Тинберга была удивлена приглашением Хирменгарды, но охотно откликнулась на ее зов. Свежевыпавший снег захрустел под сапожками королевы, когда она, выбравшись из возка, направилась к крыльцу. Прежде чем открыть дверь, Тинберга огляделась по сторонам. Во дворе не было никого кроме двух сопровождавших ее мечников и слуг, выскочивших из пристройки, чтобы придержать лошадей. В окружающем мире царил такой покой, что Тинберге стало не по себе.

Именно здесь, на этих ступеньках, две недели назад стрелой из лука была убита Сенегонда. Это было тяжким ударом и для Тинберги, и для Юдифи, ибо с уходом этой очень влиятельной в Нейстрии женщины обрывались многие нити, связывающие их с людьми знатными и с людьми почти незаметными, но весьма полезными в той беспрерывной борьбе, которую им приходилось вести за место под солнцем в этом весьма негостеприимном мире.

Хирменгарда была не одна, это Тинберга уловила, как только вошла, хотя и не сразу обнаружила в полутемном зале гостя старшей дочери покойного коннетабля. Мужчина сидел в кресле спиной к двери, и Тинберга с трудом сумела разглядеть в неярком свете, падающем из полузакрытых окон, его затылок, заросший рыжими волосами. Но она ни на секунду не усомнилась в том, что такую обворожительную улыбку на лице Хирменгарды мог вызвать только один человек, и вздохнула с облегчением.

Ярл, затянутый в куртку из буйволовой кожи и опоясанный мечом, поднялся навстречу королеве.

– Рад видеть тебя, сеньора, в добром здравии.

Тинберга, переваливаясь, словно утица, добралась до лавки и со вздохом на нее опустилась. Пожалуй, в ее положении не следовало разъезжать по гостям. Но, к сожалению или к счастью, Хирменгарда могла бы сказать о себе то же самое, ибо ее живот, выпирающий из-под платья, не уступал размерами животу королевы. И той и другой до срока оставалось чуть больше месяца. Надо признать, ярл Драгутин выбрал для себя никуда негодных помощниц.

– Он приедет? – спросила Тинберга.

– Нет, – покачал головой Драгутин. – Но об этом никто не должен знать, кроме нас с вами.

– Даже Раймон Рюэрг? – удивилась Хирменгарда.

– Раймону я расскажу обо всем сам, – отозвался боготур.

Тинберга была разочарована. Ярл Воислав – это глыба, которую не смог бы столкнуть с места даже ураган, а Драгутин, по мнению женщины, был слишком легкомысленным человеком для той роли, которую подрядился играть. Чтобы противостоять Бернарду Септиманскому и епископу Эброину, нужен изощренный ум, а не мальчишеское бахвальство. Нет слов, ярл Драгутин – очень красивый молодой человек с зелеными дерзкими глазами, и по тому, как млеет подле его плеча Хирменгарда, можно догадаться, что он удал не только в битве, но и в постели. К сожалению, всех этих качеств мало, чтобы помочь Карлу удержать корону на голове.

– Сколько людей у вас под рукой, ярл Драгутин? – спросила Тинберга.

– Двести, сеньора. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы посчитаться со всеми нашими врагами.

Двести человек! Тинберга едва не застонала от огорчения. А под рукой у мятежных сеньоров здесь, в Париже, и в окрестных замках – не менее пяти тысяч. С малым числом воинов не стоит даже пытаться бросать вызов сильным мира сего.

– А где же все-таки ярл Воислав?

– В Аквитании, – спокойно отозвался Драгутин.

– А почему не в Нанте? – удивленно вскинула глаза Тинберга.

– Потому что в Тулузе он нужнее, – улыбнулся Драгутин, показав два ряда великолепных зубов.

Тинберга наконец все поняла. Ярл Воислав нашел слабое место в плотных рядах врагов короля Карла и ударил именно туда. Теперь, когда у Пипина возникли большие трудности в Аквитании, ему некогда будет интриговать в Нейстрии. А его неудачи сразу же отрезвят вассалов Карла, особенно если Юдифи удастся вырваться из заточения и собрать вокруг себя преданных королю людей.

Выходит, Тинберга напрасно сомневалась в словах Сенегонды. Ведунья правильно истолковала волю неба. Если бы король Карл не вмешался в ход событий, предопределенных богами, то ярлу Воиславу не пришлось бы сейчас расхлебывать заваренную им кашу. Оставалось надеяться, что нынешнее падение послужит Карлу хорошим уроком, и он наконец поймет, что за удачу надо платить, а этой платой будет сын Тинберги, в чьих жилах течет кровь древнего бога.

Тинберга не считала себя ни язычницей, ни грешницей, она почитала Христа, искупившего своими страданиями на кресте людские грехи, но культ Великой Матери никак, по ее мнению, не противоречил христианской вере. Разве Дева Мария не Великая Мать, разве сама Тинберга не носит часть той же силы, позволяющей рожать как богов, так и королей? Разве короли не должны быть порождением той божественной силы, которая правит миром со дня творения? Эта сила меняет обличия и имена, но ведь не в них дело. Кто может с уверенностью сказать, что знает имя бога? Надо обладать большими знаниями, чтобы с уверенностью предсказать волю богов и ход предстоящих событий, ибо боги не менее изменчивы в своих желаниях, чем люди.

Сенегонда этим даром обладала. Тинберга же пока еще только стремилась к знаниям, и встреча с Лихарем Урсом на многое открыла ей глаза. Теперь она тоже видит, пусть и не всегда отчетливо, но ее вовремя открывшийся третий глаз уже указал королю Карлу верный путь к спасению. Существовала надежда на то, что этот дар, пришедший к ней вместе с беременностью, в будущем будет только совершенствоваться.

– Я буду тебе очень благодарен, сеньора, если ты пришлешь ко мне одну даму из своей свиты, – мягко улыбнулся Тинберге Драгутин. – Я имею в виду Анхельму, дочь центенария Гуго.

– Но ведь она предана всей душой Бернарду Септиманскому, – удивилась Тинберга.

Драгутин засмеялся.

– Не прими за обиду, сеньора, но если женщины и бывают кому-то преданы, то только своим любовникам, да и то не всегда. Ярл Сивар хочет ее видеть.

– Он тоже здесь?

– Да. Ты окажешь нам большую услугу, сеньора, если в разговоре с одним из сторонников Пипина Аквитанского случайно обронишь, что Воислав Рерик лично прибыл на встречу с императрицей Юдифью.

– Зачем?

– Пусть наши враги думают, что охотятся на очень крупную дичь. Так нам будет проще освободить из монастыря императрицу.

– Хорошо, – усмехнулась Тинберга. – Будь по-твоему, ярл Драгутин.

Бернард Септиманский был настолько взволнован вестями, принесенными преданным центенарием Гуго, что не смог усидеть на месте и заметался по залу, смахнув при этом со стола серебряный кубок, принадлежащий некогда графу Вельпону. Гуго успел подхватить кубок, но часть его содержимого пролилась на пол в виде кроваво-красного пятна, что граф Септиманский посчитал дурным предзнаменованием.

Неужели Раймон Рюэрг решил предать своих благодетелей? Интересно, на что он рассчитывает? В конце концов, король Карл не сказочная птица феникс, способная восстать из пепла, даже с помощью ярла Воислава. Да и не мог Варяжский Сокол незаметно привести к стенам Парижа свою многочисленную дружину. Варяги не птицы, чтобы летать по воздуху, а все земные и водные пути перекрыты заставами сеньоров, участвующих в заговоре против короля.

– Так ты говоришь, Гуго, что девчонка видела ярла Воислава собственными глазами?

– Да, сеньор. В доме покойного коннетабля.

В смелости этому человеку не откажешь. Впрочем, Париж достаточно велик, чтобы здесь мог затеряться один варяг, даже известный многим. Другое дело, что так может рисковать только авантюрист, задумавший сорвать крупный куш. Таким кушем для безземельного ярла может стать по меньшей мере Нейстрия, заметно ослабленная смутой, а то и вся франкская империя.

– Зачем ему понадобилась Анхельма?

– Анхельму пригласил ярл Сивар. Она должна предупредить императрицу Юдифь о готовящемся нападении на монастырь. Ярла Воислава она увидела случайно и не совсем уверена, что это был именно он.

– Что еще?

– Вчера Хирменгарду посетили королева Тинберга и посол императора Византии архиепископ Константин.

Бернард едва не подпрыгнул на месте от такого известия. Так вот для чего прибыл в Париж Воислав Рерик, рискуя головой. Не любовь распутной Юдифи ему нужна, а поддержка императора Византии. Ведь пускаться в поход за императорской короной без поддержки Константинополя было бы большой глупостью. Папа никогда не благословил бы власть потомка Меровея Венделика, а вот патриарх сделает это с большим удовольствием. Любое ущемление римской церкви неизбежно идет на пользу церкви константинопольской.

Бернард всегда подозревал, что вокруг Воислава Рерика ведется очень крупная игра, но, к сожалению, ни покойный епископ Драгон, ни ныне здравствующий епископ Эброин не захотели прислушаться к его предостережениям. Им почему-то и в голову не пришло полюбопытствовать, за каким чертом сидит в Париже посланец всесильного императора Феофила. Станет Воислав Рерик императором или не станет, но утопить в крови междоусобицы франкскую державу он вполне способен, что, конечно, будет на руку византийцам.

– А Раймон Рюэрг был у Хирменгарды?

– Нет, сеньор. Мы следим за каждым его шагом.

Зря, выходит, Бернард заподозрил Раймона в предательстве. Все гораздо проще. Ярл Воислав не настолько глуп, чтобы довериться хитроумному Рюэргу, однажды уже подставившему его. Равным образом он не станет вести переговоры с Карлом, ибо юный король пусть и не значительная, но все же помеха на его пути к власти. Но с Юдифью он обязательно попытается встретиться, для чего ему придется напасть на монастырь. Конечно, монастырские стены не представляют для него серьезного препятствия, но рядом с обителью расположен замок Вик с весьма значительным гарнизоном.

– Кого еще видела Анхельма в доме коннетабля?

– Ярла Драгутина, сеньор.

И этот здесь! Бернард зябко передернул плечами. Конечно, бек Карочей мог и преувеличить опасность, исходящую от ведуна Чернобога, но и собственный нюх подсказывал Бернарду, что следует держаться настороже. Графу Септиманскому вовсе не улыбалось разделить участь несчастных сеньоров Гонселина Анжерского и Герарда Вьенского.

– Мне нужен отец Теодульф, – обернулся к центенарию Бернард. – Найди его.

– Увы, сеньор, это невозможно. Отец Теодульф убит сегодня утром. Его голова была брошена во двор дома епископа Эброина, а перед воротами, на снегу, кровью был начертан вот такой знак, – Гуго протянул графу кусок пергамента.

Бернард узнал его с первого взгляда. Нечто подобное ему показывал бек Карочей. Если верить ему, то эта извилистая черта означала ползущую змею.

– Откуда это у тебя?

– Я снял пергамент с вашей двери, сеньор. Он был пришпилен к ней кинжалом. Вот этим.

Бернард взял из рук центенария грозное оружие и поднес его к глазам. Примечательной в нем была рукоять, сделанная в виде дракона, разинувшего в предвкушении жертвы свою зубастую пасть. Кинжал был сделан искусным мастером и стоил, видимо, немало денариев. Судя по всему, враг графа Септиманского был человеком богатым, если он без сожаления расстался с клинком, стоившим целое состояние. До сих пор Бернард был уверен в том, что в королевском замке ему ничто не грозит, но, видимо, он здорово заблуждался по этому поводу.

– А что говорят по этому поводу мечники, охраняющие дверь в мои покои?

– Они утверждают, что в коридоре не было посторонних, сеньор. Только служанки королевы, слуги короля и мечники графа Орлеанского, которым поручено охранять королевский замок.

Что ж, остается только поздравить Эда со столь блестящим выполнением обязанностей, возложенных на него сеньорами. По королевскому замку бродят убийцы, а граф Орлеанский развлекается с девушками.

Благородный Эд с удивлением выслушал претензии графа Септиманского, который ворвался в его покои без приглашения. Хорошо еще, что в гостях у него была не дама, а то конфуз оказался бы полным. Граф Эд счел своим долгом намекнуть Бернарду, что для начала не худо бы поздороваться если не с хозяином, то хотя бы с епископом Эброином, который скромно сидел у стола и осуждающе качал головой по поводу странного, мягко говоря, поведения графа Септиманского, обычно выдержанного и весьма любезного.

– Извини, монсеньор, – поклонился епископу Бернард. – Я только что узнал о смерти отца Теодульфа и получил послание от дьявола. Вот, взгляните.

Граф Орлеанский небрежно взял из рук Бернарда кусок пергамента, равнодушно скользнул по нему глазами и передал его епископу.

– Прямо скажем, дьявол не слишком красноречив.

– Зато как нельзя более конкретен, – спокойно отозвался епископ Эброин. – Это смертный приговор, вынесенный нашему другу жрецами Чернобога.

– Воислав Рерик в Париже, – выпалил свою главную новость Бернард Септиманский.

– И королева Тинберга с ним вчера встречалась, – дополнил его епископ Эброин.

– Откуда вы знаете?

– Мой осведомитель слышал, как королева рассказывала об этом Карлу, – спокойно пояснил граф Орлеанский.

– А о том, что Воислав Рерик встречался с послом императора архиепископом Константином, она тоже рассказала своему мужу?

– А они действительно встречались?! – вскинул брови епископ Эброин.

– Осведомители есть не только у графа Орлеанского, – обиженно буркнул Бернард. – И у меня нет оснований им не доверять.

– Выходит, благородный Эд, я был прав, – вздохнул епископ Эброин. – И наш с тобой спор в свете открывшихся фактов становится беспредметным. Я считаю, сеньоры, что настала пора официально предъявить вдове императора Людовика Благочестивого обвинение в ереси. Думаю, что трех епископов для этого будет достаточно. Я уже отправил приглашения Венелону из Санса и Эббону из Реймса. Через несколько дней они прибудут в Париж. Мы проведем расследование, а окончательное решение вынесет конклав, который соберется в Ахене нынешней весной.

Эд Орлеанский и Бернард Септиманский переглянулись. Решение трех епископов касалось их не в последнюю очередь, поскольку именно им предстояло давать показания по поводу языческой мистерии, в которой участвовала императрица.

– У тебя есть какие-то сомнения, граф Бернард? – подозрительно покосился епископ Эброин.

– Нет, монсеньор. Но, возможно, они будут у сеньоров франкской империи. Далеко не всем нравится вмешательство церкви в дела благородных родов. Ваши обвинения прозвучат куда весомее, если нам удастся доказать, что императрица Юдифь вместе с ярлом Воиславом готовили мятеж, дабы захватить власть в империи, вопреки воле как светских сеньоров, так и церковных, уже пришедших к согласию после битвы при Фонтенуа.

– Не возражаю, – важно кивнул Эброин. – Но для этого нам придется захватить Воислава Рерика живым или мертвым.

– Лучше, конечно, живым, – сказал Эд Орлеанский.

– Лучше, конечно, мертвым, – в унисон с ним выдохнул Бернард, после чего оба графа рассмеялись.

Раймон Рюэрг, с трудом сдерживая волнение, прохаживался по залу. Трое его собеседников сидели за столом, равнодушно потягивая вино из серебряных кубков. Раймон очень невысоко оценивал умственные способности Сивара и Драгутина, но ведь в данном случае ему, похоже, противостоял сам ярл Воислав. Рерик уже однажды обвел вокруг пальца своего дальнего родовича, хотя и не без помощи дурака Гарольда, который вдруг вздумал ему помогать.

Раймон всегда презирал своего младшего брата, это и стало его роковой ошибкой. Он прозевал момент, когда у его брата появился высокий покровитель, которому младший Рюэрг вверил свое настоящее и будущее. Боже мой, какой глупец! Раймон всегда с подозрением относился к византийцам, и уж тем более он не стал бы слушать льстивые речи архиепископа Константина. Впрочем, этого хитрого лиса прозевал и епископ Эброин, и Бернард Септиманский и прочие высокомудрые графы, а между тем этот трухлявый гриб организовал под носом у сеньоров такой масштабный заговор, от которого, если не принять срочных мер, содрогнется вся империя франков.

– Ты уверен, что императрице удастся миновать ворота монастыря? – Гарольд скосил в сторону брата недоверчивые глаза.

– Уверен, – бросил Раймон, не оборачиваясь. – Ее будет сопровождать сама аббатиса.

– Но императрицу могут опознать мечники, стоящие у входа в монастырь.

– Мечникам заплачено, – отмахнулся Раймон. – Я не сидел сложа руки все это время.

– И тем не менее я бы пощипал гарнизон замка Вик, – криво усмехнулся Сивар.

– В замке Вик пятьсот мечников, а у вас под рукой всего двести. Незачем будить зверя, который спокойно спит в своей берлоге.

– А если зверя разбудят? – нахмурился Драгутин.

– Тогда вам придется встретить их грудь в грудь в чистом поле, дабы помешать погоне, – холодно отозвался Раймон. – Куда вы собираетесь везти императрицу?

– В замок Вельпон, – сказал Сивар. – А потом мы уйдем по Сене в море. Если, конечно, в Аквитании все сложится не так, как мы рассчитываем.

– А на что вы рассчитываете в Аквитании? – удивился Раймон.

– Если там все прошло удачно, то викинги уже взяли Бордо и сейчас поднимаются по реке Гаронне к городу Тулузе. Когда падет этот город, герцогу Пипину ничего другого не останется, как бежать под крылышко к императору Лотарю.

– Но ведь в Бордо и Тулузе очень сильные гарнизоны.

– Согласен. Но у моего брата под рукой более трех тысяч викингов. Думаю, этого будет достаточно, чтобы навсегда отбить охоту у аквитанцев бунтовать против своего короля.

Рюэрг был потрясен. Бедная Аквитания! Она не скоро оправится от такого погрома. Три тысячи жадных до добычи морских разбойников – слишком много для ее цветущих городов. Аквитанцы никогда не простят Пипину такого разорения, на это, видимо, и делает расчет ярл Воислав. Сам он будет сидеть в замке графа Вельпона и ждать, когда Нейстрия упадет ему в руки, ибо ее сеньорам не останется ничего другого, как признать власть Карла либо призвать на помощь Людовика Тевтона.

Первое куда более вероятно, чем второе. Средний сын короля отличается куда более крутым нравом, чем младший, и пока что он крепко держит в руках своих вассалов.

Раймону Рюэргу было о чем подумать. Если викинги действительно вторглись в Аквитанию, то у Карла появляется шанс вновь прибрать к рукам мятежную провинцию. Правда, в этом случае соперником юного короля в борьбе за власть становится не Пипин, а Воислав Рерик, если он действительно нацелился на корону. Впрочем, у Раймона Рюэрга пока еще оставалось время для принятия окончательного решения.

Весть о том, что викинги высадились в Аквитании, прозвучала для Бернарда Септиманского как гром среди ясного неба. Благородный Бернард до того увлекся парижскими интригами, что совершенно забыл о родной Септимани. Но каков Рерик! Каков негодяй! Пока его противники охотятся за ним в Нейстрии, он наносит им удар в самое сердце.

– Раймон, а ты уверен в том, что Воислав Рерик в Париже?

– Я его не видел, – пожал плечами Рюэрг. – Сивар и Драгутин утверждают, что ярл Воислав лично возглавил налет морских разбойников на Тулузу. Хотя во главе викингов мог стать и ярл Трувар. В конце концов, судьба империи будет решаться не в Аквитании, а в Нейстрии.

В этом Раймон был, пожалуй, прав, и граф Септиманский почувствовал облегчение. Паниковать было действительно рано. Пока Париж находится в руках мятежных сеньоров, успехи викингов в Аквитании вряд ли будут иметь серьезные последствия. Это не первый набег морских разбойников на земли империи и, увы, скорее всего, не последний.

– Сивар собирается везти императрицу в замок Вельпон, – сказал Раймон. – Так что если Рерик в Нейстрии, то он находится именно там.

Большой глупостью было выпускать из рук старого интригана. Ведь предупреждал же Бернард епископа Эброина, что благородный отец прекрасной Юдифи не будет сидеть сложа руки. А у императрицы в Нейстрии немало сторонников. Далеко не все сеньоры довольны действиями мятежных графов, не говоря уже о простых франках, которые вполне могут сказать свое веское слово в противостоянии императрицы и мятежников. Каждый свободный франк – это воин, и если они опояшутся мечами и выступят единым фронтом, то графам солоно придется. А у графа Вельпона, не говоря уже о Воиславе Рерике и императрице, хватит средств, чтобы оплатить их рвение. Свободные франки недовольны тем, что знатные сеньоры, забыв о былом единстве, норовят уравнять завоевателей с покоренными галлами. До сих пор короли и императоры поддерживали в этом сеньоров, но кто помешает той же Юдифи заявить, что отныне все изменится, что свободным франкам будут возвращены привилегии, которыми они обладали при Меровингах, но потеряли во время правления Каролингов.

– Надо захватить замок Вельпон, – подсказал Раймон. – Или, во всяком случае, блокировать его так, чтобы даже мышь не проскользнула.

Предложение Раймона было разумным, безотносительно к тому, где сейчас находился Воислав Рерик.

Бернард Септиманский немедленно пригласил на совет графов Орлеанского, Парижского, Турского и епископа Эброина. Время сейчас работало против сеньоров, и следовало поторапливаться.

– Я что же, по-вашему, должен оборонять Париж одной своей дружиной, – возмутился принятому решению граф Эд.

– На Париж пока никто не нападает и в ближайшее время вряд ли нападет, – остудил пыл соратника граф Роберт Турский. – А для того чтобы присматривать за королем Карлом, и половины твоих мечников будет достаточно.

– Разумно, – кивнул головой епископ Эброин. – Сейчас главная опасность для нас исходит именно из замка Вельпон. За дело, сеньоры. Сегодняшней ночью решится если не все, то очень многое.

Под рукой у Раймона Рюэрга было всего двадцать мечников, преданных лично ему. Конечно, можно было прихватить с собой и побольше, но Раймон не захотел рисковать своими людьми. Да и какая разница, двадцать человек или сто будут сопровождать его в эту ночь. Все равно это капля в море. Королевская дружина, которой он еще недавно командовал, была почти полностью вырублена в битве при Даксе, а ее жалкие остатки разбросаны мятежными сеньорами по дальним замкам. Ну и как с такими силами прикажете противостоять трем тысячам отборных мечников, которых графы Роберт Бретонский и Адалард Парижский увели под стены замка Вельпон?

Впрочем, это было далеко не все, чем располагали мятежники. Пятьсот мечников Эда Орлеанского остались в стенах столицы во избежание неприятных сюрпризов. Еще триста составили гарнизон замка Вик, который коршуном нависал над монастырем святой Девы Марии. И наконец, Бернард Септиманский во главе четырехсот отборных рубак таился в соседнем лесочке, дабы в нужный момент ударить в спину варягам ярла Сивара, которые как раз сейчас, под покровом темноты, стягивались к воротам монастыря.

Викингов, если верить Сивару, было две сотни, и жить им, по мнению Раймона, оставалось всего ничего. Главным для Рюэрга было вовремя вывести своих людей из-под града стрел, которые вот-вот должны были обрушиться из темноты на варягов ярла Сивара.

Участь императрицы Юдифи тоже была решена. Стоит ей только ступить за ворота монастыря, как наемные убийцы, хоронящиеся во рву замка Вик, пустят в ход свои арбалеты. Конечно, Юдифь можно было устранить и в монастыре, но благородные сеньоры не хотели ссориться с епископом Эброином, который, надо полагать, и без того будет шокирован этим убийством. Ведь он так жаждет суда над еретичкой, но этот суд не нужен ни графу Адаларду Парижскому, ни Бернарду Септиманскому, ни Эду Орлеанскому, ни, тем более, Раймону Рюэргу. Что же касается убийства, то оно будет почти случайным. Викинги пытались похитить императрицу, гарнизон замка Вик им в этом воспрепятствовал. Юдифь окажется случайной жертвой ночной стычки.

– А где ярл Драгутин? – спросил Раймон Рюэрг, вглядываясь в темноту.

– Где-то здесь, – оскалил белые зубы Сивар.

Ночь была безлунной, и опознать боготура в месиве тел Рюэргу не удалось. Гарольда тоже не было поблизости, во всяком случае, он не выехал из темноты, чтобы поприветствовать старшего брата. Да и вообще Раймону показалось, что дружина ярла Сивара гораздо менее многочисленна, чем это оговаривалось ранее. Интересно было бы знать, куда же подевались его остальные люди?

– Возок готов? – спросил у Раймона Сивар.

– Я ждал только вас, – ответил Рюэрг, махая рукой вознице.

Возок, запряженный парой сытых лошадей, заскользил к воротам монастыря, хорошо освещенным факелами мечников, которые их охраняли. Мечников было пятеро, еще тридцать человек охраняли обитель по периметру, обходя дозором внушительные пятиметровые стены. Стража здесь была выставлена только после того, как в монастырь поместили императрицу Юдифь, раньше монашкам приходилось уповать лишь на бога да на гарнизон замка Вик, расположенного в какой-то сотне метров. Устав монастыря был строг, и мужчин за его стены не пускали. Исключение делалось лишь для священнослужителей очень высокого ранга. Монастырь был основан при участии Карла Великого и до сих пор ни разу не подвергался нападениям. Сказывалась близость столицы, да и замок Вик был столь крепким орешком, что взять его с наскока еще никому не удавалось.

– Не нравятся мне эти заросли, – кивнул в сторону леса ярл Сивар. – Если тебя не затруднит, граф Раймон, проверь, нет ли там засады.

Предлог для того, чтобы покинуть обреченных варягов Сивара, был самым что ни на есть подходящим, и Рюэрг не замедлил им воспользоваться. Отъезжая, он услышал, как заскрипели ворота монастыря, и, уже удалившись на приличное расстояние, оглянулся и увидел, как две женщины в монашеских одеяниях подходят к возку.

У возка они чуть замешкались, и этим обстоятельством воспользовались наемные убийцы. Град стрел обрушился и на несчастных монашек, и на мечников, бросившихся им на помощь, и сразу же послышались громкие крики. Факелы вспыхнули со всех сторон. Заскрипели ржавые цепи подъемного моста замка Вик, и по нему застучали копыта коней. Несущаяся из леса железная волна захлестнула было Раймона и его людей, но, к счастью, Рюэрг вовремя успел вскинуть над головой белое полотнище и был опознан дружинниками графа Септиманского.

– Свершилось? – на ходу спросил у него граф Бернард.

– Кажется, да, – ответил ему Рюэрг, пристраиваясь вместе со своими людьми в хвост атакующим.

Разгоряченные мечники графа Септиманского коршунами обрушились на врагов, но неожиданно встретили очень мощный отпор. Далеко не сразу вожаки ночной стаи разобрались, что рубятся со своими. Еще больше времени им потребовалось для того, чтобы остановить безумное побоище.

Бернард Септиманский сорвал на морозе голос, и теперь его вопли, пронзающие ночь, больше походили на собачий лай, чем на внятную человеческую речь.

– Какого черта! – надрывался он. – Где варяги?

А варяги растворились в ночи, словно они и не приходили под стены замка Вик.

Раймон Рюэрг первым сообразил, что их обвели вокруг пальца. Горяча коня, он поскакал к возку, вокруг которого вповалку лежали люди. Спешившись, Раймон насчитал восемь человек. Здесь были возница, пять мечников и две женщины в монашеских одеяниях. Все они были буквально утыканы стрелами.

– Факелы сюда, – крикнул за спиной Раймона граф Септиманский.

Впрочем, Рюэрг и без дополнительного освещения понял, что среди убитых Юдифи нет. А вот графу Бернарду на то, чтобы осознать очевидное, потребовалось два десятка факелов и уйма времени, которое могло быть использовано с куда большей пользой.

– Скорее всего, они проникли в монастырь через стену и тем же путем увели Юдифь, – предположил Раймон. – А Сивар явился к воротам монастыря лишь для отвода глаз.

– Но мы же выставили дозорных вокруг монастыря, – попробовал оправдаться комендант замка Вик сеньор Труан.

– И где теперь твои дозорные? – криво усмехнулся Раймон.

– Осмотреть всю округу, – распорядился Бернард Септиманский и ударил ногой в ворота обители.

Перепуганные монашки не спешили впускать за стены монастыря незваных гостей, и только угроза взломать ворота подействовала на них отрезвляюще. Они открыли небольшую калитку, через которую в обитель проникли граф Септиманский, Рюэрг и десяток мечников.

Аббатиса Аделаида, бледная как привидение, самолично вышла навстречу разъяренным мужчинам.

– Я в ужасе, благородные сеньоры! – всплеснула она руками. – Сначала на нас напали демоны, а теперь явились вы.

– Что еще за демоны?! – захрипел в ярости граф Бернард.

– Откуда же мне знать, – заплакала настоятельница Аделаида, чем вызвала вопли и стенания монашек, окруживших гостей. – Они упали на нас с неба, подхватили государыню Юдифь и исчезли.

– Почему ты не позвала на помощь мечников?

– Я послала к ним двух монашек, но на наш зов никто не откликнулся.

– Когда это случилось? – спокойно спросил Рюэрг.

– Только что, – всхлипнула Аделаида. – Мы в ужасе, сеньоры.

Положим, для того чтобы напугать две сотни женщин, большого старания прилагать не надо. Достаточно напялить на себя страшные личины, и можно вполне сойти за демона. Воислав Рерик мастер на шутки подобного рода. А благородных сеньоров можно было от души поздравить с чудовищной глупостью, которую они совершили, выпустив из рук самую опасную женщину ойкумены.