Глава 11
Они остановились на ночлег задолго до того, как солнце скрылось за горизонтом, и встали лагерем на опушке небольшой рощицы. Невдалеке протекал ручей, на песчаном берегу которого решено было развести костер.
— Нам не от кого прятаться, — заявил Данкен. — Те, кому надо, прекрасно знают, где мы находимся.
Мэг кое-как слезла с Дэниела, который поначалу, когда ее только подсадили в седло, поднялся было на дыбы, но вскоре утихомирился и шел дальше размеренным шагом, приноровившись к своей легкой, как пушинка, всаднице. Конрад уселся на корточки у огня и принялся поджаривать овсяные лепешки и ломтики грудинки.
За время ужина над местностью сгустились сумерки. Неожиданно из них возник Призрак.
— А, пропащий, — хмыкнул Эндрю. — Явился наконец! А мыто гадали, что с тобой сталось.
— Мне было страшно, — произнес Призрак, — но я преодолел свой страх и при дневном свете, который мне весьма неприятен, осмотрел окрестности.
— Как далеко ты забрался? — спросил Данкен.
— До того места, где начинается болото, дальше не рискнул. По правде говоря, там жутковато.
— Пугало испугалось, — фыркнул Конрад.
— Я не пугало, — возразил Призрак, — а дух.
— Все равно. Естественно, ты никого не видел, так?
— Я видел тех, кого вы называете безволосыми, — откликнулся Призрак. — В нескольких милях к востоку отсюда. Их очень мало, но они движутся в том же направлении, что и вы, и с той же скоростью.
— В нескольких милях? Тогда понятно, почему Крошка не почуял их.
— Мне было страшно, — повторил Призрак. — Духу не пристало бродить по открытой местности. Ему необходима крыша, чтобы спрятаться от неба.
— Может, они и не подозревают о нас? — предположил Эндрю.
— Навряд ли, — покачал головой Данкен, — Зачем им тогда карабкаться по холмам? Если бы они не следили за нами, то пошли бы этой дорогой. У меня такое впечатление, что нас ведут к определенной цели, совсем как Крошка вел Мэг. Им известно, что на запад нас не пустит болото, поэтому они позаботились преградить нам путь на восток.
— Сэр, — проговорила Мэг, дергая Данкена за рукав, — остальные.
— Что? Какие остальные?
— Не безволосые, другие. Те, что смеялись надо мной. Они поблизости. Я их чувствую.
— Почему тогда молчит Крошка? — удивился Конрад.
Мастифф развалился у костра, положив морду на вытянутые лапы. Судя по его виду, он ничего не чуял.
— Собака есть собака, — сказала Мэг. — Ее достаточно просто обмануть, особенно тем, кто необычайно ловок и искушен в обмане. Эти твари куда хитрей и опаснее тех, с кем вы сталкивались до сих пор.
— Потрошитель называл их демонами и бесами, — заметил Конрад, — а уж ему ль не знать? Он ведь сражался с ними.
— Детский лепет, — заявила Мэг. — Он, верно, не знает никаких других слов. Впрочем, на него, может статься, и впрямь напали бесы с демонами. Орда велика, и к ней пристают все кто ни попадя, как мирные жители к проходящей армии.
— Однако ты осталась в стороне, — сказал Данкен, — хотя сама утверждала, что в тебе гнездится зло. Помнится, ты спрашивала, какая же это ведьма, если в ней нет хотя бы толики зла.
— Подловили вы меня, сэр, — вздохнула Мэг. — Я всего лишь пыталась быть злой. Мне ничего не стоило сделаться исчадием ада, и тогда я обрела бы истинное могущество, но я всего лишь пыталась. Порой мне чудилось, будто зло внутри меня разрастается, потому-то я и не испугалась, когда нахлынула Орда. Я сказала себе: не бойся, они наверняка признают тебя за свою и оставят в покое или, может быть, научат творить черные дела. А они, стервецы, обокрали меня, сожгли мою хижину и наградили старую Мэг пинком под зад! Ну скажите, разве так обращаются с теми, кто норовит во всем подражать им?
— И тебе не стыдно? По-твоему, служить злу достойно человека?
— Я практиковалась в своем ремесле. — В голосе Мэг не слышалось и намека на раскаяние. — Ремесло на то и ремесло, чтобы совершенствоваться в нем, не думая о последствиях.
— Сдается мне, я слегка запутался, — проговорил Данкен.
— Я понял с первого взгляда, что в тебе нет зла, — сказал Конрад. — А если и есть, то его не больше, чем в гоблине или гноме.
— Некоторые верят, — вмешался Эндрю, — что гномы наравне с гоблинами — порождение зла.
— Ну уж нет! — возмутился Конрад. — Малый народец отличается от нас, но зла в них вот ни на столечко. Да, они проказники, но никак не злодеи.
— Лично я, — бросил Эндрю, — сыт по горло их проказами. Они замучили меня чуть ли не до смерти.
— Так ты говоришь, что в темноте прячутся Злыдни? — справился Данкен у Мэг. — Почему же собака не почуяла их?
— Не знаю, — отозвалась старуха. — Может, он и чует, только не догадывается, кто они такие. А старая Мэг не настолько глупа. Ей ведомо, чего опасаться.
— Значит, ты уверена?
— Уверена, сэр.
— Выходит, мы не можем больше полагаться на чутье Крошки, — подытожил Данкен. — Нам придется всю ночь напролет нести дозор. Я стою первым, Конрад — вторым.
— А я? — воскликнул Эндрю. — Я требую, чтобы меня назначили часовым. Не забывайте, я ратник Господа! Я разделю с вами все тяготы и опасности пути!
— Отдыхайте, — посоветовал Данкен. — Завтрашний день обещает быть трудным.
— Можно подумать, вы с Конрадом не нуждаетесь в отдыхе!
— Ложитесь спать, — произнес Данкен, — а то утром, не дай Бог, окажется, что вы не в состоянии идти. Вдобавок, если вы завтра будете клевать носом, кто предупредит нас, коль мы собьемся с пути?
— Тут невозможно заплутаться, — упорствовал Эндрю. — Правда, может, это мне так кажется? Я ведь ходил туда-сюда не один раз.
— Вот именно. Ложитесь и отдыхайте.
Эндрю промолчал; позже, придвинувшись поближе к огню, он что-то пробормотал себе под нос. Видимо, уснуть ему мешала обида. Во всяком случае, лег он последним. Конрад плюхнулся на землю, закутался в одеяло и почти сразу же захрапел.
Мэг, свернувшись калачиком рядом с седлом и поклажей, спала как ребенок, временами всхлипывая во сне. Поодаль улегся на траву Дэниел. Красотка спала стоя; она свесила голову так низко, что едва не задевала носом землю. Дремавший у костра Крошка порой просыпался, встряхивался и, порыкивая, обходил лагерь. Поведение собаки как будто подтверждало, что опасаться нечего.
Данкен сидел у огня. Ему совершенно не хотелось спать. Юношу одолевали тревожные мысли, которые упорно не желали уходить. Ну разумеется, хмыкнул он про себя, какой тут сон после рассуждений Мэг насчет близости Злыдней! Может, ведьма просто подшутила над ними? Как Данкен ни напрягал слух, как ни старался, ему никак не удавалось различить ни шелеста листвы, ни хруста веток под чьей-либо ногой, или лапой, или копытом. Все было тихо, лишь бормотал в темноте ручей да пару раз ухала в отдалении сова. Данкен ощупал висевший на поясе кошелек и услышал слабое похрустывание пергамента. Подумать только, они забрались чуть ли не в самое сердце Пустоши ради нескольких листков рукописного текста! Между прочим, один лишь Конрад знает, за что он рискует головой; лее остальные идут наобум, и что с ними станется, известно разве что одному Богу. Хрупкий пергамент — великая драгоценность, средоточие волшебства. Если будет доказано, что он подлинный, Церковь обретет свежие силы, у веры появятся новые сторонники, жребий мира изменится к лучшему. Орда творит черную волшбу, малый народец наводит чары, чтобы вдоволь потешиться, а этот пергамент, возможно, обладает величайшей магией на свете. Данкен склонил голову и принялся без слов молиться о том, чтобы его упования сбылись.
Тогда-то, во время молитвы, и раздался некий звук, определить природу которого было поначалу крайне затруднительно, таким он был далеким и глухим. Данкен прислушался и понял наконец, что в ночи стучат копыта. Мгновение спустя до него донесся собачий лай. Звуки по-прежнему исходили как будто издалека, но становились все отчетливее: топот конских копыт, заливистый лай собак и даже — Данкен не поверил собственным ушам — крики людей. Диковиннее всего было то, что звуки доносились с неба. Данкен запрокинул голову и окинул взглядом усыпанный звездами небосвод, с которого светила бледная луна. Там, разумеется, не было ни всадников, ни собачьих свор. Минуту-другую спустя звуки стихли, и ночь вновь исполнилась безмолвия.
Данкен, приподнявшись было, чтобы взглянуть на небо, снова опустился на землю. Крошка глухо зарычал. Данкен погладил пса по голове. Мастифф перестал рычать и улегся у костра. Какое-то время спустя Данкен встал и направился к ручью, захватив с собой кружку. Из воды, нарушив ее серебристый покой, внезапно выпрыгнула рыбина. «Неужели форель?» — подумал Данкен. Если в ручье водится форель, поутру можно будет попробовать наловить рыбы на завтрак; главное — не слишком задерживаться: чем быстрее они уйдут отсюда, чем скорее пересекут Пустошь, тем лучше.
Когда луна начала клониться к западу, Данкен разбудил Конрада, который мгновенно вскочил, будто и не спал.
— Все в порядке, милорд?
— Да вроде бы, — отозвался Данкен. — По крайней мере, я ничего подозрительного не заметил.
Он умолчал о том, что слышал топот копыт и лай собак, ибо, прикидывая, каким образом рассказать об этом Конраду, решил, что не стоит беспокоить товарища упоминанием об игре воспаленного воображения.
— Растолкай меня пораньше, — попросил он, — Хочу наловить форели на завтрак.
С этими словами Данкен лег на спину, сунул под голову скатанный в валик плащ и укрылся одеялом. Глядя на небо, он в очередной раз ощупал кошелек на поясе и крепко зажмурился, надеясь, что вот-вот заснет. Однако перед его мысленным взором возникла — сама по себе — картина, смысла которой он поначалу не понял. Но затем явилось осознание, и Данкен, упрекнув себя в чрезмерной возбудимости, попытался отрешиться от надоедливых мыслей, однако те не желали уходить. Юноша перевернулся на бок, открыл глаза и увидел пламя костра, неподвижно лежащего мастиффа и широкоплечую фигуру Конрада. Он зажмурился вновь, уверенный, что уж теперь-то заснет непременно, но картина, возникшая у него в мыслях, отгоняла всякий сон. Он снова, будто наяву, увидел пронырливого коротышку, что следовал по пятам за горсткой людей, внимая словам тех, кто сопровождал высокого человека весьма благообразной наружности. Все эти люди были молоды и не по годам серьезны, глаза их лучились странным светом. Судя по одежде, поношенной и драной, они принадлежали к простому народу. Один из них был обут в сандалии, другие ходили босиком. Порой вокруг них собирались толпы зевак, пришедших поглазеть на высокого человека и послушать, что он скажет. И постоянно возле молодых людей — то ли в толпе, сквозь которую норовил протиснуться поближе, то ли в одиночестве, когда толпа рассеивалась, — крутился тот самый коротышка. Он прислушивался столь усердно, что уши его, казалось, того и гляди, отвалятся; похожие на лисьи, блестящие глазки щурились от солнечного света, но не упускали ни единого жеста, ни малейшего движения. А потом, вечерами, прижавшись спиной к валуну или скорчившись у костра, коротышка записывал все, что видел и слышал. Он писал мелким убористым почерком, стараясь уместить слова на тех кусках пергамента, какие ему удалось раздобыть, хмурил брови и поджимал губы, вспоминая, что именно и кем было сказано.
Данкену хотелось разглядеть его черты, определить по выражению лица, что он за человек, однако коротышка, как нарочно, то прятался в тени, то отворачивался в тот самый миг, когда Данкен мнил, что сумел-таки добиться своего. Коренастый крепыш, он также ходил босиком; ноги его были изрезаны острыми гранями камней. Наряд коротышки представлял собой пыльные лохмотья, едва прикрывавшие наготу. Длинные, спутанные волосы, нестриженая борода — человек толпы, ничем не примечательная личность, которую никто не удостоит второго взгляда. Ничто не выделяло его из общей массы; он, когда хотел, без труда растворялся в скопище людей. Данкен преследовал его, порывался обойти, с тем чтобы столкнуться лицом к лицу, однако раз за разом терпел неудачу. Впечатление было такое, словно коротышка догадывается, что за ним следят, и потому намеренно ускользает, а если не получается, просто отворачивается. Впрочем, даже если он и впрямь догадывался, то внешне это никак не проявлялось.
Кто-то потряс Данкена за плечо и шепотом велел молчать. Юноша открыл глаза и сел. Перед ним припал к земле Конрад. Не говоря ни слова, дозорный ткнул большим пальцем в темноту за костром. Там, на краю светового круга, застыл Крошка. Мастифф слегка подался вперед, будто кто-то удерживал его на поводке, и оскалил пасть. Он глухо рычал. Из темноты таращились на лагерь огромные, широко расставленные глаза, в которых полыхало зеленое пламя. Ниже виднелся рот с множеством поблескивающих в пламени костра зубов. Все вместе представало чудовищной мордой, столь гнусной и отталкивающей, что рассудок отказывался воспринимать ее как действительность. Рот имел отдаленное сходство с лягушачьим, однако морда в целом состояла как бы из сплошных углов и граней; над ней возвышалось некое подобие креста. На глазах у Данкена чудовище пустило слюну. Оно явно было не прочь проникнуть в лагерь, но его отпугивал то ли Крошка, шерсть на загривке которого встала дыбом, то ли что-то еще. Неожиданно чудище сгинуло без следа. Исчезли и огненные глаза, и грозные клыки. Последними растаяли в воздухе очертания морды.
Крошка, продолжая рычать, шагнул вперед.
— Стоять, — проговорил Конрад, — Стоять.
Данкен вскочил на ноги.
— Они шныряют вокруг уже час или около того, — сказал Конрад. — Но этот первый решил показаться.
— Почему ты не разбудил меня раньше?
— А зачем, милорд? Чтобы вы составили компанию нам с Крошкой?
— Как по-твоему, их много?
— Мне кажется, не очень.
Данкен подбросил в огонь хворосту. Крошка медленно двинулся в обход лагеря.
— Иди сюда, — позвал собаку Конрад. — Ложись. Больше они нас не потревожат.
— Откуда ты знаешь? — хмыкнул Данкен.
— Они всего лишь присматриваются к нам и догадались, что сегодня с нами связываться не стоит. Так сказать, отложили знакомство на потом.
— Откуда ты знаешь? — повторил Данкен.
— Я не знаю, я чувствую.
— Они нам что-то готовят, — проговорил Данкен.
— Может быть.
— Конрад, ты не хочешь вернуться?
— Когда дела пошли на лад? — с усмешкой ответил вопросом на вопрос Конрад.
— Я серьезно, — сказал Данкен, — Нас со всех сторон окружают враги. У меня нет никакого желания вести вас на смерть.
— А вы, милорд?
— Я пойду дальше. Наверно, в одиночку мне будет проще. Но все остальные…
— Старый хозяин наказал мне заботиться о вас. Если я вернусь один, он заживо сдерет с меня шкуру.
— Точно, сдерет, — со вздохом согласился Данкен, — Он грозится сделать это с тех пор, когда мы с тобой оба были мальчишками.
— Отошлите отшельника, — предложил Конрад. — Его наверняка не придется уговаривать. Он всю дорогу ворчит без умолку.
— Отшельник недаром назвался во всеуслышание ратником Господа, — возразил Данкен. — Анахорет из него никудышный, так что он пытается восстановить утраченное достоинство любыми доступными способами. Ему страшно до смерти, но он не повернет назад, пока и все прочие не поступят таким же образом.
— Значит, идем вместе, — заключил Конрад. — Трое товарищей по оружию. А как быть с ведьмой?
— Пускай решает сама. Насколько я понимаю, терять ей нечего.
Итак, подумалось Данкену, что бы ни говорил Призрак, нас сопровождают не только безволосые. Мэг оказалась права. Возможно, всю ночь за лагерем из темноты наблюдали другие Злыдни. Они таились во мраке и тогда, когда нес дозор он, Данкен, но предпочли не показываться; и что самое удивительное, Крошка их не почуял. Если бы не ведьма, сказал себе Данкен, мы бы ни о чем не подозревали. Кстати говоря, Мэг отнюдь не выглядела чрезмерно обеспокоенной. Во всяком случае, близость Злыдней совершенно не помешала ей свернуться калачиком на земле и крепко заснуть. Она не проснулась до сих пор и по-прежнему всхлипывала во сне; эти всхлипывания и поза, в которой она лежала, придавали Мэг сходство с маленькой девочкой. Быть может, она почувствовала, что опасаться нечего, что нынешней ночью нападения не произойдет? Что значит почувствовала? И почему Злыдни не напали? Ведь они запросто могли застать лагерь врасплох. Данкен недоуменно передернул плечами. Ладно, ночь почти пережили, а вот что будет дальше? Рано или поздно Злыдни нападут на них.
Тут не поможет никакая бдительность. Если наберется достаточно Злыдней, готовых пожертвовать собственной жизнью, то пиши пропало. Ну и что? Лично он, Данкен, не собирается поворачивать вспять. У него с собой талисман, способный отогнать первобытную тьму и зажечь потухшие было огни. Он продолжает путь, и, значит, то же самое можно сказать про Конрада и отшельника Эндрю.
Близился рассвет. Сумерки понемногу рассеялись, и уже можно было разглядеть отдельные деревья в роще. Над лагерем, призывно крича, пролетела стая уток, что направлялись, должно быть, на излюбленное место кормежки.
— Конрад, — позвал Данкен, — Ты не замечаешь ничего странного?
— Странного, милорд?
— Да. Посмотри повнимательнее. Мне кажется, вчера вечером все было иначе.
— На рассвете всегда так бывает, — успокоил Конрад.
Нет, сказал себе Данкен, дело не только в рассвете. Он
попытался определить причину своей тревоги, но быстро осознал тщетность подобной попытки. Сколько он ни напрягал зрение, ему так и не удалось установить, что же конкретно изменилось, однако Данкен ощущал перемену буквально собственной кожей. Изменились и роща, и ручей. Невольно складывалось впечатление, что некто слегка подправил местность, ровно настолько, чтобы перемена стала заметной, чтобы наблюдатель почувствовал, что ландшафт неуловимо изменился.
— Что случилось? — подал голос проснувшийся Эндрю.
— Ничего, — прорычал Конрад.
— Не обманывайте меня. Воздух совсем не тот.
— Ночью у нас был гость, — сообщил Данкен, — Вон в тех кустах.
— И не один, — добавил Конрад. — Остальные, правда, оказались трусоватей своего приятеля.
Эндрю быстро поднялся и схватил посох.
— Выходит, ведьма была права, — сказал он.
— Конечно права, — хихикнула Мэг. — Старая Мэг всегда права. Я предупреждала вас, что они шныряют поблизости. Я говорила, что они следят за нами.
Дэниел вскочил, подступил было к кострищу — и замер. Затем яростно фыркнул и ударил оземь копытом.
— Дэниел тоже чувствует, — проговорил Конрад.
— Как и все мы, — отозвался отшельник. — Ну, что будем делать?
— Пойдем дальше, если ты, конечно, не против.
— С чего ты взял, что я против?
— Так, показалось.
Мэг откинула одеяло, встала и поправила свои лохмотья, придавая им более или менее приличный вид.
— Они ушли, — заявила она. — Я их больше не слышу. Да, они ушли, но перед уходом заколдовали нас. Мы в ловушке. У меня нюх на западни.
— Какая еще ловушка? — процедил сквозь зубы Конрад.
— Нет, — возразил Эндрю, — они заколдовали не нас, а это место.
— Откуда вы знаете? — спросил Данкен.
— Оно изменилось. Смотрите, над ручьем радуга!
Данкен посмотрел в ту сторону, куда показывал отшельник, но никакой радуги не увидел.
— Малый народец порой пробует сотворить нечто похожее, — продолжал Эндрю, — но у них обыкновенно все выходит шиворот-навыворот. Они через одного недотепы.
— А Злыдни — нет?
— Злыдни — нет, — откликнулась Мэг. — Они умеют наводить чары.
Может, мы все спятили, подумал Данкен, раз стоим здесь и на полном серьезе рассуждаем о колдовстве? Впрочем, нельзя отрицать, что местность переменилась. Он вспомнил свои недавние ощущения. Да, сомневаться не приходится. Данкен не видел радуги, которую приметил Эндрю, однако замечал некоторые другие несуразности; оглядевшись по сторонам, он убедился, что их ничуть не убавилось.
— Пожалуй, пора трогаться, — сказал он. — Позавтракаем позже. Надеюсь, нам посчастливится добраться до черты, за которой колдовство, если вам угодно выражаться таким образом, уже не имеет силы. Сдается мне, оно вряд ли распространяется достаточно далеко.
— Дальше будет хуже, — предостерег Эндрю. — Я уверен, впереди нас поджидают тяжкие испытания. А если мы повернем обратно, колдовство, наверное, скоро кончится.
— От нас только того и ждут, — буркнул Конрад. — Иначе ради чего было стараться? Но мы не собираемся возвращаться. Милорд решил идти вперед. — Он подобрал седло, положил его на спину Дэниелу и затянул подпругу. — Иди сюда, Красотка, будем собираться.
Красотка, прядая ушами, подошла и встала так, чтобы Конрад мог навьючить на нее поклажу.
— Всем идти вовсе не обязательно, — сказал Данкен. — Мы с Конрадом никого не неволим.
— Мое мнение вы знаете, — бросил Эндрю.
— Знаю, — кивнул Данкен. — Вы идете с нами.
— Я тоже, — проговорила Мэг. — В этом запустении старуха вроде меня в одиночку пропадет в два счета. А что до колдовства, я выкидывала и похуже.
— Однако неизвестно, что ждет нас впереди, — предупредил Данкен.
— По крайней мере, вы меня всегда накормите, — отозвалась ведьма. — А без вас мне частенько приходилось питаться орехами да кореньями. Я столько рылась в земле под деревьями, что почти превратилась в дикую кабаниху. И потом, я не какая-нибудь бука, чтобы избегать компаний, тем более что раньше мне водиться было и не с кем.
— Хватит болтать, — проворчал Конрад, подхватил Мэг на руки и усадил в седло.
Дэниел загарцевал на месте, приветствуя всадницу.
— Держись крепче. Крошка, пошли.
Мастифф побежал вперед. Конрад направился за ним. Далее двигались Красотка и Эндрю, усердно колотивший по земле посохом. Данкен с Дэниелом, как обычно, выступали в роли замыкающих.
Колдовство, в полном соответствии с предсказанием Эндрю, не ослабевало, а, наоборот, делалось все более явственным. Местность постепенно приобретала весьма суровый вид. Путникам часто встречались густые дубравы и не менее густые заросли кустарника, которые словно окутывала некая пелена фантасмагоричности, так что люди невольно задавались вопросом: а существуют ли в действительности развесистые дубы и дремучие заросли, вправду ли валуны покрыты столь толстым слоем лишайника, что из-под него почти не видно самого камня? Вдобавок вокруг царил угрюмый полумрак, а воздух пронизывало безмолвие — зловещее, роковое, предвещающее беду, сулящее гибель.
Если бы дубы были всего-навсего развесистыми, а кустарник густым, если бы валуны оказались на деле обыкновенными камнями, пускай даже сплошь поросшими лишайником, с этим, подумалось Данкену, можно было бы примириться. Однако во всем ощущалось что-то вроде искажения, извращения собственной сути, как будто деревья и прочие детали пейзажа очутились тут совершенно случайно, как если бы кому-то вздумалось нарисовать картину, а в разгар работы он принялся размышлять, какого рода картину ему хочется написать. Казалось, ландшафт дрожит и расплывается на глазах, подобно отражению на поверхности воды. Временами тут и там возникали призраки радуги, один из которых Эндрю заметил еще на месте ночлега. Тогда Данкен засомневался в словах отшельника, поскольку сам ничего не видел, но теперь он различал их собственными глазами — нечеткие размытые цвета, похожие на те, в которые окрашивается луч света, проходя сквозь толстое стекло. Они то появлялись, то исчезали, существовали всего лишь какое-то мгновение и ни разу не образовали цельной радуги, только ее кусочки, словно кто-то взял радугу, стиснул ее в кулаке так, что она раскололась на части, а потом развеял по ветру.
Путешественники, как и прежде, двигались по лощине, справа и слева от них высились лесистые холмы. Однако едва заметная тропинка, по которой они ориентировались до сих пор, куда-то пропала. Поэтому идти приходилось наобум. Конрад удерживал Крошку возле себя, не позволяя собаке отбегать слишком далеко. Дэниел беспокоился, то и дело тряс головой и фыркал.
— Все в порядке, дружок, — сказал ему Данкен.
Дэниел тихонечко заржал в ответ.
Эндрю все так же колотил посохом по земле. Красотка все время жалась поближе к нему. Как ни странно, она, похоже, привязалась к неудавшемуся отшельнику. Может, она полагает, что приобрела собственного человека, как Крошка — Конрада, а Дэниел — Данкена? Юноша чуть было не расхохотался.
Конрад остановился, поджидая остальных.
— Впереди болото, — сообщил он, убедившись, что все в сборе, — прямо поперек дороги. Может, это то самое?..
— Нет, — возразил Эндрю. — Наше болото лежит в стороне от дороги.
Топь, что угадывалась за деревьями, лишь в малой степени напоминала ту, о которой говорил Шнырки. Во всяком случае, воды кругом не наблюдалось.
— Возможно, мы сумеем перейти его, — сказал Данкен. — Главное — не удаляться от холмов.
Вдвоем с Конрадом они приблизились к кромке болота. Остальные терпеливо ждали.
— Сдается мне, тут везде трясина, — проговорил Конрад. — Кстати о холмах. Вы их видите?
Он подметил верно: куда ни посмотри, кругом простиралось болото, без конца и без края. Гряда холмов, вдоль подошвы которой следовал отряд, внезапно оборвалась.
— Стой здесь, — велел Данкен и шагнул в топь.
Под ногами сразу захлюпала вода. С каждым шагом Данкен проваливался все глубже. С трудом выдирая сапоги из болотной жижи, он достиг ближайшей к берегу заводи. Вода в ней была черней чернил, с маслянистым отливом и внушала неясную тревогу. Данкен свернул в сторону, и тут поверхность воды вскипела и забурлила и над заводью гигантским горбом взметнулась спина неведомого животного. Данкен ухватился за рукоять клинка и наполовину обнажил его. Спина обрушилась вниз; мгновение спустя вода обрела прежнюю обманчивую неподвижность. Однако из соседней заводи выскочила вдруг отвратительная голова на длинной шее. Сплошь в чешуе, она была не столь громадной, как то представлялось по очертаниям спины, имела треугольную форму и оканчивалась неким подобием клюва. На макушке торчали два рога. Тварь разинула клюв, и оказалось, что пасть больше головы и изобилует к тому же отталкивающего вида клыками.
Данкен стиснул в руке меч и приготовился отразить нападение, однако удара не последовало. Чудовищная голова медленно, почти неохотно скрылась под водой. Над болотом вновь воцарился зловещий покой.
— По-моему, вам лучше вернуться, — сказал Конрад.
Данкен послушно развернулся и, внимательно глядя под
ноги, направился обратно.
— Нам не перейти, — заключил Конрад.
Сопровождаемый верной Красоткой, к ним подковылял Эндрю.
— Здесь нет никакого болота, — воскликнул он, — нет и никогда не было! Это все чьи-то чары!
— Остерегайтесь, милорд, — посоветовала Мэг. — Пускай болото ненастоящее, зато погибнете вы не понарошку.
— Как же быть? — произнес Данкен.
— Свернуть на другую дорогу, — отозвался Эндрю. — Обойти стороной. Сдается мне, наши враги не настолько могущественны, чтобы заколдовать все вокруг. Им известно, куда мы направляемся, а потому они, вернее всего, наложили заклятие только на выбранный нами путь.
— Если я правильно понял, — сказал Данкен, — вы предлагаете повернуть к холмам. Вам хорошо знакомы окрестности?
— Не то чтобы хорошо, но заплутать не заплутаем. В нескольких милях к востоку отсюда начинается тропа через холмы. Идти будет тяжело, сплошные подъемы да спуски, зато какое-то время спустя мы окажемся на равнине.
— По-моему, — проговорила Мэг, — выбора у нас не осталось.