«Ля Пи Ажиль» – небольшой, не слишком интересный парижский бар, пропахший типично парижскими ароматами опилок и черного табака, винного и пивного перегара. Внутри сидело с полдюжины человек – рабочих из этого квартала. Черно-белый телевизор показывал футбольный матч, но никто не проявлял особого интереса. Прибытие «Бужоле» нового урожая дало людям повод выпить; впрочем, они в таковом и не нуждались, жизнь сама по себе, а алкоголь сам по себе.

Найджел сел под открытым небом на террасе, подняв воротник пальто от резкого, неожиданно свежего ветра. Одет он был замечательно: в твидовый костюм «Сэвил Роу» той разновидности, которые с возрастом только выигрывают – настоящее благо для джентльмена, не имеющего возможности менять костюм каждый год или каждые десять лет. Притом он курил длинный окурок, найденный здесь же в пепельнице. Когда подошел официант, Найджел заказал чашечку кофе и графин простой воды. На террасе было зябко, но он впервые за три дня покинул стены апартаментов Шумахер.

Не успел он докурить, как подоспел Жан-Клод, грея руки дыханием, – на костлявых плечах мешковатый сине-красный свитер, черные волосы зализаны назад на латиноамериканский манер «жиголо», на губах – привычная ухмылка.

Сунув руки в карманы, Жан-Клод плюхнулся на металлический стул. А как только подошел официант, заказал черный кофе для себя и кофе с бренди для Найджела.

Жан-Клод тоже сидел на мели, но не так серьезно, как Найджел. Он мог позволить себе питаться, хотя в «Ле Ша Вер» подают, пожалуй, худшие блюда во всем Париже. Так называется ночной клуб в одном из зловещих переулочков в стороне от рю Бланш в Пигаль. Там Жан-Клода кормили один раз в день в обмен за усмирение клиентуры и исполнение роли телохранителя владельца-иракца, пребывающего не в ладах с каким-то людьми, посланными с родины батистской партией, чтобы вправить ему мозги. Чем он им насолил, давным-давно забылось. Никто даже смутно не догадывался, чем же нехорош аль-Тарги, зато все знали, что с ним еще предстоит посчитаться. Но только не во время дежурства Жан-Клода.

Жан-Клод даже отдаленно не напоминал могучего громилу – рост около пяти футов, вес сто двадцать фунтов, жилистый, с молниеносной реакцией.

– Да на кой мне мускулы? – бывало, говаривал Жан-Клод. – Побить женщину – сила не нужна. Что ж до мужчин – пистолет, нож… – Он разводил руками выразительным жестом апаша, изогнув уголки рта книзу.

Жан-Клод – тот еще субъект. Может, отдаленные перспективы для него не так уж радужны, но пока что репутация бешеного пса служила ему добрую службу. Как и Найджел, он поджидал, когда подвернется что-нибудь подходящее.

– Очень мило с твоей стороны, старичок, – промолвил Найджел, когда принесли напитки. – Получил наследство, что ли?

– Фифи настояла, чтобы я взял у нее небольшую ссуду, – пожал плечами Жан-Клод. – Но, боюсь, в последний раз. Она – как вы там, британцы, выражаетесь? – исчерпалась.

– Это американцы так говорят, – поправил Найджел. – Но вообще-то выражение универсальное. Хоб считает, что вскорости могут поступить небольшие дивиденды.

Жан-Клод выпятил нижнюю губу, что должно было означать: поверю, когда увижу, потом подмигнул, демонстрируя, что это только в шутку.

– Самое время агентству уплатить за нашу работу хоть что-то. Он нашел богатого инвестора?

– Что-то вроде того. Он конвоирует даму из Нью-Йорка в Париж, за что получает десять тысяч долларов и бесплатный билет.

Сделав типично галльский жест, Жан-Клод воскликнул:

– Peste! Вот такая работа по мне! На кого он работает?

– Не думаю, что вы знакомы. Его зовут Макс Розен, он провел лето на Ибице. А ты, по-моему, в то лето был в Норвегии с графиней.

– О да, с герцогиней! – Жан-Клод поцеловал кончики пальцев, закатив глаза, как человек, вспоминающий о славном былом. – Но я вернулся на Ибицу как раз вовремя, чтобы познакомиться с Розеном. Я остановился у Аллана Дарби и Сью, ты разве забыл?

– Конечно, старичок. А я – у бедного старины Эльмира.

– Разумеется, мне известно об агентстве Розена.

– В каком это смысле «разумеется»?

– Разве не очевидно, – растолковал Жан-Клод, – что, если человек питает интерес к дамам, ему не повредит водить дружбу с тем, кто трудоустраивает красивых юных манекенщиц? Я звонил Максу Розену как-то раз, когда навещал Нью-Йорк. Он – как бы это выразиться? – сосватал…

– Да, несомненно, именно это словечко ты и подыскивал, – подтвердил Найджел.

– Он сосватал ошеломительную черную девушку, показавшую мне достопримечательности Гарлема.

– Что ж, этот самый Розен нанял Хоба отыскать и эскортировать молодую даму в Париж. Насколько я понял, отыскать эту молодую особу отнюдь не трудно.

– И он платит за это десять тысяч долларов, – подхватил Жан-Клод.

– Да еще за билет до Парижа, который стоит пять сотен, а то тысячу с лишком, если первым классом, как я подозреваю.

Жан-Клод немного пораскинул умом.

– Это куча денег.

– Именно так я и подумал.

– Слишком много за эскорт. Слишком мало за ходока.

– Прошу прощения, старичок?

– Ходоком, – пояснил Жан-Клод, – называют человека, проносящего наркотики через таможню вместо другого человека.

– Да знаю я, кто такой ходок. Я же сам тебя научил этому термину. Ты что, утверждаешь, будто Хоб занялся контрабандой наркотиков за десять тысяч?

– Решительно нет. Я уверен, что Хоб больше не станет заниматься контрабандой наркотиков ни за какие деньги после того, что было в Турции. Но думаю, им могут воспользоваться. Сунуть что-нибудь в его чемодан перед таможней. Такое делалось уже миллион раз.

– Хоб ни за что не попадется на столь дешевую уловку, – возразил Найджел, однако как-то неуверенно.

– Хобу нужны десять тысяч на traspaso, – указал Жан-Клод. – Дальше этого он мыслями не залетает, n'est-се pas?

– Certainement, – медленно проговорил Найджел. – Но есть ли у нас основания полагать, что этот Макс, этот модельный агент, занимается контрабандой наркотиков?

Жан-Клод снова пожал плечами – дескать, откуда мне знать.

– Мы можем сделать парочку звонков и поглядеть, что выяснится.

Одним глотком допив бренди, а за ним и кофе, Найджел встал.

– Пожалуй, именно так и поступим.