Глава 21

Я упирался руками и ногами, но вся компашка канцеляристов потащила меня с собой «на очи» к Ушакову. Уговаривали дружно, приводя вполне логичные причины.

— Ты себя проявил? — спрашивал Хрипунов.

— Ну, проявил, — кивал я.

— Вот. Коли проявил, надобно о сём упомянуть. Андрей Иваныч тогда сразу к тебе интерес и проявит. Зачнёт спрашивать, где ты. А мы что ответим?

— Придумаете что-нибудь.

— Думай — не думай, ежли Ушакову понадобишься, он тебя отовсюду достанет.

— Так это если понадоблюсь…

— Понадобишься, — уверенно качнул подбородком Хрипунов. — Верь мне, я энту механику знаю.

— Ладно, уговорили! — махнул рукой я. — Механики… Иду с вами. Только вам меня и вытаскивать, если Ушаков осерчает.

— Не осерчает. Не должон осерчать, — заверил Хрипунов, не сказать, что уверенно.

— Андрей Иваныч своих сам не обижает и другим в обиду не даёт! — встрял Турицын.

— Это своих, а я сбоку припёка. Меня можно.

Хрипунов хлопнул меня по плечу, да так, что чуть ключицу мне не сломал.

— Всё, Пётр. С энтого секундного момента почитай себя за нашего. Любой из нас за тебя Андрею Иванычу слово молвит.

— Спасибо за доверие, братцы! — растроганно произнёс я.

Хоть и старался удержать себя в руках, но глаза предательски увлажнились. Не было у меня в том мире настоящих друзей, только знакомые, с которыми в разведку не пойдёшь, это точно. А здесь…

Хрипунов уловил мой взгляд, правильно истолковал его и с улыбкой сказал:

— Полно тебе, Пётр! Мы таперича друг за дружку горой стоять должны.

Как после таких уговоров отказаться? В итоге попёрлись гурьбой.

Великий инквизитор принял ласково. Пока Хрипунов, негласно выдвинутый в докладчики, вещал, Андрей Иванович внимательно слушал и только кивал, не перебивая вопросами. Потом затребовал «репорт». Перечитал его раза три, сначала по диагонали, потом вдумчиво. Кое-что переписал в свою книжицу, не иначе, заранее готовился к встрече с Анной Иоанновной. Убрав «блокнот», вскочил и принялся мерить комнату большими шагами, круто поворачиваясь по углам на каблуках.

Мы неотрывно наблюдали за его «манёврами» как заворожённые. Прекратив метаться, Ушаков плюхнулся на стул с высокой спинкой и с радостной миной на лице хлопнул в ладоши.

— Недурственно, судари. Удивили мы меня, старика. Не ожидал от вас такой прыти, не ожидал. За един день на «скоморохов» выйти… Порадую завтра матушку-императрицу.

Канцеляристы заулыбались. Когда начальство довольно, подчинённым живётся легче. Глядишь, и обломится что от щедрот свыше. Тем более, если речь идёт о материях, связанных с всесильными мира сего.

Генерал-аншеф перевёл взгляд на меня:

— А ты у нас тот самый Пётр Елисеев.

— Так точно.

Во внутренних войсках шагистики хватало, на плацу «умирали» чуть ли не каждый день, так что старые привычки дали о себе знать. Я выпрямился, став «во фрунт», щёлкнул каблуками и задрал подбородок к небу. Ни дать ни взять — отличник боевой и политической подготовки. Хоть сейчас на рекламный плакат.

— Орёл! — оценил Ушаков. — Вижу породу елисеевскую. С отрадой наблюдаю. Пойдёшь ко мне служить?

— С превеликим удовольствием, ваша милость.

— На бумагах такого молодца держать — всё равно что портить. Есть у меня задумка одна, но об ней скажу опосля, как только с государыней перетолкую. Думаю я о расширении нашего полезного учреждения. Понадобятся люди сметливые, толковые и опасностей не боящиеся. А таковым не жалко и чин дать повыше, и жалованья надбавить. Но, — Ушаков приложил палец к губам, — пока сие токмо прожект, апробации ждущий. Так что в секрете держите, даже от своего брата канцеляриста.

Он посмотрел на Ивана.

— А ты что мне скажешь? Трупы один за другим находишь, а утерю Трубецкого сыскать не сумел. Коли спросит меня князь — что отвечать буду?

Елисеев виновато опустил голову.

— Простите, ваша милость. Делаю всё, что в моих силах, но к разгадке покуда не приблизился. Зело трудным задание оказалось.

— Я-то прощу, а вот Никита Юрьевич не из таковских будет. Перед ним словами да головой повинной не отделаться.

Понимая, что нужно спасать ситуацию, я выдвинулся вперёд, вызывая огонь на себя:

— Ваше сиятельство, мы постараемся. Приложим все усилия.

Ушаков, разгадав мои мотивы, весело закивал:

— Братца спасаешь, Пётр… Молодец, правильно делаешь. Одна ведь у вас кровь. Как говорят латиняне: «Победителей не судят». Вы благое дело сделали, на «скоморохов» вышли, а я вам следочек любопытный подкину. Авось и пригодится.

Мы с Иваном насторожились.

— Дошло до меня через человека, имя которого вам знать ни к чему, что видели пропавшие алмазные вещи у лекаря цесаревны Елизаветы — Лестока. Человек, что шепнул мне это, в пустобрешестве не замечен. Ежли сказал что, так оно и есть. Отправляю вас обоих к Лестоку. Разузнайте все обстоятельства. Сам он, я так разумею, на татьбу не пойдёт. Но коли найдёте ниточку, так и весь клубочек размотаете. И да, самого Лестока пальцем трогать запрещаю. Пужать — пужайте, а больше ни-ни! Был бы костоправ армейский, мне б его сюда на аркане уже притащили, а тут лекарь самой цесаревны, дочери Петра Великого. Уразумели меня?

— Уразумели, ваше сиятельство.

— А коли так, ступайте. Лесток от вас никуда не денется. Завтра займётесь, — сказал Ушаков и многозначительно кивнул в сторону слюдяного окошка, за которым город стремительно обволакивала тьма.

Мы с трудом дождались рассвета, чтобы с первыми петухами направиться к Елизавете, в чьём доме проживал тот самый Арман (так и рифмуется с «шарман»!) Лесток.

Банальная кража потихоньку заводила нас всё выше и выше, мы начинали лезть в сферы, опасные для мелких чиновных сошек и простолюдинов. Оно, конечно, приятно сознавать, что прикрытие обеспечивает Ушаков, однако в любую секунду обстоятельства могут измениться, и из нас сделают разменных пешек. Не мы станем первыми.

Но при этом и я, и Ваня чувствовали азарт ищеек, взявших след.

Очень уж мне хотелось увидеть живьём будущую императрицу Елизавету Петровну, но, заявившись спозаранку, я выяснил, что цесаревна дома не ночевала. Пропадала на чьих-то крестинах, переросших в нечто большее.

Зато Лесток был на месте и согласился нас принять у себя в кабинете.

Я ожидал увидеть здесь все характерные медицинские атрибуты, но нет, кабинет больше походил на уголок сибарита. Ничего намекающего на профессиональную деятельность: никаких тебе тазиков для кровопускания, скальпелей, слуховых «дудок», банок и склянок с лекарствами. Даже запах не медицинский: хотя причиной тому могли быть те литры духов, что выливал на себя француз. Они перебивали любые естественные ароматы.

Арман Лесток был важен и прямо-таки испускал флюиды самодовольства. Щегольской лиловый камзол, воротник-жабо, пышные волосы, не нуждавшиеся ни в каком парике (потом, говорят, он облысел). На слегка вытянутом лице гримаса скуки и превосходства. При этом взгляд острый, холодный и циничный. Ну да, медик ведь, хирург. Это у них профессиональное, иначе нельзя.

Лесток начал полнеть, тучности ещё не достиг, но осталось немного. Живот ощутимо выпирал. Но надо учитывать реалии, в восемнадцатом веке это скорее достоинство: знать, у человека всё в порядке: сыт и обеспечен, а потому избалован женской лаской — любят прекрасные фемины успешных мужей.

За лейб-медиком длинным шлейфом тянулась слава дамского угодника. Однако нам он был нужен в ином качестве.

В карих глазах Лестока застыл тщательно скрываемый интерес. Понятно, что Тайная канцелярия по пустякам тревожить не станет. Раз пришла, значит, причина есть, а этих причин наберётся не один десяток. Знать бы, какая именно привела канцеляристов. Вот мы ему сейчас и подскажем.

— Сударь, нам стало известно, что среди ваших новых приобретений оказалось несколько вещей, ранее принадлежавших другому лицу. Несколько дней назад они были похищены у истинного владельца.

— Что? — побагровел Лесток. — Вы меня обвиняете в воровстве? Меня, лейб-медика Елизаветы Петровны?!

— Никоим образом, — поспешил успокоить я. — Никто и ни в чём вас не обвиняет.

Француз слегка успокоился, повёл выщипанной бровью:

— Тогда в чём причина вашего визита, господа?

— Причина простая: мы ведём розыск, которому все обязаны оказывать содействие. Прошу ознакомиться с описью утраченного. Если у вас имеются эти вещи, предлагаю отдать добровольно, чтобы мы вернули их хозяину.

Иван протянул список.

На лице Лестока появилось облегчённое выражение.

Не самый главный грех подцепили. Согласен, недоработка, но команды «фас» от Ушакова не было, а то б мы чуток порезвились. Затронули бы одно, затем другое, накопали на два расстрела и три каторги.

Лейб-медик цесаревны не спросил, откуда нам известно, что пропавшие драгоценности у него. Дураку ясно: мы бы и не ответили. Дураком Лесток не был.

Дёрнул за висевший возле двери шнурок, вызвал камердинера. Велел принести какую-то шкатулку, добавив сквозь зубы:

— Ту шкатулку! Не перепутай.

Камердинер кивнул и исчез.

— Одну минуту, господа. Могу ли я предложить вам что-то могущее скрасить ожидание?

Он повёл рукой в сторону столика, на котором были разложены причудливо инкрустированные курительные трубки.

— Милости прошу. Угощайтесь.

— Спасибо, в другой раз, — многозначительно сказал я.

На губах Лестока появилась лёгкая усмешка. Он оценил намёк.

Двери распахнулись, в дверях, торжественно вышагивая, появился камердинер. В руках у него была шкатулка, сделанная из дерева и украшенная драгоценностями. В ней Лесток и хранил свои нажитые непосильным трудом сбережения.

Эх, сколько, должно быть, повидала эта шкатулка, к какому количеству тайн прикоснулась, скольких интриг была свидетелем! Жаль, не умеет она говорить!

Камердинер опустил шкатулку на столик перед Лестоком и спиной попятился к выходу.

— Пожалуйста, господа! — Хирург приподнял крышку, позволяя нам полюбоваться содержимым шкатулки.

Я к цацкам никогда не испытывал ничего, кроме равнодушия. Слишком искусственно раздута их стоимость, за которой зачастую нет ничего, кроме правил навязанной сверху игры. Копался в содержимом шкатулки Иван, я же сверял найденное с описью Трубецкого. Нашли всё, за исключением парочки совсем мелких камушков. Ладно, спишем на усушку и утруску. Не всё ж коту масленица.

Дважды перепроверив ценности и вытребовав с Лестока расписку (мало ли, заявит потом, что мы у него на миллион набрали и доказывай, что не верблюд), приступили к допросу. Первым был я, но спрашивать в лоб не стал, слегка подсластил пилюлю:

— Благодарю вас за помощь следствию.

Лекарь тяжело повёл шеей, отводя взгляд в сторону. Вряд ли Лестока радовала наша благодарность. Да и урон его кубышке мы нанесли немалый. Но стоит отметить: другой бы давно на нас волком смотрел, а этот ничего, держится.

Теперь главное, и снова мой заход:

— Осталось выяснить немногое: то, каким образом к вам попали эти драгоценности. Что скажете по этому поводу?

Лесток разыграл немую сцену. Сначала сделал вид, что задумался, потом принялся перелистывать «ежедневник». Ничего не найдя, беспомощно заозирался, затем хлопнул себя по лбу и пояснил:

— Вспомнил, господа! Сие был мой выигрыш в карточной игре.

— Отлично! — обрадовался Иван. — Кто же был вашим партнёром?

Француз улыбнулся, с некоторым лукавством произнёс:

— Вряд ли вас интересуют все, кто сидел со мной за одним столом.

— Верно, нам нужен только тот, кто проиграл сии вещи. Назовите его имя, сударь.

— Поручик Бутырского полка Карташов, — не стал ломаться Лесток.

Мы с Иваном невольно вздрогнули. Совпадение или нет, но фамилия поручика тоже начиналась с буквы «К».

— Вы знаете, где его можно найти? — осторожно спросил я.

Француз поморщился:

— Господа, вы хотите, чтобы я делал за вас всю грязную работу?

— Что вы! Нам нужно всего лишь маленькое одолжение: скажите, где дом поручика, и мы оставим вас в покое. Право слово, это сущая мелочь.