В Итиль весть о смерти князя Аскольда привез ган Кончак. Каган-бек Вениамин окаменел лицом, когда гость из Матархи рассказал ему о бесчинствах, творимых варягами в столице Полянского княжества. Впрочем, перечень этих бесчинств был не слишком длинен, ибо киевляне практически без ропота приняли нового великого князя. Объяснялось это, по мнению Кончака, тем, что и Аскольд, и Ингер были полянам одинаково чужими, а устраивать мятеж по поводу варяжских раздоров киевляне посчитали неразумным. К тому же Аскольд был стар и уже поэтому не внушал им доверия, а Ингер был хорош если не умом, то хотя бы варяжской дружиной, способной отпугнуть от киевских стен любителей чужого добра, среди которых хазары каган-бека Вениамина занимали далеко не последнее место.

Огорчение Вениамина было понятно гану Кончаку, но выражать ему сочувствие он не собирался. Итиль стал гану почти что чужим после гибели отца бека Карочея. Сейчас интересы Матархи и князя Биллуга были ему куда ближе, чем устремления рахдонитов.

– Древлянский князь Никсиня уже признал власть Ингера и согласился быть просто его удельником.

– С чего бы такая покладистость? – вскинул левую бровь Вениамин.

– Вещий Олег постучался мечом в ворота Овруча, стольного града древлян, – охотно пояснил Кончак. – А за спиной у франка стояла тридцатитысячная рать. Никсиня почел за благо согласиться с требованиями киевлян.

Вениамин поднялся с кресла и прошелся по выложенному плитами полу дворца своего деда Ицхака Жучина, в котором Кончак был когда-то частым гостем, но, увы, в этом мире перемены случаются довольно часто, и далеко не всегда они ведут к лучшему. Внук Жучина уже пятнадцать лет находился на вершине власти, но назвать эти годы удачными для Хазарии мог разве что самый отчаянный льстец. Беки утратили влияние в верховьях Волги, а теперь, со смертью Аскольда, и Днепр стал для них недоступен. Варяги очень ловко теснили рахдонитов на торговых путях. Рахдониты потеряли прямой выход в Северную Европу и вынуждены были пользоваться посредническими услугами варяжских и новгородских купцов. Подобные услуги стоят ох как недешево, это ган Кончак ощущал и на собственной мошне.

Пока что у рахдонитов оставался южный путь, но если Олег дотянется до Матархи и приберет к рукам Тмутаракань, то для Итиля наступят скорбные времена. Вениамин это отлично понимал, а потому» укротив собственную спесь, пытался угрозами и лестью удержать под своей рукой князя Биллуга. В этом ему активно помогала Византия, никак не заинтересованная в появлении славянской империи на своих северных границах.

– Думаю, что примеру Никсини вынужден будет последовать радимицкий князь Богдан, а вслед за этим от Хазарии отпадут и вятичи.

– Ты, кажется, рад этому, ган Кончак? – нахмурился Вениамин.

– С какой же стати? – удивился скиф. – Я несу убытки никак не меньшие, чем уважаемые итильские рабби.

– Хочешь сказать, что убытки они несут по моей вине?

Одной из самых неприятных черт внука Ицхака Жучина было непомерное самомнение, привитое ему рабби Иегудой. Ган очень хорошо знал отца Вениамина, рано ушедшего из жизни. Это был покладистый и добродушный человек, умевший ладить как с соплеменниками, так и с чужаками. А вот нынешний каган-бек, при всем его несомненном уме, очень часто наживает врагов там, где вполне можно было бы приобрести союзников.

– Если ты ждешь от меня льстивых заверений в своем величии, каган-бек, то я готов рассыпать цветы своего красноречия, – насмешливо заметил Кончак. – Боюсь только, что нас здесь некому слушать, а мое мнение о себе ты знаешь.

– Дерзко, – кивнул Вениамин. – Но, видимо, ты действительно не нуждаешься в моем покровительстве, ган.

– Я нуждаюсь в твоем покровительстве, каган-бек, иначе не приехал бы в Итиль. Более того, я надеюсь, что ты станешь самым великим правителем каганата со времени его возникновения. Я готов приложить все свои скромные усилия, чтобы воплотить в жизнь эту свою надежду.

– Все-таки ты варвар, Кончак, – вздохнул Вениамин. – Куда тебе до моих беков.

– Я просто не был учеником рабби Иегуды, – пожал плечами скиф. – Зато ты можешь не сомневаться в моей искренности.

– Возможно, – не стал спорить каган-бек. – Так чего боится князь Матархи Биллуг?

– Он боится союза Олега с русаланами. В этом случае участь Тмутаракани будет решена. Впрочем, Итилю тоже не поздоровится. Варяги возьмут крепость Саркел, и господству беков в Приазовье будет положен конец.

– Князь Биллуг далеко не дурак, надо признать.

– Я придерживаюсь того же мнения, уважаемый каган-бек.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю рассорить Олега с русаланами и тем самым разорвать намечающийся союз, который будет смертельно опасным не только для Матархи, но и для Итиля.

– Насколько мне известно, князь Листяна Урс находится в дружеских отношениях с варяжскими вождями. А вот нас он не любит, и это еще мягко сказано.

– Князь Листяна далеко не молод, ему уже под семьдесят. В конце концов, он может умереть.

– Все мы смертны, – подтвердил со вздохом Вениамин. – И кто наследует Листяне?

– У него есть братичад Ратмир, сын Всеслава, младшего брата Листяны, погибшего в битве с хазарами у Саркела. Он полон сил и вряд ли за здорово живешь уступит первенство Данбору, сыну Листяны.

– Любопытно, – задумчиво проговорил Вениамин. – Так ты считаешь, что с Ратмиром нам будет легче договориться, чем с Данбором?

– Это вряд ли, – усмехнулся Кончак. – Ратмир ненавидит беков не меньше сына Листяны.

– Я не понимаю, куда ты клонишь, ган? – нахмурился Вениамин.

– Ратибор не пойдет на союз с Итилем, но он вполне готов породниться со славянской Матархой. Я не успел сосватать для княжича Андриана киевлянку, так почему бы мне не похлопотать о русаланке? У Ратибора две дочери, одну из них зовут Зара, другую – Светлана.

– И которую из них ты собираешься просватать за Андриана?

– Светлану, поскольку младшая Зара очень понравилась моему новому другу гану Арпаду.

– Арпад – вождь угров?

– Да. Мы заезжали с ним в крепость Луку, где сейчас заправляет Ратмир, и ган Арпад был очарован его дочерью.

– Все это очень хорошо, Кончак, но что мы получим в результате этих браков? – в раздражении воскликнул Вениамин, который никак не мог постичь ход мыслей коварного скифа.

– Мы – ничего, зато Ратмир приобретет могущественных союзников, способных помочь ему утвердиться на русаланском столе.

– Князь Биллуг готов воевать за чужие интересы?

– В данном случае мы очень рассчитываем на гана Арпада. Угры – достаточно многочисленное племя, чтобы попортить кровь не только Данбору сыну Листяны, но и князю Олегу.

– Племя действительно многочисленное, но, к сожалению, не обладающее достаточными ресурсами, чтобы захватить крепости русаланов.

– Зато эти ресурсы есть у хазар, – ласково улыбнулся каган-беку Кончак. – Почему бы Итилю не помочь своим союзникам? До сих пор, уважаемый Вениамин, тебе удавалось находить общий язык с их вождями.

Вениамин задумчиво провел ладонью по лицу, заросшему густой бородой. Возможно, он просто не поверил хитроумному гану, но, скорее всего, каган-бек прикидывал в уме, в какую сумму обойдется каганату затея скифа. Внук Жучина был человеком прижимистым и не любил бросать деньги на ветер, ища торговую выгоду даже там, где другие видят лишь политический интерес.

– Это потребует времени, – наконец произнес Вениамин.

– Думаю, два-три года у нас еще есть, пока князь Олег обживется в Киеве и подгребет под себя окрестные земли.

– Ты считаешь, что он старается для себя?

– Да уж, наверное, не для сестричада, – криво усмехнулся Кончак.

– Но ведь князь Ингер не всегда будет ребенком. Лет через пять-шесть он заявит о себе в полный голос.

– Именно поэтому я собираюсь отправить в Киев своего сестричада Борислава.

– А Борислав согласился служить нам?

– Нет. Но достаточно будет и того, что он подопрет сильным плечом своего малолетнего дядю в пику франку Олегу.

– Ты далеко заглядываешь, ган Кончак.

– Так ведь ты сам сказал, уважаемый Вениамин, что князь Ингер не всегда будет ребенком.

– А Борислав знает, кем ему доводится князь Ингер?

– Вряд ли. Сестра просила меня не рассказывать ему об этом. А что касается сплетен, то они утихли после смерти бека Богумила.

– Ты играешь с огнем, ган Кончак.

– Знаю. Так я могу обнадежить влюбленного гана Арпада?

– Вне всякого сомнения, Кончак. Я вряд ли смогу присутствовать на его свадьбе, но о дарах не забуду.

– Уграм нужно оружие, уважаемый Вениамин, – подсказал скиф. – И люди, способные научить их обращаться с ним. Думаю, тебе следует послать бека Баруха к гану Курсану, старшему брату Арпада. Пусть он объяснит уграм все выгоды тесного сотрудничества с каганатом.

– Ты меня разоришь, ган Кончак, – в сердцах воскликнул Вениамин.

– Победа стоит дорого, уважаемый каган-бек. Именно эти слова любил повторять твой великий дед Ицхак Жучин.

– Может быть, он говорил не о деньгах?

– Увы, Вениамин, именно о золоте и шла речь. А человеческая жизнь в наших краях всегда была дешева.

Крепость Лука занимала ключевое место в обороне не только Русалании, но и всех славянских земель, расположенных к северо-западу от Дона. Именно поэтому князь Листяна доверил ее оборону сначала брату Всеславу, а потом – его сыну Ратмиру. Братичаду Листяны Урса уже исполнилось тридцать семь лет, из них почти двадцать прошли в беспрестанных войнах с хазарами и в набегах на Византию. Кроме двух дочерей на выданье, у Ратмира был еще и десятилетний сын Златомир, весьма одаренный отрок, которого, по мнению гана Кончака, ожидало великое будущее.

– Поживем – увидим, – усмехнулся в светлые усы польщенный Ратмир.

Ган Кончак что-то зачастил в последнее время в эту русаланскую крепость. В этом году он появился здесь уже во второй раз, чем слегка удивил Ратмира. Однако эта настороженность не перешла в неприязнь, ибо Кончак, человек любезный, успел уже очаровать не только Ратмира, но и его дочерей. Ратмир знал, конечно, что ган был сыном хазарского бека Карочея, одного из самых близких к покойному каган-беку Жучину людей. Но Карочей был убит во время переворота в Итиле ближниками Вениамина, что заставило его сына перебраться в Матарху и стать доверенным человеком князя Биллуга. А тмутарканцы, не чужие русаланам по крови, особых опасений у Ратмира не вызывали.

– Теперь никто родством не считается, – вздохнул ган Кончак, принимая из рук хозяина заздравную чарку. – И скифы, и славяне, забыв о былом единстве, льют братскую кровь в угоду пришлым людям.

– Это ты верно сказал, ган, – кивнул Ратмир, жестом приглашая гостя садиться.

Посуду на стол он выставил только золотую и серебряную, наверное, желая показать гостю, что внук Искара Урса не лаптем щи хлебает. Впрочем, Кончак и раньше примечал за Ратмиром такую не слишком похвальную черту характера, как тщеславие. На нем он и строил свой расчет.

– Ты ведь слышал, как я опростоволосился, князь? – вздохнул тяжко Кончак.

– А что такое? – удивился Ратмир, подливая огорченному гостю вино в кубок.

– Сосватал я внучку Аскольда за нашего Адриана, а тут явились варяги, и все мои труды пошли прахом.

– Незадача вышла, – сочувственно цокнул языком Ратмир.

– Ты мне скажи, князь, можно ли по славянской правде уводить сговоренную девку из-под носа у жениха? Это славянские боги такое заповедали?

– Так ты ведь теперь христианин, ган Кончак, – смущенно пожал плечами Ратмир.

– И что с того? – удивился скиф. – Я данное слово держу. Хотя в данном случае вроде и спросить не с кого. Князь Аскольд, благословивший этот союз, ушел в мир иной без покаяния. Как по-твоему, уважаемый Ратмир, почему вдруг в наших землях всем распоряжается пришлый франк?

– Слух идет, что он сын Велеса, – нехотя отозвался Ратмир.

– И идет тот слух от кудесника Драгутина, который, как многие полагают, прижил Олега с одной франкской графиней, подарив ее мужу оленьи рога.

– Скажешь тоже, ган, – смущенно засмеялся Ратмир. – У него же знак Велеса на груди.

– У меня тоже есть знак, князь, – усмехнулся Кончак. – Правда, не на груди, а на седалище, но я ведь в великие князья не лезу. Уж если у нас начали знатность по Велесу считать, то пусть хотя бы старшинства придерживаются.

– Это ты кого имеешь в виду, ган? – удивленно вскинул брови Ратмир.

– Тебя и твоего дядьку Листяну, кого же еще. Вы же свой род ведете от Лесного бога урсов и скифов. А этот Лесной бог и есть Велес. Я уж молчу о твоей бабке, князь, которая была внучкой Яромира Киевского и Гостомысла Новгородского. А кто такой этот Ингер, не говоря уже о Вещем Олеге и кудеснике Драгутине? Отец того Драгутина с большим трудом в радимицкие удельники выбился, да и то через кровь берестянского князя. Вот и выходит, что выскочки, невесть откуда явившиеся, отодвинули в сторону лучшие славянские и скифские роды и уселись на великих столах самозванцами. Великий князь Никсиня Древлянский теперь простой удельник при варяжском князьке Ингере. Великий князь Градимир Кривицкий умер от огорчения, узнав что жена его Милорада прижила сына от залетного молодца.

– Подожди, – остановил расходившегося гана Ратмир. – Какого еще молодца?

– Все того же – Олега Вещего.

– Да быть того не может! – возмутился Ратмир. – Путаешь ты что-то, ган Кончак.

– Это ведь мы с братаном Казимиром сосватали Градимиру внучку Гостомысла, – покаянно ударил себя в грудь кулаком скиф. – А потом князь кривичей ругал нас последними словами. Тяжело мне вспоминать о своем сраме, князь Ратмир, но ведь вина моя невольная. Окрутил, охмурил заморский колдун несчастную Милораду, и теперь на столе в Смоленске вместо потомка князя Вандала сидит невесть кто. Сын безродного Олега. Помяни мое слово, приберет к своим грязным рукам этот выскочка не только земли радимичей и вятичей, но и твою Русалань.

– Ну, это вряд ли, – нахмурился Ратмир.

– Так ведь дядька твой Листяна далеко не молод, а после него, как я слышал, на стол сядет мальчишка Данбор, который хитрому франку на один зуб.

– Это еще как круг скажет, – процедил сквозь зубы Ратмир. – Я старший в роду.

– Кто бы спорил, – вздохнул ган. – У тебя права, князь, не только на русаланский стол, но и на киевский и новгородский, не говоря уже о столе радимицком. За тобой и славяне пойдут, и скифы, ибо кто же в наших краях не знает Ратмира Урса, но именно этим ты и опасен пришлым варягам. Ингер и его ротарии поддержат для виду Данбора. Ведь по обычаям русов они имеют право высказать свое слово на кругу, и ты останешься ни с чем. А потом Олег изведет и твоего братана.

– Даже если так, то тебе, ган, какая с того печаль? – почти зло проговорил Ратмир.

– А кто говорит о печали? – рассердился Кончак. – Я говорю о конце Матархи и о своем собственном. Много ты дашь за князя Биллуга и его Тмутаракань, если здесь в Русалании утвердится Олег со своими варягами? А мне даже бежать некуда, Ратмир, ибо с каган-беком я в ссоре, а франк мне лютый враг.

– С чего бы это?

– Другому бы не сказал, князь, а с тобой поделюсь. Числится за мной грешок. Охотились мы с берестянским князем Стояном за этим Олегом еще двадцать лет тому назад, но не выгорело дело. И он об этом догадывается.

О смерти князя Стояна Ратмир слышал. Дело это, конечно, давнее, но вряд ли Кончак стал бы наговаривать на себя напраслину. Пусть он говорлив не в меру, но далеко не глупец и откровенничает с Ратмиром сейчас не случайно. Ищет союзника не только для себя, но и для князя Биллуга. Себя Ратмир уже видел на русаланском столе, и соперников у него вроде бы не было.

Если круг и народное вече станут выбирать преемника умершему князю, то вряд ли они предпочтут двадцатилетнего юнца Данбора разумному и доблестному мужу, коим не без оснований числил себя Ратмир. Но это если никто не вмешается в чинный и веками освещенный ряд, заповеданный славянскими богами. А ведь может все обернуться и по-иному, как в Киеве, скажем. И хотя предводители русов – это вам не бояре, их варяжскими мечами не запугаешь, но рассудить они могут по-всякому. Найдутся и такие, которые предпочтут глупого Данбора мудрому Ратмиру, особенно если за него выскажутся ротарии и волхвы Перуна и Световида.

А такое вполне может случиться, тут ган Кончак прав. В любом случае союзники Ратмиру не помешают. С хазарами он и разговаривать не стал бы, но князь Биллуг – совсем другое дело. Он сам кланяется ромейскому Христу, но других к тому не нудит, и в Тмутаракани простолюдины до сих пор чтут славянских богов и их ближников.

– Так что ты предлагаешь, ган Кончак?

– Я не предлагаю, князь, я сватаю, – улыбнулся скиф. – Причем сразу обеих твоих дочерей. Светлану – за княжича Андриана, а Зару – за гана Арпада.

Ратмир так и замер с кубком у раскрытого рта. Ну, ган Кончак, ну, хват! Да с какой же стати Ратмир Урс должен отдавать свою младшую любимую дочь за нищего угра. Нечего сказать, рассудил хитроумный скиф.

– Ган Арпад хорошего рода, – попробовал уговорить высокомерного Урса Кончак. – Его племя – одно из самых сильных в Угорье. К тому же человек он далеко не бедный, несмотря на юные годы уже является соправителем своего старшего брата гана Курсана. О внешности я уже не говорю – молодец хоть куда.

– А на что мне его внешность? – возмутился Ратмир. – Знал бы, чем все это обернется, я бы его на порог своего дома не пустил.

– И напрасно, князь, – сокрушенно покачал головой Кончак. – Имея такого союзника, как ган Арпад, ты можешь не бояться происков ни хазар ни варягов.

– До Угорья за месяц не доскачешь, – возразил Ратмир. – Зачем мне такие союзники?

– А вот здесь ты ошибаешься, князь, причем жестоко. Часть угорских племен, возглавляемая как раз Курсаном и Арпадом, уже перекочевала на правый берег Волги, сильно утеснив печенегов, и если бекам удастся привлечь их на свою сторону, то у Русалании может появиться масса проблем. Это ведь кочевники, привыкшие к седлу и копью. Арпад мне сказал, что они с братом без труда могут собрать под свою руку пятьдесят тысяч лихих наездников.

– Быть того не может! – поразился Ратмир.

– А ты расспроси об уграх печенежских ганов, которые вынуждены были отойти в низовья Днепра под давлением своих давних недругов. Решать, конечно, тебе, князь, но таких людей лучше иметь в союзниках, чем во врагах. Конечно, если ты и дальше собираешься оставаться в своем теперешнем положении, то зятья вроде княжича Андриана и гана Арпада тебе ни к чему. Но мне почему-то кажется, что у Ратмира Урса есть обязательства перед скифскими и славянскими племенами, издавна обитающими в Приазовье и на Дону. Сама жизнь подталкивает нас друг к другу – либо мы объединим усилия для своего спасения, либо нам наденут ярмо на шею.

– Ты предлагаешь мне объединиться с уграми против моих братьев, ротариев Световида? – насупил брови Ратмир.

– С чего ты взял? – удивился Кончак. – Я отнюдь не призываю тебя идти войной на Киев и Новгород, но варягам пора и честь знать. Им следует твердо сказать, что ни в Русалании, ни в Приазовье их никто не ждет. Веками мы живем здесь своим умом и в непрошеных советчиках не нуждаемся. Не исключаю, что к нам присоединятся и радимичи с вятичами. Такой союз избавит нас от опеки не только варягов, но и итильских рахдонитов. В конце концов, почему бы Ратмиру Урсу не стать каганом, раз уж мужи из рода Ашинов не способны более выполнять многотрудные обязанности, доверенные им богами. В этом случае тебя, я думаю, поддержат тюркские и кавказские ганы, недовольные всевластием сефардов. Мы восстановим в прежних границах древнюю Аланию, разрушенную арабским нашествием. Вот задача для истинного руса, князь Ратмир, ибо именно русам боги вверили в управление эти земли. Пора уже напомнить самозванцам, что властвуют они здесь не по праву.

Ратмир не усидел за столом и широким шагом прошелся по горнице. Речи гана Кончака взволновали его не на шутку. Конечно, не скифу решать, кому быть каганом в этих краях, но нынешний ставленник рахдонитов ничего кроме насмешек у вождей окрестных племен не вызывает. Похоже, время Ашинов действительно закончилось, так почему бы не наступить времени Урсов?

Предводители русов смотрят сейчас в сторону расторопного Олега только потому, что не видят рядом человека, способного поставить великую цель и добиться ее осуществления. Почему бы такую цель не поставить Ратмиру Урсу, далеко не последнему человеку на славянских и скифских землях? Почему пришлый Олег, рожденный невесть где и невесть кем, не стесняется говорить о великой империи и уже мнит себя ее главой, а местные вожди растерянно молчат и не смеют даже заикнуться о возрождении Великой Алании? Конечно, грабеж ромейских, арабских и хазарских городов – дело благое, но в этом ли состоит предназначение истинного руса?

– Хорошо, ган. Но прежде чем сказать «да», я хочу поговорить с угром.

– Так за чем дело стало? – пожал плечами Кончак. – Я привез гана Арпада с собой, дабы у тебя была возможность принять решение с открытыми глазами. Прикажи челядинам позвать его.

Угорский ган произвел на Ратмира хорошее впечатление. Впрочем, Ратмир уже сидел с ним за одним столом, но тогда ему и в голову не приходило, что этот статный, ловкий в движениях и, видимо, очень сильный человек вознамерится стать его зятем.

Ратмир прежде близко не сталкивался с уграми, хотя они в немалом числе служили каганату. Каган-беки нанимали их для набегов целыми родами и племенами, подкупая старейшин и вождей. В последнее время угры почти вытеснили из вспомогательных отрядов каганата печенегов. Как теперь выясняется, вытеснили они их и с пастбищ на правом берегу Волги, занимаемых печенегами уже не один десяток лет.

Впрочем, печенеги тоже были в тех краях людьми пришлыми, и Ратмир понятия не имел, где находится их родина. Внешне печенеги почти ничем не отличались от славян, среди них было немало русых и синеглазых, но язык их был сходен с тюркским. Сами они считали себя потомками скифов и гуннов, смешавшихся языком и кровью где-то в далеких восточных землях. Очень может быть, что так оно и было.

Что же касается угров, то прежде они кочевали по левому берегу Волги, а в Приазовье и на Дону практически не появлялись. По языку и крови они были чужими как славянам, так и тюркам, но, кажется, роднились с мерей и муромой.

Впрочем, ган Арпад очень бойко говорил по-славянски. Это Ратмир заметил еще в прошлый раз, а потому и не стал искать толмача для серьезного разговора.

– Не знаю, как это происходит в ваших землях ган, но в наших родство обязывает. Я не могу отдать свою дочь человеку, который станет моим врагом, иначе моим внукам придется проливать родную кровь.

– Мы враждуем только с печенегами, – спокойно отозвался Арпад. – А со славянами мы до сих пор жили мирно.

– А разве вы не участвовали в походе каган-бека Вениамина в новгородские земли?

– До сих пор, князь, я полагал, что Ростов и Муром были поставлены не славянами. Наверное, есть и другое мнение на этот счет?

– Твоя правда, – усмехнулся Ратмир. – У Воислава Рерика оказались слишком длинные руки.

– Я слышал, что у его сына руки оказались еще длиннее, и он дотянулся ими до города Киева.

Судя по всему, угорские боги не обделили гана Арпада не только статью, но и умом. Во всяком случае, он был хорошо осведомлен о событиях, происходящих на славянских землях.

– Садись, ган. В ногах правды нет, – Ратмир широким жестом пригласил угра к столу. – Сговоримся мы с тобой или нет, но по нашим обычаям гость достоин уважения.

– Я был бы рад породниться с тобой, князь, ибо много слышал и о тебе, и о знатности твоего рода. Поверь мне на слово, мой род славен не менее твоего, и уграм известно слово «честь».

– Хорошо сказал, – с усмешкой отозвался на слова молодого угра умудренный жизнью ган Кончак. – Давайте выпьем за мир между славянами и уграми и за то, чтобы при наших встречах рекой лились только медовая брага да вино. Твое здоровье, князь Ратмир. Твое здоровье, ган Арпад.