Глава 11

Четырехтысячное войско в городе было не разместить, поэтому шведы встали лагерем неподалеку от крепости, в пределах досягаемости дальнобойных пуль и артиллерийских снарядов.

Ставились шатры и палатки, стучали топоры, визжали пилы. Подтянулись обозы маркитантов.

Мюнхгаузена просто разрывало от желания начать обстрел и бомбардировку неприятеля, но я надеялся на скорое появление наших войск и оттягивал неизбежное. Лучше будет зажать противника в клещи да всыпать ему сразу с двух сторон, а пострелять мы всегда успеем.

От шведского лагеря отделилась кавалькада в полсотни всадников. В одном из них по генеральскому мундиру удалось распознать самого Врангеля — высокого мужчину с круглым, румяным от мороза лицом. Почему-то мне припомнилась лубочная матрешка. Такая же краснощекая, налитая здоровьем.

Очевидно, генерал ехал в город с инспекцией. Поскольку о чем-то подобном я догадывался, мы заранее подготовились к встрече и теперь салютовали из пушек. Удача плыла нам в руки.

Врангель приосанился и пришпорил лошадь. Мне стало его по-человечески жаль: так спешить навстречу неминуемому позору и плену!

Генерал — птица важная, тем более такого уровня. Его пленение — чувствительная потеря для любой армии и не менее чувствительный щелчок по носу шведской короне и горлопанам-депутатам в парламенте.

Кавалькада въехала в крепость и сразу оказалась окружена моими солдатами. Ворота с лязгом закрылись, отрезав путь к отступлению. На каждого всадника смотрели минимум две фузеи. Кто-то из шведов, обо всем догадавшись, тихо выругался, но большинство пребывало в полной прострации.

Врангель приподнялся на стременах, растерянно огляделся. Меньше всего он ожидал увидеть за крепостными стенами русских и теперь напряженно искал выход из создавшегося положения.

Ничего путного на ум генералу не приходило. Московиты намного превосходили его кортеж числом, к тому же приготовились загодя. Никто из шведов даже рукой шевельнуть не успеет, как русские успеют проделать в его шкуре кучу дырок.

Врангель с досадой выругался.

Я вышел вперед и направился к генералу, надеясь, что мне удастся склонить визитеров к сдаче. Умереть никогда не поздно, а умирать глупо и при столь конфузных обстоятельствах шведы однозначно не хотели. Надо лишь подтолкнуть их в правильном направлении.

Взгляд у Врангеля был как у затравленного волка. Обреченный и в то же время дикий. Еще немного, и непонятно, в какую сторону качнется маятник. Загнанный в угол зверь бросается на охотника, чтобы дороже продать жизнь. Такого исхода я опасался больше всего.

— Прошу немного внимания, господа, — я громко заговорил по-шведски.

Всадники уставились на меня, с надеждой внимая моим словам. Наверное, рассчитывали, что все прояснится, что это какое-то недоразумение.

Я подошел к генералу, взял повод его лошади:

— Город взят на шпагу русскими войсками. Я временный комендант Вильманштранда, лейб-гвардии майор Дитрих фон Гофен. Господин генерал, прикажите вашим людям сложить оружие.

Лицо Врангеля из румяного стало багровым.

— Русские… Надо же! Не ожидал. В вашем поступке мало чести, офицер, — с презрительной гримасой произнес он.

— Можете считать, как вам угодно. — Я чуть склонил голову. — Однако прошу принять мое предложение. В противном случае вас ожидает незавидная участь. Я хотел бы обойтись без кровопролития.

Врангель, похоже, руководствовался теми же соображениями. Он скомандовал своему эскорту. С видимой неохотой шведы стали бросать в снег шпаги и пистолеты. Сдача в плен — всегда унизительная процедура, особенно, если обстоятельства столь нелепы. Тем не менее лучше унизительный плен, чем смерть при нелепых обстоятельствах.

— Благодарю вас, — совершенно искренне сказал я.

Генерал с достоинством спешился и протянул мне свою шпагу:

— Не думайте, что это сойдет вам с рук. Вы взяли нас хитростью. Мой заместитель скоро обо всем узнает.

— Мы ему в этом поможем, — многообещающе произнес я.

По моим прикидкам, в плену у нас оказалось уже сотни полторы шведов в чине от рядового до капитана, теперь к ним добавился еще генерал и несколько сопровождавших его высокопоставленных офицеров.

Часа через два лагерь неприятеля пришел в движение, из чего я сделал вывод, что приближаются наши. Заиграли горны, флейты. Солдаты принялись строиться.

В сторону города вылетел всадник. Скорее всего, вестовой из штаба, за Врангелем. Перед закрытыми воротами он остановился и загарцевал.

— Мне срочно нужно к господину генералу! — закричал всадник. — Немедленно впустите.

— В чем дело? — откликнулся я со стены.

Мы продолжали ломать комедию.

— Русские перешли границу и уже в двух милях отсюда. Генералу необходимо прибыть в штаб.

— Хорошо, — кивнул я. — Мы обязательно передадим это известие генералу.

— Что за ерунда?! — возмутился вестовой. — Я требую открыть ворота.

— Как скажешь, приятель, — еле слышно согласился я. — Сам напросился.

Через пару минут в коллекции живых трофеев на одного поручика стало больше. Но этому офицеру еще повезло. Куда хуже было тем, кто пока находился в лагере.

Почти одновременно заговорили крепостные пушки, ракеты и горная батарея. Я приказал зарядов не жалеть и по возможности нанести ошеломленному врагу максимальный урон. Воевать так воевать!

Залпы накрыли палаточный лагерь. И тут же послышался страшный грохот, от которого заложило барабанные перепонки. Похоже, артиллеристам удалось угодить в походный пороховой магазин. На воздух взлетели повозки, конские туши, то, что осталось от солдат, бывших поблизости. На какое-то время все затянуло дымом, а гарь начала есть нам глаза.

Не ожидавших такого коварного удара в спину шведов охватила паника. Маленькие фигурки беспорядочно забегали по округе. Офицеры и унтера яростно пытались вернуть расползавшихся, как тараканы по щелям, солдат обратно, но восстановить слабое подобие порядка не удавалось. Мешал ураганный бой артиллерии и прицельная пальба дальнобойными пулями со стен Вильманштранда. А с флангов уже заходила русская кавалерия. Драгуны и казаки устремлялись наперерез шведам, которые, понимая, что все закончено, сотнями бросали мушкеты и поднимали руки.

На наших глазах некогда сильный и боеспособный корпус прекращал свое существование, разве что горстки храбрецов пытались в некоторых местах сражаться, но очаги сопротивления безжалостно подавлялись.

Спустя короткое время стало ясно, что бомбить неприятеля смысла уже нет. Сломленный, деморализованный противник помышлял только о сдаче. Ворвавшиеся в лагерь гренадеры в Преображенских и семеновских мундирах брали шведов в плен пачками. К городу уже во всю прыть скакали наши драгуны.

По моему приказу ворота распахнулись. Отряд вышел единым строем под развевающимся знаменем.

От драгун отделился полковник, подъехал к нам и недоуменно уставился на белые маскхалаты:

— Господа, кто вы такие? Флаг российский узнаю, а вот зело странные епанчи в первый раз вижу.

— Гвардейский отряд особого назначения. Майор фон Гофен, — откозырял я.

— Польщен знакомством. Полковник Жук к вашим услугам. — Оглядев захваченный город, он радостно выдохнул: — Ну гвардия! Ну молодцы! Что отчебучили! Виват гвардейцам!

Драгуны радостно прокричали троекратное приветствие. Мне доводилось чувствовать себя счастливым, но сейчас, на поле недавнего сражения, я расплылся в блаженной улыбке.

Немного погодя состоялась торжественная передача плененных шведов фельдмаршалу Ласси. Увидев Врангеля, он только покачал головой:

— Фон Гофен, признаюсь, вы немало меня поразили. Виктория сия во многом обязана вам и вашим храбрецам. Вы снова показали себя достойным офицером, действуя где надо умом и хитростью.

— Благодарю вас, господин фельдмаршал. Для меня большая честь сражаться под одними знаменами вместе с вами.

— Предоставьте мне наградной лист на ваших героев.

— Господин фельдмаршал, прошу вас позаботиться о городе. Я обещал жителям, что не допущу грабежей и бесчинств.

— Можете не сомневаться, майор. Любой захваченный на месте преступления будет повешен для острастки других. Мы пришли сюда не за тем, чтобы убивать и грабить.

У меня с души будто камень свалился.

Раненых и пленных отправили в Выборг, за исключением Врангеля. Шведского генерала решили на время допроса содержать при штабе армии как особо ценный приз.

Победу было решено отметить в городской ратуше, выбранной для проведения в ней офицерского собрания.

— Прошу только не злоупотреблять в угоду Бахусу, — заранее предупредил Ласси. — Мы разбили Врангеля, но впереди еще корпус Будденброка, который спешит на воссоединение с Врангелем. Не расслабляйтесь раньше сроку, господа офицеры. — Тут он помрачнел: — Тяжело нам придется вскорости. Намедни получил депешу из Петербурга. Пишут, что шляхта польская супротив нас выступила. Хучь круль Август и был против этого, но трое магнатов с Чарторыжским во главе, его не слушая, собрали сорокатысячное войско и к границам нашим двинули. Татарва да турки, сим окрыленные, мирный договор подписывать не желают и сызнову воевать пошли. Императрица фельдмаршала Миниха в Крым отправила. Ему теперь на две стороны воевать придется.

Чего-то подобного я ожидал. Из всех возможных вариантов выпал наихудший. Сработало версальское золото. Не сумел забыть старой обиды князь Чарторыжский. Теперь Россия вела войну сразу на трех фронтах. Ничего, покончив со шведами, и до других доберемся.

В дом прежнего коменданта теперь въехал Ласси. Мне досталась квартира поскромнее. Туда я отправил навязанного согласно всем правилам денщика, чтобы он привел в порядок мой мундир и нехитрые походные пожитки. Сам же принялся морально готовиться к неизбежному злу в виде офицерской пьянки. Традиции, мать их, хотя голова болела совершенно о другом.

Памятуя слова Кирилла Романовича, я искал повод, чтобы отправиться в Петербург, не выглядя при этом трусом. Как назло, все варианты были абсолютно неподходящими, я забраковал их один за другим. Моя фантазия оказалась бессильна. От злобы на самого себя я чувствительно прикусил губу.

Тут меня вызвали к фельдмаршалу. Увидев мою постную рожу, он сразу спросил:

— Фон Гофен, у вас слишком несчастный вид. Часом, не устали?

— Никак нет. Пребываю в полном порядке, — не без бравады объявил я.

Вряд ли мне удалось ввести в заблуждение опытного полководца, но он удовлетворенно кивнул:

— Молодец, голубчик. У меня для тебя есть еще одно важное задание. Сдюжишь?

Я с готовностью вытянулся по струнке:

— Жду ваших распоряжений, господин фельдмаршал.

— Славно! Тогда внимай, фон Гофен, повторять не буду. Меня по-прежнему беспокоит Будденброк. От него любой каверзы ожидать можно. Хочу отправить гвардейцев твоих к его лагерю. Я должен знать о враге как можно больше.

Мюнхгаузена мне удалось выцепить из ратуши слегка пьяным. Чтобы напоить бравого кирасира вусмерть, пришлось бы выкатить бочку хмельного вина. С Ивашовым пришлось повозиться дольше. Его привело в чувство лишь обливание холодной водой.

— Прости, — повинился я перед мокрым как курица поручиком, — но дело есть дело. Оно превыше всего.

Оба моих заместителя — злые, но трезвые — побежали собирать людей.

Мы выступили в лес через час. В штабе нам дали проводника-финна, знавшего округу как свои пять пальцев.

— Я проведу вас самым коротким путем, — пообещал он.

Как и положено в такой ситуации, местные жители были в курсе всего и вся. Проводник уверенно повел нас к лагерю шведов, клятвенно заверяя, что знает дорогу, которая выведет нас к Будденброку даже быстрее спасшихся после разгрома солдат Врангеля. Глядя на его уверенное продвижение чуть ли не в потемках, в это определенно можно было верить.

После утомительного перехода мы оказались неподалеку от передового пикета шведов. Небольшой отряд охранял подступы к лагерю. Шесть солдат с примкнутыми багинетами стояли у деревянных рогаток, преграждавших дорогу. Десятка два спешившихся драгун грелись у костров.

Сам лагерь, по всей видимости, спал. Было слышно, как перекрикиваются в темноте часовые и всхрапывают лошади конного разъезда.

Сначала у меня появилась идея взять тут языка, но удобный случай никак не мог представиться. Шведы даже оправляться ходили партией в несколько человек. Разумная предосторожность во враждебном окружении.

До нас уже доходили слухи о двух-трех довольно крупных партизанских отрядах. Горячие финские парни давали прикурить шведам, хотя до масштабных сражений не доходило: то в отдаленной деревушке изрядно пощиплют команду фуражиров, то в лесу непроходимую засеку устроят. Впрочем, даже мелкие неприятности изрядно осложняли продвижение корпуса Будденброка.

Наш проводник тоже был из партизан и по дороге успел поведать о своих личных подвигах. Делал он это весьма вдохновенно, размахивая руками и непрерывно крестясь. Зная людскую натуру, я сразу делил число уничтоженных им шведов на три или четыре, чтобы придать рассказу хотя бы видимость правдоподобия.

По всей вероятности, Будденброк еще не получил известия о разгроме Врангеля. В этом нам довелось убедиться совсем скоро. Знаю, что история эта будет выглядеть невероятной, но что было, то было. Все это происходило буквально у нас на глазах.

Мы услышали конский топот, с каждой секундой он становился все ближе и ближе. Охрана лагеря насторожилась. Драгуны мигом прыгнули в седла, достали палаши.

По дороге в сторону пикета вихрем неслись всадники. Это были остатки разбитого корпуса. Первые из тех, кто успел драпануть с поля боя и, очевидно, заплутал в незнакомых местах. Бегство их было паническим. Сейчас они заражали своим испугом всю округу.

Дозорные громко окликнули беглецов, спрашивая пароль. Но те либо не знали его, либо не собирались заморачиваться по таким пустякам, когда (известно, что у страха глаза велики) у них за спиной находилось все русское войско.

Пикет и рогатки разметали в считанные секунды. Солдаты Будденброка открыли огонь, но было уже поздно. Кавалькада влетела в сонный лагерь, круша солдатские палатки и шатры офицеров, ломая заграждения, втаптывая копытами в снег ничего не понимающих людей.

Послышался чей-то истошный вопль:

— Русские!

Его тут же подхватили на сотни разных голосов:

— Московиты уже в лагере!

— Они нас атаковали!

— Спасайся, кто может!

В лагере поднялась суматоха, сравнимая разве что с пожаром в борделе во время наводнения. Раздетые сонные люди бестолково метались между рядами палаток. Где-то уже пошла пальба по всем направлениям.

Грех было не воспользоваться оказией. Зарядив фузеи дальнобойными пулями, мы принялись обстреливать из укрытия шведский лагерь и пикет. В тот момент я пожалел, что у нас не было пороху и ракет. Эх, какого бы шороху мы навели!

Вряд ли наш огонь был особенно метким, но на главное его хватило: сумятица в неприятельском стане выросла в разы. Потерявший управление четырехтысячный корпус Будденброка прыснул в разные стороны. Солдаты убегали из лагеря, как крысы с тонущего корабля.

Признаюсь, что я не мог поверить своим глазам, долго тер их и всматривался в подзорную трубу.

Напрасно кричали офицеры, пытаясь остановить подчиненных. Напрасно бесновался Будденброк. Как бы фантастически это ни звучало, но в результате воистину идиотского недоразумения, разве что самую малость усугубленного нашими действиями, крупная боевая часть неприятеля прекратила свое существование.

Часть шведов неслась прямиком на наше расположение, не подозревая, что именно здесь и засели русские.

Сами напросились! Дружным залпом нам удалось положить пару десятков вражеских солдат и заставить неприятеля повернуть обратно. Сине-желтые мундиры показали нам спину.

Бросая пушки на тяжелых лафетах, врассыпную драпали артиллеристы. Часть их скрылась в густом осиннике.

С треском переломилось полковое знамя. Вспыхнуло несколько палаток. В свалке сшиблись человек пятнадцать кирасир Будденброка, успевших оседлать лошадей, и драгуны Врангеля, которых было намного больше.

Неразбериха превращалась в не пойми что.

«Дурдом», — подумал я.

— Кому сказать — не поверят, — покачал головой Мюнхгаузен.

— Точно. Не поверят, — согласился я.

Саморазгром вражеского корпуса набирал обороты. Бациллы паники заражали все большее количество шведов.

Сложно сказать, что именно стукнуло мне в голову, но я решился на то, что могло бы показаться человеку со стороны форменным самоубийством. Понаблюдав несколько минут, как Будденброк мечется по полю безо всякой охраны (та испарилась с поля ночной битвы, как вода с раскаленного асфальта), я подумал: «А что, собственно, мешает мне взять его в плен?»

Лишь несколько офицеров составляли сейчас свиту шведского генерала. Момент был идеальный.

Я переглянулся с Мюнхгаузеном. Вот оно — подтверждение научно недоказанного факта, что идеи витают в воздухе. Барон думал в одинаковом с моим направлении.

— Господин майор… Разрешите? — В его взгляде было столько мольбы.

— Вперед, за мной! — вместо ответа скомандовал я.

Гренадеры в белых маскхалатах дружно ринулись из укрытия, горланя во всю глотку залихватское «Ура!», от которого задрожали бы каменные стены крепости.

Шведы решили, что к русским прибыло подкрепление. Паника усилилась.

Орудуя где штыками, где прикладами, мы все ближе и ближе пробивались к маленькому островку на территории лагеря, где генерал и его адъютанты еще пытались организовать жалкое подобие порядка.

Я плечом отбросил набежавшего шведа, ударом ноги отшвырнул еще одного, с треском врезавшегося в палатку и порвавшего ткань, из пистолета пристрелил третьего. За мной плечом к плечу продвигались Чижиков и Михайлов. Где-то сбоку, лишая противника маневра, заходили гренадеры Ивашова и кирасиры Мюнхгаузена. Дюжие, не уступавшие ростом гренадерам «самовары» крушили скандинавов почем зря.

Михайлов подхватил желтое полковое знамя шведов:

— Чего ему зазря валяться?

— Правильно, — одобрительно ответил я.

Вот и генерал. Взъерошенный, похожий на воробья, получившего хорошую трепку от своих же собратьев.

Я встал перед ним:

— Предлагаю вам немедленную капитуляцию!

Лицо Будденброка исказила гримаса. Щеки его задергались. Было чувство, что шведа сейчас разобьет удар. Но генерал справился.

Он огляделся по сторонам в поисках помощи и убедился, что остался совершенно один.

— Ваше счастье! — Побагровевший генерал с досадой сломал свою шпагу об колено, бросил обломки к моим ногам и гордо отвернулся.

Мои бойцы бережно спеленали его и поволокли в лес, пока шведы не очухались и не устроили погоню. В любую секунду все могло переиграться не в нашу пользу.

Ласси, увидев, какой презент мы приволокли ему прямиком на квартиру, от удивления потерял дар речи. Когда первоначальная растерянность прошла, он лишь покачал головой и с трудом выдавил:

— Знаете, майор, благодаря вам скоро в Швеции окончательно переведутся генералы, и нам не с кем будет воевать. Я хотел дать вам отдых, но теперь передумал. Собирайтесь в дорогу, голубчик. Повезете генералов Врангеля и Будденброка в Санкт-Петербург. Вперед, навстречу славе, фон Гофен!