25. «ДЕЛА И ТАК СКВЕРНЫЕ,
НЕ УСУГУБЛЯЙ»
ДИТИ:
Заперев за тетей Хильдой люк в переборке, я вернулась на свое место — и ничего не сказала. Если бы я открыла рот, то наговорила бы слишком много. Я ужасно люблю папу и уважаю его как математика.
Но мне не часто попадались такие эгоисты, как он.
Не то чтобы он был жадный: совсем нет. Не то чтобы он не поделился последней корочкой хлеба: поделился бы. С чужим человеком.
Но если он чего-то не хочет делать, то и не будет делать. Когда умерла Джейн, мне пришлось немедленно взять на себя все наши денежные дела. А мне было семнадцать. Потому что папа об этом и знать не хотел. Максимум, чего мне удавалось от него добиться, так это чтобы он поставил под чем-нибудь подпись.
Я усердно занималась, зарабатывая себе докторскую степень. Папа и хотел, чтобы я занималась — но только готовкой, уборкой, закупкой продуктов, ведением бухгалтерских книг, управлением нашими предприятиями, заполнением налоговых деклараций — ну а заодно еще и докторской.
Однажды я нарочно перестала мыть посуду, чтобы проверить, скоро ли он обратит на это внимание. Недели через две он сказал: «Дити, ты когда-нибудь помоешь посуду?»
Я ответила: «Нет, сэр».
«Что такое? Почему?»
«У меня нет времени».
Это озадачило его:
«А Джейн вот как-то находила время на домашнее хозяйство. В чем дело, дорогая?»
«Папа, ей не надо было защищать диссертацию перед ду-боломами из аттестационной комиссии. Тема моей диссертации утверждена два года назад. Но меня будут аттестовать люди, которые не в состоянии — по крайней мере четверо из семи — отличить фортран от салбутана, терпеть не могут компьютеры и втайне побаиваются, что специалисты по компьютерам отнимут у них работу. Они потому такие требовательные, что сами ничего не понимают. И, кроме того, маме всегда помогала я, а под конец еще и экономка».
Папа оказался молодцом. Он нанял новую экономку, которая пробыла у нас до тех пор, пока я не получила степень. Он навел справки, обнаружил, что декан факультета назначил в мою аттестационную комиссию людей, ничего не понимающих в компьютерах, — не нарочно: декан сам ничего не понимал в компьютерах. Кончилось дело тем, что я сдавала уже другой комиссии, которая была гораздо строже — но в компьютерах разбиралась. Что ж, так мне и надо.
Папа искренне желает мне добра, он обожает тетю Хильду и старается ее радовать. Папа один из тех мужчин, что всерьез верят в эмансипацию женщин, всегда ее отстаивают — но в глубине души, так глубоко, что они и сами этого не сознают, их эмоции говорят им, что женщины — всегда маленькие и никогда не становятся взрослыми.
С тетей Хильдой впасть в это заблуждение особенно легко: некоторые двенадцатилетние девочки крупнее ее и округлее.
Прошло невыносимо долгое время, прежде чем мы смогли нарушить молчание. Зебадия смотрел на свои приборы, папа — прямо перед собой.
В конце концов мой муж дал моему отцу встрепку, которой папа ни за что не стерпел бы от меня.
— Джейк, объясни мне, как это у тебя получается.
— Что?
— Ты гений. Ты не из тех рассеянных ученых чудаков, кому без поводыря и шагу не ступить. Ты умеешь забивать гвозди не хуже плотника и работать на станках, не отрезая себе пальцы. С тобой интересно общаться, и ты ухитрился так очаровать одну из трех лучших женщин, которых я когда-либо знал, что она вышла за тебя замуж. И тем не менее ты публично оскорбил ее дважды в один день. Дважды. Скажи: этому что, специально учат — так по-идиотски себя вести? Или это дар, вроде твоего математического?
Папа закрыл лицо руками. Зебадия замолчал.
Я видела, как тряслись папины плечи. Потом всхлипывания прекратились. Папа вытер глаза, отстегнул привязной ремень. Когда до меня дошло, что он направляется к двери в переборке, я мгновенно отстегнулась и очутилась у него на пути. Он сказал:
— Пожалуйста, дай мне дорогу, Дити.
— Второй пилот, вернитесь на свое место.
— Но дочь, тебе нельзя вмешиваться в отношения мужа и жены!
— Прошу называть меня «астронавигатор». Капитан не желает, чтобы его беспокоили. Ая Плутишка!
— Дити, послушай!
— Режим судового журнала. Второй пилот, я не позволю вам нарушать распоряжения капитана. Вернитесь на свое место, пристегнитесь — и оставайтесь там!
— Или, может, тебя водворить на место, а? — прорычал Зебадия. — Руки захлестнуть ремнями и пряжки подтянуть так, что сам не достанешь?
— Первый пилот, не вмешивайтесь, когда вам не приказывают. Второй пилот, живо!
Папа развернулся в воздухе, чуть не ударив меня по лицу, но не заметив этого. Он выдавил сквозь всхлипывания:
— Но я должен попросить прощения у Хильды! Как ты не понимаешь! — Тем не менее он все-таки уселся обратно в кресло.
— Джейк, ты будешь окончательный дурак, если пойдешь просить прощения.
— Что? Зеб, ты это серьезно?
— Еще бы. Ты сегодня уже просил прощения один раз. Неискренне, как Шельма теперь убедилась. Джейк, твой единственный шанс остаться женатым — заткнуться и исправно нести службу. Твое слово больше не стоит ломаного гроша. Но если ты будешь паинькой лет пять или шесть, она, может быть, и забудет. Вернее, простит. Забыть никогда не забудет. Длительное безупречное поведение, возможно, примирит ее с некоторыми твоими недостатками. Но никогда даже не заикайся о том, что она уступает мужчинам в компетентности. Да, ее не возьмут в команду по перетягиванию каната, и ей приходится вставать на табуретку, чтобы дотянуться до верхней полки — но разве она от этого глупее других? Милый мой, если бы дело было в росте, я был бы у нас супергений, а не ты. Или, может, ты считаешь, что у кого растет борода, тот мудрец, а у кого не растет — наоборот? Джейк, дела и так скверные, не усугубляй.
Так: тут следовало чем-нибудь отвлечь их внимание. Не дать папе шанс ответить. Если бы он начал отстаивать свою правоту, он бы и сам рано или поздно поверил, что прав. Способность мужского ума оправдывать свои поступки — или проступки — безмерна.
И некоторых женских умов тоже. Но мы, женщины, ближе к диким животным: по большей части мы не ощущаем потребности оправдывать себя. Мы просто делаем то, что делаем, потому что нам так хочется, и все. А разве бывают другие причины?
— Джентльмены, — вмешалась я, пока папа не успел найти ответ на последнюю реплику Зебадии, — кстати, о бородах. У вас у обоих трехдневная щетина. Если мы собираемся просить убежища у местных властей, разве нам не следует опрятно выглядеть? Я намерена причесаться и вычистить грязь из-под ногтей, и, к счастью, у меня есть совершенно чистый тренировочный костюм. Светло-зеленый, Зебадия: в тон твоему пилотскому комбинезону. У тебя ведь есть чистый комбинезон, не так ли?
— Как будто есть.
— Не как будто, а точно есть, я его видела, когда мы с тетей Хильдой перекладывали вещи. Папа, твой светло-зеленый тренировочный костюм чистый, а этот, что на тебе, весь жеваный и с большим пятном от супа. Мы трое будем совсем как в униформе. Тетя Хильда — нет, но капитан, он же владелец яхты, никогда не носит такую же одежду, как его команда.
— Владелец? — сказал папа.
— Владелец, — решительно подтвердил Зебадия. — Мы объединили ресурсы, Шельма капитан; она же будет выступать и в качестве владельца от имени всех нас. Так проще.
— Она велела нам не лгать, Зеб. — Теперь папа разговаривал уже нормальным тоном — со своей обычной рассудительностью.
— Это не ложь. Но если она сочтет необходимым лгать, мы ее поддержим. Ладно, Джейк, давай приведем себя в порядок, капитан может приказать садиться в любой момент. За сколько минут мы делаем один виток, Дити?
— За сто минут с небольшим. Но Ая может посадить нас за пять минут, если капитан ее попросит.
— Ну вот и давай наведем красоту. Дити, последишь за приборами, пока мы с Джейком бреемся?
— Извини, — сказал папа, — но я не смогу побриться, пока капитан к нам не присоединится. Моя бритва на корме.
— Возьми мою, Джейк. В бардачке. Ремингтон тебя устроит? Брейся первым, я хочу послушать новости.
— Новости?
— Умница прослушивает все частоты, AM и FM, два раза в секунду. Если обнаруживается что-то связное, она записывает.
— Но ведь Дит… астронавигатор отключила автопилоту слух.
— Джейк, у тебя, наверное, не сдана физика за первый курс. Дити велела Умнице выключить восприятие звука. А есть еще электромагнитный спектр. Слыхал про такой?
Папа крякнул:
— Да, одно очко в твою пользу… Считай, что ты отыгрался за тот свой ляп — ну когда ты занимался калибровкой.
Я облегченно вздохнула. Я не собиралась спасать папин брак — это его проблема. Даже мой собственный брак имел второстепенное значение: я спасала нашу команду, то же самое делал Зебадия. «Мы» — это значит две супружеские пары, что, безусловно, важно, но важнее было то, что «мы» составляли одну команду выживания: либо мы будем действовать сообща, либо никто из нас долго не проживет.
Пока папа брился, а Зебадия слушал новости, я чистила ногти. Если я чищу их перед завтраком, обедом и ужином, а потом еще перед сном, то еще удается добиться, чтобы они были грязными не круглые сутки — грязь меня любит. Об этом мне сообщила в незапамятные времена мама Джейн, задавая мне головомойку — в буквальном смысле, — чтобы не стыдно было появиться в школе. Говорилось это не в осуждение, а в порядке констатации факта.
Мужчины обменялись наушниками и бритвой, а я причесалась и заколола волосы — теперь головомойка мне требовалась не такая фундаментальная, как в детстве, потому что я стригусь коротко: скорее колечки, чем локоны. Мужчины любят, когда волосы длинные, но уход за волосами — это само по себе дело всей жизни, а мне остро не хватало времени с двенадцати лет.
Зебадия прервал процесс бритья, чтобы пройтись рукой по подбородку — во всяком случае, жужжанье бритвы прекратилось. Я спросила:
— Что нового у нашей Умницы?
— Да так, ничего особенного. Дай я сначала закончу. В основном третья программа Би-би-си.
— Из Лондона? — Но он опять включил бритву и не расслышал меня. Закончив бритье, Зебадия передал бритву папе, тот спрятал ее, затем снял наушники и вручил их ему. Зебадия уложил их на место. Я хотела попросить их, но тут раздался веселый голос тети Хильды:
— Всем привет! Что тут было без меня?
— Являлась комета Галлея.
— Галлея? Зебби, вечно ты дразнишься. Джейкоб — о! Ты побрился! Как это мило! Не шевелись, дорогой: тебя сейчас поцелуют, готов ты к этому или нет.
Интересное зрелище — поцелуй в невесомости, когда один из партнеров пристегнут ремнями, а другой парит свободно. Тетя Хильда обхватила ладонями папины щеки, он обхватил ее голову, и она развевалась в воздухе, как флаг на ветру. Она была одета, но босиком; я была заинтригована, когда у нее загнулись пальцы ног — еще как загнулись. Неужели это папа так целуется? — мой добропорядочный папа, по крайней мере, так я считала до недавнего времени. Это что же, Джейн его научила? Или — уймись, Дити, что за гадости тебе приходят в голову.
Они оторвались друг от друга, Хильда повисла в воздухе между пилотскими сиденьями, держась левой рукой за левое, правой за правое, и посмотрела на пульт. Мой муж сказал — ей, не мне:
— А меня что, целовать не будут? Между прочим, бритва была моя.
Тетя Хильда пришла в замешательство. Папа сказал:
— Поцелуй его, радость моя, а то он скиснет.
Она так и сделала. Я сильно подозреваю, что тетя Хильда была наставницей Зебадии, а до того мама Джейн и тетя Хильда, возможно, учились у одного и того же инструктора — ну, когда папы еще не было на горизонте. Если так, то кто же этот мой Неведомый Благодетель?
— Туг, в общем-то, немного, — вернулся Зебадия к прерванному разговору. — В основном записи передач Би-би-си. Пять минут новостей из Виндзор-Сити — возможно, это тот самый город, что мы засекли, — очень любопытно, но не более чем любые другие местные новости незнакомого города. Какие-то разговоры по-русски. Это наша Умница специально для тебя припасла.
— Я их послушаю. Но сначала хочу кое-что выяснить. Некоторое время назад я была на взводе, но отоспалась и теперь добрая. Мне нужно, чтобы каждый из вас сообщил о своем состоянии. Мы все очень утомлены. На Термитовой террасе сейчас поздний вечер, а в Виндзор-Сити середина дня — если этот город так называется. Мы можем вернуться к себе на речку, а можем вступить в контакт с британцами. Голосовать я не предлагаю, решение приму сама, и кто устал, получит возможность отдохнуть. Но я требую честной информации. Дити?
— Капитан тетечка, недосып мне не страшен.
— Зебби?
— Я был дохлый, как зомби, но ты меня подзарядила. Теперь я жажду действовать!
— Вечно у тебя шуточки, — сказала она, потрепав его по волосам.
— Капитан, ранее я уже имел случай сообщить вам, что способен продержаться без сна более двадцати четырех часов. Могу сорок восемь, если нужно. Если этот поцелуй не оказал на тебя такого же стимулирующего действия, как на меня, давай повторим и посмотрим, в чем было дело.
Тетя Хильда резко повернулась:
— Джейкоб, милый, как ты себя чувствуешь? При разнице во времени это будет все равно что не спать всю ночь, причем скорее всего в условиях большого напряжения.
— Хильда, любовь моя, если бы мы вернулись к себе на речку, я бы все равно не заснул, зная, что нам предстоит контакт. Бессонная ночь на мне не скажется.
— Папа не преувеличивает, капитан тетечка. Мои совиные способности как раз от него.
— Прекрасно. Но если кто-нибудь все-таки преувеличил, то я знаю, как о таком человеке позаботиться. Я могу оставить кого-то одного на борту для охраны.
— Капитан, этот фургон не нуждается в охране.
— Первый пилот, я имела в виду, что желающий мог бы выспаться — под предлогом охраны. Запереть машину и отоспаться там, где я только что отдыхала. Ну как, хочет кто-нибудь? Признавайтесь.
(Я не отказалась бы от участия в контакте ни за что — даже за персидского котенка. Неужели Хильда рассчитывала, что кто-нибудь откажется? Не думаю.)
— Прекрасно. Идем без оружия. Джентльмены, прошу вас спрятать ваши пистолеты и ружья на корме. Зебби, можно люк на корму запереть на замок, а не только на задвижку?
— Конечно. Скажи Ае. А в чем дело? Сюда внутрь вломиться невозможно, разве только если разнести старушку на куски, так что она больше уже не поднимется в воздух.
— Это все так, Зебби. Но я собираюсь пригласить сюда гостей. Если у кого-нибудь из них хватит нахальства потребовать, чтобы его провели за этот люк, то я скажу, что это моя личная каюта. — Тетя Хильда хулигански улыбнулась. — А если он будет настаивать, я отморожу ему уши. Какова программа запирания и отпирания?
— Она ужасно сложная. Надо сказать: «Запри люк в переборке» или: «Отопри люк в переборке». Там скрытые соленоиды.
— Бог ты мой, чего ты только не предусмотрел!
— Это не я, это австралийцы предусмотрели. Но очень кстати: кое-каких вещей было бы жалко лишиться. Дело в том, капитан, что я доверяю банкам ничуть не больше, чем правительствам, и свои богатства вожу с собой.
— А если отключить питание, замок отопрется? — поинтересовался папа.
— Джейк, я знал, что ты обратишь на это внимание. Соленоиды работают от автономного аккумулятора. Если запереть машину, они будут действовать еще месяц… правда, их можно отключить, для этого есть специальный выключатель, ни за что не догадаетесь, в каком месте. Сказать где? Кто не знает, не проговорится.
Желающих узнать не нашлось. Вместо этого я спросила:
— Капитан, можно ли мой дамский пистолет считать оружием?
— Гм-м… Он у тебя уместится в сумочке? В отделении, которое запирается на молнию?
— Да, в потайном отделении, которое запирается на молнию.
— Возьми его с собой. Никаких мечей, джентльмены, и никакого огнестрельного оружия: мы люди штатские. Впрочем, одну вещь мы должны с собой прихватить непременно: те миниатюрные рации. Мы с Дити положим их в сумочки, а вы в карманы. Если их обнаружат, говорите правду: это средство поддерживать связь между собой.
Внезапно тетя Хильда заговорила очень жестко:
— Следующий приказ полагалось бы отдать в письменном виде. Прошу иметь в виду, что нарушение его не может быть оправдано никакими особыми обстоятельствами и никакими личными соображениями. Я требую, чтобы каждый из вас подтвердил получение этого приказа, иначе мы вообще не станем приземляться. Наша группа будет все время вместе. Мы не будем разлучаться даже на тридцать секунд. Даже на десять секунд. Мы не будем разлучаться вообще.
— Позволит ли капитан задать вопрос?
— Разумеется, Зебби.
— Туалеты. Ванные. Если здешние британцы ведут себя так же, как их аналоги в нашем мире, то эти заведения должны быть раздельными.
— Зебби, могу сказать только одно: я подумаю, как справиться с этой проблемой. Но мы будем держаться вместе до тех пор, пока я — я, капитан — не решу, что правило можно нарушить. Пока что нам следовало бы воспользоваться тем самым непопулярным ведерком… а впоследствии, при необходимости, будем возвращаться в машину все вместе и пользоваться им опять. Это не подлежит обсуждению. Когда мы сядем, вы трое можете сговориться и поднять мятеж против этого приказа или любого другого, — тетя Хильда взглянула прямо в лицо своему мужу, — и я без всяких разговоров позволю себя вышвырнуть… с капитанской должности, из машины, из нашей компании. Останусь здесь, на Марсе-десять, если британцы пустят меня к себе. Больше никаких вопросов. И никакого обсуждения — со мной или между собой. Астронавигатор.
— Есть, капитан!
— Прошу ответить в развернутой форме.
— Я поняла приказ капитана и буду его беспрекословно выполнять.
— Первый пилот.
— Я понял приказ капитана…
— В краткой форме, пожалуйста. Дити уже дала формулировку.
— Есть, капитан!
Висящая в воздухе тетя Хильда повернулась к папе всем корпусом. Я затаила дыхание. Прошли долгие три секунды.
— Джейкоб?
— Есть, капитан.
— Очень хорошо. Мы пойдем на посадку сразу же, как только получим разрешение с Земли, но разрешение мы запросим не раньше, чем я познакомлюсь с новостями и переведу то, что у них там по-русски.
На это я сказала, что мы собираемся приодеться понаряднее, на что как раз и уйдет некоторое время, и попросила разрешить каждому из нас по очереди уединиться. Я хотела воспользоваться этим проклятым ведром — что делать, раз нужно.
Тетя Хильда слегка нахмурилась:
— Очень жаль, что нет тренировочного костюма на мой размер. Это одеяние…
— Тетя Хильда! Твой экипаж в униформе, но сама ты одета по последней голливудской моде. Эту модель разработал сам Феррара, и ты заплатила за нее больше, чем за свою норковую накидку. Ты капитан и одеваешься как хочешь. Говорю тебе три раза!
Тетя Хильда улыбнулась:
— Повторить своими словами в подтверждение понимания сказанного?
— Безусловно.
— Дити, членам моего экипажа положено носить форму. Но я сама одеваюсь так, как нахожу нужным, и, когда я увидела, какие новинки в области дамской спортивной моды предлагает всемирно известный модельер Марио Феррара, я послала за ним и не давала ему покоя, пока не получила в точности то, что хотела. В том числе застиранные брюки, как бы не новые, что высоко ценится избранной публикой во время прогулок на яхтах. Когда пойдешь обратно, захвати мои кеды и ленту для волос, что ты мне подарила. Они входят в замысел синьора Феррары.
— Тетя Хильда, лапочка, у тебя это звучит более чем убедительно!
— Чего там убедительно, это истинная правда. Ты это сказала мне три раза. Я даже не жалею, что дала ему тысячу нью-долларов сверх счета. Он просто гений! Ну, давай поторапливайся. Первый пилот, дай мне наушники.
Я вернулась через десять минут с тренировочными костюмами для себя и папы и чистой формой для своего мужа.
Одежду папы и Зебадии я отправила им по воздуху. Тетя Хильда как раз возвращала Зебадии наушники, и костюм налетел прямо на них.
— Ой, прошу прощения. Хотя не так уж. Что говорят русские?
— Мы нехорошие, — сообщил мой муж.
— Вот как? Костюм, который я сняла, валяется в кормовом отсеке, будь добр, оберни в него свой пистолет и ружье и засунь их под спальный мешок, ладно? Капитан, чем же мы нехороши?
— Мы шпионы, мы агенты-саботажники, мы вообще злодеи, именем царя от нас требуют, чтобы мы возместили понесенные убытки и немедленно сдались властям — все двенадцать…
— Двенадцать?
— Так они утверждают. После чего нас будут судить и повесят. В противном случае… «В противном случае» сводится к угрозе войны.
— Бог ты мой! Так мы садимся или нет?
— Садимся. Британцы прокомментировали это так: источники, близкие к губернатору, сообщают, что русские в очередной раз выступили со своей обычной претензией по поводу якобы имевшего место вторжения на их территорию и шпионажа и что их нота обычным же порядком отклонена. Я намерена соблюдать осторожность. Мы не будем покидать машину, пока не будет уверенности, что с нами обойдутся прилично.
В скором времени мы снова начали перемещаться секундными прыжками в круге с центром в Виндзор-Сити. Если бы не этот папин прокол с тетей Хильдой, мы могли бы приземлиться уже два часа назад. Да, в моих глазах это был прокол, а не намеренное оскорбление — но я ведь не Хильда, я Дити. Мое самолюбие не так-то легко уязвить. Раньше, до замужества, если мужчина разговаривал со мной покровительственным тоном и это меня задевало, я приглашала его посостязаться в стрельбе по тарелкам. Даже если он выходил победителем (было однажды и такое), он навсегда забывал про свой покровительственный тон.
Если мой собеседник не готов вести себя как принято, то со мной шутки плохи: я сильная и в драке не стесняюсь. Мужчина справится со мной только при условии, что он крупнее меня, сильнее и не хуже тренирован. Пользоваться пистолетиком у меня еще ни разу не было нужды. А вот руки я мужикам ломала, два раза, а одного нахала так саданула между ног, что он надолго выключился.
Между тем Зебадия никак не мог договориться с наземными службами:
— Прошу разрешения на посадку. Говорит частная яхта «Ая Плутишка», США, за штурвалом пилот Картер. Нам нужно всего-навсего разрешение на посадку, а вы ведете себя совершенно как эти сами-знаете-какие русские. Не ожидал такого от англичан.
— Эй, послушайте! Где вы находитесь? Вас хорошо слышно, значит, вы близко, но мы не можем вас засечь.
— Мы кружим над вашим городом на высоте пяти километров.
— Сколько это в футах? Или в милях?
Я положила руку мужу на плечо:
— Скажи, шестнадцать тысяч футов.
— Шестнадцать тысяч футов.
— Какое направление?
— Мы движемся кругами.
— Да, но… Видите Имперский Дворец в центре города? Какое направление от этой точки?
— Мы движемся слишком быстро, чтобы вы могли засечь направление. Вы еще не успели закончить фразу, а мы уже дважды облетели вас по кругу.
— Ну ладно, ладно, сказки салагам рассказывайте, старых моряков вам не обдурить.
Тетя Хильда подала Зебадии знак, он передал ей микрофон. Она жестко произнесла:
— Говорит капитан Берроуз, командир корабля. Назовите ваше имя, звание и личный номер.
Послышалось нечленораздельное междометие, затем на той стороне замолчали. Через двадцать три секунды заговорил другой голос:
— Говорит офицер службы слежения лейтенант Бин. Что вас беспокоит?
— Ничего, лейтенант, кроме людской глупости. Мой первый пилот уже пятнадцать минут не может добиться разрешения на посадку. Разве это закрытый порт? В вашем посольстве на Земле нам об этом ничего не сообщили. Нас предупреждали относительно русских, известных своей нелюбовью к гостям, и русские действительно пытались нас сбить. Будьте добры назвать ваше полное имя и полк, лейтенант: по возвращении домой я намерена сообщить о происходящем в соответствующие инстанции.
— Пожалуйста, мадам! Лейтенант Брайен Бин, Девонширские Королевские Фузилеры. Могу я узнать, с кем говорю?
— Хорошо. Я буду говорить медленно, потрудитесь записать. Я капитан Хильда Берроуз, командир космической яхты «Ая Плутишка», порт приписки Гнездышко, Северная Америка.
— Капитан, позвольте уточнить. Чем вы командуете: кораблем на орбите, посадочным ботом или одновременно и тем и другим? В любом случае прошу вас сообщить мне характеристики орбиты вашего корабля для регистрации и нынешнее местонахождение вашего бота. Тогда я смогу указать вам коридор для посадки.
— Даете ли вы мне слово британского офицера и джентльмена, что не станете нас сбивать, как те русское вандалы?
— Мадам капитан — даю слово.
— АЯ, ПРЫГ. Сейчас мы находимся над вашим городом приблизительно на высоте сорока девяти тысяч футов.
— Но… Вы же говорили — шестнадцать тысяч?
— Это было пять минут назад: наш корабль перемещается очень быстро, — Тетя Хильда отпустила кнопку. — Дити, отмени программу «Бродяга».
Я велела Ае вернуть «Бродягу» в долговременную память и стереть временные модификации.
— Готово.
Тетя Хильда нажала кнопку микрофона:
— Теперь вы нас видите?
Она отпустила кнопку:
— Дити, я хочу, чтобы мы оказались над тем большим зданием — видимо, Имперским Дворцом — за одно смещение. Можешь ты сказать Зебби и Джейку, что для этого надо сделать?
Я собралась с мыслями. Скорее всего мы сейчас где-то над окраиной города — но точно ли? Триангуляция? Нет времени. Ладно, прикинем на глаз.
— Папа, ты сможешь совершить смещение по направлению двадцать один градус от вертикали в сторону ратуши?
— Двадцать один градус. Вниз, в сторону большого сарая в парке. Одна единица смещения, то есть десять километров. Установлено!
— Теперь я вас вижу, — раздался голос мистера Бина. — Только очень плохо.
— Мы сейчас снизимся. — С этими словами тетя Хильда отключила лейтенанта. — Зебби, переходи на планирующий полет, как только мы совершим смещение. Дити, следи за высотой и в случае нужды уводи нас прочь, не ожидая приказа. Зебби, можешь выполнять.
— Джейк, выполняй!
И мы оказались внизу так быстро, что я покрылась гусиной кожей… особенно после того, как Зебадия перешел в пике, чтобы набрать скорость для планирования, а на Марсе это делается медленно, страшно медленно.
Но уже очень скоро тетя Хильда спокойно сказала:
— Мы находимся над Имперским Дворцом. Вы видите нас?
— Да, да! Черт, вот это фокус!
— Выбирайте выражения, лейтенант! — Тетя Хильда подмигнула мне и ехидно улыбнулась.
— Прошу извинить, мадам.
— Называйте меня «капитан», пожалуйста, — промолвила она с улыбкой, но ледяным тоном.
— Прошу извинения, капитан.
— Извинение принято. Где мне садиться?
— Посадочная площадка находится к югу от Имперского Дворца, на расстоянии около двенадцати миль. Я отдам им распоряжение принять вас.
Хильда отпустила кнопку, сказала: «АЯ, ПРЫГ» — и положила микрофон на место.
— Как жаль, что радио лейтенанта отказало, прежде чем он успел сообщить нам местонахождение посадочной площадки. Или это наше радио вышло из строя?
— Капитан, — сказала я, — вам прекрасно известно, что ни то ни другое радио из строя не выходило.
— Бог ты мой, значит, я старею и глохну. Вела ли Умница запись?
— Она все время ведет запись во время маневрирования, — сказала я. — Потом стирает, каждые десять часов.
— Тогда дело не в моей глухоте. Попроси ее повторить последнюю фразу лейтенанта.
Я попросила, она повторила.
— Дити, можешь ли ты стереть эту запись после слов «к югу от Имперского Дворца»?
— Тетечка, тебя не пустят в рай. — Я стерла слова: «на расстоянии около двенадцати миль. Я отдам им распоряжение принять вас». — Но если бы и пустили, у тебя там все равно не оказалось бы ни одного знакомого.
— Да, пожалуй, не оказалось бы. Зебби, как заставить Умницу сесть без расхода горючего?
— А вот спроси у Дити. Впрочем — Джейк, может быть, ты объяснишь?
— Пускай Дити порезвится. Я в другой раз.
— Хорошо, — согласилась я. — Отключи Ае слух, Зебадия. Ая может совершать какие угодно смещения, если ей точно известен пункт назначения. В том числе и прыжки на расстояние меньше минимума. Я обнаружила это в тот день, когда мы прибыли сюда, при испытаниях дистанционного управления. Остальное было сделано в ходе совершенствования программы «Назад», когда Ая училась замирать, обследовать место предполагаемой посадки и прыгать, если оно занято. Тетя Хильда, если ты собираешься садиться, то нам не следовало бы снижаться более чем до пяти километров, а то придется прыгать и начинать все сначала.
— Я сел на воздух, капитан. Ниже не пойдем.
— Спасибо, Зебби. Дити, командуй. Мы все поучимся.
— Хорошо. Мне понадобятся оба пилота. Ты не сказала, где садиться.
— Разве не ясно? К югу от Имперского Дворца. Похоже, что там у них плац. На этом месте ничего нет, кроме флагштока с северной стороны. Посади ее перед зданием, только не наколись на флагшток.
— Не в моих привычках наезжать на столбы. Зебадия, нацелься своей пушкой на то место, где ты предполагаешь приземлиться. Я объясню Ае, что делать. Потом поставишь ее горизонтально, сориентируешь в каком хочешь направлении и дашь команду «Выполняй». Папа, Ая остановится точно в полукилометре от цели, чтобы проверить, свободно ли место для посадки, и уточнить расстояние. Остановка будет недолгая, доля секунды, но если ты увидишь, что остановка не получается, постарайся прыгнуть вверх. Скорее всего из этого ничего не выйдет, если я ошиблась при отладке программы, мы превратимся во вспышку света. Было очень приятно с вами всеми познакомиться. Ну вот, включай ей уши.
Мой муж так и сделал.
— Ая Плутишка!
— Привет, Дити. Я по тебе соскучилась.
— Режим автоматического приземления без тяги.
— Иду на посадку сама по себе, не тратя ни капли горючего! А куда?
— Новое место. Кодовое слово «Плац». Курс определяется прицелом, дальность локатором.
— Ты мне только покажи, а я-то уж!
Я тронула мужа за плечо:
— Покажи ей.
— Смотри, Ая.
— Дальность три-семь-два-девять, три-семь-ноль-ноль, три-пять-девять-девять — готово, Дити!
Зебадия выровнял нас горизонтально, курсом на север.
— Выполняй!
Мы очутились прямо у парадной лестницы, флагшток находился в десяти метрах от Аиного носа.
— Дити, — сказал папа, — я видел, как мы остановились, только я все равно ничего не успел бы сделать. Но твои программы всегда работают.
— До тех пор пока в один прекрасный день мы все не взорвемся. Тетя Хильда, что мы теперь будем делать?
— Будем ждать.
