Книга: Ракетный корабль «Галилей»
Назад: 18. В КАБИНЕТЕ КОММОДОРА
Дальше: 2. ЮЖНАЯ КОЛОНИЯ, МАРС

КРАСНАЯ

ПЛАНЕТА



© Н. Виленская,
перевод, 1993

1. ВИЛЛИС

Разреженный воздух Марса был прохладен, но не очень. В южных широтах зима еще не настала, и температура днем не опускалась ниже нуля.
Странное существо, стоящее у двери куполообразного строения, походило на человека, хотя ни у одного человека не было такой головы: на макушке — что-то вроде петушиного гребня, огромные глазницы, а посередине лица — клюв. А окрас уж и вовсе из ряда вон — тигровый, в желтую и черную полоску. На поясе у него висело оружие, напоминавшее пистолет, а в сгибе правой руки был зажат мяч — побольше баскетбольного и поменьше медбольного. Существо переложило мяч в левую руку, открыло входную дверь и оказалось в крохотном тамбуре.
Как только наружная дверь закрылась, давление воздуха в тамбуре стало подниматься со звуками, напоминающими вздохи.
— Ну, кто там? Отвечайте, отвечайте! — сиплым басом взревел репродуктор.
Пришелец осторожно опустил мяч на пол и обеими руками стянул с себя безобразную личину. Под маской обнаружился обыкновенный мальчишка.
— Это я, док, Джим Марло, — ответил он.
— Ну так заходи. Нечего стоять и ногти грызть.
— Иду.
— Когда давление в прихожей сравнялось с давлением в доме, внутренняя дверь автоматически открылась. Джим сказал:
— Пошли, Виллис, — и прошел внутрь.
Мяч выпустил снизу три отростка и последовал за мальчиком — непонятно было, идет он или катится, больше всего его походка напоминала движение бочонка, который кантуют на днище. Они прошли по коридору в большую комнату, занимавшую половину всего круглого дома. Доктор Макрей, не вставая, приветствовал их.
— Здорово, Джим. Разоблачайся. Кофе на скамейке. Здорово, Виллис. — Доктор вернулся к работе, он перевязывал руку мальчику, ровеснику Джима.
— Спасибо, док. А, Фрэнсис, привет. Ты чего тут?
— Привет, Джим. Я убил водоискалку, да только палец о шип наколол.
— Прекрати ерзать! — скомандовал доктор.
— Щиплется, — пожаловался Фрэнсис.
— Так и надо.
— Как это тебя угораздило? — не успокаивался Джим. — Ты что ж, не знаешь, что их нельзя трогать? Спалил сразу — и все тут.
Он расстегнул «молнию» скафандра, стянул его и повесил на вешалку у дверей. Там уже висел скафандр Фрэнсиса с маской, имитирующей боевую раскраску индейского воина, и скафандр доктора с маской без орнамента. Теперь Джим остался в модных на Марсе комнатных ярко-красных шортах.
— Я и спалил, — объяснил Фрэнсис, — но она зашевелилась, когда я ее тронул. Я хотел отрезать хвост, сделать бусы.
— Значит, плохо спалил. Может, в ней полно яиц осталось. А для кого бусы?
— Не твое дело. А яички я сразу выжег. За кого ты меня принимаешь? За туриста?
— Да как тебе сказать. Ты же знаешь, эти твари подыхают только на закате.
— Не говори глупостей, Джим, — сказал доктор. — Теперь, Фрэнсис, я тебе сделаю укол антитоксина. Толку от него никакого, зато твоя мама успокоится. Завтра палец у тебя вздуется, как обожравшийся щенок, принесешь его сюда, и я его вскрою.
— Палец придется отрезать? — спросил мальчик.
— Нет. Просто какое-то время будешь чесаться левой рукой. А тебя, Джим, что сюда привело? Живот заболел?
— Нет, доктор, я из-за Виллиса.
— Из-за Виллиса? Вид у него как будто бодрый.
Доктор посмотрел вниз, на Виллиса, который смотрел, как Фрэнсису перевязывают палец: он высунул еще три отростка — глазных. Отростки торчали, как большие пальцы рук, образуя равнобедренный треугольник, и на каждом углу сидел глаз, до того похожий на человеческий, что становилось не по себе. Виллис медленно развернулся на трех ножках, чтобы как следует обозреть доктора.
— Налей-ка мне чашку явы, Джим, — распорядился доктор, нагибаясь и складывая руки ковшиком. — Ну-ка, Виллис, оп-ля!
Виллис подпрыгнул и влетел прямо в руки доктору, убрав при этом все свои выступы. Доктор положил его на смотровой стол. Виллис снова выставил ножки и глазки, и они принялись разглядывать друг друга.
Доктор видел перед собой мячик, покрытый густой короткой шерстью, как стриженая овца, и не имеющий никаких отличительных черт, кроме ножных и глазных отростков. Виллис видел перед собой пожилого землянина с длинными курчавыми седовато-белыми волосами, одетого в белоснежную рубашку и шорты. Виллису очень нравилось смотреть на него.
— Как ты себя чувствуешь, Виллис? — спросил доктор. — Хорошо? Или плохо?
На самой макушке Виллиса между глаз появилась ямочка, а в ней прорезалась дырочка.
— Виллис хорошо! — сказал он. Голос у него был точь-в-точь как у Джима.
— Хорошо, говоришь? — переспросил доктор. — Джим, помой чашки и на этот раз простерилизуй. Мы ведь не хотим подцепить какую-нибудь заразу, верно?
— О'кей, док, — согласился Джим и спросил у Фрэнсиса: — Ты будешь кофе?
— Конечно. Слабый, и побольше молока.
Джим нырнул в лабораторную раковину и выудил оттуда еще одну чашку. В раковине было полно грязной посуды. Рядом на бунзеновской горелке потихоньку кипел большой кофейник.
Джим тщательно вымыл три чашки, пропустил их через стерилизатор и налил всем кофе.
— Джим, этот гражданин говорит, что он в порядке, — сказал доктор Макрей, беря чашку. — Что с ним такое?
— Да, знаю, он все время говорит, что у него все нормально, но это не так. Вы бы не могли осмотреть его, док?
— Осмотреть? Каким образом, мальчик? Я не могу даже измерить ему температуру, потому что не знаю, какая температура у него нормальная. В его биохимии я смыслю столько же, сколько свинья в апельсинах. Ты хочешь, чтобы я вскрыл его и посмотрел, почему он тикает?
Виллис тут же убрал свои отростки и сделался гладким, как бильярдный шар.
— Ну вот, вы его напугали, — с укором сказал Джим.
— Прошу прощения. — Доктор протянул руку и потрепал Виллиса по меховой шерстке. — Виллис хороший, Виллис славный. Никто не обидит Виллиса. Ну давай, малыш, вылезай.
Виллис приоткрыл голосовой сфинктер.
— Не обижать Виллис? — недоверчиво спросил он голосом Джима.
— Не обижать Виллис. Обещаю.
— Не резать Виллис?
— Не резать Виллис. Никогда.
Медленно появились глаза, и Виллис приобрел выражение настороженного внимания (он прекрасно обходился без лица).
— Вот так-то лучше, — одобрил доктор. — Ближе к делу, Джим. Почему тебе кажется, что с ним что-то не так, если мы с ним думаем иначе?
— Да потому что он так себя ведет, док. Дома-то все хорошо, а вот когда выходит… Раньше он со мной всюду ходил, скакал и везде совал свой нос…
— У него нет носа, — заметил Фрэнсис.
— Пять с плюсом. А теперь, когда я его беру погулять, он сворачивается в клубочек, и ничего от него не добьешься. Если он не болен, почему он так делает?
— Начинаю соображать, — сказал доктор. — Он у тебя сколько времени живет?
Джим задумался, перебирая в памяти двадцать четыре месяца марсианского года.
— Где-то с конца зевса, почти с ноября.
— А теперь конец марта, почти церера, лето кончилось. Тебе это ни о чем не говорит?
— Да нет.
— Что ж он, по-твоему, по снегу должен скакать? Мы уезжаем, когда приходят холода, а он здесь живет.
— Вы думаете, это он впадает в спячку? — раскрыл рот Джим.
— А что ж еще? Предки Виллиса много миллионов лет приспосабливались к смене времен года, не может же он так сразу от этого отказаться.
Джим забеспокоился.
— Я ведь хотел взять его с собой в Малый Сырт.
— Малый Сырт? Ах да, ты ведь в этом году поступаешь в школу. И Фрэнк тоже.
— Точно!
— Не могу привыкнуть к тому, как быстро вы растете. Я прилетел на Марс, потому что здесь год в два раза длиннее, но что-то не вижу никакой разницы — годы летят еще быстрее.
— Док, а сколько вам лет? — поинтересовался Фрэнсис.
— Неважно. Итак, кто из вас будет изучать медицину, а потом вернется мне помогать?
Ответа не было.
— Ну, ну! — настаивал доктор. — На кого вы собираетесь учиться?
— Не знаю, — сказал Джим. — Я интересуюсь ареографией, но и биология мне тоже нравится. Может, стану планетарным экономистом, как мой старик.
— Это обширная область. Долго придется учиться. А ты, Фрэнсис?
Фрэнсис немного смутился.
— Я? Да ну, я все-таки думаю стать космическим пилотом.
— А я думал, ты из этого уже вырос.
— А что тут такого? Мне кажется, я смогу.
— Дело твое. Да, раз уж об этом зашла речь: вы ведь уедете в школу еще до миграции?
Поскольку людям несвойственно впадать в зимнюю спячку, колония дважды в марсианском году переезжала. Южное лето они провели в Хараксе, в тридцати градусах от южного полюса, а теперь собирались перебраться в Утопию, в Копаис, почти на том же расстоянии от северного полюса. Там колония должна была провести половину марсианского года, то есть почти целый земной год.
Возле экватора находились постоянные, немигрирующие поселения — Нью-Шанхай, Марсопорт, Малый Сырт и другие, но они не считались колониями, и населяли их в основном служащие Марсианской компании. Контракт и закон обязывали Компанию обеспечить колонистам высшее земное образование, а Компании было удобнее сосредоточить обучение в одном месте — в Малом Сырте.
— Мы едем в будущую среду, — сказал Джим, — на почтовом скутере.
— Так скоро?
— Да, потому я и беспокоюсь за Виллиса. Что с ним делать, док?
Виллис, услышав свое имя, вопросительно посмотрел на Джима и повторил, в точности копируя его:
— Что с ним делать, док?
— Заткнись, Виллис.
— Заткнись, Виллис, — Виллис столь же точно скопировал и доктора.
— Наверное, правильнее всего было бы вынести его на воздух, найти норку и сунуть его туда. Вы сможете возобновить знакомство, когда спячка кончится.
— Что вы, док, он же так потеряется! Он выйдет гораздо раньше, чем я приеду на каникулы. Может, он проснется еще до переезда колонии.
— Может быть, — Макрей задумался. — Ему не повредит снова оказаться в своей среде. С тобой он ведет неестественный образ жизни, Джим. Ты же знаешь, он личность, а не собственность.
— Конечно! Он мой друг.
— Не пойму я, — вставил Фрэнсис, — чего это Джим так с ним носится. Конечно, болтает он здорово, но все равно как попугай. По-моему, он просто болван.
— А тебя никто не спрашивает. Виллис меня любит. Правда, Виллис? Ну, иди к папе. — Джим протянул руки, меховой шарик взобрался по ним и устроился у Джима на коленях — теплый, чуть пульсирующий. Джим погладил его.
— Почему бы тебе не попросить марсиан позаботиться о нем? — предложил доктор.
— Я пробовал, но не нашел ни одного в таком настроении, чтобы он обратил на меня внимание.
— То есть у тебя не хватило сил этого дождаться. Внимание марсианина можно завоевать, только набравшись терпения. А почему ты не спросишь самого Виллиса? У него свое мнение есть.
— А как ему объяснить?
— Давай я попробую. Виллис!
Виллис обратил к доктору два глаза.
— Хочешь выйти и найти место, где спать?
— Виллис не хочет спать.
— Надо выйти. Хорошо, холодно, найти норку в земле. Свернуться и поспать как следует. А?
— Нет!
Доктору стоило труда не поддаваться наваждению, что это говорит Джим (говоря от своего лица, Виллис всегда пользовался голосом Джима). Звуковая диафрагма Виллиса так же не имела собственного тембра, как не имеет его мембрана радиоприемника, она и была устроена так же, как мембрана радио, хотя и была органом живого существа.
— Решительно сказано, но попробуем зайти с другой стороны. Виллис, хочешь остаться у Джима?
— Виллис остаться у Джима. Тепло! — задумчиво произнес Виллис.
— Вот секрет твоего обаяния, Джим, — сухо сказал доктор. — Ему нравится температура твоего тела. Но ipse dixit, бери его с собой. Не думаю, чтобы это ему повредило. Ну проживет он пятьдесят лет вместо ста, зато получит вдвое больше удовольствия.
— Значит, обычно они живут по сто лет? — уточнил Джим.
— Кто их знает. Мы недостаточно долго пробыли на этой планете, чтобы знать такие вещи. А теперь выметайтесь. У меня полно дел. — Доктор задумчиво посмотрел на кровать, которая уже неделю не застилалась, и решил подождать, пока будет менять белье.
— А что значит «ipse dixit», док? — спросил Фрэнсис.
— Значит «сказано — сделано».
— Док, — предложил Джим, — пойдемте к нам обедать. Я позвоню маме. И ты тоже, Фрэнк.
— Нет, — сказал Фрэнк, — я, пожалуй, не пойду. Мама говорит, что я слишком часто у вас ем.
— Моя мама, будь она здесь, непременно сказала бы то же самое, — признался доктор. — Звони, Джим.
Джим подошел к телефону, попал на двух колониальных мамаш, болтающих о своих малышах, и наконец, сменив частоту, соединился с домом. Когда на экране появилось лицо матери, Джим сказал ей, что пригласил доктора.
— Я очень буду рада, если доктор придет, — сказала она. — Скажи ему, Джим, пусть поторопится.
— Мы идем, мама! — Джим выключил аппарат и потянулся за скафандром.
— Не надевай, — остановил его Макрей. — На воздухе слишком холодно. Пройдем по туннелям.
— Это же вдвое дольше, — возразил Джим.
— Предоставим Виллису решать. Ты за кого, Виллис?
— Тепло, — важно сказал Виллис.
Назад: 18. В КАБИНЕТЕ КОММОДОРА
Дальше: 2. ЮЖНАЯ КОЛОНИЯ, МАРС