Казалось, ничего не изменилось в математическом мире. Горохово-зеленый ковер поверхности убегал к далекому горизонту, где встречался с краем купола бледно-сиреневых небес. Кубоиды как будто стояли на обычных местах.

Но все-таки для Теннисона не все было как в прошлый раз. И дело было не в том, что он или кубоиды стояли по—другому, не на тех местах. Дело было в нем самом. Он был одновременно самим собой и кем-то другим или другими.

Первый раз, попав в математический мир вместе с Шептуном, он ощущал его присутствие очень слабо, вернее, большую часть времени вовсе не ощущал. То ли был слишком напуган, чтобы думать о Шептуне, то ли слишком увлечен тем, что видел вокруг. Теперь он совершенно четко знал, что Шептун здесь: ощущал его нежное, мягкое, какое-то пушистое прикосновение. Или это был не Шептун, а кто-то другой, более родной и близкий?

— Джейсон, — проговорила в его сознании Джилл, ставшая его частью. Это было просто потрясающе: они соединились, их тела и сознания слились воедино! — Джейсон, я здесь.

Что-то похожее он испытал прошлой ночью, когда они соединили свои сознания, чтобы впустить Шептуна и излить друг другу свою скорбь, свое горе, и погрузились в печальные воспоминания о Декере. Но тогда их соединение не чувствовалось так остро, так отчетливо, как сейчас. А теперь он и Джилл были едины, ближе друг другу, чем когда-либо, ближе даже, чем тогда, когда их тела соединялись в любви и нежности.

— Я люблю тебя, Джейсон, — сказала Джилл, — Хотя, наверное, можно было бы и не говорить об этом. Ты знаешь, как я люблю тебя.

Она была права. В словах не было нужды. Она были вместе и прекрасно знали, что думает и чувствует другой.

Пять кубоидов стояли к ним ближе остальных. Остальные выстроились полукругом поодаль.

— Они будут нашими проводниками, — объяснил Шептун.

Один из пятерых оказался старым знакомцем Теннисона — темно-лиловым, с ярко-оранжевыми уравнениями и графиками. Кроме него в компании находился ярко-розовый кубоид с зелеными значками и еще один знакомый — серый в золотистых крапинках с уравнениями и графиками лимонно-желтого цвета.

— А вот и мой приятель, — сказала Джилл, глядя на розово-красный кубоид с лиловыми уравнениями и ядовито-желтыми графиками.

Последний из кубоидов был бледно-зеленый, а уравнения и графики на нем были золотисто-коричневые.

— Они точно знают, куда нам нужно? — спросил Теннисон у Шептуна. — Ты уверен, что они знают, где рай?

— Это место известно им под другим названием. В далеком секторе Галактики существует одно очень знаменитое место. Нам оно неизвестно, но очень-очень знаменитое.

— Это знаменитое место и есть рай?

— Они в этом совершенно уверены, — сказал Шептун. — Там белые башни и шум, который вы зовете музыкой, и широкая золотая лестница, ведущая к башням.

Джилл и Теннисон сделали несколько шагов к кубоидам, те зашевелились и встали по-другому. Когда наши герои подошли к ним совсем близко, двое из кубоидов стояли рядом, а остальные чуть-чуть поодаль.

Розово-красный кубоид повернулся к Джилл и Теннисону, стер с передней поверхности уравнение и стал медленно выписывать новое — очень старательно, так, чтобы успел прочесть даже тот, кто совсем не был знаком с таким способом коммуникации.

— Мы приветствуем вас, — сказал кубоид, — Готовы ли вы отправиться в путь?

— Шептун, — пробормотал Теннисон, — Шептун!

Ответа не последовало, да и не нужно было никакого ответа. Совершенно ясно, что уравнение прочитал Шептун, а Шептун находился внутри сознания их обоих, поэтому они оба и поняли смысл!

— Вам нечего бояться и делать ничего не придется, — сказал кубоид, медленно рисуя значки на передней поверхности, — Вам нужно просто стоять где стоите. И ничего не делать. Это понятно?

— Понятно, — ответил Шептун, и, когда он произнес это слово, ответ его запечатлелся в виде простого и короткого уравнения на опустевшей передней поверхности розово-красного кубоида.

«Наверное, — подумала Джилл, — это для того, чтобы остальные кубоиды могли понять ответ Шептуна».

«Господи, ну и влипли же мы… Как это все нелепо…» — подумал Теннисон и почувствовал, как на него одновременно заворчали и зашикали Джилл и Шептун, упрекая за цинизм и недоверие.

На поверхности розово-красного кубоида начало появляться новое уравнение, но Теннисон успел понять только первые слова перевода Шептуна, как вдруг они оказались… в раю.

…Они стояли на просторной площади, а вокруг возвышались башни. Торжественная, величавая музыка водопадом струилась вниз с вершин башен, обнимала пришельцев, окутывала мягкой пеленой. Весь мир казался наполненным музыкой. Площадь была вымощена золотом, по крайней мере она была золотого цвета, а башни белые — ослепительно белые. Казалось, из них льется свет. Во всем было ощущение чистоты и святости, но… что-то было не так.

Теннисон покачал головой. Что-то не так, не то… Они стояли посреди площади, звучала дивная музыка, белые величественные башни высились до небес, но кругом не было ни души. Рядом с ними, выстроившись в рядок, стояли кубоиды, над ними порхал Шептун — маленький сверкающий шарик из легких пылинок, но больше никого не было. Рай, судя по всему, был необитаем.

— Что-то не так, — сказала Джилл, отошла от Теннисона и медленно оглядела площадь, — Правда, что-то не так. Во—первых, тут никого нет.

— Во-вторых, тут нет ни одной двери, — добавил Теннисон, — По крайней мере таких дверей, к каким мы привыкли, тут нет. Я вижу только дыры. Нечто вроде громадных мышиных нор, только уж больно они высоко. Футов восемь от земли.

— И окон тоже нет, — заметила Джилл.

По площади пробежал легкий ветерок, и Теннисон невольно поежился от его прикосновения.

Он заметил между башнями узкие проходы. Может быть, это улицы? Если это город, похоже, путешественники находились в самом его центре. Теннисон поднял голову, посмотрел на башни и обнаружил, что они еще выше, чем показалось сначала. Вершин, строго говоря, и видно не было — они терялись в заоблачной дали. Поначалу ему показалось, что строений тут много и каждое из более низких зданий служит опорой, фундаментом для отдельной башни, но теперь стало ясно, что здание всего одно и оно гигантским кольцом окружает площадь. Через равные промежутки по периметру возвышались башни. То, что он принял за узкие улочки между башнями, были, скорее всего, туннели в монолите здания. Материал, из которого были построены здание и башни, был безукоризненно белым — ни единого пятнышка, но на камень не похож. Скорее он напоминал лед, изготовленный из самой чистой на свете воды, и в нем не было ни пузырьков воздуха, ни щепочек, ни пылинок. «Не может быть, чтобы это был лед, — думал Теннисон. — Может, это и не камень, но уж конечно и не лед».

Музыка звучала не переставая. Она была неповторимо прекрасна. Такой музыки не в силах был создать талант человека.

— Не так тут пусто, как кажется, — вдруг сказал Шептун. — На самом деле тут жизнь бьет ключом.

И словно по команде появилась жизнь.

Из одного туннеля показалась огромная голова. Это была голова гигантского червя. Спереди она была плоская, и ее украшал массивный костяной гребень. По обе стороны от гребня находились большие фасетчатые глаза, а за ними, повыше, торчали длинные тонкие выросты наподобие антенн. Червь высоко поднял голову. Теннисон, с трудом преодолевая страх и отвращение, машинально прикинул, что голова находится футах в шести от пола туннеля.

Червь постепенно выползал наружу: за страшной головой тянулось толстое, длинное тело. Когда добрая половина червя уже была снаружи, он приподнялся над землей и встал на тонкие суставчатые ножки — видимо, проползая по туннелю, он их подогнул. Чудище стало фута на два выше.

Но самое неприятное, что тварь, выползая, все более разворачивалась мордой к тем, кто стоял на площади. Теннисон и Джилл отступили на несколько шагов, а кубоиды не пошевелились — только графики и уравнения забегали на их поверхностях быстрее обычного.

Наконец червь выполз целиком и твердо встал на многочисленные ноги. Длиной он был добрых тридцать футов. Постояв немного, он повернулся и пополз-за угол, в другой туннель. Казалось, его движение преследует некую цель. Похоже, он не обратил особого внимания на тех, кто стоял на площади.

Передние ноги червя вновь подогнулись, зацепились за край туннеля, и длинное тело постепенно начало втягиваться внутрь. Джилл и Теннисон, затаив дыхание, смотрели, как червь заползал в туннель.

Когда он. исчез, Теннисон облегченно вздохнул.

— Давайте походим, посмотрим, — предложил он, — Поглядим, что тут есть.

Нашли они, однако, немного. Узкие улочки. оказались действительно туннелями, проложенными через определенные промежутки в едином монолите нижнего здания. Но все они были закрыты. Внутри, примерно футах в тридцати от входа, находились двери голубого цвета. Теннисон и Джилл толкали изо всех сил, но ни одну открыть не удалось.

— Двери герметические, — сказал Теннисон, — я почти уверен. Нужно только толкнуть посильнее, и они должны открыться. Но у нас сил не хватит.

— Но червь же прополз через такую дверь, — возразила Джилл.

— Боюсь, он посильнее нас с тобой, вместе взятых. И потом, не исключено, что эти двери предназначены именно для червей. Только у них, наверное, и хватает силы открывать их.

— Мы можем быть почти уверены, — сказала Джилл, — что это место — не рай. Но нам нужно вещественное доказательство. Мы не можем просто так вернуться и объявить всем, что это не рай. Эх, была бы у меня камера!

— Нам нельзя было отягощать себя лишним весом, — сказал Шептун. — Мы же не знали, что обнаружим здесь. Мы неслись сюда со скоростью света.

— А что думают об этом местечке наши друзья-кубоиды?

— Они очень удивлены.

— Какое совпадение! — буркнула Джилл.

— Ты не огорчайся, — посоветовал ей Теннисон, — Все равно фотографии никого ни в чем не убедили бы. Сфотографировать можно где угодно. Кроме пачки фотоснимков нужно что-то еще.

Они обошли площадь по кругу, но больше ничего не обнаружили.

— Мы заперты здесь, — сказала Джилл. — Выход отсюда один — через туннели. Смотри-ка, повыше есть еще отверстия. Может быть, они не закрыты дверями. Нужно попросить Шептуна забраться хотя бы в один туннель и поглядеть, что там, по другую сторону. Должно же там что-то быть.

— Думаю, кубоиды тоже могли бы туда перебраться. Умеют же они летать по воздуху, — сказал Теннисон, — Но мне не хотелось бы разделять наш отряд. Почему-то мне кажется, что нам лучше держаться вместе.

В дальнем конце площади из другого туннеля появился еще один червь, как ни в чем не бывало прополз мимо них и исчез в одном из верхних отверстий.

— Что-то не особенно меня тянет в туннель, — поежилась Джилл. — Пока у меня такое впечатление, что ими одни черви и пользуются.

— Да, но, похоже, мы их не очень интересуем.

— Угу. Пока мы снаружи. Но можем заинтересовать, если окажемся внутри.

— Шептун, — сказал Теннисон, не обратив внимания на слова Джилл, — попроси одного из наших любезных проводников немного присесть, чтобы я мог забраться на него. А потом он пусть поднимет меня к отверстию.

— Ну знаешь, если ты пойдешь, то и я пойду, — сказала Джилл. — Я не собираюсь тут оставаться.

— Любой из них с удовольствием поможет, — сообщил Шептун после недолгих переговоров с кубоидами, — Выбирай отверстие, какое тебе больше нравится.

— Все равно, — ответил Теннисон, — Я не стал бы их утруждать, но нам самим туда никак не влезть.

— То, что у тебя над головой, подойдет?

— Вполне.

— Знаете, мои дорогие, — сказала Джилл, — у меня такое чувство, что все мы с ума посходили!

Розово-красный кубоид подошел к стене вплотную и остановился прямо под отверстием. Он начал сжиматься, и вскоре люди вполне могли забраться на него.

— Я подсажу тебя, — сказал Теннисон. — Давай залезай.

— О'кей, — кивнула Джилл, — Надеюсь, что это не так страшно, как кажется.

Он подсадил ее, и она вскарабкалась на верх кубоида.

— Ой, как скользко! — жалобно воскликнула Джилл. — Ужасно. Будто на куске желе стою. Такое чувство, что сейчас провалюсь внутрь и утону. Ой, скользко, мама!

Теннисон разбежался, подпрыгнул и приземлился рядом с ней. Джилл протянула руку и помогла подобраться к ней поближе. Они присели на корточки, крепко держась друг за друга и стараясь сохранить равновесие. Кубоид перестал колебаться и как будто стал даже более твердым. Он медленно стал набирать высоту, вырастать до прежнего размера.

Наконец отверстие туннеля оказалось прямо перед ними. Теннисон неуклюже подпрыгнул, но сумел зацепиться за край отверстия и влезть в него. Протянул руку и помог забраться Джилл.

Они поднялись на ноги и осмотрелись. Отверстие представляло собой туннель, но двери в нем не оказалось, к тому же он был не слишком длинным: не так далеко от входа был виден мерцающий свет.

Пол под ногами был твердый. Джилл и Теннисон, взявшись за руки, пошли вперед. Обернувшись, Джилл увидела, что следом за ними в туннель один за другим протискиваются пятеро кубоидов и над первым из них порхает облачко алмазной пыли — Шептун.

Добравшись до конца туннеля, они непроизвольно зажмурились от яркого света, заливавшего все вокруг. Туннель переходил в широкую дорогу, вымощенную, по всей видимости, тем же белым материалом, из которого здесь было все построено. Дорога убегала вдаль и тонула в лучах света. Как ни странно, дорога лежала на воздухе, наподобие виадука. По обе стороны от нее уходили ввысь крутые горные вершины, а между ними чернели бездонные пропасти.

Простор открывшегося пейзажа был ограничен высокими строениями, похожими на колонны. Они стояли по обе стороны от дороги, отделяя ее от пропастей. Похоже, колонны были из того же материала, что и дорога, и их белизна тонула в сиянии, исходившем от ее поверхности. Вокруг колонн разноцветной каруселью в странном неритмичном танце вертелись огни всех цветов и оттенков.

«Будто карнавал, — подумал Теннисон, глядя по сторонам. — Фейерверк, тысячи рождественских огней!»

— Погляди-ка, — проговорила Джилл, потянув его за руку, — а вон и один из наших знакомых!

— Где?

— Да вон он! На колонне. Смотри, куда я показываю.

Теннисон посмотрел в указанном направлении, но не сразу разглядел за мелькающими вспышками огней гигантскую сороконожку. Червь взобрался на колонну и висел на ней. Нижними ногами он держался за колонну, а свободными вращал огненное колесо.

— Фонарщики! — изумленно воскликнула Джилл, — Вон они, оказывается, кто! Черви-фонарщики. Это они делают весь этот фейерверк!

— Похоже, ты права, — согласился Теннисон.

— Пойдем, — сказала Джилл немного погодя, — Что-то у меня голова закружилась.

Они поспешили вниз по белой дороге и, ступив на нее, увидели, что на ее поверхности играют отблески огней всех цветов радуги.

Далеко впереди чернело отверстие еще одного туннеля. Когда они подошли поближе, то обнаружили, что у входа их поджидают четыре странных существа. Они представляли собой черные конусы, абсолютно черные, — их поверхность не отражала света, не блестела, как будто поглощала свет. Конусы стояли на широких основаниях и высотой были примерно футов пять. Они легко передвигались, хотя шума механизмов, которые могли бы обеспечивать их передвижение, слышно не было.

У самого входа в туннель стояла черная платформа на колесах.

Три конусовидных существа встали на край платформы и, когда вся компания подошла поближе, легко подняли их наверх. Джилл первой дошла до другого края платформы и хотела спуститься, но четвертый конус загородил ей дорогу.

— Похоже, они хотят, чтобы мы поехали на этой штуке, — обернувшись, сказала Джилл Теннисону.

Конусы встали по углам платформы, и та плавно двинулась по туннелю. Похоже, конусы служили чем-то вроде двигателей.

Через некоторое время платформа выплыла из туннеля на открытое пространство. Светящихся огнями колонн здесь не было. В разные стороны разбегались дороги. Они пересекались, сходились. Одни дороги, судя по всему, предназначались исключительно для транспортных средств. В основном это были такие же черные платформы, управляемые конусами, но время от времени попадались и другие движущиеся механизмы. Одни из них напоминали больших жуков, другие были похожи на стрелы. Другие дороги, похоже, служили для пешеходного движения. По ним ползали, шагали, прыгали — словом, передвигались всевозможными способами — представители самых невероятных форм жизни. Глядя на эти цепочки живых существ, Теннисон невольно вспомнил капитана «Странника» и его отвращение к инопланетянам. Такое разнообразие форм жизни Теннисону довелось увидеть впервые.

На участках поверхности между дорогами, имевших форму причудливых многоугольников, стояли здания самых разнообразных размеров и очертаний, окруженные полосками зеленых газонов. Создавалось впечатление, что смотришь на настольный макет местности со множеством городов и деревень.

Неожиданно платформа сделала крутой вираж. Путешественники с трудом удержались на ногах. Перескочив на другую дорогу, платформа сразу же влетела в новый туннель. Когда туннель закончился, они оказались внутри одного из больших зданий. Платформа мягко остановилась — судя по всему, тут была стоянка: рядом стояли еще несколько точно таких же платформ.

Джилл и Теннисон спустились с платформы, следом за ними мягко соскользнули кубоиды, и четыре конуса повели их между платформами и другими машинами к высокому дверному проему.

Они вошли в широкий зал. В конце его на возвышении у стены восседал огромный… пузырь! По обе стороны от возвышения группами стояли конусы. Рядом с пузырем стояло странное существо, напоминавшее небольшой сноп. Из кучи соломы во все стороны торчали тонкие выросты с глазками на концах. Прямо перед пузырем прыгало маленькое существо, напоминавшее осьминога. Всякий раз, когда существо опускалось на пол, оно издавало чавкающий звук, словно на гладкий кухонный стол шлепался кусок печенки.

Конусы вели путешественников вперед. Доведя их до края возвышения, они отошли в сторону.

Пузырь был не просто пузырь. Спереди на его поверхности было углубление, в котором располагалось некое подобие лица. Но трудно было сказать с уверенностью, что это лицо. Секунда — вы видели его, а в следующую секунду оно исчезало, расплывалось, как летучий дым.

— Джейсон, — мысленно обратилась Джилл к Теннисону, — Джейсон, смотри! Помнишь записи, воспоминания Феодосия? Ну те, что я нашла в корзине доя бумаг в потайной кладовке?

— Боже мой, да, вижу! — мысленно отозвался Теннисон, — Кардинал писал там про пузыри. Лицо, как летучий дым, — так там и было написано!

Из глубины пузыря раздался скрипучий, неприятный, режущий уши звук. Было ясно, что пузырь хочет что-то им сказать.

— Я ни слова не понимаю, — сказала Джилл.

— Он пытается общаться, — проговорил Шептун, — Это очевидно. Но совершенно непонятно.

— Он сердится на нас, Шептун? — спросила Джилл. — Похоже, он на нас кричит.

— Не думаю, — ответил Шептун. — Он не излучает гнева.

Один из конусов поднялся на возвышение и встал рядом с пузырем. Пузырь проскрипел ему что-то, и конус удалился. Пузырь замолчал. Он продолжал смотреть на путешественников, и, хотя порой дым заволакивал его лицо, они все время чувствовали, что он смотрит на них не отрываясь.

— Я думаю, — сказал Шептун, — хотя и не уверен, что он послал за кем-то, кто может стать переводчиком в разговоре с нами.

Пузырь молчал. Молчали и конусы. Вообще было не похоже, что они способны издавать хоть какие-то звуки. Тишину нарушали только шлепки осьминогоподобного существа, которое продолжало скакать взад-вперед перед пузырем. Глаза существа, похожего на сноп, пристально смотрели на гостей.

Текли минуты. Ничего не происходило. Только шлепал об пол маленький осьминог. Наконец раздались шаги. Так идти мог только человек. Теннисон обернулся.

По залу им навстречу уверенно шагал… Томас Декер.