2. «МЕНЕ, МЕНЕ,
ТЕКЕЛ, УПАРСИН»
Школьный вертолет высадил его на аэродроме в Альбукерке. Чтобы успеть на ракету, Дону пришлось поторопиться, так как служба управления полетами потребовала от пилота вертолета обойти стороной арсенал в Сандии. Взвешивая багаж, Дональд столкнулся с еще одним новшеством службы безопасности.
— В твоих манатках есть фотоаппарат? — спросил весовщик, когда Дон подал свои сумки.
— Нет. А что?
— А то, что когда мы будем досматривать твой багаж на флюороскопе, то засветим пленку.
По-видимому, рентгеновским лучам не удалось обнаружить в его белье никакой бомбы, так что сумки Дональду вернули, и он поднялся на борт крылатой ракеты «Санта-Фе Трэйл», курсирующей между Юго-Западом и Нью-Чикаго. В салоне он пристегнул ремни безопасности, улегся на подушки сиденья и стал дожидаться взлета.
Поначалу, на взлете, рев двигателей беспокоил его больше, чем перегрузка. Но шум отстал, как только они перешли звуковой барьер, и наконец дало себя знать ускорение. От перегрузки у Дона потемнело в глазах.
Он очнулся, когда корабль перешел в режим свободного падения, по крутой параболе скользя над равнинами. Дональд сразу же почувствовал сильное облегчение: не надо больше терпеть этот чудовищный гнет, сдавливающий грудную клетку, стискивающий сердце, эту тяжесть, от которой мышцы становятся словно ватные.
Но, не успев насладиться этим благословенным ощущением легкости, он пережил новую напасть: его желудок, казалось, пополз вверх, к горлу. Сначала Дон встревожился, ибо не мог объяснить это неожиданное и невыносимое ощущение. Потом у него возникло дикое подозрение. Возможно ли? Только не это! Этого не может быть… только не космическая болезнь. Нет, только не у него! В конце концов, он родился в невесомости, а космическая тошнота — удел ползающих по земле, этих жалких кротов!
Но подозрение мало-помалу перерастало в уверенность; годы вольготной жизни на планете подорвали его иммунитет. С затаенным смущением Дональд подумал, что и впрямь ведет себя будто крот. Перед взлетом ему не пришло в голову попросить пилюлю от тошноты, хотя он и проходил мимо прилавка, отмеченного ярко-красным крестом.
Вскоре скрываемое стало явным. Дон едва успел схватить один из пластиковых пакетов, которые раздавали пассажирам специально на этот случай. После этого он почувствовал себя лучше, хотя слабость не проходила. Вполуха Дон принялся слушать доносящееся из динамика записанное на пленку описание местности, над которой они пролетали. При подлете к Канзас-Сити небо из черного опять стало лиловым, крылья вновь обрели опору, а пассажиры снова почувствовали перегрузку, когда ракета плавно пошла на посадку. Планировала она со свистом, по длинной пологой траектории. Дон поднял спинку кресла.
Спустя двадцать минут, когда навстречу кораблю понеслась посадочная площадка, радар запустил носовые двигатели, и «Санта-Фе Трэйл» приземлился. Полет занял меньше времени, чем путешествие на вертолете от школы до Альбукерке. И часу не прошло, как корабль проделал в восточном направлении такой же путь, какой в свое время крытые фургоны переселенцев, двигаясь на запад, преодолевали за восемьдесят дней, если все шло хорошо. Ракета местного сообщения приземлилась на поле, на самой окраине города, рядом с огромной, все еще немного радиоактивной равниной, где теперь располагался главный космодром планеты, а когда-то в прошлом — старый Чикаго.
Дон задержался, пропуская вперед семейство индейцев нава-хо, и сошел с корабля следом за скво. К борту медленно подполз трап-эскалатор. Дональд ступил на него и поехал к зданию вокзала. Внутри он растерялся: в огромном помещении царила суета. Бесчисленные этажи располагались как над поверхностью земли, так и под землей. Станция «Гэри» обслуживала не только «Санта-Фе Трэйл» и «Маршрут 66», но и другие местные ракеты, летающие на Юго-Запад; а кроме того — еще дюжину местных линий. Тут пересекались пути трансокеанских судов и линии грузовых трубопроводов, вдобавок он обслуживал и космические корабли, курсирующие между Землей и станцией «Околоземная», а от нее — к Луне, Венере, Марсу и спутникам Юпитера; эта сеть была чем-то вроде станового хребта империи, включавшей в себя великое множество миров.
Дональд привык и к безбрежной пустоте космоса, и к обширным равнинам Нью-Мексико, поэтому его выводили из себя и угнетали копошащиеся толпы народа. Когда люди ведут себя наподобие муравьев, они теряют достоинство, и Дон чувствовал это, хотя и не мог выразить своих ощущений словами. Но ничего не поделаешь, жизнь есть жизнь. Дон увидел три шара — эмблему «Межпланетных линий» — и пошел по светящимся стрелкам к кассам предварительных заказов.
Равнодушный клерк уверил Дона, что в кассе ничего не знают о заказанном для него месте на «Валькирии». Дон терпеливо втолковал ему, что место бронировали с Марса, и предъявил радиограмму от родителей. Только после этого клерк нехотя согласился позвонить на «Околоземную». Отделение на спутнике подтвердило заказ. Повесив трубку, клерк повернулся к Дону:
— О’кей, можете прямо тут оплатить билет.
У Дона упало сердце.
— Я думал, он уже оплачен.
У него был при себе аккредитив, подписанный отцом, но денег на оплату полета к Марсу все равно не хватило бы.
— Да? Они мне ничего такого не говорили.
По настоянию Дона клерк опять позвонил на космическую станцию. Да, полет был оплачен, поскольку билет заказывали из пункта назначения. Что же это за служащий, который не способен разобраться в своих бумажках? Полностью побежденный клерк выдал наконец Дону билет на место номер 64 на борту ракетного корабля «Дорога Славы», вылетавшего с Земли на «Околоземную» следующим утром в 9 часов 3 минуты 57 секунд.
— Служба безопасности вас пропустила?
— Что? Это еще зачем?
Клерк, похоже, с радостью ухватился за такую замечательную возможность законным способом увильнуть от своих обязанностей.
Он забрал у Дона билет.
— Вам что, лень новости послушать? Давайте-ка ваши документы.
Дон неохотно вручил ему удостоверение личности; клерк вставил его в опознаватель и вернул.
— Теперь отпечатки больших пальцев, — велел он.
Дон оставил отпечатки и сказал:
— Это все? Я могу получить свой билет?
— И он еще говорит «это все»! Будьте здесь завтра утром примерно за час до отлета. Тогда и заберете билет, если, конечно, Межпланетное бюро расследований разрешит.
Клерк отвернулся. Дон тоже. Он чувствовал себя потерянным и не знал толком, что делать дальше. Директору школы он сказал, что переночует в отеле «Хилтон-Караван-сарай», в котором его семья останавливалась несколько лет назад, в единственной гостинице, название которой он знал. С другой стороны, ему необходимо было отыскать доктора Джефферсона — «дядюшку Дадли», — раз на этом так настаивала его мать. Едва перевалило за полдень, Дон решил, что пристроит свои сумки, а уж потом отправится на поиски.
Отделавшись от сумок, он нашел свободную переговорную кабину и, отыскав номер доктора, набрал его. Видеофон доктора выразил вежливое сожаление по поводу отсутствия Джефферсона и предложил Дону оставить для него сообщение. Дон стал диктовать, как вдруг послышался мягкий голос:
— Для тебя я дома, Дональд. Где ты, мальчик?
Включился экран видеофона, и Дон оказался лицом к лицу с доктором Дадли Джефферсоном, физиономия которого была ему смутно знакома.
— Ой! Доктор, я на вокзале, в Гэри. Я только что прибыл.
— Тогда хватай такси, и пулей сюда.
— Э-э… Вы, наверно, и так слишком заняты, доктор. Я позвонил потому, что мама просила попрощаться с вами, — в душе он надеялся, что доктор Джефферсон действительно будет занят, чтобы тратить на него свое время. Как бы ни недолюбливал он города, ему вовсе не хотелось провести последний на Земле вечер, обмениваясь любезностями с другом семьи; он хотел поболтаться по улицам в поисках развлечений, которые мог предложить ему этот современный Вавилон. Отцовский аккредитив жег ему карман — Дону не терпелось малость потратиться.
— Ко мне, и никаких разговоров! Увидимся через несколько минут. А я пока выберу тельца поупитаннее и зарежу его. Кстати, ты получил мою посылку? — на лице доктора появилось настороженное выражение.
— Посылку? Нет.
Доктор недобрым словом помянул почтовую службу.
Дон сказал:
— Может, она меня еще догонит? Там было что-то важное?
— А, пустяки! Поговорим потом. Ты оставил адрес для пересылки?
— Да, сэр. «Караван-сарай».
— Хорошо. Пришпорь-ка лошадей, и посмотрим, как быстро ты сумеешь сюда добраться. Чистого неба!
— И мягкой посадки, сэр.
Они оба отключились. Дон вышел из будки и осмотрелся в поисках стоянки такси. Вокзал казался запруженным народом больше прежнего. На глаза то и дело попадалась униформа — не только летная или корабельной обслуги, но и мундиры разных родов войск, равно как и форма вездесущей полиции безопасности.
Дон протолкался сквозь толпу вниз по пандусу, по туннелю с движущейся дорожкой и наконец нашёл то, что искал. На стоянке такси выстроилась целая очередь, и Дон пристроился в хвост. Рядом с очередью растянулась здоровенная, похожая на ящерицу, туша венерианского дракона. Продвинувшись в очереди и поравнявшись с ним, Дон вежливо просвистел приветствие. Дракон повернул к Дону дрожащий на стебельке глаз. К груди рептилии между передними ногами и чуть ниже щупалец была пристегнута маленькая коробочка — водер. Пальцы щупалец забегали по клавишам, и венерианец ответил ему механическим голосом водера, предпочтя его родному свисту.
— Я тоже приветствую вас, молодой господин. Воистину приятно, находясь среди чужаков, услышать вдруг звуки, которые ты познал, будучи еще заключен в яичную скорлупу.
Дон с восторгом отметил, что аппарат инопланетянина произносит слова, как настоящий кокни. Дон рассвистелся в благодарностях и выразил надежду, что собеседника ждет легкая смерть.
Венерианец поблагодарил его, опять с помощью водера, и добавил:
— У вас очаровательное произношение, но не окажете ли вы мне любезность перейти на ваш родной язык, чтобы я мог в нем попрактиковаться?
У Дона мелькнуло подозрение, что тон его свиста, должно быть, ужасен и дракон едва его понимает. Он тотчас перешел на человеческую речь.
— Меня зовут Дон Харви, — сказал он и засвистел снова, но лишь для того, чтобы назвать свое венерианское имя — Туман-над-Водами.
Имя это дала Дону мать, и мальчик не видел в нем ничего смешного. Как и дракон. Он засвистел, впервые с начала беседы, и добавил через водер:
— Меня называют Сэр Исаак Ньютон.
Дон понял, что венерианец, назвав себя таким именем, следовал широко распространенному среди драконов обычаю брать для общения с людьми имя какого-нибудь человека, перед которым венерианцы преклонялись.
Дон хотел спросить Сэра Исаака, не знаком ли он случайно с семейством матери Дона, но очередь шла вперед, а дракон как лежал на месте, так и лежал. Дону пришлось продвинуться вперед, чтобы сохранить свое место в очереди. Венерианец поглядел ему вслед дрожащим на стебельке глазом и просвистел пожелание приятной смерти.
В веренице такси образовалась брешь, и к очереди подъехал грузовичок с платформой, управляемый водителем. Опустились сходни. Дракон встал на шесть своих мощных лап и поднялся на платформу. Дон свистом простился с венерианцем и вдруг с неприятным чувством заметил, что полицейский из службы безопасности сосредоточенно смотрит на него. Дон быстро шмыгнул в свое автоматическое такси и захлопнул верх.
Он набрал адрес и откинулся на спинку сиденья. Маленькая машина устремилась вперед, поднялась по пандусу, прошла сквозь грузовой туннель и въехала на подъемник. Сначала Дон пытался следить, куда его везут, но головоломный муравейник, называемый Нью-Чикаго, был способен довести до несварения желудка любого тополога. И Дон бросил это пустое дело. Похоже, робот-автомобиль знал, куда едет, и во всяком случае это знает диспетчерская машина, от которой такси получало направляющие сигналы. Остаток пути Дон с тревогой думал о билете, который ему так пока и не выдали, о слишком уж бдительном работнике полиции безопасности и, наконец, о посылке от доктора Джефферсона. Впрочем, посылка его мало волновала. Почта сплоховала — это раздражало, но не смертельно. Он надеялся, что мистер Ривз догадается отправить следом за ним на Марс всю почту, не переадресованную до сегодняшнего полудня.
Потом он подумал о Сэре Исааке. Приятно было повстречать соотечественника.
Квартира доктора Джефферсона оказалась глубоко под землей в одном из дорогих городских кварталов. Дон едва не сорвал встречу: такси остановилось у дверей квартиры, но, когда он попытался выйти, дверца машины открываться не захотела. Это ему напомнило, что сначала надо заплатить за проезд. И тут Дон спохватился: нанял-то он авторобота нанял, но мелочи-то у него при себе не было, и что ему теперь опускать в приемную щель счетчика — неизвестно. Он был уверен, что этот автомобильчик, каким бы он ни считался умным, на аккредитив даже и не посмотрит. Дон вконец расстроился, решив, что сейчас машина доставит его в ближайший полицейский участок, но от этого его избавило появление доктора Джефферсона.
Доктор дал ему мелочь для оплаты проезда и проводил в свою квартиру.
— Не огорчайся, мой мальчик, — сказал он. — Со мной это случается примерно раз за неделю. Дежурный сержант местного отделения держит у себя в столе специальный ящик с монетами на тот случай, если придется выкупать меня у наших механических хозяев. Раз в квартал я рассчитываюсь с ним, да еще на чай добавляю. Садись. Херес?
— Э-э… нет, спасибо, сэр.
— Тогда кофе. Сливки и сахар у тебя под рукой. Что слышно от родителей?
— Ну, как обычно. Оба чувствуют себя хорошо, работы хватает, и все такое.
Рассказывая, Дон озирался по сторонам. Комната была большая, удобная, даже слишком. Хотя книги, расставленные по полкам и разложенные на столах и по стульям, отвлекали внимание от дорогой обстановки. В углу, похоже, горел настоящий камин. Через открытую дверь Дон заметил еще несколько комнат. Он прикинул в уме (и здорово при этом ошибся), как дорого могут стоить подобные хоромы в Нью-Чикаго.
Перед ним было обзорное окно, которое по идее должно было бы выходить в городские недра: вместо этого в нем виднелись поднимающиеся над горным ручьем ели. Пока Дон рассматривал эту картину, из воды выпрыгнула форель.
— Я не сомневаюсь, что работы хватает, — ответил хозяин. — У них всегда так. Твой отец пытается за одну короткую жизнь раскрыть тайны, копившиеся миллионы лет. Занятие невозможное — но у него что-то даже получается. Понимаешь, сынок, когда твой отец начинал свой жизненный путь, мы даже не помышляли о том, что первая империя в Системе существовала на самом деле. Если, конечно, она была первой, — задумчиво добавил он. — Сейчас мы нащупали развалины на дне двух океанов и по летописям и архивным данным установили их связь с четырьмя другими планетами. Понятно, не все эти открытия — заслуга твоего отца, но без его работы ничего этого не было бы. Твой отец, Дональд, — великий человек, и твоя мать — тоже. Говоря о ком-нибудь из них, я, разумеется, имею в виду их обоих. Угощайся бутербродами.
— Спасибо, — Дон взял сэндвич, и это помогло ему уйти от прямого ответа.
Похвала в адрес родителей была, конечно, приятна, но с такими словами не принято соглашаться вслух.
Но доктор умел поддерживать разговор и без участия собеседника.
— Конечно, мы никогда не получим ответы на все вопросы. Каким образом развалилась на куски и превратилась в космический мусор благороднейшая из планет, колыбель империи? Твой отец провел четыре года в поясе астероидов — ты был там с ним, не так ли? — и не нашел вразумительного ответа. Была ли это планета со спутником — вроде системы «Земля — Луна», — разрушенная приливными силами? Или ее взорвали?
— Взорвали? Но ведь это теоретически невозможно, — заспорил Дон.
Доктор Джефферсон взмахом руки отмел его возражение.
— Все теоретически невозможно до тех пор, пока не происходит на самом деле. Можно написать историю науки наоборот, собрав туда торжественные заверения самых авторитетных ученых насчет того, чего нельзя сделать и что не может случиться. Ты хоть немного изучал математическую философию, Дон? Знаком ли ты с теорией множественных вселенных и с открытыми системами аксиом?
— Э… Боюсь, что нет, сэр.
— Простая идея и очень заманчивая. Возможно все. Именно все. И все происходило. В одной вселенной ты согласился выпить этого хереса и нализался как свинья. В другой вселенной пятая планета никогда не разрушалась. В третьей энергия атома и ядерное оружие — вещи совершенно невозможные, каковыми и считали их наши предки. Эта последняя не лишена привлекательности, во всяком случае для неженок вроде меня.
Он поднялся.
— Не увлекайся бутербродами. Я собираюсь повести тебя в ресторан, а там, кроме всего прочего, будет наверняка и еда… да такая, которую сам Зевс посулил богам, да так и не подал.
— Я не хочу отнимать у вас слишком много времени, сэр, — Дон все еще надеялся побродить по городу в одиночестве.
Он впал в отчаяние, представив себе ужин в каком-нибудь чопорном клубе для толстосумов, после чего последует длинная беседа о высоких материях. А ведь сегодня последний его день на Земле.
— Время? Что такое время? Каждый следующий час жизни столь же нов и свеж, как тот, что мы только что прожили. Ты уже снял номер в «Караван-сарае»?
— Нет, сэр. Я только сдал на вокзале свои сумки.
— Хорошо. Переночуешь здесь. Потом мы пошлем за твоими пожитками.
В поведении доктора произошла едва заметная перемена.
— Но твою почту должны были переслать в гостиницу?
— Да, в гостиницу.
Дон с удивлением заметил, что доктор Джефферсон явно встревожен.
— Хорошо, займемся этим позднее. Тот пакет, который я тебе послал… его быстро переправят?
— Я не знаю, сэр. Обычно почта приходит два раза в день. Если она прибыла после моего отъезда, то пролежит до утра, как обычно. Но если директор вспомнит, то пошлет ее в город со специальным курьером, чтобы я получил все завтра утром до отлета.
— Ты хочешь сказать, что школа не связана с городом пневмопочтой?
— Нет, сэр, повар привозит утреннюю почту, когда ездит за покупками, а дневную сбрасывают на парашюте с рейсового вертолета из Розуэлла.
— Необитаемый остров! Ну ладно, ближе к полуночи проверим. Если посылка не пришла — ничего страшного.
Тем не менее доктор казался встревоженным и почти всю дорогу до ресторана молчал.
Ресторан непонятно почему назывался «Задняя комната», и никакой вывески снаружи не оказалось. Обыкновенная дверь в стене туннеля, такая же, как и все остальные. Несмотря на это, множество людей, похоже, знало, что там такое, и горело желанием туда попасть. Попытки их пресекал исполненный достоинства, сурового вида мужчина, который охранял вход, прегражденный обтянутой в бархат веревкой. Он узнал доктора Джефферсона и послал за метрдотелем. Доктор сделал рукой жест, понятный во все времена всем метрдотелям на свете, барьер убрали, и гостей с королевскими почестями провели к столику возле танцевальной площадки. Заметив, какие доктор дал громадные чаевые, Дон вытаращил глаза. И ему даже не пришлось менять выражение лица, когда он увидел подошедшую к их столику официантку.
Не мудрствуя лукаво, он решил, что девушка — прекраснейшее из всех созданий, которых он когда-либо видел. И по фигуре и по тому, как она одета. Джефферсон заметил, с каким видом тот смотрит на официантку, и усмехнулся.
— Сынок, не трать попусту свой энтузиазм. Те, на которых стоит посмотреть — за что, собственно, и деньги заплачены, — будут там, — он махнул рукой в сторону сцены. — Начнем с коктейля?
Дон ответил, что поверить в такое не может, а коктейля ему не надо.
— Ну, как хочешь. Ты уже настоящий мужчина, и один кусочек от запретного плода — исключительно ради пробы — вряд ли тебе повредит. Но обед-то, надеюсь, ты мне заказать позволишь?
На это Дон согласился. Пока доктор обсуждал с плененной принцессой меню, Дон огляделся. Интерьер имитировал улицу поздним вечером; над головой загорались звезды. Помещение опоясывала высокая кирпичная стена, скрывавшая несуществующий средний план и заполнявшая пространство между полом и искусственным небом. Легкий ветерок покачивал кроны нависших над стеной яблонь. У дальней стены зала располагался старинный колодец с журавлем. Дон увидел, как к колодцу подошла еще одна из «принцесс», подняла журавль и достала серебряное ведерко с обернутой салфеткой бутылкой.
Напротив, тоже около танцплощадки, убрали столик, чтобы освободить место для большой прозрачной пластмассовой капсулы на колесах. Дон ни разу таких не видел, но знал ее назначение. Это была марсианская «детская коляска» — передвижной кондиционер, обеспечивающий необходимым прохладным разреженным воздухом уроженца Марса. Сквозь стенки смутно виднелся ее обитатель: хилое тело поддерживал суставчатый сервокорсет, призванный помочь марсианину справиться с силой тяжести третьей планеты. Его псевдокрылья уныло повисли, марсианин не шевелился. Дону стало беднягу жаль.
В детстве он встречал марсиан на Луне, но тамошнее тяготение было меньше, чем на Марсе; оно не превращало их в инвалидов, обездвиженных гравитационным полем, чрезвычайно болезненным для существ с подобной эволюционной структурой.
Марсианам было и тяжело, и опасно прилетать на Землю, и Дону стало интересно, что привело сюда этого пришельца. Может быть, дипломатическая миссия?
Доктор Джефферсон отпустил официантку, поднял взгляд и увидел, что Дон во все глаза таращится на марсианина.
— Интересно, зачем он сюда пришел? — проговорил Дон. — Уж наверняка не для того, чтобы поесть.
— А может, он хочет посмотреть, как кормят животных. Я тут тоже отчасти ради этого, Дон. Оглянись вокруг повнимательнее. Такого ты не увидишь нигде.
— Наверное, не увижу… На Марсе уж точно.
— Я не об этом, парень. Содом и Гоморра, которые прогнили насквозь и катятся в яму. «Актерами, сказал я, были духи… и в воздухе прозрачном… растаяли они…», ну и так далее. Вероятно, даже «весь шар земной». Что-то я сегодня разговорился. Ты давай, развлекайся. Скоро это кончится.
Дон растерялся.
— Доктор Джефферсон, вам нравится здесь жить?
— У меня такая же декадентская натура, как и у города, в котором я обретаюсь. Тут моя естественная стихия. Но это не мешает мне отличать кукушку от ястреба.
Доносившаяся непонятно откуда приглушенная музыка оркестра вдруг смолкла, из громкоговорителя раздалось:
— Сводка новостей!
В тот же миг сумеречное небо над головой почернело, и по нему побежали светящиеся буквы, а голос в громкоговорителе принялся вслух читать слова, появлявшиеся на потолке:
«БЕРМУДЫ. ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. МИНИСТЕРСТВО КОЛОНИЙ ТОЛЬКО ЧТО ЗАЯВИЛО, ЧТО ВРЕМЕННЫЙ КОМИТЕТ ПОСЕЛЕНИЙ НА ВЕНЕРЕ ОТКЛОНИЛ НАШУ НОТУ. ИЗ ИСТОЧНИКОВ, БЛИЗКИХ К ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ФЕДЕРАЦИИ, ИЗВЕСТНО, ЧТО ТАКОЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ НЕ ЯВИЛОСЬ НЕОЖИДАННОСТЬЮ, И ПРИЧИН ДЛЯ ТРЕВОГИ НЕТ».
Вновь вспыхнул свет и опять зазвучала музыка. Губы доктора Джефферсона растянулись в веселой усмешке.
— Как кстати! — заметил он. — Как своевременно! Эти письмена на стене.
Дон принялся было торопливо комментировать сообщение, но тут началось представление, и он отвлекся. Пока передавали новости, сцена рядом со столиком незаметно ушла в пол, и из образовавшегося углубления поднялось дрожащее в токах воздуха облако, испускавшее лиловое, багровое и розовое сияние. Облако рассеялось, и Дон увидел, что сцена снова вернулась на место, теперь уже с танцовщицами. На заднем плане появилась декорация с изображением горы. Доктор Джефферсон был прав: девушки, на которых стоило поглазеть, выступали на сцене, а не обслуживали столики. Дон так увлекся, что даже не заметил, как принесли заказ. Доктор тронул его за локоть.
— Поешь чего-нибудь, пока не лишился чувств.
— Что? Да-да, сэр. — Дон с аппетитом принялся за еду, но глаза его не отрывались от сцены. В труппе был один мужчина, изображавший Тангейзера, но Дон не знал и знать не хотел, кого этот артист играет; он замечал его, лишь когда тот заслонял собой остальных. Так и с ужином: Дон увидел, что именно ест, успев уже на две трети опустошить тарелку.
— Тебе нравится? — спросил доктор.
Дон внимательно посмотрел на сцену, но вдруг понял, что Джефферсон спрашивает о еде.
— Конечно! Ужасно вкусно! — он с интересом принялся изучать содержимое тарелки. — А что это?
— Неужели не узнаешь? Запеченный детеныш грегариана.
Дону потребовалась пара секунд, чтобы уразуметь, что такое грегариан. В раннем детстве он видел сотни маленьких сатироподобных двуногих существ — faunas gregarious veneris Smythii-но сначала не мог увязать общепринятое в обиходе название с дружелюбными, глупыми существами, которых он и его товарищи по играм, впрочем, как и все остальные колонисты Венеры, всегда называли «толкунами» из-за их неистребимой привычки толпиться, толкаться, тыкаться рыльцами, садиться людям на ноги и вообще всячески выказывать неутомимую жажду физического контакта.
Но съесть детеныша этих самых толкунов? Дон почувствовал себя каннибалом и во второй раз за день чуть не уподобился земному кроту, попавшему в космос. Подавившись, он сумел пропихнуть в себя этот кусок, но больше — нет, с него хватит.
Он вновь повернулся к сцене. Венерианская «гора» исчезла, а вместо нее появился мужчина с усталыми глазами, который без умолку выпаливал шутки, жонглируя при этом горящими факелами. Дона этот номер не заинтересовал, и он принялся разглядывать зал. Мужчина, сидевший от них через три столика, встретился с ним глазами и, будто бы не заметив, сразу же отвернулся. Дон призадумался, затем внимательно оглядел мужчину и, кажется, его узнал.
— Доктор Джефферсон?
— Да, Дон?
— Вы случайно не знаете венерианского дракона, который называет себя Сэр Исаак Ньютон? — спросил он и на всякий случай просвистел настоящее имя венерианца.
— Не делай этого! — резко остановил его доктор.
— Чего не делать?
— Не выпячивай не по делу свое происхождение, во всяком случае сейчас. Почему ты спрашиваешь об этом э-э… Сэре Исааке? — доктор говорил очень тихо, едва шевеля губами.
Дональд рассказал ему о случайной встрече на вокзале.
— Когда я оттуда уезжал, то был совершенно уверен, что полицейский за мной следил. И теперь тот же самый человек сидит вон там, только теперь он в штатском.
— Ты уверен?
— Кажется, да.
— М-м… ты можешь и ошибаться. Или он просто пришел сюда после службы, хотя полицейскому тут делать нечего, с его-то жалованьем! Слушай, не обращай на него внимания и давай больше о нем ни слова. И о драконе тоже. И обо всем остальном, что хоть как-то касается Венеры. Сделай вид, будто ты просто веселишься, но очень внимательно прислушивайся ко всему, что я тебе буду говорить.
Дон попробовал так и сделать, но теперь ему было трудно сосредоточиться на веселье. Даже когда вновь появились танцовщицы, он почувствовал, что его так и тянет обернуться и посмотреть на человека, испортившего им вечеринку. Тарелку с запеченным грегарианом убрали, и доктор заказал для Дона блюдо под названием «Гора Этна». Кушанье и вправду напоминало вулкан — над верхушкой даже тянулась вверх струйка пара. Дон зачерпнул немного и понял — а ведь действительно лед с огнем. Блюдо то остужало, то обжигало небо, и он с удивленьем подумал: «Как можно такое есть?» — но из вежливости и с опаской попробовал еще ложечку. Вскоре он обнаружил, что все съедено, и даже пожалел, когда больше ничего не осталось.
В перерыве представления Дон попытался порасспросить доктора Джефферсона, что тот на самом деле думает о военном психозе, но доктор решительно перевел разговор на занятия его родителей и принялся рассуждать о прошлом и будущем Системы.
— Сынок, пусть тебя не волнует день сегодняшний. Все это просто мелкие неприятности, которые неизбежно предшествуют объединению Системы. Через пять сотен лет историки вряд ли их даже отметят. Будет Вторая империя — к тому времени уже шесть планет.
— Шесть? Вы что же, серьезно думаете, что нам когда-нибудь что-то удастся сделать с Юпитером и Сатурном? Вы, наверно, имеете в виду спутники Юпитера!
— Нет, я говорю о шести «настоящих» планетах. Мы подтащим поближе к огоньку Плутон и Нептун, а Меркурий отодвинем подальше, чтобы немножечко поостыл.
Мысль о перемещении планет поразила Дона. Она звучала дико, невероятно, но он не стал спорить, коль скоро его собеседник придерживался мнения, что все в мире возможно.
— Роду человеческому необходимо жизненное пространство, — продолжал доктор Джефферсон. — В конце концов, Марс и Венера населены разумными существами, и мы не можем продолжать их колонизировать, не прибегая к геноциду, да и неясно, чем обернется геноцид, даже с марсианами. Но перестройка этой Системы — не более чем инженерная задача, пустяк по сравнению с тем, что мы еще сделаем. Через пятьсот лет вне Системы будет больше землян, чем внутри нее; нами будет кишеть пространство возле каждой звезды класса G в округе. Ты знаешь, что бы я сделал, будь я в твоем возрасте, Дон? Я бы постарался получить койку на «Первопроходце».
Дон кивнул головой.
— Хотелось бы.
«Первопроходец» — звездолет, который не был рассчитан на возвращение, — начали строить на Луне и на орбите вокруг нее еще в те времена, когда Дон и на свет-то не появился. Скоро корабль должен был отправиться в полет. Все или почти все ровесники Дона, по крайней мере в мечтах, хотели на нем полететь.
— Конечно, — добавил доктор, — без невесты тебе не обойтись.
Он показал на сцену, которую снова заполонили танцоры.
— К примеру, вон та блондинка. Как она тебе, ничего? По крайней мере, здоровая.
Дон улыбнулся, сразу почувствовав себя опытным сердцеедом.
— Вряд ли ей понравится судьба пионерки. По-моему, ей и здесь неплохо.
— Лучше спросим ее саму. Сюда, пожалуйста, — доктор подозвал метрдотеля, и сунул ему на лапу. Вскоре блондинка уже была возле их столика, но подсаживаться не стала. Ударил тамтам, его поддержал оркестр, блондинка принялась петь и напела Дону таких нежностей, которые смутили бы его даже в разговоре с гла-ay на глаз. Он больше не чувствовал себя ловеласом — наоборот, кровь прилила к лицу, и всякое желание брать эту женщину к звездам в момент пропало. Но все равно Дон был доволен.
Артисты уходили со сцены, когда свет внезапно мигнул и из громкоговорителей разнеслось:
— Угроза вторжения из космоса! Угроза вторжения из космоса!
Огни как один погасли.
