КОЛУМБ
БЫЛ ОСТОЛОПОМ
© М. Пчелинцев, перевод
— Вспрыснуть сделку — это я уважаю, — бодро заявил толстяк, перекрывая голосом шум кондиционера, — Пей, профессор, а то ты уже на три порции от меня отстал.
В прохладный сумрак бара, моргая, словно приучал глаза к полутьме помещения после безжалостного сияния пустынного солнца снаружи, шагнул от порога новый посетитель, и толстяк радостно завопил.
— Эй, Фред! Фред Нолан! Иди к нам! — окликнул его толстяк и повернулся к своему гостю: — Я с ним познакомился по пути сюда, вместе летели от самого Нью-Йорка. Садись, Фред, пожми ручку профессору Эпплби, старшему механику звездолета «Пегас». Вернее, он будет его главным механиком, когда звездолет построят. Я только что втюхал профессору партию хреновой стали для его таратайки, давайте по этому поводу выпьем.
— С удовольствием, мистер Барнс, — согласился Нолан. — А с профессором мы знакомы по делам приборостроительной компании «Климакс».
— Чего?
— «Климакс» снабжает нас прецизионной аппаратурой, — пояснил Эпплби.
На лице Барнса появилось сперва недоумение, а затем — улыбка.
— Ну, тогда тем более необходимо выпить. Что тебе, Фред? «Старомодный»? А тебе, профессор?
— И мне. Только не зовите меня профессором, пожалуйста. Во-первых, я не профессор, во-вторых; этот титул меня старит, а я еще молодой.
— Это уж точно, док! Пит, два «старомодных» и один двойной «манхэттен»! А я-то и впрямь представлял тебя ученым из комикса — старцем с длинной седой бородой. Но вот теперь, познакомившись с тобой, все никак не могу понять…
— Что именно?
— Зачем тебе, в твои-то годы, хоронить себя в такой глуши…
— «Пегас» на Лонг Айленде не построишь, — заметил Эпплби, — да и стартовать отсюда удобнее.
— Оно конечно, да я ведь о другом. Я вот о чем… В общем, я продаю сталь. Тебе нужны специальные сплавы для звездолета — пожалуйста, я продам. Но сейчас, когда все дела закончены, скажи мне, на кой черт тебе все это сдалось? Что тебя тянет на Проксиму Центавра или на какую другую звезду?
— Ну, этого не объяснишь, — улыбнулся Эпплби. — Что тянет людей взбираться на Эверест? Что тянуло Пирри на Северный полюс? Почему Колумб уговорил королеву заложить ее бриллианты? До Проксимы Центавра еще никто не добирался, а мы хотим добраться.
Барнс повернулся к Нолану.
— А ты, Фред, можешь это понять?
Нолан пожал плечами.
— Я торгую прецизионной аппаратурой. Кто-то выращивает хризантемы, кто-то строит звездолеты. Лично я продаю приборы.
Дружелюбное лицо Барнса продолжало недоумевать.
— Ну…
Бармен принес поднос с напитками.
— Послушай, Пит, — обратился Барнес к нему. — Вот ты ответь мне на один вопрос. Ты сам полетел бы на «Пегасе», если бы тебя туда взяли?
— Нет.
— А почему?
— Мне здесь нравится.
— Вот вам и ответ на ваш вопрос, правда — в перевернутом виде.
— В одних живет дух Колумба, а в других нет, — кивнул Эпплби.
— Колумб рассчитывал вернуться обратно, — стоял на своем Барнс. — А ты? Ты же сам говорил, что лететь не меньше шестидесяти лет. Вы же не долетите!
— Мы нет, наши дети — да. А обратно вернутся наши внуки.
— Ты что, женат?
— Разумеется. Экипаж подбирается только семьями. Вы ведь знаете, что весь проект рассчитан на два-три поколения. — Он вынул из кармана бумажник. — Вот, пожалуйста, миссис Эпплби и Диана. Ей три с половиной года.
— Хорошенькая девочка, — печально произнес Барнс и передал фотографию Нолану, который взглянул на нее, улыбнулся и вернул Эпплби. — И что же с ней будет?
— Как что? Полетит с нами, разумеется. Не отдавать же ее в приют.
— Нет, конечно, только…
Барнс смолк и опрокинул в рот оставшуюся часть выпивки.
— Не понимаю я этого, хоть режь, — признал он. — Кто хочет выпить еще?
Допив свой коктейль, Эпплби встал.
— Пора домой. Я ведь семейный человек, — улыбнулся он.
— Теперь моя очередь, — сказал Нолан после его ухода. — Вам то же самое?
— Ага. — Барнс поднялся из-за стола. — Пошли за стойку, Фред, там пить удобнее, а мне сейчас надо не меньше шести порций.
— Пошли. А с чего это вы так завелись?
— То есть как, «с чего»? Разве ты не видел фото?
— Ну и что?
— Что! Ну а вот как ты, лично ты к этому относишься? Я торговец, Фред, я продаю сталь, и мне плевать, на что ее употребит заказчик. Я готов продать веревку человеку, который собирается ею удавиться. Но я люблю детей! И мысль об этой малышке, которую родители берут в сумасшедшую экспедицию!..
— А почему бы и нет? С родителями ей будет лучше. Она привыкнет к стальным палубам ровно так же, как другие дети привыкают к городским тротуарам.
— Да ведь они обречены на гибель! Они не долетят!
— Может, и долетят!
— Так вот не долетят они. У них нет ровно никаких шансов. Я это знаю. Я же расспросил об этом технических работников. Девять шансов из десяти, что они сгорят прямо на старте. И это — еще самое лучшее, что может с ними случиться. Если они даже выберутся из Солнечной системы — а они этого ни в жизнь не сделают, — все равно ничего не выйдет. До звезд они не доберутся.
Пит поставил следующую порцию перед Барнсом, тот выпил не глядя.
— Еще один, Пит. Так не может у них ничего получиться. Это теоретически невозможно. Они окоченеют от холода, или поджарятся, или помрут с голодухи. Но только никуда они не доберутся.
— Может, и так.
— Все равно, это безумие. Давай скорее, Пит, и налей себе тоже. Вот Пит, он у нас человек мудрый. Он-то ни в какие звездные авантюры не пустится. Подумаешь, тоже Колумб! Да дурак он был, Колумб! Остолоп! Сидел бы себе дома и не рыпался!
— Вы неверно меня поняли, мистер Барнс, — покачал головой бармен. — Ведь если бы не такие люди, как Колумб, нас бы сегодня не было здесь, верно? Просто по характеру я не путешественник. Но в путешествия верю. И ничего не имею против «Пегаса».
— Но ведь ты не можешь же согласиться с тем, что они берут с собой еще и детей?
— Ну, как сказать… говорят, на «Мэйфлауэре» тоже были дети.
— Это — совсем другое дело.
Барнс посмотрел на Нолана, видимо ища поддержку, а затем — снова на бармена.
— Если бы господь предназначал человека для полетов к звездам, он создал бы нас с ракетными двигателями. Налей мне еще, Пит.
— Вам, наверное, хватит пока, мистер Барнс.
Возбужденный толстяк хотел вроде поспорить с таким мнением, но передумал.
— А теперь я пойду в Небесный зал и найду какую-нибудь, которая согласится со мной танцевать, — объявил он. — Сп’ночи.
Заметно раскачиваясь, он двинулся к лифту.
Нолан молча наблюдал за его уходом.
— Бедный старина Барнс, — сказал он, когда за толстяком закрылась дверь, а затем пожал плечами, — Наверное, мы с тобой, Пит, просто совершенно черствые люди.
— Мой старик, помнится, считал необходимым ввести закон против летательных аппаратов, чтобы всякие дураки не ломали себе шеи, и потому что людям не дано летать. Он был не прав. Людям всегда хочется попробовать что-нибудь новое, отсюда и прогресс.
— Вот уж не думал, что вы помните время, когда люди еще не летали, — сказал Нолан.
— О, что вы, я уже в годах. Да уже здесь лет десять прожил, не меньше.
— А по свежему воздуху не скучаете?
— Нет. Когда я подавал напитки на Сорок второй улице, свежего воздуха там не было и в помине, так что не по чему скучать. А здесь мне нравится. И всегда есть что-то новое. Сначала атомные лаборатории, сейчас вот «Пегас». Но это — не главная причина. Мне здесь нравится. Здесь мой дом. Вот посмотри.
Он взял с полки коньячный ингалятор, большой, хрупкий хрустальный шар, закрутил его и подкинул прямо вверх, к потолку. Он поднимался медленно, грациозно, затем надолго завис в верхней точке, словно не желая возвращаться, и начал опускаться медленно, словно парашютист в замедленном кадре на экране. Пит смотрел, как ингалятор проплыл мимо его носа, а затем легко взял его двумя пальцами и вернул на полку.
— Видел? — спросил он. — Вот оно — тяготение одна шестая g. На Земле у меня все время опухали ноги, когда я стоял за стойкой, а здесь я вешу всего тридцать пять фунтов. Нет, мне нравится здесь, на Луне.
