Глава третья
ГОЛЛИВУД ОТДЫХАЕТ
Рафик Акопян заступил на пост гидроакустики в отгороженный у переборки угол и закрылся шторкой. Это было удобно. Считалось, что посторонний свет не должен мешать наблюдать за экраном, но была для шторки и другая причина. Спрятавшись за ней во время дежурства, можно было заниматься куда более полезными делами, чем тупо глядеть на экран в течение четырех часов вахты. И Рафик ими занимался. Тем более что экран уже несколько часов был пуст. Рафик плел аксельбанты. А это — самый важный элемент дембельского гардероба. Плел хорошо. Это не были тусклые и тонкие, похожие на веревки, аксельбанты, продаваемые в военторге, а пышные, из золоченой нити. Мечта любого дембеля. Сам Рафик прослужил всего год, и не было дня в этом году, чтобы он не посыпал голову пеплом за ту великую глупость, которую совершил на призывной медкомиссии. Вместо того чтобы, как все продвинутые призывники, дыша через раз и судорожно подергивая конечностями, изображать из себя рахита, Рафик раздувался перед медсестрами, как безмозглый павлин. А в спирометр дунул так, что чуть не потерял сознание, но зато посмотреть прибежали из соседних кабинетов. Старания оценили, и вот он здесь. Конечно, это не предел, и еще можно вляпаться в морскую пехоту, но об этом Рафик боялся даже подумать.
На пост заглянул Славик Пахомов.
— Раф, я тебе работенку принес.
И Слава вывалил на экран клубок ниток и ватман с зарисовками, какой длины и как должен идти шнурок, чтобы Славику понравилось.
— Ты не филонь и не торопись, но чтобы к отбою было сделано!
И, для убедительности и лучшего усвоения поставленной задачи, Слава отвесил Рафику звонкий подзатыльник. Имел право. Славик Пахомов был дембель. Дембель! О, это волшебное слово, ласкающее слух любого матроса. Без разницы — прослужил он только один день, или один день ему всего остался. Рафик мечтательно закрыл глаза и предался сладким грезам. Пройдет год, и уже он будет красоваться перед зеркалом в казарме, примеряя расшитый всеми цветами бархата дембельский китель. Адмирал Нельсон, не пожелавший в Трафальгарском сражении снять увешанный наградами мундир, а потому схлопотавший пулю от глазастого стрелка противника, выглядел бы тусклым медным пятаком рядом с золотым червонцем, каким был дембель. И пусть придется добираться домой не один день. Сменить два поезда, ехать несколько часов на убитом автобусе до районного центра, чтобы затем еще двенадцать километров протопать до родного аула. Но зато потом! Рафик представил, как подойдет он к арыку с журчащей мутной водой под обалдевшими взглядами односельчан, и, нервно дернув на себе тельняшку, небрежно бросит:
— Ну, плесните же мне кто-нибудь на грудь! Не могу жить без моря!
Рафик подобрал покатившиеся градом слюни, и тут его взгляд упал на экран. Перемахнув уже половину серого поля, ползла белая точка цели.
— Ух ты! — выдохнул Рафик.
Заметавшись по посту, он судорожно соображал, что делать. Корабль наверняка уже не меньше получаса светился на экране, а он его не видел. За такое можно хорошо по голове отгрести. «А может, не докладывать? — метались хаосом мысли. — Будто и не было его! Еще минут пятнадцать, и он с экрана исчезнет». Но тут же возникли сомнения: а вдруг цель по другим каналам взяли? Тогда вообще голову оторвут! Наконец, решившись, Рафик несмело выглянул из-за шторы. По другую сторону отсека, уперевшись лбом в рабочий стол, дремал командир БЧ капитан-лейтенант Зайцев.
— Тащ… — жалобно застонал Рафик. — А тут эта! Цель!
— Что?! — подскочил Максим.
Покрутив ручки настройки и отделив цель от помех, он задал вопрос, которого Рафик очень боялся:
— А ты когда ее заметил?
Рафик, решая непосильный ребус, прекратил дышать: скажешь — только что, спросит — а почему? Чем ты, козья морда, занимался? Соврать, что давно ее видел и вроде бы как вел, так ведь спросит — а почему на центральный пост не доложил? И его не позвал?
Скорчив жалобную физиономию, Рафик обхватил руками голову, вжался в переборку и затих.
Но капитан-лейтенант уже забыл о нем, полностью переключившись на появившийся корабль. Рафик облегченно выдохнул.
— Центральный, гидропосту! — произнес Максим в засвистевший «банан».
— Ответил! — откликнулся подменивший командира старший помощник.
— Цель! Уходит пересекающимся курсом. Скорость шесть узлов. Предположительно транспорт.
— Понял. Сопровождайте.
Максим вывел на динамик звук от цели, и пост наполнился тяжелыми шлепками винта о воду. Да, это явно был гражданский корабль. Сухогруз или танкер. Обороты винта невысокие, тон низкий, почти уходящий в инфразвук. Вдруг звучание изменилось, корабль добавил оборотов и теперь молотил по воде надрывно, из последних сил. Но затем обороты упали чуть ли не до полной остановки. Максим удивленно посмотрел на экран. Корабль хаотично изменял курс. Метнувшись вначале вправо, он затем развернулся влево и пошел навстречу лодке. Странное поведение для транспорта! Но дальше и вовсе стало интересно. Край экрана засветился появившимися новыми целями.
«Одна, две, пять!» — считал про себя Максим. Когда их уже было больше десятка, он сбился. А цели все появлялись и появлялись. Доложив на центральный пост, он почувствовал, что там тоже напряглись, соображая — что бы это могло значить? Среди кучи белых точек бортовая машина выделила несколько отметок от боевых кораблей. Они метались поперек основного курса, изменяя скорость от тридцати узлов до полной остановки. Окончательно сбитый с толку, Максим в изумлении смотрел, как весь этот снежный ком перемещается им навстречу.
Индикатор рисовал все новые и новые всплески от появляющихся источников звука, разделяя их по частотам. Вдруг, у самого обреза, поднялся тонкий несмелый горбик. Максиму показалось, что с экрана ему ухмыльнулась морда осьминога. Такую высокую частоту могла породить только торпеда. Все еще не веря собственным глазам, он наблюдал, как холмик раздвоился. Теперь торпеды пели дуэтом. Прокатившийся где-то над головой отголосок взрыва все услышали и без чувствительной аппаратуры. Лодка мелко вздрогнула, откликнувшись на проникшую на глубину взрывную волну.
— Что у вас здесь творится?! — прибежал в отсек командир.
Максим хотел ответить, что вся эта вакханалия на экранах напоминает ему танцующих над головой гопак соседей, но не успел. Четыре мощных удара в корпус встряхнули лодку так, что все, кто стоял на ногах, в миг оказались распростертыми на полу. Через несколько секунд серия из четырех ударов повторилась немного подальше и несколько мягче. На табло отказов вспыхнула лампа выхода из строя антенны радиолокатора.
Дмитрий Николаевич наконец вышел из прострации и бросился к люку в центральный пост. Взвыли винты, и, пренебрегая шумовой скрытностью, лодка двадцатиузловым рывком полетела прочь из-под раздающихся над головой взрывов. Командир схватил валявшуюся на столе разведсводку. Но у западного побережья Англии не были указаны даже занимающиеся промыслом рыбаки. Здесь не должно было быть никого!
— БЧ-4 центральному!
— На связи, товарищ командир! — откликнулся Вова Кошкин.
— Ты донесение с берега получил?
— Донесения не было.
Дмитрий Николаевич задумался. Возможно, что Ту-142 закончил работу и ушел домой. Так бывало. Через несколько часов прилетит другой и связь восстановится. А может, как всегда, у них погода нелетная? Но ждать, пока все само рассосется, было не в его правилах. С этим концертом, чуть не повредившим лодку, следовало разобраться немедленно! Они еще понаблюдали со стороны за мечущимися на экране кораблями и за вспыхивающими пятнами взрывов, а когда экран постепенно опустел, командир дал команду на всплытие под перископную глубину. Шаг очень рискованный. Некстати оказавшийся сейчас над ними на орбите спутник мог легко их разоблачить. Но и ситуация требовала нестандартных действий. Прильнув к тубусу перископа, Дмитрий Николаевич удивленно наблюдал пылающее на горизонте зарево. Кругозор был чист, лишь только поднимался к небу столб черного дыма в том месте, где пламя разгоняло подступающие сумерки.
— Кошкин! — позвал он командира БЧ-4. — Сейчас всплывем для ремонта антенны локатора, а ты отработай на длинных волнах. Доложи наше место и то, что наблюдали взрывы от неопознанных кораблей.
— Товарищ командир, далеко. Могут не услышать.
— Тогда ты у меня сам побежишь, как быстрый олень, с донесением в зубах! Не услышат! А ты им уши прочисти!
Вова бросился в радиорубку, припоминая на ходу профессиональную поговорку, что связь, она как воздух — когда она есть, ее никто не замечает, но когда она исчезает, все задыхаются.
Разогнав по сторонам небольшое цунами, лодка всплыла на поверхность. Поднявшись на мостик, Дмитрий Николаевич смотрел в бинокль на полыхающее на горизонте море. Что это могло быть? Неожиданно пламя сорвалось под налетевшим ветром, и показался черный конус, очень напоминающий нос корабля. Дмитрий Николаевич удивленно подкрутил резкость. Так и есть — торчащий из воды острый нос корабля. Даже видны нити лееров.
Кряхтя, на мостик поднялся замполит. Командир молча передал ему бинокль. Сан Саныч долго смотрел на незатухающее зарево и вдруг, догадавшись, радостно выкрикнул:
— Кино снимают! А как похоже! Голливуд отдыхает!
Но, поразмыслив, он поправился:
— Хотя, может, Голливуд и снимает. Они богатые и запросто могут сжечь корабль ради красивых кадров.
Командир промолчал, но, заметив что-то вблизи лодки, вырвал у замполита бинокль.
— А это киношный инвентарь? Или отбившийся актер?
Волны несли к лодке оранжевый жилет, из которого высовывалась голова с прилипшими ко лбу волосами. Сверху кружились три чайки, приноравливаясь к качающемуся на волнах телу. Не открывая глаз, человек вяло поднял вверх руку, пытаясь испугать навязчивых птиц.
— Он живой! — удивленно произнес Сан Саныч.
Но командир отреагировал быстрее:
— Доктора наверх!
Дмитрий Николаевич посмотрел на провисающие до самой воды темные облака. Ему показалось, что откуда-то сверху доносится низкий гул, очень смахивающий на звук самолета.
Спустившись на палубу, они глядели на приближающегося пловца, который уже не подавал признаков жизни. Близость лодки спугнула чаек, и теперь они терпеливо кружили в стороне, ожидая своего часа. Жилет скрипнул, ударившись о борт лодки, и человека понесло от носа к корме. Старпом с доктором набросили на тело веревку и выволокли его на резиновый настил. Человек лежал, раскинув руки, а вокруг него стояли командир, замполит, старпом, доктор и бросивший ремонт антенны Максим и смотрели на серую куртку пловца с орлом, сжимавшим в когтях свастику. Из расстегнутой куртки торчала майка, и для того, чтобы уже ни у кого не возникало сомнений, на ней орел раскинул крылья на всю грудь.
