что это значит?
БЕЛОВ (усмехается). А я тебя тоже обманул. Ну, была депрессия, чисто клинические дела. Все, что я делал, это так – чистый эксперимент. На самом деле плевать я хотел на тебя, на людей, на все вообще! Я хочу быть счастливым – и буду им! Безо всякой совести. Другие-то без нее живут – почему я не могу?
МУЖИК. Ошибаешься, никто без нее не живет. Конечно, по-разному с ней обращаются, кто-то ей зубы заговаривает, кто-то вытравить пытается, кто вообще убить.
БЕЛОВ. А у меня вот нет ее! И не было никогда! Нет у меня совести, понял?
МУЖИК. Есть.
БЕЛОВ. Нет.
МУЖИК. Есть.
БЕЛОВ. Убью! (Наставляет ружье.) Нет, говорю тебе! А если и были остатки, убью тебя – и все, не будет ничего!
МУЖИК. Будет! И есть! Брось ружье, не доводи себя до греха!
С этими словами Мужик отступает к кулисам, убегает. Белов за ним.
БЕЛОВ. Нет, я сказал!
Вместо Мужика выбегает Коблеяшев с криком.
КОБЛЕЯШЕВ. Есть!
БЕЛОВ. Нет!
Коблеяшев скрывается, Белов за ним. Вместо Коблеяшева выбегают Анатолий и Татьяна. Кричат разом: «Есть!» – и скрываются. И так поочередно, группами и отдельно, выбегают все персонажи – и Мясоедов, и Лира, и Жуков, и т. д. Включая погибшего сына. И все кричат: «Есть!» А Белов упорно кричит: «Нет!»
И вот он в очередной раз выбегает, а на сцене – пусто. Белов озирается. Кого-то увидел.
БЕЛОВ. А, загнал я тебя все-таки! Выходи, не прячься!
Выходит Двойник Белова. Максимально похож на него, с трех шагов не отличить. (А можно сделать и так, что Двойник выбежит вместо Белова, а перед ним возникнет сам Белов.)
БЕЛОВ (ошарашенно). Ты кто?
ДВОЙНИК. Ангел.
БЕЛОВ. Да какой ты ангел, ты же – я!
ДВОЙНИК. Именно. Я не только где-то там, а в тебе. Можно сказать, ты сам свой ангел-хранитель.
БЕЛОВ. Врешь! Я сейчас разберусь, кто ты!
Идет к Двойнику, запинается о ветку или пенек, падает, ружье стреляет, Двойник оседает на пол.
ВЕДУЩИЙ. На следующий день во всех газетах объявили: «Миллиардер Белов-Шварцман пытался покончить жизнь самоубийством посредством выстрела из ружья. Попытка, к счастью, оказалась неудачной».
Белов и Двойник медленно поднимаются, садятся, потом встают, смотрят друг на друга. Выходят остальные и тоже всматриваются друг в друга, как бы заново узнавая. Они блуждают, будто среди деревьев.
ВЕДУЩИЙ. Тут и сказке конец, а кто слушал – огурец. Это я пошутил. Не поняли? Ну, огурец, это такое зеленое съедобное было растение. Растение – это то, что из земли растет, из семени, потом фотосинтез и все такое прочее. Вот интересно, вы действительно ничего не знаете или притворяетесь? А?
Все на сцене повернулись к нему, будто вопрос задан и им. Таким образом взгляды всех присутствующих – и зрителей, и актеров, сойдутся в одной точке.
Занавес