Граф Раймон Лиможский был вне себя от ярости. Все надо было вершить самому, а не поручать столь важное дело надутому индюку Руальду Неверскому. Этот вечно пьяный и непутевый зять благородного Адаларда упустил не только мальчишку Олегаста, но, что еще важнее, и девчонку, за которую Раймону теперь придется держать ответ перед монсеньором Николаем. А ведь у этого дурака под рукой было вдесятеро больше мечников, чем у Гарольда.

– Но ведь коннетабль убит, – шмыгнул посиневшим на морозе носом граф Неверский. – И графиня Хирменгарда тоже.

– Поздравляю тебя со столь блистательной победой, благородный Руальд, – презрительно хмыкнул Эд Орлеанский. – Теперь ты нажил столько врагов, что тебе не хватит одной жизни, чтобы с ними расплатиться.

Раймон поморщился. За пролитую кровь им придется расплачиваться всем, но Хирменгарду действительно убивать не стоило. Все-таки она дочь коннетабля Виллельма, которого уважали не только благородные сеньоры, но и простые франки. Впрочем, крови мятежникам еще предстоит пролить немало. И какой крови! Если удастся устранить королеву Тинбергу и юного Людовика, то о смерти Хирменгарды никто, пожалуй, уже не вспомнит.

– Этот мальчишка – оборотень, – продолжал бубнить Руальд. – Мои мечники слышали, как он ревел медведем.

Эд Орлеанский выругался, Раймон презрительно сплюнул. Таких, как этот Олегаст, следует убивать еще в младенчестве, во избежание больших хлопот в будущем. Оборотень он или нет, но наследственность у юного графа Анжерского дурная, и если ему удастся уцелеть в эту ночь, то хлопот он своим врагам доставит немало.

Впрочем, сейчас сеньорам было не до резвого Олега. Королевский замок не был взят. Хотя мятежникам удалось захватить мост и внешние стены, донжон еще держался. Мечники королевы успели все-таки закрыть его окованные железом двери и сейчас осыпали нападающих стрелами из окон и бойниц огромной каменной башни, которая сама по себе являлась очень крепким орешком. Да и защитников в донжоне насчитывалась никак не меньше трех сотен человек.

– Рано или поздно им придется сдаться, – сказал Роберт Турский, подходя к озабоченным сеньорам, стоявшим на верхней площадке приворотной башенки. – Какое счастье, что нам все-таки удалось захватить внешние стены.

Благородный Роберт был прав. Королевский замок представлял собой очень мощное оборонительное сооружение. Семь лет назад, во время набега нурманов, граф Адалард Парижский в течение месяца удерживал замок, не позволив осаждающим взобраться на его стены. Викинги, разграбив город, вынуждены были уйти, а королевская сокровищница осталась неприкосновенной. К счастью, королева Тинберга не почувствовала надвигающейся опасности. Мост был опущен, ворота распахнуты настежь, и мечникам Роберта Турского не составило труда ворваться в замок на исходе дня.

Здесь, правда, дело застопорилось. Защитникам замка удалось удержать донжон и нанести немалый урон нападающим. Мятежники потеряли во дворе королевского замка более сотни своих дружинников, распластанные тела которых сейчас разглядывали сеньоры с приворотной башенки. Граф Роберт считал, что без тяжелого тарана двери донжона открыть не удастся, но устанавливать его, да еще на виду у неприятеля – дело довольно хлопотное. Весь двор простреливался из бойниц донжона, и нападающим приходилось с этим считаться.

– До этих дверей еще добраться надо, – заметил Эд Орлеанский. – Настил они успели сбросить.

Дверь, ведущая в донжон королевского замка, была расположена на уровне второго этажа, тогда как на первом этаже не было ни окон, ни бойниц. Здесь хранился запас продуктов, которого защитникам замка хватило бы на многие месяцы осады. Воспользоваться подземным ходом не могли ни обороняющиеся, ни нападающие, ибо и те и другие заблокировали его с обеих сторон. Королеве Тинберге оставалось только ждать и надеяться на то, что король Карл либо один из преданных сеньоров придет ей на помощь.

Раймон Лиможский был уверен в том, что таковых не найдется. Тем не менее мятежникам следовало завершить начатое дело, дабы развязать себе руки. Вряд ли король Карл будет спокойно смотреть, как в Нейстрии хозяйничают сеньоры, бросившие ему открытый вызов. Правда, если он и соберется с силами, то никак не раньше весны.

– Время у нас еще есть, – обнадежил соратников Роберт Турский. – Я бы оставил, сеньоры, все как есть до утра. А утром можно будет обложить донжон дровами и попробовать выкурить его защитников. Надеюсь, дорогой Раймон, ты приютишь нас на ночь в своем доме?

Предложение графа Роберта было разумным, а потому никто из сеньоров ему не возразил. В сущности, королеве Тинберге и ее сыну деваться было некуда, а донжон обязательно будет взят если не завтра, так через неделю.

Однако епископ Венелон был на этот счет другого мнения и не замедлил высказать его сеньорам, когда те собрались за столом на исходе ночи.

– Сена еще не покрылась льдом, следовательно, ничто не сможет помешать варягам Воислава Рерика доплыть до Парижа.

– Потребуется по меньшей мере недели две, прежде чем до графа Ютландского дойдут вести о тяжком положении королевы Тинберги, – попробовал возразить епископу Руальд Неверский. – К тому же у варяга и без чужих жен хватает забот. Ему нужно укрепиться в Фрисландии, из которой его того и гляди выбьют лотарингские сеньоры, озабоченные, надо полагать, столь неожиданным соседством.

Граф Руальд в этот раз рассудил вполне здраво. Раймон тоже считал, что варяг не станет вмешиваться в чужие дела в ближайшие месяцы. Что же касается Сены, то не пройдет и нескольких дней, как река встанет, наглухо закрыв варяжским ладьям дорогу к Парижу.

Граф Раймон уже собирался поднять прощальный кубок и отправиться спать, когда в зал, где сидели сеньоры, ворвался сир Туан, капитан мечников Адаларда Парижского.

– Нас атакуют, сеньоры!

– Какого черта! – взревел граф Роберт, подхватываясь на ноги. – Где они?

– Викинги ударили в спину нашим мечникам и ворвались во двор королевского замка.

– А откуда в Париже взялись викинги? – ошалело спросил Руальд Неверский, щурясь на соратников по мятежу испуганными глазами.

Вопрос был задан по существу, но, к сожалению, отвечать на него было некому. Сеньоры, отяжелевшие после обильных возлияний, вынуждены были вновь браться за мечи и вести своих утомленных дружинников на подмогу осаждающим, которые в один миг превратились в осажденных.

– Сколько их? – спросил граф Лиможский, выходя на крыльцо.

– Сотни две, может, больше, – отозвался Труан, прикрываясь ладонью от колючего снега, летящего в лицо.

К утру явно похолодало, и Раймон невольно поежился под наброшенным на плечи меховым плащом. Слуги подвели графу коня, и он легко прыгнул в седло. Сеньоры последовали его примеру, криком сзывая своих мечников, заполнивших все щели небольшой усадьбы Рюэргов и окрестные дома. В темноте трудно было пересчитать всадников, собравшихся по тревоге, но все же их было не меньше пяти-шести сотен.

Граф Лиможский взмахнул факелом, призывая всех следовать за собой, и первым поскакал по притихшим улочкам Парижа к королевскому замку, откуда доносился шум нешуточной битвы. Как вскоре выяснилось, это было опрометчивое решение. То ли викингов оказалось много больше, чем полагал капитан Труан, то ли они успели соединиться с защитниками замка, но навстречу сеньорам вдруг выплеснула из темноты лавина всадников.

Труан был прав, в первых рядах этой лавины действительно находились варяги, которые уже успели сесть на коней. Ведь говорил же Раймон графу Орлеанскому, чтобы он вывел лошадей из замковых конюшен, но тот отложил столь важное дело до утра. Впрочем, сейчас графу Лиможскому было не до претензий к оплошавшим соратникам. Удар варяжского меча едва не выбросил его из седла на обледенелую парижскую мостовую. Спасли Раймона щит и кольчуга, однако на какое-то время он потерял возможность действовать левой рукой и вынужден был отступить за спины своих мечников, а потом и вовсе свернуть в ближайший переулок. Натиск викингов был настолько неожиданным и сильным, что они протаранили сбившуюся в клубок конницу нейстрийцев и раскидали мечников по сторонам.

– Они прорываются к воротам! – услышал Раймон сквозь рев битвы голос графа Орлеанского.

Судя по всему, благородный Эд был прав. Викингов было слишком мало, чтобы удержать город, где сейчас находилось никак не меньше трех тысяч мечников союзных сеньоров. Граф Адалард Парижский вполне мог достойно встретить беглецов у городских ворот, которые ему поручено было охранять. Правда, тогда никто не мог предположить, что удар по этим воротам будет нанесен не снаружи, а изнутри.

– Это ярл Драгутин, – сказал Орлеанский, подъезжая к Раймону. – Я его опознал. А с ним королева и Людовик.

– Ничего, – процедил сквозь зубы граф Лиможский. – Еще не все потеряно. Собирай уцелевших людей, благородный Эд. Попробуем ударить им в тыл.

Наступивший рассвет значительно облегчил задачу графу Орлеанскому и позволил сеньорам сориентироваться в обстановке. К сожалению, удар варягов был настолько страшен, что поверг наземь едва ли не половину нейстрийских всадников, слишком опрометчиво ринувшихся на подмогу своим товарищам, осаждавшим королевский замок. Конечно, в городе оставалось еще немало боеспособных мечников, но требовалось время, чтобы их собрать.

Граф Руальд поскакал в усадьбу коннетабля, чтобы поднять своих застрявших там людей, а Эд Орлеанский и Роберт Турский повели уцелевших к воротам. Граф Лиможский тоже поехал туда, но неспешным шагом, ибо толку от него в предстоящем сражении не было никакого. Он по-прежнему не мог пошевелить левой рукой и вынужден был держать поводья правой.

Впрочем, как ни спешили графы Орлеанский и Турский на помощь благородному Адаларду, они все равно опоздали. Ворота уже были распахнуты настежь, а беглецы скрылись в снежной круговерти, оставив после себя гору трупов. Граф Парижский попытался остановить варягов, но, к сожалению, нападение было слишком неожиданным, и его люди просто растерялись, увидев перед собой невесть откуда взявшихся врагов. Адалард, чудом уцелевший в короткой, но кровопролитной схватке, укоризненно смотрел на своих оплошавших соратников.

– Откуда в городе взялись викинги? – строго спросил он у графа Орлеанского.

– Ты, вероятно, забыл, благородный Адалард, что это твой город и что это тебе было поручено охранять ворота, – не остался в долгу Эд, разъяренный неудачей.

В закипающую ссору вмешался Раймон Лиможский, ибо время для выяснения отношений было выбрано не самое подходящее. Следовало подобрать убитых и раненых и выслать за беглецами погоню. К сожалению, быстро организовать преследование не удалось. Помешали разгулявшаяся непогода и упадок духа в рядах мятежников. Все-таки варяги нанесли им большой урон в суматошном ночном бою. Только во дворе королевского замка пали более сотни мечников, захваченных врасплох викингами ярла Драгутина, выросшими словно из-под земли.

Всего на узких улочках Парижа сеньоры потеряли более трехсот дружинников. Был среди них и капитан Труан, сраженный мечом варяга. О нем больше всех скорбел Адалард Парижский, а Раймону эта неожиданная смерть доставила массу хлопот, ибо именно ему предстояло позаботиться о вдове покойного и его детях.

Впрочем, эти хлопоты не шли ни в какое сравнение с теми, которые предстояли мятежным сеньорам в свете неудачно сложившейся ситуации. Бегство королевы Тинберги и герцога Людовика сильно осложняло их положение в Нейстрии и сулило в будущем массу неприятностей.

Об этом прямо заявил графам епископ Венелон, когда те собрались на вечерний совет в опустевшем королевском замке.

Сеньоры успели отоспаться за день и смотрелись значительно бодрее, чем утром. К ним даже вернулась способность здраво оценивать ситуацию. Во всяком случае, все сошлись на том, что ничего катастрофического пока что не случилось. Викинги прибыли на трех ладьях, которые были обнаружены сегодня днем неподалеку от замка Вик. Причем одна из этих ладей была франкской, из чего Раймон Лиможский сделал вывод, что, скорее всего, она принадлежит капитану Венцелину, отправленному Тинбергой к Воиславу Рерику.

– А почему они не использовали ладьи для бегства? – спросил епископ Венелон.

– Так ведь Сена покрылась льдом, – пояснил Эд. – Им вряд ли удалось бы пробиться к морю.

– Следовательно, варягов в Нейстрии сейчас не более сотни? – спросил Адалард Парижский.

– Да, – охотно подтвердил граф Орлеанский. – Ничего еще не потеряно, сеньоры. Скорее всего, ярл Драгутин увел беглецов к замку Вельпон, где они могут попросить защиты у престарелого отца покойной Юдифи. Замок Вельпон неплохо укреплен, но при желании его можно взять. Сил у нас для этого достаточно. А вот осажденным помочь будет некому, во всяком случае до весны.

– Остается выяснить, как варяги проникли в Париж, – епископ Венелон обвел собравшихся строгими серыми глазами.

– В домике некой Сенегонды есть подземный ход, ведущий к тайному языческому храму, – нехотя отозвался Эд Орлеанский. – Ярл Драгутин однажды уже воспользовался им, когда пятнадцать лет назад вырвал у нас из рук короля Карла.

– Так почему вы не разрушили этот дом и этот храм, не говоря уже о подземном ходе? – рассердился епископ Венелон.

– Прежде чем разрушить подземный ход, его надо найти, – мрачно усмехнулся граф Орлеанский. – К тому же я не уверен, что этот ход ведет только к домику Сенегонды. Возможно, от него идут ответвления и к другим домам. Вы слишком много от нас хотите, монсеньор. После смерти ведьмы Сенегонды этот домик находился в собственности королевы Тинберги, и проникнуть туда никому не удавалось. А пускаться на откровенный разбой мы не решились.

Граф Орлеанский не сказал главного. Почти все последние пятнадцать лет у него не было причин для ссоры с Тинбергой и королем Карлом, но собравшиеся в королевском замке сеньоры были настолько деликатны, что не стали напоминать ему об этом. Теперь уже поздно было искать виноватых, следовало решить, что делать дальше.

– Мы должны разрушить замок Вельпон до весны, – сказал граф Роберт Турский. – И послать гонца за поддержкой к Людовику Тевтону. Только встав под его руку, мы сможем сохранить свои головы и свои земли.

– А как же Карл? – нахмурился граф Лиможский.

– Карлу останется Франкия, – пожал плечами Эд Орлеанский. – Мы вновь объединим империю, сеньоры, но уже на других условиях. Мы готовы стать вассалами императора, но наши вассалы будут служить только нам.

– А Людовик согласится на такие условия? – в задумчивости покачал головой граф Адалард.

– Так ведь он получит под свою руку не только Нейстрию, но и Лотарингию, не говоря уже о короне императора. Сын Лотаря Людовик Итальянский не сможет противостоять Тевтону и благородным сеньорам, объединившимся вокруг него.

– А что скажет по этому поводу папа Григорий? – спросил Руальд Неверский и покосился при этом на Венелона.

– Папа стар и слаб, – отозвался с кривой усмешкой епископ. – Но мы можем заручиться согласием монсеньора Николая, пообещав ему свою поддержку, когда встанет вопрос о преемнике Григория. Но не забывайте, сеньоры, что пока жив Людовик Заика, именно он является герцогом Нейстрии, а мы все его вассалы. Боюсь, борьба еще далеко не закончена.

Монсеньор Венелон был прав. Сеньорам следовало поторопиться, ибо весной ситуация могла измениться самым кардинальным образом и далеко не в лучшую для мятежников сторону.

Раймон Лиможский уже почти пожалел о том, что согласился участвовать в столь сомнительном деле, скорее всего, обреченном на провал. Его графство находилось за пределами Нейстрии, и он вовсе не собирался присягать новоявленному императору Людовику Тевтону, равным образом его не устраивал и Пипин в качестве герцога Аквитанского. Одно дело – поднять мятеж против сына короля Людовика Заики, нелюбимого отцом, и совсем другое – перекраивать худо-бедно устоявшиеся границы королевств, возникших после развала империи. Графа Раймона вполне устраивал в качестве короля Карл Лысый, а его младший сын Карл Юный – в качестве герцога Аквитанского. Со смертью Гарольда у Раймона Рюэрга появился шанс стать коннетаблем Западного франкского королевства и получить в свои руки управление армией и немалыми средствами, выделяемыми на ее содержание. Правда, пока жива Тинберга, честолюбивым планам Раймона вряд ли суждено сбыться, а потому эта женщина должна умереть как можно скорее.

Для осады замка Вельпон сеньорам удалось собрать почти четыре тысячи мечников. Но когда конница прибыла под его стены, вдруг выяснилось, что никто не собирается противостоять объединенным силам, ибо старый граф находится при смерти и никого из посторонних за стенами нет. В этом графы убедились собственными глазами, когда навестили престарелого отца покойной Юдифи. Им оставалось только недоуменно разводить руками да спрашивать себя, куда же могли исчезнуть из Нейстрии сто викингов и более двух сотен мечников герцога Людовика.

К счастью, а может быть, и к сожалению, следы королевы Тинберги и ее сына отыскались довольно быстро. Беглецам дал приют граф Эгленбард Реймский, решивший в непростой ситуации сохранить верность королю. Удивляться поведению сеньора Эгленбарда не приходилось, ибо он был женат на дочери Тьерри Вьенского, которой королева Тинберга доводилась родной теткой.

Увы, мятеж захлебнулся, едва начавшись, и сеньорам оставалось лишь подсчитывать грядущие убытки, ибо о том, чтобы осаждать Реймс, один из самых укрепленных городов Нейстрии, не могло быть и речи. Сохранялась, правда, робкая надежда на то, что король Людовик откликнется на призыв нейстрийских мятежников и окажет им вооруженную поддержку. На это уповали и Адалард Парижский, и Роберт Турский и даже далеко не глупый Эд Орлеанский. Что же касается Раймона Лиможского, то он решил, что пора возвращаться в Аквитанию, где климат мягче и не так отчетливо пахнет кровью и смертью.

– Это похоже на предательство, дорогой Раймон, – упрекнул его граф Орлеанский.

– Ты не прав, благородный Эд, – возразил ему Рюэрг. – Вы преследовали в этом мятеже свои цели, я – свои. К сожалению, ни мне, ни вам не удалось добиться успеха. В отличие от тебя, я не считаю Карла Лысого своим врагом, чего не могу сказать о Людовике Тевтоне.

– Мне бежать некуда, – нахмурился Орлеанский. – Я буду держаться за свои земли до конца.

– Я от души желаю тебе успеха, Эд, но имей в виду, королева Тинберга не из тех женщин, которые прощают своих врагов.

– Я это знаю, граф Раймон, – резко развернулся на каблуках Орлеанский. – Счастливого пути.

Раймон не боялся гнева короля Карла. В Париж он приехал с малой дружиной и уже хотя бы по этой причине не мог существенно повлиять на ход событий, происходивших там. Во всяком случае, граф Лиможский мог смело это утверждать, не боясь быть уличенным во лжи, ибо уличать его в сущности было некому. Не станет же Карл слушать мятежников. Впрочем, и мятежники не смогут утверждать, что мечники Раймона участвовали в осаде королевского замка и разгроме усадьбы коннетабля. Всю грязную работу граф Лиможский передоверил другим и теперь с полным основанием мог рассчитывать на то, что сумеет выйти сухим из воды.

К сожалению, ему не удалось сдержать слово, данное сначала беку Карочею, а потом монсеньору Николаю, но тут уж не его вина. Граф Раймон сделал все, что в человеческих силах, в остальном – воля божья.