Мужчина, спустившийся на лифте в подземную штаб-квартиру Охотничьей организации в Нью-Джерси, выглядел весьма представительно. Темно-синий костюм с красной искрой сидел на нем безукоризненно. Его отличительными чертами были седые волосы и длинная – почти четыре дюйма – окладистая борода. Но на бороду не стоило обращать внимания, потому что, оказавшись внизу, мужчина тут же отцепил ее и спрятал в кейс.

Симмонс вышел к лифту как раз в тот момент, когда посетитель закрывал медные застежки кожаного кейса.

– Сенатор Баренжер! – воскликнул Симмонс. – Как я рад вас видеть! Пойдемте в мой кабинет.

Он провел Баренжера по коридору в свой кабинет, где дорогая мебель гармонировала с обоями мягких зеленых тонов.

– Чем обязан такой чести? – спросил Симмонс.

Баренжер потер ладонью лицо, чесавшееся от клея, на котором держалась фальшивая борода.

– Я жду не дождусь, когда уже можно будет обходиться без этого маскарада, – заметил он.

– К сожалению, сейчас это необходимо, – сказал Симмонс. – Что подумают избиратели, если увидят сенатора от штата Иллинойс здесь, в самом сердце нелегальной организации? Что-нибудь выпьете, сенатор?

– Немного ирландского виски, – ответил Баренжер. – Говорите, нелегальной организации? Да, Охотничья организация до сих пор вынуждена действовать нелегально, и все это благодаря чертовым либералам из Вашингтона. Но скоро все изменится, Симмонс. Помяните мое слово. Последние опросы населения свидетельствуют о том, что люди по всей стране сыты по горло ситуацией, когда всякие там террористы убивают ни в чем не повинных людей. Граждане этой страны хотят радикально изменить такое положение – они хотят убивать сами. Законное убийство – вот что требуется нашим соотечественникам. Наше время не за горами.

– Мы стараемся, чтобы это время наступило как можно быстрее, – сказал Симмонс. – Хоть и нелегально, но Охота идет полным ходом.

– Я как раз и пришел сюда, чтобы посмотреть, какого прогресса вы достигли за последнее время, – сказал Баренжер. – Мои коллеги и друзья из коалиции «Конгрессмены за свободное убийство» хотят убедиться, что Охотничья организация действует согласно утвержденным планам.

– Могу вас заверить, что мы руководствуемся исключительно вашими планами. Давайте пройдем в ситуационную комнату, и вы увидите это своими глазами.

Они вышли из кабинета, и Симмонс провел сенатора по коридору в просторный зал, уставленный рядами компьютеров. Экраны на стенах выдавали различную информацию. На огромной карте мира мигали разноцветные огоньки.

– Это Охотничья карта мира, – пояснил Симмонс. – Первоначально мы отмечали лампочками каждую Охоту. Но потом, когда число Охот возросло с двух десятков до пяти сотен, мы решили кое-что изменить. Теперь мы используем лампочки с разной степенью освещенности для обозначения интенсивности. Вот здесь вы можете увидеть соотношение индексов убийств среди Охотников и Жертв. Информация обновляется каждый час. А вот это специальный список необъявленных Охот против террористов и главарей отрядов смерти. Так сказать, наша гражданская обязанность.

Сенатор Баренжер принялся рассматривать табло с особым вниманием. Его взгляд остановился на Майами, где горела одна-единственная зеленая лампочка.

– А это что за Охота? – поинтересовался он.

– Один из наших людей охотится на известного убийцу – мистера Альфонсо Гусмана.

– Рад, что вы решили покончить с этим негодяем. А что означает желтый огонек, который только что появился рядом с зеленой лампочкой?

Симмонс с удивлением уставился на желтую лампочку.

– Желтый цвет, – медленно произнес он, – означает, что Жертве послали уведомление об Охоте.

– А мне казалось, что вы не уведомляете убийц о том, что на них объявлена Охота.

– Это действительно так. – Симмонс поджал губы. – Произошла ошибка. Простите, сенатор, мне надо выяснить, что случилось. – Быстрым шагом Симмонс направился к узлу связи. Подняв трубку, он приказал: – Соедините меня со Стивенсоном. Быстро!

В трубке щелкнуло, и через пару секунд Симмонсу ответили.

– Стивенс слушает.

– Стивенс, проверьте ваш файл на Охоту номер 23441А.

– Минутку, сэр. Так… вроде все в порядке. Хотя, подождите…

– Жертве послали уведомление.

– Да, сэр. Это действительно так.

– Как вы это можете объяснить? Я ведь приказал действовать строго по инструкции. Вы же знаете, что эти профессиональные убийцы действуют безжалостно. Если им становится известно, что на них охотятся, наши Охотники лишаются последнего шанса на победу.

– Я знаю, сэр. Это либо саботаж, либо чья-то ошибка.

– Кто программировал эту Охоту?

– Бвитинс, сэр. Вызвать его?

– Я разберусь с ним потом. А вы проверьте все остальные Охоты самым тщательным образом. Может, у нас еще есть возможность каким-то образом перехватить уведомление. – Он положил трубку на рычаг, а затем снова вызвал оператора. – Соедините меня с Бвитинсом из почтовой службы Охоты.

Через несколько секунд ему ответили.

– Уведомление 32241В уже ушло? – спросил Симмонс.

– Думаю, что да, сэр.

– Его уже вручили получателю?

– Думаю, что еще нет, сэр.

– Слушайте меня внимательно. Я хочу, чтобы это уведомление немедленно отменили.

– Отменили? Но письмо уже в пути.

– Речь идет о жизни одного из наших Охотников, – спокойно произнес Симмонс. – Вы должны перехватить письмо до того, как его доставят по адресу.

– Понял, сэр, – сказал Бвитинс. – Сделаю все, что в моих силах. Какую степень насилия я могу применить при исполнении вашего приказа?

– Вплоть до третьей, – ответил Симмонс. – Невыясненные обстоятельства.

– Понял, сэр, – хмуро отозвался Бвитинс. – Приступаю к действиям.

Симмонс обернулся к Баренжеру.

– Сенатор, я рад, что вы заметили ошибку. Надеюсь, у нас достаточно времени, чтобы ее исправить.

– Мне пора возвращаться в Сенат, – сказал Баренжер. – К великому сожалению, мое время истекло. Но я хочу сказать, что здесь, в этой истинной цитадели свободы, работают поистине замечательные люди.

– Мы делаем все от нас зависящее, – скромно ответил Симмонс.

Как только сенатор ушел, Симмонс поспешил к Мастеру Охоты. Он ворвался к нему, даже не постучав.

– Зачем? – спросил он.

Мастер Охоты сидел с непроницаемым лицом.

– Чашку чая? – предложил он Симмонсу.

– Перестаньте, – нетерпеливо сказал Симмонс. – Я же знаю, что это ваших рук дело. Вы приказали Бвитинсу отправить Гусману письмо. Почему?

– Так надо, – ответил Мастер Охоты. – Чтобы поторопить события.

– Надо для кого? Уж не для Блэквелла ли?

Мастер Охоты прищелкнул языком.

– Несомненно, это доставит Блэквеллу немало неприятных минут. Но Поляк присмотрит за ним.

– А с какой целью понадобилось торопить события?

– Скоро ты сам это увидишь. Наш самолет готов к вылету?

– Конечно. А куда мы летим?

– Не надо задавать сразу так много вопросов, – сказал Мастер Охоты. – Просто будь все время начеку. Мы можем отправиться в путь в любую секунду. Так как насчет чая?

В пять часов вечера какой-то пьяница или псих умудрился пробраться в раздевалку 512-го отделения связи в Ньюарке. Двум бригадам добровольной пожарной службы Ньюарка пришлось сражаться с огнем, потому что в раздевалке вспыхнул пожар. После того как пожар удалось погасить, обнаружили, что кто-то украл мешок с почтой, пришедшей из северной части Нью-Джерси.

…Бвитинс быстро пропустил мешок с почтой сквозь инфракрасный сканнер. Сортировочная машина надрывно гудела, пропуская письма через кожух сканнера. Когда процесс закончился, Бвитинс выругался. Нужного документа, помеченного невидимым магнитным кодом, в мешке не оказалось. Он снял трубку телефона и позвонил своему агенту в Майами.

Альберт Гирс почти три года работал почтальоном в Южном Майами. Гирсу нравилось разъезжать на голубом джипе с надписью «Почтовая служба США». Каждый день он развозил по адресам почту второго класса и всегда имел при себе баллончик с газом, чтобы отпугивать собак – заклятых врагов каждого почтальона. Ничем особенным он не выделялся. И это придало еще больше таинственности факту его исчезновения в Западном Майами. А вместе с ним пропал и мешок с почтой. Каких только теорий не существовало на этот счет! Но почему-то никто не обратил внимания на самую существенную деталь – Гирс пропал сразу же после того, как доставил почту в резиденцию Гусмана.

А если кто и задумался над таким обстоятельством, то вряд ли смог сделать рациональный вывод, не имея остальных ключей к разгадке таинственного исчезновения Гирса. А именно: кто-то хотел помешать доставке почты в резиденцию Гусмана, но опоздал всего на пять минут.

– Всего хорошего, сэр!

Блэквелл сунул портье чаевые и сел в машину, которую подогнали прямо к подъезду отеля. Руль так накалился от солнца, что к нему невозможно было притронуться, но портье догадался включить кондиционер, и прохладный воздух уже начал циркулировать в салоне. Пристегнувшись ремнем, Блэквелл тронулся с места и выехал на Брикел-авеню. По обе стороны улицы возвышались высокие здания из стекла и алюминия, перемежающиеся с королевскими пальмами. Следуя дорожным указателям, Блэквелл без труда нашел нужный поворот и выехал на 6-е шоссе. Вскоре позади остались Коконат-Гров и Корал Гэйблз. За 72-й улицей начался район Южного Майами. Выехав на 55-ю авеню, Блэквелл свернул на Твин-Лейкс-драйв. В конце тупиковой улицы за высоким забором из металлической сетки виднелось огромное приземистое здание.

Блэквелл подъехал к воротам, назвал охраннику свое имя и сказал, что у него имеется приглашение. Охранник куда-то позвонил, получил разрешение и открыл тяжелые ворота из кованого чугуна. К главному зданию вела длинная подъездная аллея, по обе стороны которой росли высокие пальмы. Здоровяк с непроницаемым лицом молча кивнул Блэквеллу и жестом указал, где припарковать машину.

Дом Гусмана, уродливое сооружение кораллово-розового цвета, стоял на пятиакровом участке, обнесенном высоким забором с самыми современными датчиками охраны. Вдоль забора бегали черные доберманы. В испаноговорящей общине этот дом называли Розовым дворцом дона Альфонсо. В нем сочетались черты архитектур всех времен и народов, начиная от древнегреческой и кончая современным европейским стилем. С разных сторон Розовый дворец напоминал французское шато, английскую усадьбу, испанский колониальный особняк и итальянский средневековый замок. Без преувеличения его можно было назвать музеем исторической архитектуры.

Тито открыл входную дверь, быстро обыскал Блэквелла и пропустил в дом. В просторном холле уже ждала одетая в черно-белую форму горничная, которая повела Блэквелла дальше. Он пошел за ней по длинному сводчатому коридору, явно позаимствованному у Борджиа, и оказался возле огромного плавательного бассейна.

В цветастом шезлонге полулежал мужчина. Его смуглая кожа блестела от лосьона и пота. Узкое прямоугольное лицо наполовину закрывали зеркальные очки в дорогой оправе «Гуччи». Издали он напоминал фигурку индейца, вырезанную из железного дерева.

Альфонсо Гусман был невысоким, мускулистым мужчиной с широкой грудью, заросшей седыми волосами. На темно-коричневой коже блестели капельки пота. Рядом с ним сидели трое мужчин. Один, высокий и стройный, в легких белых брюках и расстегнутой до пояса белой рубахе. Другой, средних лет толстяк с усталым морщинистым лицом с черными бандитскими усами, был одет в шелковый халат с вышитыми на спине драконами. Третий, юноша с курчавой головой, неуверенно улыбался. И, конечно же, здесь была Мерседес, невообразимо красивая в своем бледно-желтом купальном костюме.

– Рад вас видеть, мистер Блэквелл. Это мои друзья – Диего Гарсия и Чако. А это Мерседес Банниган, друг семьи.

Мерседес мило улыбнулась.

– Хотите чего-нибудь выпить? – спросил Гусман.

– Минеральной воды и побольше льда, – ответил Блэквелл.

Гусман щелкнул пальцами.

– Хуанито, сбегай.

Юноша вскочил, кивнул Блэквеллу и направился к бару под тентом.

– Пойдемте, я покажу вам свои владения, – пригласил Гусман.

Дон Гусман обожал свой дом, потому что ему нравилась экстравагантность. К тому же ему льстило, когда гости восхищались его поместьем. Он всегда начинал экскурсию с гостиной, где показывал друзьям обширную коллекцию стрелкового оружия. Рядом с гостиной располагался тир, где Гусман мог продемонстрировать свои незаурядные способности в стрельбе из любого вида оружия. Но больше всего он любил свой плавательный бассейн с удобными шезлонгами, где он мог отдохнуть с друзьями, попивая прохладные коктейли, куря кубинские сигары («Табак вне политики», – часто говаривал Гусман) и вспоминая о старых добрых временах.

Когда они вернулись к бассейну, Гусман сказал:

– Обед подадут через пару минут. Может, хотите чего-нибудь нюхнуть? Эй, Хуанито, живо принеси сюда перуанского кокаина «Император Инка» и заверенный чек на миллион долларов, из которого мы сделаем трубочку. Видите, амиго, у нас тут все на высшем уровне.

– Я пас, – сказал Блэквелл. – Никогда не употребляю наркотики перед обедом.

– Мы пообедаем внутри, – сказал Гусман, – в так называемом ланае (ланай – крытая гавайская веранда). Мне хочется узнать ваше мнение о моем шеф-поваре. А вот и моя жена. Сейчас я вас познакомлю.

Катерина Гусман была высокой стройной женщиной с бледным неулыбчивым лицом, одетой в длинное серое платье. На груди у нее висело распятие из слоновой кости. Ее матовая кожа свидетельствовала о том, что она, мягко говоря, недолюбливала яркое солнце и компанию тех, кто любил позагорать. Ее строгая осанка резко контрастировала с вальяжными позами собравшихся здесь любителей вина, табака и острой латиноамериканской пищи и словно напоминала о грядущем дне Страшного суда. Она на мгновение коснулась руки Блэквелла холодными пальцами, взглянула в его глаза фанатичным взглядом, прошептала: «Timor mortis conturbat me» – и, развернувшись, пошла прочь.

– Она очень набожна, – пояснил Гусман. – Ну ладно, пойдемте есть.

– А разве сеньора к нам не присоединится? – спросил Блэквелл.

Гусман отрицательно покачал головой:

– У нее свои дела.

Гусман повел всех в ланай. Своей походкой он напоминал Блэквеллу игуану. Гусман был похож на карикатурного генерала из какой-нибудь центральноамериканской страны, но Блэквелл внезапно вспомнил, что этот кофейного цвета коротышка со смешными усами и тщательно зачесанными волнистыми волосами когда-то командовал бригадой 432, которую после бойни у Тунбунку назвали Бригадой негодяев. Потом Гусман возглавил «Грингитос де Соледадес», отряд смерти в Тегусигальпе, а затем три года был начальником образцово-показательной тюрьмы в Манагуа, о которой ходили такие страшные слухи, что даже Комиссия ООН по правам человека не верила в их правдоподобность.

Хоть Гусман казался со стороны забавным, следовало помнить, что ему не раз приходилось смотреть смерти в глаза, и справиться с ним будет не так-то и просто. Блэквелл потрогал свернутую дорожную карту, лежащую во внутреннем кармане пиджака.

Ланай оказался просторной комнатой с затененными жалюзи окнами и бамбуковой занавеской у входа. Гусман уселся в кресло, стоявшее во главе стола, посадив Блэквелла по правую руку. Мерседес села слева. Потом расселись Эмилио, Хуанито и остальные гости: профессор экономики из Парагвая – невысокий бородатый мужчина в очках, – и его жена, щуплая смуглая женщина с растрепанными волосами. Диего Гарсия и Чако уселись на противоположном конце стола.

Сначала подали салат из крабов с майонезом и зеленью, потом раков по-креольски с чесноком, красным перцем, соусом пири-пири и ломтиками манго. Затем настала очередь джамбалайи с пюре из новоорлеанского картофеля и миниатюрными початками отваренной кукурузы. После принесли салат из креветок с горчичным соусом. Лимонный пирог оказался таким вкусным, что Блэквелл не удержался и положил себе второй кусок. Затем, как обычно, последовали кофе, бренди и сигары.

После кофе парагвайский профессор с женой отправились отдохнуть, сразу же после них поднялись из-за стола Эмилио и Хуанито, а через пару минут их примеру последовали Гарсия и Чако. За столом остались только Блэквелл, Гусман и Мерседес. Хотя Блэквелл чувствовал тяжесть в желудке, он знал, что это не помешает ему совершить убийство. Разумеется, после того, как он получит чек.

Поднявшись, Гусман обратился к Блэквеллу:

– Может, прогуляемся немного по саду? Ты уж извини нас, дорогая.

…Блэквелл и Гусман шли по тропинке ухоженного сада. Белое солнце висело на джинсово-голубом небе. Они подошли к искусственному пруду, постояли немного на мостике, выполненном в японском стиле, и полюбовались плавающими внизу золотыми рыбками.

– Теперь можно и поговорить, – сказал Гусман. – Когда я получу оружие?

– Завтра вечером, – ответил Блэквелл.

– Где?

– Надеюсь, у вас есть грузовое судно?

– Да, «Эспириту де Гуанохуато» в порту Эверглейдс.

– Завтра вечером на него погрузят оружие.

– Откуда оно?

– Это уже мое дело, мистер Гусман.

– Но мы раньше не имели общих дел, мистер Блэквелл, – заметил Гусман. – Хочу вам напомнить, что этот груз имеет для меня особую ценность. О цене мы договорились. Я хочу получить хороший товар.

– Само собой разумеется.

– Не совсем. В этом городе полным-полно нечестных людей. Они могут пообещать вам что угодно. Но смогут ли они прожить достаточно долго, чтобы потратить полученные деньги, – в этом я глубоко сомневаюсь.

– Это угроза, мистер Гусман?

– Ни в коем случае. Я просто хочу предупредить, что на вашем пути могут встретиться нечестные люди. А теперь, я полагаю, вы хотели бы получить деньги?

– Мистер Фрамиджян сказал, что это обычная процедура.

Гусман сунул руку в карман и достал конверт. Открыв его, он вытащил чек. Блэквелл заметил, что чек на сумму девять миллионов долларов был выписан на получателя.

– Я полагал, что речь шла о двадцати миллионах, – сказал он.

– Здесь только половина. Остальное вы получите завтра.

– Но девять миллионов – это не половина от двадцати, – заметил Блэквелл.

– Я ведь должен получить свои комиссионные, – ответил Гусман. – Разве я этого не заслуживаю?

Блэквелл ничего не знал о комиссионных и о том, что ему выплатят лишь половину суммы. Когда же ему убивать Гусмана – сейчас или потом? Наверное, сейчас. Пора приступать к трюку с картой. Сложив чек, он засунул его во внутренний карман пиджака.

– Что ж, мне пора идти, – сказал Блэквелл. – Извините, что так быстро, но у меня куча дел.

– Конечно. Я прекрасно вас понимаю. Приходите завтра вечером. Я устраиваю большую вечеринку. Будет полно еды, выпивки, женщин, наркотиков, музыки и веселья. Тогда и получите вторую часть суммы.

– Идет, – ответил Блэквелл. – Может, вы покажете мне дорогу? – Он вытащил из кармана отравленную карту.

– Разумеется. Куда вы собираетесь поехать? – спросил Гусман, протягивая руку к карте.

– К Морскому аквариуму, – ответил Блэквелл. – Я слышал, там потрясающие дельфины. Я от них просто балдею.

Прежде чем Гусман успел дотронуться до карты, другая рука взяла ее у Блэквелла. Рука в длинной белой перчатке. Рука Мерседес.

– Морской аквариум? Вы должны были проезжать мимо, когда направлялись сюда из Майами. Это вот здесь. Вы действительно интересуетесь рыбами, мистер Блэквелл?

– О да, – поспешно ответил Блэквелл. – Но больше всего мне нравятся дельфины.

– Я как раз туда еду, – сообщила Мерседес. – Можете следовать за моей машиной.

– Прекрасно, – сказал Блэквелл.

И с облегчением вздохнул при мысли, что ему не придется убивать Гусмана прямо сейчас. Вдруг действительно завтра надо будет забрать оставшиеся девять миллионов.

Блэквелл осторожно взял карту из рук Мерседес. И они вместе направились к машинам.

Служанка убрала со стола остатки обеда. Проследив за этой процедурой, Эмилио пошел за почтой. Она всегда лежала на изящном небольшом столике из красного дерева в центральном холле возле полой слоновьей ноги, в которой стояли зонтики. Эмилио бегло просмотрел конверты. Как всегда, пачка счетов. Это для Хуанито. Предвыборные листовки от различных политических кандидатов и проспекты новых ресторанов. В мусор. На столике лежало еще одно письмо в твердом ворсистом конверте кремового цвета. Оно выглядело официальным и каким-то европейским. Без обратного адреса.

Эмилио, служивший адъютантом Гусмана в карательном отряде смерти в старые добрые времена, а теперь исполняющий обязанности телохранителя, взял письмо мозолистыми пальцами. Должно быть, каким-то шестым чувством старый ветеран учуял опасность, потому что встряхнулся, как мокрый пес, прикусил нижнюю губу и только после этого понес письмо хозяину.

Дон Альфонсо сидел в старинном деревянном кресле в своей любимой оружейной комнате с тяжелой от похмелья головой и распухшим от постоянного нюхания кокаина носом. Он взял кремового цвета конверт и нахмурился. Затем при помощи штык-ножа вскрыл конверт и достал сложенный листок бумаги. Письмо оказалось коротким:

«Сим официально извещается о присвоении вам статуса Жертвы в Охоте № 23441А.

Охотничий комитет».

– Эмилио! – заорал Гусман.

Эмилио прибежал из соседней комнаты, где терпеливо ждал, когда Гусман позовет его.

– Прочитай, – сказал Гусман, – и скажи, что все это значит?

Сидевший в машине Альварес поднял телефонную трубку.

– Откуда вы мне звоните?

– Из Морского аквариума, – ответила Мерседес. – До этого у меня не было никакой возможности добраться до телефона. Что там происходит?

– Пока все тихо. Фрамиджян в доме. Я видел его пару раз и уверен, что там есть кто-то еще. Только я пока не знаю, кто именно. Манитас сидит на телеграфном столбе и пытается рассмотреть, что делается внутри. Мы лазим туда по очереди. Слушайте, я без сигарет, а тут поблизости нет ни одного киоска. Долго нам еще тут торчать?

– Пока не узнаете, что происходит в доме.

– У меня вечером свидание. Я могу на него опоздать!

– Забудь о свидании. Багамская корпорация платит тебе достаточно за то мизерное время, в течение которого мы тебя используем. Будете наблюдать за домом до тех пор, пока не выясните, что там происходит.

Альварес повесил трубку и медленно выругался. И как это он забыл бросить в бардачок пару пачек сигарет? А как быть с Лолой Мартинес, которой он сегодня назначил свидание?

Вдруг краем глаза он заметил какое-то движение. Повернувшись, Альварес увидел женщину, направляющуюся в сторону дома Фрамиджяна. Альварес был уверен, что она пройдет мимо, но женщина подошла к двери.

«Кто она такая и что тут забыла?» – подумал Альварес.

– Бью восьмеркой, – сказал Фрамиджян.

Он со звоном положил карты на стол. Это звенела цепь, которая была пропущена через наручники и крепилась к ножке стола.

– Сукин сын! – воскликнул Поляк. – Как тебе удается все время меня обыгрывать?

– Я, приятель, родом из Майами, – сказал Фрамиджян. – А у нас в Майами самые лучшие игроки в джин-рамми. Но у вас тоже неплохо получается.

– Спасибо большое, – ответил Поляк. – Итак, я тебе уже должен четыре сотни.

– Шесть сотен, – уточнил Фрамиджян. – В последней сдаче мы удвоили ставки.

– Просто я засыпаю, – сказал Поляк. – Сколько я уже не сплю? Двадцать часов.

– А ваш молодой напарник надежный парень?

– Конечно. Просто он новичок. Не такой крутой профессионал, как я.

– Что ж, надеюсь, так оно и есть на самом деле. Только почему он не звонит? В этой игре, как я понимаю, наши интересы совпадают. Неужели вы думаете, что я целую вечность смогу водить за нос своих друзей, рассказывая неправдоподобную историю о мнимой болезни, которая приковала меня к постели?

– Именно таким неправдоподобным историям люди верят чаще всего. Поверь моему опыту, мне не раз приходилось брать заложников.

– Ну если вы так в этом уверены. – Фрамиджян пожал плечами. – Слушайте, а может, я дам вам взятку, и мы прекратим весь этот балаган? Миллион и сто тысяч. И вечная дружба Ицхака Фрамиджяна. Ну как?

– Заманчивое предложение, – ответил Поляк, – и я бы принял его с благодарностью. Но, увы, не могу.

– Почему?

– Потому что я никогда не изменяю своим принципам, – с гордостью заявил Поляк.

– Ну почему же мне всегда так не везет, – вздохнул Фрамиджян. – Еще партийку сыграем?

– Конечно. Сдавай.

– Мне трудно сдавать в наручниках.

– Ничего, у тебя неплохо получается, – ответил Поляк.

Фрамиджян потянулся за картами и вдруг замер. Поляк тоже весь напрягся. Они услышали, как в замке поворачивается ключ.

– У кого есть ключи от твоего дома? – требовательно спросил Поляк.

– Ни у кого. Разве что…

Дверь распахнулась. В комнату вошла невысокая грудастая женщина в ярко-зеленом костюме и с рыжими волосами.

– Розалия! – воскликнул Фрамиджян.

– Я не могла больше выносить одиночества, – сказала Розалия. – Ты ведь знаешь, я до сих пор люблю тебя. Что это за тип?

– Так, приятель, – ответил Фрамиджян.

– Если это твой приятель, то почему ты сидишь в наручниках?

– Это у нас такая игра.

– Понятно, – ответила Розалия. – Ты что, не рад меня видеть?

– Розалия, крошка, я вне себя от радости. Ты ведь знаешь, что я все время просил тебя вернуться. Но, видишь ли, сейчас не очень подходящий момент. Тебе бы следовало сначала позвонить. Я тут – как бы тебе объяснить? – улаживаю одно дельце.

– В наручниках?

– Забудь ты про эти наручники. Мы просто играем в такую игру. А где Ханна?

– С моими родителями.

– Передай ей, что я ее очень люблю. Я закончу с этим делом, и тогда мы снова соберемся все вместе.

– Ты сказал, что, если я вернусь, мы начнем новую жизнь!

– Так оно и будет. Дай мне только закончить с этим делом.

– Но именно так все и было в прежней жизни!

– Розалия, почему бы тебе не прийти ко мне как-нибудь в другой раз?

Розалия не могла понять, что происходит с Фрамиджяном. Он вел себя как-то странно. Раньше он всегда говорил при ней о всех своих делах. Она посмотрела на сидящего напротив Фрамиджяна мужчину. Высокий, широкоплечий, с неприветливым лицом. Что-то в нем было необычное. Да, он выглядел слишком угрожающе. Потом перевела свой взгляд на наручники. Что это за игра у них такая?

Что-то здесь не так, решила Розалия и внезапно поняла, что эта мысль должна была прийти ей в голову еще пять минут назад.

Но лучше поздно, чем никогда.

– Ну ладно, было очень приятно познакомиться, мистер как-вас-там, – сказала Розалия. – Простите, что пришла так некстати. Вернусь попозже.

– Нет, вы никуда не пойдете, Розалия, – наконец принял решение Поляк. – Присоединяйтесь к нашей компании. В карты сыграем. Как насчет подкидного? Мы можем играть втроем.

– О чем это вы? – удивилась Розалия.

И тут она увидела в его руке пистолет.

С минуту все помолчали, выражая свое уважение оружию.

– Давайте сделаем так, – сказала наконец Розалия. – Я забуду обо всем, что тут видела. Я не сделаю ничего такого, что могло бы принести вред Фрамиджяну.

– Садись, Розалия, – приказал Поляк.

Розалия посмотрела на Фрамиджяна. Тот пожал плечами и слабо улыбнулся. Она перевела взгляд на Поляка. Он был похож на одного из тех негодяев, которые запросто могут пристрелить даже ребенка. Розалия подошла к креслу и села.

– Зря я не послушала свою мамочку, – пожаловалась она Поляку. – Она всегда советовала мне держаться подальше от Фрамиджяна. Говорила, что он умрет рано и не своей смертью. А я, такая дура, не послушала ее.

– Розалия, все будет хорошо, – сказал Фрамиджян.

– Ты играешь в подкидного? – спросил у нее Поляк.

– Нет, – ответила она. И вздохнула. А затем улыбнулась вымученной улыбкой. – Но я могу научиться.

Розалия была нервной женщиной, но отходчивой.

Зазвонил телефон. Фрамиджян снял трубку.

– Фрамиджян слушает, – произнес он согласно полученным инструкциям.

– Я хочу поговорить с другим парнем, – сказал Блэквелл.

– С каким еще другим парнем?

– С тем, который рядом с тобой.

– А кто вы?

– Я был с ним вчера вечером.

– Ах, с тем парнем! Видите ли, ваш друг ушел за пиццей, но сказал, что скоро вернется.

Блэквелл удивился. Неужели Поляк сошел с ума? Но тут он услышал глухой звук, как будто кого-то стукнули по голове, и тут же раздался голос Поляка:

– Как дела, малыш? Не пришил его?

– Не смог. Но завтра мне представится такая возможность на вечеринке, которую устраивает Гусман.

– Где ты сейчас?

– В Коконат-Гров с одной дамочкой по имени Мерседес. Думаю, она тоже в этом деле замешана, так что мне надо ее проверить.

– Давай, – сказал Поляк. – Тебе все равно нечего делать до завтрашнего вечера. А я буду играть в подкидного с Фрамиджяном и Розалией.

– Кто такая Розалия?

– Жена Фрамиджяна. Нашла время мириться.

– Какой у нас план?

– Встречаемся в восемь у меня в «Немо». Там и обговорим все детали.

Блэйк и Коэлли подъехали к федеральному зданию пятого округа, расположенному на Флэгер-стрит, 346.

Сидевшая за секретарским столом мисс Эусташио нажала кнопку интеркома.

– Они здесь, сэр.

– Пускай зайдут, – приказал Дикерсон, пытаясь скрыть нетерпение.

Он положил свежий номер журнала «Коллекционер-антиквар» в ящик стола из железного дерева.

Предстояло серьезное дело.

Дикерсон был новым окружным директором оперативного отдела ЦРУ в Южной Флориде, и его владения простирались от Форта Лорендаль до Ки-Вест. Плотно сложенный, он всегда носил белые костюмы и панаму с загнутыми полями. Его агенты постоянно бились об заклад, роль какого героя пытается играть их шеф. Блэйк полагал, что он старается изобразить Уолтера Хьюстона из фильма «Сокровища Сьерра-Мадре», где Хэмфри Богарт чистит туфли Хьюстону и выпрашивает у того мелочь, а Хьюстон кидает ему серебряный доллар и велит больше никогда у него ничего не клянчить. А потом Богарт на этот доллар покупает лотерейный билет и на следующий день выигрывает деньги, которых хватает, чтобы отправиться в горы на поиски золота вместе с Тимом Холтом и Уолтером Хьюстоном, где его в конце фильма убивают индейцы, когда богатство было уже почти рядом.

Дикерсон действительно носил с собой серебряный доллар и иногда глубокомысленно подкидывал его на ладони, когда надо было принять важное решение, например, куда отправиться ужинать.

Никто не знал, пытается он подражать Уолтеру Хьюстону или нет, потому что никто не состоял с директором в достаточно дружественных отношениях, чтобы спрашивать его об этом.

Дикерсон не относился к тем людям, которые поощряют фамильярность.

– Что вам известно об Альфонсо Гусмане? – спросил он.

Дикерсон был новичком в этом оперативном районе. Его недавно перевели из Феникса, где он долго мучился, прежде чем запомнил длинный список испанских имен. А теперь здесь, в Майами, ему опять надо зубрить новые испанские имена, не говоря уже о гаитянских.

– Гусман – один из наших людей. Он служил в Национальной гвардии при Сомосе. У него до сих пор хорошие контакты с антисандинистскими отрядами в Центральной Америке. Он покупает для них оружие.

– С нашей помощью?

– Разумеется, сэр. Такова была политика вашего предшественника, сэр, мистера Брадфорда, а он получал приказы от кого-то из Белого дома. А что, сэр, у Гусмана какие-то неприятности?

– Это я как раз и пытаюсь выяснить, – сказал Дикерсон. – Только что мне позвонили из дома Гусмана.

– Сам Гусман, сэр?

– Нет, один парнишка. Он сказал, что звонил из телефонной будки. Разумеется, мы прослушиваем тот телефон. По крайней мере, мой предшественник установил там подслушивающее устройство, а у меня все никак руки не доходят, чтобы убрать его оттуда.

– И что сказал этот парнишка? – спросил Блэйк.

– Он хотел поговорить с тобой. Очевидно, один из твоих информаторов. Я сказал, что тебя нет на месте и что он может оставить свое сообщение мне.

– Мне не хотелось бы выглядеть невежливым, сэр, но никому не разрешается разговаривать с информаторами, кроме самих агентов.

– Если этот агент находится на месте. Почему ты не носишь с собой бипер?

– Я ношу, сэр, – сказал Блэйк. – Но я как раз покупал себе новый бипер. Дело в том, что «Фонсвифт» не записывал оставленные мне сообщения, и я решил перейти на «Фонотел». Наверно, Хуанито как раз и позвонил в тот момент, когда я на короткое время остался без бипера.

– Он не назвал своего имени, – сказал Блэйк.

– Наверняка это Хуанито, племянник Гусмана. Это мой единственный источник в доме. Не могли бы вы сказать, сэр, что он вам сообщил?

– Он сказал, что его дядя только что получил очень странное письмо. От какой-то группы, которая называет себя Охотничьим комитетом. Они сообщили Гусману, что тот избран Жертвой в какой-то там Охоте. Блэйк, ты что-нибудь об этом знаешь?

– Я слышал про Охотничью корпорацию, сэр.

– Какая-то воинствующая организация?

– Не совсем так, сэр. Они считают себя либералами, выступающими за легализацию убийства. Представители так называемого крайне левого анархистско-либерального движения в поддержку законного убийства. По крайней мере, у меня такие сведения. Если они, конечно, вообще существуют.

– Так существуют они или нет?

– Может быть, и нет. Сама мысль, что существуют какие-то Охотники, многим кажется просто бредовой. Но когда-то и существование мафии тоже ставили под сомнение. Кто мог представить себе кучку каких-то сицилийцев-деревенщин, контролирующих все крупнейшие профсоюзы в Соединенных Штатах, порты, грузовые перевозки, не говоря уже об игорном бизнесе и проституции? Кто мог поверить, что они заключали сделки с правительством США во время высадки союзников в Сицилии во время Второй мировой войны?

– Значит, ты думаешь, к Охотникам стоит относиться серьезно?

– Я уверен в этом, сэр. Те представители правоохранительных органов, которые утверждали, что мафии не существует, давно уже уволены на пенсию. Они показали себя неспособными к перестройке мышления.

– Как додо, – сказал Коэлли.

– Что? – переспросил Дикерсон.

– Вымершая птица, – смущенно ответил Коэлли, как ученик, которого застали за неподобающим занятием. – Я думаю, тут уместна подобная параллель.

Дикерсон посмотрел на Блэйка – тот пожал плечами.

– Коэлли не силен в аналогии, но он у нас самый лучший оперативник.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь, – сказал Дикерсон. – Итак, представим себе, что Охота действительно существует, хотя и нелегально, и что эти Охотники, кем бы они там ни были, действительно послали наемного убийцу, чтобы покончить с Гусманом. Но мы же не хотим, чтобы Гусмана убили, не правда ли, Блэйк?

– Абсолютно правильно, сэр. Нам необходимо продолжать снабжение контрас оружием. Они, конечно, ублюдки, но это наши ублюдки. И лучше всего снабжать их через Гусмана. Таким образом нам не надо создавать собственные группы контакта с партизанами и самим сбрасывать грузы в сельве. Мы покончили с такой практикой после фиаско в 1986 году, если вы помните, сэр.

– Конечно, помню, – ответил Дикерсон. – Я с самого начала был против такой практики.

– Я тоже, сэр, – сказал Блэйк. – Все это произошло из-за ошибок вашего предшественника, который неправильно понял чьи-то указания из Белого дома. Но такого больше не повторится. Самое главное для нас в настоящее время – не упустить Никарагуа и вообще не оступиться в Центральной Америке. Мы будем выглядеть очень глупо, если в день победы в столице Никарагуа окажется не наш кандидат.

– Мне об этом никто не говорил, – сказал Дикерсон. – Почему мне никто не прояснил обстановку заранее?

– Не было необходимости прояснять вам обстановку заранее, – сказал Блэйк.

– Но ведь я окружной директор!

– А вы знаете, сколько окружных директоров за последние десять лет оказались двойными агентами?

– Блэйк, если ты хочешь сказать…

– Ни в коем случае, сэр! Я просто хотел указать на то, что в последнее время отмечены случаи утечки важной информации, и теперь все данные сообщаются только тем, кому об этом полагается знать.

– Ладно. Ситуация постепенно проясняется. Наше оружие уходит партизанам через Гусмана.

Блэйк сделал движение головой, которое можно было принять за кивок.

– И в этот раз ожидается отправка довольно большой партии.

Теперь Блэйк два раза моргнул, что можно было посчитать за знак согласия.

– Но теперь в деле оказался замешан какой-то Охотник, – заметил Блэйк.

– Все указывает именно на это, – согласился Дикерсон.

– Раз вы прибыли сюда из Вашингтона, – сказал Блэйк, – то, может быть, в курсе нашей новой политики по отношению к Охоте?

– Может быть, – сказал Дикерсон.

Ему не хотелось признаваться, что он ни разу не видел своего нового шефа и даже не знал, как того зовут. Он лишь несколько раз получал от него инструкции по телефону, и то лишь после обмена сложными кодами, меняющимися каждый день. Дикерсон несколько секунд не мигая смотрел на Блэйка, и агенту стало не по себе. Наконец он сказал:

– Блэйк, ты ведь причисляешь себя к старой гвардии, воспитанной на идеологии, правда?

– Думаю, вы можете считать меня идеологическим агентом, – ответил Блэйк. – Да, у меня есть свои принципы, но я действую очень гибко. Действовать согласно обстановке – вот мой девиз!

– Очень хорошо. Именно поэтому ты до сих пор на службе. Все вокруг постоянно меняется.

– Да, сэр.

– Меня сюда направили из Вашингтона. Я могу кого угодно набирать в свой отдел и могу кого угодно уволить.

– Да, сэр.

– Запомни, Блэйк, никакая идеология нам тут не нужна. По крайней мере при этой администрации. Думаю, что раньше ты хорошо работал, хотя меня это абсолютно не интересует. Все было связано с идеологией, в которой мы больше абсолютно не заинтересованы. Так что больше никакой идеологии, понятно? У нас теперь другие принципы.

– Да, сэр. А какие это другие принципы?

– Новая администрация заинтересована в прагматизме и финансовой самоокупаемости.

– Простите, сэр?

– Чем бы мы ни занимались – я имею в виду все федеральные учреждения, – нужно приносить прибыль.

– Это понятно.

– И чем больше мы будем стараться, тем больше у нас будет прибыли.

– Конечно, сэр. Я полностью согласен с нашими новыми принципами. Я всегда верил в то, что финансовая ответственность – единственная дорога к счастью.

– Наше агентство тоже должно приносить прибыль.

– Разумеется. Это секретная директива, не так ли? Я просто хочу быть уверен, что понял вас абсолютно правильно. Я вполне готов работать в таких условиях. К тому же, честно говоря, у нас уже случались подобные прецеденты. Я работал на прибыль и при старой администрации, по крайней мере некоторое время.

– Может, ты и работал, – заметил Дикерсон, – но не в таком масштабе, в каком мы собираемся работать теперь. Теперь целесообразность любой операции будет определяться лишь объемом вероятного дохода.

– Что вы хотите, чтобы я сделал с Охотником?

– Узнай, кто он такой, держи его под наблюдением, но не трогай. По крайней мере до тех пор, пока не получишь инструкции на этот счет.

Мерседес поселилась в маленьком домике, принадлежавшем Багамской корпорации, посреди миниатюрных джунглей. Вокруг росли банановые пальмы, эвкалипты и другие экзотические деревья. На веранде стояли кресла-качалки. Защищенный от шума тропической растительностью, домик утопал в тиши, которую лишь изредка нарушало жужжание огромных насекомых.

– Присаживайся в кресло-качалку, – сказала Мерседес. – Я приготовлю что-нибудь выпить. Как насчет легкого коктейля из рома?

Блэквелл уселся в кресло, и оно приятно затрещало. Он забросил ноги на перила – судя по истертой поверхности, ему не первому пришла в голову подобная идея. Сложив руки за головой, он вздохнул. Стояла невыносимая жара, и он чувствовал себя усталым. Однако он с удивлением обнаружил, что это была приятная усталость. В воздухе пахло влажными гниющими листьями. Казалось, Флорида принадлежала к другой эпохе и вот-вот могла вернуться обратно в палеозойскую эру. Золотистые лучи солнца пробивались через сплетения ветвей и лиан. Мерседес вернулась через пару минут, держа в руках два запотевших бокала с янтарной жидкостью. Блэквелл отпил из бокала и почувствовал, как на него снизошла благодать. Золотистый день постепенно уступал место бархатному вечеру.

Через несколько часов Мерседес спросила у Блэквелла:

– А чем ты занимаешься, кроме продажи оружия?

Блэквелл погладил Мерседес по голове, покоившейся на его плече. Они лежали в огромной двуспальной постели Мерседес. В спальне было темно, и лишь в гостиной горела неяркая настольная лампа. Часы показывали половину первого ночи. В окне темнели силуэты пальм.

– А ты умеешь хранить секреты?

– Конечно.

– У меня в Нью-Йорке школа карате.

– Еще раз рыпнешься, и я тебя урою, – сказал с телеэкрана Клинт Иствуд.

– Классная фраза, – сказал Фрамиджян. – Она мне всегда нравилась. «Я тебя урою». Круто сказано. Правда, крошка?

Сидевшая в кресле Розалия устало приоткрыла глаза.

– Отличная фраза, дорогой, но ты уже третий раз мне об этом говоришь.

– Ну и что? – удивился Фрамиджян. – А тебе, парень, нравится эта фраза?

Поляк сидел в кресле напротив, уронив голову на грудь. Стрелки часов показывали половину четвертого утра, и он уже забыл, когда спал в последний раз. Он медленно поднялся, зевнул и с хрустом потянулся.

– Да, неплохо сказано. Но с меня хватит фильмов.

– Может, поиграем еще в джин-рамми?

Поляк отрицательно покачал головой:

– Я думаю, пора наконец поспать.

– Вот это замечательная мысль, – воскликнул Фрамиджян. – Если хочешь, можешь занять комнату для гостей. Там стоит кровать с японским водяным матрацем. Будешь спать как младенец. А мы с Розалией ляжем в своей спальне. Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что ты считаешь меня круглым идиотом, – ответил Поляк.

Фрамиджян протестующе поднял руки, насколько позволяла цепь.

– Эй, ты совсем не так меня понял. Я никогда не считаю идиотом человека, у которого в руках пистолет. Я отношусь к оружию с уважением. Я сам занимаюсь этим бизнесом.

– Он не хотел сказать ничего плохого, – добавила Розалия.

Ей ужасно хотелось спать, и она надеялась, что Фрамиджян не собирается сделать какую-нибудь глупость. Этот здоровяк, похоже, продумывал все на несколько ходов вперед. Розалии казалось, что он не станет их убивать, если они будут выполнять все, что он им прикажет. Хотя особой уверенности у нее на этот счет не было. Но все же это лучше, чем пытаться его обмануть. Интересно, что на уме у Фрамиджяна?

– Так что ты предлагаешь? – спросил Фрамиджян и зевнул во весь рот. Денек выдался довольно трудный.

– Вы будете спать здесь, на диване, чтобы я все время мог вас видеть, – сказал Поляк. Он вытащил из кармана ключ от наручников. – А теперь замри. Мне придется сделать это одной рукой, потому что в другой у меня пистолет. Не дай бог, мне покажется, что ты захочешь забрать его у меня.

Орудуя левой рукой, он открыл замок на наручниках. В правой руке он держал свой «MAG-50». Указательный палец все время лежал на спусковом крючке. Фрамиджян сидел абсолютно неподвижно, пока Поляк приковывал его к Розалии.

– Удобно? – спросил он.

– Довольно уютно, – ответил Фрамиджян. – Правда, крошка?

– Мне бы хотелось поскорее лечь, – сказала Розалия.

– Прошу прощения, – сказал Поляк. – Это вряд ли получится. Осталась последняя деталь.

Он порылся в своей сумке и вытащил какое-то устройство, напоминающее будильник. Нажав несколько кнопок, он установил стрелки и положил устройство на диван рядом с Фрамиджяном.

– Что это? – поинтересовался тот.

– Небольшая противопехотная мина. Карманная модель. Отключается автоматически через двенадцать часов.

– А зачем она нужна тут, на диване?

– Внутри у нее находится балансировочный механизм, – объяснил Поляк. – Поэтому, если ее задеть, она тут же взорвется. Это на тот случай, если ты решишь встать с дивана и пойти за пистолетом, который у тебя спрятан где-то в комнате.

– Нет у меня никакого пистолета! – возмутился Фрамиджян.

– Может, нет, а может, и есть. У меня нет времени проводить тут обыск. А эта штука заставит тебя сидеть спокойно.

Фрамиджян пытался протестовать, но Поляк уже принял решение и молча ушел в другой конец комнаты, где улегся на ковер. Заведя будильник на наручных часах, он положил пистолет под голову, закрыл глаза и мгновенно уснул.

– Ты думаешь, он блефует? – через некоторое время спросил Фрамиджян.

– Ты о чем?

– Ну о том, что это мина. Я никогда не видел мин такой странной формы. А уж я-то знаю в них толк.

– Ты думаешь, стоит рисковать жизнью, чтобы узнать, настоящая мина или нет?

– Я почти в этом уверен. Много бы я отдал за возможность опрокинуть на этого ублюдка пару столов.

– Не забывай, что я сижу рядом с тобой, – испуганно произнесла Розалия.

– Не беспокойся, я не стану подвергать тебя опасности.

Из противоположного угла донесся мерный храп Поляка.

– Этот сукин сын еще и храпит! – возмущенно сказал Фрамиджян. – В таких условиях мне ни за что не удастся заснуть. Ты слышишь меня, Розалия?

Но в ответ он услышал лишь мерное посапывание. Розалия заснула.

– Черт! – в сердцах выругался Фрамиджян и осторожно переменил позу.

Он все еще продолжал думать о том, что никогда не заснет, когда его глаза закрылись, и он крепко заснул.