LII

На февральские иды подруги собрались на совет в доме Агриппиниллы. Инициатором была Друзилла и требовала сохранить это собрание в тайне от Клавдиллы. Предлогом послужил ежегодный праздник Весты, приходившийся на этот день, поэтому перед началом важного совета на очаге дома Домициев была принесена в жертву богине самая простая пища. И лишь затем в триклинии женщины приступили к трапезе, состоящей из изысканных и лакомых блюд. Ложе хозяина заняла тщеславная Агриппинилла, остальные, одетые в белоснежные столы, расположились вокруг.

После первого возлияния во славу богини слово взяла Друзилла. Она была воинственно настроена в этот день. Злым взглядом она обвела присутствующих матрон и проговорила:

– Кое-кто из нас, конечно, сильно расстроится после моих слов, но я не собираюсь щадить ничьих чувств.

После этого она внимательно глянула на Ливиллу. Та сидела с потухшим взором, не поднимая покрасневших глаз, и с отсутствующим видом царапала ноготком узорную скатерть.

– Говори же, Друзилла, не тяни! – нетерпеливо сказала Энния. – Мы и так знаем, зачем ты собрала нас здесь. Если кому-то не по нраву тема нашей беседы, пусть уйдет.

Она тоже гневно взглянула на Ливиллу, и та под ее взглядом еще более втянула голову в плечи, тонкая рука ее задрожала. Но она не встала и не ушла.

– Я хочу повести речь о нашей так называемой близкой подруге. – И опять черная молния из глаз Друзиллы сверкнула над головой Ливиллы. – Ее поведение подлежит самому страшному осуждению. Я имею все основания подозревать, что она не верна супружескому долгу. И первым доказательством служит письмо Фабия Персика, которое она мне показала в Капуе. Ливилла тоже видела его. Это откровенное признание в любви. И неожиданное самоубийство Павла свидетельствует также в пользу этого.

Агриппинилла хитро сощурила глаза, прекрасно зная, что Друзилла сама была любовницей Персика и что сейчас в ней говорит лишь оскорбленная гордость. Если все так, то, значит, Фабий бросил ее ради Юнии, но она усомнилась, что они были близки. Зачем тогда резать вены в теплой ванне?

Но она промолчала, разглядывая лица подруг. Энния принимала эти натянутые доказательства и искренне им верила, а Ливилла по-прежнему не поднимала головы и заметно нервничала.

– Если ты закончила, Друзилла, то позволь высказаться и мне, – вставила Невия, едва Друзилла замолкла, чтобы перевести дыхание. – Хотя Агриппинилла и уверяет меня, что мои подозрения необоснованны, но мы с ней сами видели, как Клавдилла любезничала в Саллюстиевых садах с Тиберием Гемеллом. И то, что более двух недель она не выходила из своих покоев в палатинском дворце, где, замечу, также проживает и внук цезаря, говорит лишь о том, что она предавалась с ним разврату. Я уверена, что она околдовала и моего супруга, который после возвращения из Капуи забыл дорогу на мое ложе. Макрон всячески уверял, что они с Юнией не виделись и только срочные дела удерживали его в Капуе, но я не поверила. Они – любовники!

Ливилла громко всхлипнула при этих словах и расплакалась, роняя крупные слезы на белоснежную столу. Все неодобрительно посмотрели в ее сторону.

– Наша сестра рыдает, потому что привязалась к этой лживой распутной девке. Дурман ее красоты и обходительности долго кружил и нам головы. И я, и Энния Невия, испытывавшие к ней поначалу неприязнь, после полюбили ее как подругу и не разлучались все лето. Мы пригрели змею на своей груди! – истерически вскрикнула Друзилла. – А она тем временем плела интриги, чтобы завоевать сердца наших мужей и возлюбленных. Фабий Персик, Макрон, Домиций Агенобарб, Тиберий Гемелл и, наконец, наш брат – все они жертвы ее прелестей! Агриппинилла пострадала сильней нас всех, из-за неверности Агенобарба ее беременность закончилась выкидышем.

Энния не удержалась, чтоб не подлить яду в страстную речь Друзиллы:

– В Риме у каждого плебея на устах молитва о Юнии. Она одурманила весь римский народ. На каждом углу, в каждой лавке и на весь форум звучат восхищенные слова о красоте, грации и щедрости Юнии Клавдиллы, жены наследника императора. «Божественная» – так прозвали ее квириты.

И женщина, не сдержавшись, в сердцах сплюнула на мраморный пол. Агриппинилла поморщилась, видя столь дурные манеры. Плечи Ливиллы поползли выше, она вся дрожала, перепуганная. Это заметила Друзилла.

– Что ты трясешься, сестра?! – закричала она. – Правды не надо бояться. Лишь одна ты не пострадала, твой гусь Виниций остался верен тебе, она не отравила его безумием любви. Мы должны принять срочные меры и избавиться от этой Мегеры. До того, как Фабий попал в ее тенета и потерял разум, он успел разглядеть ее истинное лицо и назвать подлинным именем. Распутную дочь Августа в свое время сослали на далекий остров, где она, всеми забытая, окончила в тоске свои дни. И я клянусь Юноной, что всеми силами добьюсь той же участи для Клавдиллы.

– И я клянусь Юноной, – сказала Энния. Ее миловидное личико исказилось от ярости. – Пусть все принесут эту клятву.

Агриппинилла облизнула пересохшие губы. Ей не хотелось этого делать. Она понимала, что Эннией и Друзиллой движут зависть к красоте Клавдиллы и горечь от предательства близких мужчин. Невия еще не может успокоиться, что обещание Калигулы жениться, когда он станет принцепсом, оказалось лишь уловкой, чтобы отделаться от ее навязчивой любви. И ко всему прочему, Агриппинилла была уверена, что если связь Юнии и Макрона не плод воображения Эннии, то она нечто большее, чем любовные отношения, это тонко продуманный расчет со стороны Клавдиллы. А в измену с Гемеллом и Фабием она не верила вообще.

Властолюбивая и тщеславная, Агриппинилла была достаточно умна для того, чтобы понять игру Клавдиллы, которая двигала Гая к власти, спасая от участи Нерона и Друза. Пусть не глубоко, но она постигла замыслы Юнии, однако, к сожалению, слишком поздно. Агриппинилла не могла не восхищаться умом Клавдиллы и поражалась слепоте Друзиллы, не понимавшей, что Юния плетет интриги во имя благополучия их родного брата, которого искренне и верно любит всем сердцем. Они могли бы стать подругами и сообщницами, если б не нелепая ссора при знакомстве и не глупое увлечение Агенобарба красотой Клавдиллы. Ревность Агриппиниллы, досада на мужа и несвоевременная беременность, закончившаяся выкидышем в Анции, помешали им объединить усилия и помыслы ради возвышения семьи Германика.

Поэтому-то на этом совете, уступив глупости Друзиллы и Эннии, она избрала для себя роль слушательницы и, следя за ходом мыслей подруг, лелеяла свой план.

Страсти накалялись. Грязные обвинения в адрес Юнии, что сыпались из уст двух красавиц, заставили бедняжку Ливиллу заткнуть уши, но рассвирепевшая Друзилла отпустила ей звонкую пощечину. Энния едва успела разнять их. Ливилла стряхнула с пальцев тонкую прядку темных волос сестры и в очередной раз расплакалась.

– Ты все равно сделаешь то, что мы тебе прикажем, – шипела Друзилла, брызгая слюной, как ядовитая кобра. – Ты напишешь Гаю письмо на Капри. Пусть он знает, чем занимается в его отсутствие любимая супруга. Он поверит только тебе.

Агриппинилла подняла тонкую бровь и хотела было вмешаться в эту глупую затею, но тут не выдержала до сих пор не проронившая ни слова Ливилла.

– Я никогда не сделаю этого! И более не позволю порочить завистливым гусыням честное имя моей подруги! – закричала она. Ее обычно ласковый и безмятежный взгляд светился серым огнем гнева. В волнении она дергала себя за волосы, не замечая, что золотые булавки из прически падают на стол. – Я принесу клятву именем Юноны, но другую! Я клянусь, больше никогда не видеться с вами, грязными блудницами и сплетницами! Я ненавижу вас!

– Смотри-ка, – ехидно заметила Энния, – она рвет отношения с родными сестрами ради александрийской девки.

– Замолчи, Энния Невия! И ты, и Друзилла запятнали себя изменами своим мужьям. Ты, сестра, – тонкий пальчик Ливиллы указал на Друзиллу, – предавалась блуду с собственным братом. Он лишил тебя невинности, бабка Антония застала вас вместе в саду. А твоя связь с Фабием была на устах всего Рима. Клавдилла поступила честно, рассказав тебе правду, что ты лишь служила утехой его прихотям. Она никогда бы не изменила брату с этим пустым кутилой! Боги хранят их вечную любовь! А ты, Энния, – она указала на Невию, – потеряла привязанность супруга по своей вине! И Юния здесь ни при чем. Я помню, как обсуждали во всех домах твой позор с молодым Витией. Макрон взял тебя замуж без приданого, дал тебе богатство и почет, а ты бегала за моим братом, домогалась его любви, осыпала подарками. Тебя злит, как и Друзиллу, что он отверг твою любовь и женился на Юнии, которую любил с детства. И только эта любовь помогла ему выжить, когда погибали старшие братья, Нерон от рук палача и Друз в муках голодной смерти, а наша мать подвергалась гонениям даже в ссылке и умерла всеми забытая и отвергнутая. А ты, Агриппинилла…

Но Агриппинилла не дала ей договорить. Схватив со стола чашу, она с размаху кинула ее под ноги Ливилле. Осколки разлетелись по полу, и Ливилла испуганно умолкла. Энния и Друзилла с пылающими от стыда щеками удивленно посмотрели на Агриппиниллу.

– Достаточно! – сказала Агриппинилла. – Я слишком долго слушала вас. И теперь хочу высказаться. А тебе, Ливилла, лучше уйти из моего дома, если ты поклялась такой страшной клятвой. Я никогда не прощу тебе этих слов. Ты не сестра мне больше.

– Да, пусть уйдет, – решительно подтвердила Друзилла, – ей не место среди нас. Но пусть поклянется, что ни слова не сорвется с ее губ. Клавдилла не должна ни о чем подозревать.

– Ты так боишься ее, сестра? – язвительно спросила Ливилла. – Хорошо, я клянусь богами, что не проговорюсь Юнии, но я буду молить Минерву, чтобы она образумила вас и влила хоть каплю ума в ваши пустые головы.

Она поднялась с ложа, решительной походкой прошествовала к выходу и лишь в носилках дала волю слезам. В безмерном отчаянии Ливилла готова была пожертвовать жизнью ради любимой подруги, над которой нависла опасность. Мысли беспорядочно путались в голове, слезы туманом застилали глаза, мешали осмыслить, насколько далеко могут зайти в своей мести обезумевшие от зависти и злости женщины.

Добрый Виниций долго пытался ее утешить, расспрашивая о причине слез, но Ливилла, склонив голову ему на грудь, только безудержно рыдала и отказывалась отвечать. Она не впервые в жизни сталкивалась с предательством близких людей, но это всегда обходило ее стороной и не задевало так непосредственно, как сегодня. Ей было страшно оттого, что она отреклась от сестер, заступившись за подругу, к которой так привязалась за эти полгода. Ее восхищала история необыкновенной любви Гая и Юнии, их вера друг в друга и мужество, с которым они справлялись со всеми препятствиями на пути. Ливилла не осуждала Клавдиллу за связь с Макроном, помня ее слезы и отчаяние тогда, в Капуе, она под пыткой не призналась бы никому, что ей известно об этом, и безоговорочно поверила словам Юнии, что она никогда не изменяла Гаю с Фабием, хотя своими глазами видела письмо Павла.

Лишь ранним утром, после беспокойной ночи, к ней пришло решение, подсказанное самой Гекатой, как помочь Клавдилле и не нарушить клятву.

Стоило удалиться Ливилле, как в триклинии воцарилась тишина. Растрепанная Друзилла удрученно смотрела в пол, краска стыда еще алела на ее щеках. В глазах Эннии светилось недоумение: она искренне была уверена в своей правоте, но после изобличающих слов Ливиллы эта уверенность несколько поколебалась. Они не замечали, с каким насмешливым видом разглядывает их Агриппинилла. Ее позабавило, с какой горячностью защищала Клавдиллу Ливилла, не пощадив ни сестру, ни подругу. Агриппинилле даже было завидно, что у Юнии есть столь преданная подруга, пожертвовавшая без колебаний родными сестрами ради правды и изобличения подлости. На самом деле Агриппинилла держала сторону Ливиллы, но ради своего плана она избавилась от сестры и теперь раздумывала, как удачней воплотить его в жизнь, умело сыграв на глупости Эннии и Друзиллы.

И она, наконец решившись, заговорила:

– Я вовремя избавилась от этой гусыни. Ошибкой было настаивать на ее участии в совете. – И она кивнула в сторону Друзиллы.

Та вскинула голову и быстро заговорила:

– Откуда мне знать, что Ливилла настолько привязалась к этой александрийке? Мы с Эннией хотели открыть ей глаза на правду, но она, как ослица, уперлась и не захотела ничему верить. Мы накажем ее, изгнав из нашего общества. Это будет для нее достойным уроком. Когда Клавдилла отправится в ссылку и Ливилла останется одна, попомните мои слова: если она не последует за ней, – Друзилла усмехнулась, – то приползет к нам на коленях. И лично я подумаю, простить ли ее.

– Ты закончила? – поинтересовалась Агриппинилла. – Мне надоело выслушивать ваши высокопарные речи, достойные сенаторов. Письмо Калигуле напишу я.

– Отлично! – с облегчением в один голос вскричали подруги.

– Но у меня условие для тебя, Энния Невия, – понизила тон Агриппинилла. – Написанное мною брат прочтет лишь тогда, когда выйдет на свободу мой муж.

Энния вскрикнула и в ужасе всплеснула руками:

– Но, подруга… Я не могу…

– Или да, или нет. Третьего не дано, я не пойду ни на какие компромиссы.

Друзилла вызывающе посмотрела на Невию. Энния опустила глаза.

– Я постараюсь. Обещаю, – тихо произнесла она. – Но Агриппинилла, сжалься, это может занять время…

– Надо же, твоя речь утратила прежнюю горячность, – язвительно вставила Друзилла. – Лишь ты можешь помочь подруге. Если ты хочешь, чтобы твой муж вернулся на твое ложе, позабыв проклятую Клавдиллу, сначала вызволи супруга Агриппиниллы.

– Ладно, я согласна, – сказала Энния после недолгих колебаний. – Но обещать все равно ничего не могу.

– Тогда и я ничего писать не буду. Давайте расходиться, я устала от ваших криков. Езжайте по домам, и пусть каждая делает свое дело.

Агриппинилла со вздохом откинулась на мягкое ложе и прикрыла глаза. Друзилла подхватила Невию под локоть, с натянутым видом они попрощались и ушли. До Агриппиниллы донеслись слова Друзиллы, которые заставили ее улыбнуться и понять, что Ливилла, сама того не желая, заронила зерно вражды между подругами.

– Пойдем, Энния. Хочу, чтоб по дороге ты рассказала мне о том, что было у вас с Гаем.

Едва затих звук их легких шагов, Агриппинилла подняла длинные ресницы и хлопнула в ладоши. Вбежала Кардикса.

– Вели немедленно готовить носилки. Я отправляюсь к Клавдилле на Палатин.

– Госпожа желает переодеться и сделать прическу? – спросила Кардикса.

– Нет, глупая! Это дело не терпит отлагательства.

Друзилла расстроилась. Возложить столько надежд на этот совет! Проклятая Ливилла все испортила своим ослиным упрямством! И Агриппинилла повела себя не так, как ожидалось. Все время отмалчивалась и к концу выкинула такое, что свело на нет все усилия. Друзилла со злостью посмотрела на сидящую напротив Эннию. Та, приподняв занавес носилок, отрешенно наблюдала за уличной суетой.

– Как ты собираешься помочь моей сестре? – спросила Друзилла. Если б Невия обернулась на ее вопрос, то заметила бы, как злобно блестят ее темные глаза, но Энния лишь равнодушно пожала плечами. – Я не пойму тебя, подруга. Куда девалась твоя решимость? Или ты отступишь перед трудностями и простишь Макрону измену?

Энния опять невозмутимо приподняла плечи. Друзилла задрожала от ярости и, наклонившись, резким жестом задернула занавес перед носом у подруги:

– Послушай меня, Энния Невия, если не хочешь навеки потерять мою дружбу, – и уловила, как вздрогнула Энния. – Я не собираюсь прощать Клавдилле смерть моего Фабия. Лишь его одного я любила по-настоящему. Ты можешь бездействовать, сидеть сложа руки, но я этого делать не буду и исполню мою клятву.

– Ах, Друзилла! – Из глаз Невии потекли слезы. – Ну пойми же наконец, что условие Агриппиниллы для меня невыполнимо. Мой брак рушится, и что я могу сделать для спасения ее мужа, если мой скоро даст мне развод. Когда-то Макрон питал к Клавдилле непримиримую вражду, но я не задумывалась, с чем это связано. Наверное, оттого, что влюбился, но получил решительный отказ. От любви до ненависти один шаг, и мне кажется, что он теперь сделал его назад. Но в отношении твоей неприязни к Юнии могу поклясться, что ты ревнуешь ее не к Фабию, а к Калигуле. И истинную любовь ты испытываешь к родному брату, несмотря на преступность этого чувства.

Друзилла скрипнула зубами и до боли закусила губу. Ей не хотелось расплакаться на глазах у подруги. Это значило бы, что Энния угадала тщательно скрываемую правду.

– Измена и смерть Фабия лишь оправдание твоей ненависти к Юнии, – Невия спокойным голосом продолжила свою изобличающую речь. – Ты нашла в нем возможность забвения преступного чувства, и, быть может, не предай он тебя, ты полностью излечилась бы от любви к брату. Но боги распорядились иначе…

Но тут Друзилла не выдержала и разразилась бурным потоком проклятий:

– Ты забываешься, Энния. И суешь нос не в свое дело. Ты сама бегала за моим братом, как собачонка. Я прекрасно расслышала слова Ливиллы. И ты ушла от ответа, когда я спросила тебя об этом.

– А что мне было рассказывать? – вспылила Энния. – Что он пообещал жениться на мне, когда станет принцепсом, а сам обманул и вытащил из Александрии эту девчонку?! Детская любовь, долгие годы хранившаяся в его сердце! А может, и переспал бы со мной, если б не дружба с Макроном. Я никогда не была нужна ему, как и все, с кем он делил ложе. Его сердце хранило верность Клавдилле.

Она умолкла, заставив задуматься Друзиллу. Той неожиданно вспомнилось признание Гая в том, что она в юности напоминала ему Юнию. В тот день она, расстроенная, с досады завела интрижку с Павлом, не заметив, как сама влюбилась. «Теперь-то я вижу, насколько она красивее тебя. Но я воображал все эти годы, что занимаюсь любовью с ней. Я просто пользовался тобой, Друзилла, чтобы заглушить тоску по возлюбленной!» – эти страшные, обидные слова Калигулы всплыли в памяти молодой женщины, и она в отчаянии сжала кулаки. Острые ногти, вонзившись в ладони, причинили внезапную боль. Друзилла невольно застонала, и Энния в благородном порыве жалости ласково погладила ее по щеке. «О Фабий! – мысленно призвала Друзилла далекую тень. – Ты подарил покой моему сердцу, пусть на краткий миг! Но я надеюсь, что твои мучения в царстве Плутона превосходят Танталовы, ибо твою коварную измену простить невозможно».

Энния заметила, как злобно исказилось лицо Друзиллы, и испуганно отдернула руку, будто та могла укусить ее. Носилки остановились у дома Макрона, Невия, поспешно попрощавшись, перешагнула порог, и огромная дверь с оглушительным ударом захлопнулась за ней.

– Я все равно сдержу свою клятву, – прошептала Друзилла, невидящими глазами уставившись ей вслед. – Клавдилла навсегда уедет из Рима, заклейменная позором развратницы.

Начальник караула Кассий Херея долго не пропускал Агриппиниллу в покои Юнии, пока она в сердцах не раскричалась и не подняла на ноги всю прислугу. Проснувшаяся Юния, заинтересовавшись причиной ночной суматохи, очень удивилась, увидев в столь поздний час сестру Гая и спорящего с ней Херею. Она приветствовала Агриппиниллу и, поблагодарив Кассия, велела ее впустить.

– Не сердись на него, Агриппинилла, он несет свою службу. Дворец сейчас закрыт для посетителей в связи с болезнью Тиберия Гемелла. Он тяжело болен и уже долгое время находится в беспамятстве. Что за дело привело тебя в столь неурочное время? Надеюсь, с Гаем не случилось ничего страшного? – с тревогой спросила Юния, заглянув в расширенные глаза Агриппиниллы.

– С твоим супругом все в порядке, до меня не доходило никаких известий.

Клавдилла с облегчением вздохнула.

– Ты можешь остаться ночевать у меня, сестра. Не желаешь поужинать? – Юния старалась не выдать любопытства.

Агриппинилла нетерпеливо топнула ногой.

– Да выслушай ты меня наконец, Клавдилла! – зло выкрикнула она. – Не думаешь ли ты, что, соскучившись, я явилась сюда справиться о твоих делах?

В глазах Юнии, не чувствовавшей опасности, мелькнули озорные огоньки.

– Тогда не забота ли о здоровье Гемелла привела тебя? – спросила она с невинным лицом.

– Мне не до шуток, глупая гусыня! – напрямик осадила ее Агриппинилла.

Озорные огоньки погасли, и в глазах Юнии вспыхнуло злое недоумение.

Они прошли в кубикулу с мягкими катедрами и небольшим резным столиком, рабыни быстро принесли поднос с кувшином и закуской из оливок, мягких булочек и паштета.

– Успокойся, сестра! Все ушли, и нас никто не потревожит. Сегодня праздник Весты, давай совершим возлияние во славу этой богини.

С недовольным лицом Агриппинилла подняла чашу, и Юния увидела, что ее сжигают нетерпение и непонятная тревога.

– Ты знаешь, Клавдилла, – начала гостья, едва сделав глоток, – что я всегда относилась к тебе с неприязнью. Ты уязвила меня при первом знакомстве, а уж выходки моего супруга, вздумавшего превозносить твою красоту, покрывая себя позором на весь Рим в роли Аполлона, я и подавно не могла тебе простить.

Юния не удержалась от раздраженного жеста, хотела возразить, но Агриппинилла заставила ее замолчать взмахом руки.

– Мои глаза открылись недавно. Я уже не таю на тебя зла и, более того, хочу сказать, что уважаю тебя и восхищаюсь тобой. Ты оказалась не той, за кого я приняла тебя вначале. Я не думала, что ваши с Гаем чувства подлинные, ведь он мог вызвать тебя, чтобы уязвить отвергнувшую его любовницу, и долго не верила, что вы могли более пятнадцати лет хранить детскую любовь. Я считала, что твой успех среди мужчин – скоротечный триумф красивой провинциалки, которая по глупости запятнает себя недостойными изменами. Я наблюдала за каждым твоим шагом, с нетерпением ожидая, когда ты оступишься. Но теперь вижу, что твоя любовь к Калигуле, подобно стоглазому Аргусу, оберегает его от несчастий. Ливилла давно это поняла, привязалась к тебе, как к сестре, и сегодня доказала это всем нам.

Юния, с недоумением слушавшая Агриппиниллу, озадаченно посмотрела на нее, подняв летящие брови.

– Тебе угрожает опасность. Друзилла ненавидит тебя, ей известно, что Фабий бросил ее из-за любви к тебе. Энния тоже настроена решительно и, как я считаю, не без оснований полагает, что у тебя связь с ее мужем.

Щеки Юнии слегка покраснели. Неужели Ливилла предала ее? Агриппинилла сделала вид, что ничего не заметила.

– Но они обе глупы, ревность туманит им разум, хотя Друзилла ревнует тебя не к Фабию, а к Калигуле. Всем в Риме, кроме Кассия Лонгина, известно, что в юности бабка Антония застала их в саду. Я не верю в твою измену мужу с Фабием, но уверена, что с Макроном вы встречаетесь часто. Это впервые произошло меж вами в Капуе. Он был весьма неосторожен, что так задержался там.

Клавдилла облизнула пересохшие губы и кивнула.

– Это моя вина, а не его, – сказала она. – Я долго не могла решиться, но он знал, что я обязательно приду к нему, и терпеливо дожидался. Без его поддержки Гай не сможет стать принцепсом. Эту цену величия пришлось заплатить мне. Калигула ничего не знает о моих интригах.

Агриппинилла во все глаза уставилась на нее, внезапная догадка осенила ее.

– Так это благодаря тебе Тиберий не изменил завещания в пользу одного Гемелла?! Но как?!

– Я здесь ни при чем, – опустила голову Клавдилла, но Агриппинилла уловила в ее голосе неискренность, однако настаивать на ответе не стала. Она понимала, что ей нужно еще заслужить доверие Юнии.

Невольное восхищение переполнило ее душу, и неожиданно для себя она нагнулась и поцеловала ее. Клавдилла порывисто обняла ее, и они обе осознали, что старая вражда окончательно умерла и засияло начало новой дружбы.

– Что за дамоклов меч завис над моей головой? – усталым голосом спросила Юния.

– Друзилла под моей крышей созвала настоящий совет, они с Эннией точно с цепи сорвались и обрушили на твою голову множество обвинений. Мне было жаль Ливиллу, она горько плакала, пыталась даже закрыть уши. Они потребовали от нее написать Гаю письмо о твоих изменах. Ты знаешь его характер, он убил бы тебя, даже не разобравшись, в чем дело. Ноги уж точно не стал бы целовать. Самое лучшее, на что ты могла бы надеяться, – это ссылка за измены и разврат.

Юния в ужасе вскрикнула и закрыла лицо руками. Еще недавно Агриппинилла вложила бы в свой взгляд надменное удовлетворение, но сейчас она посмотрела на нее с участием и тревогой.

– Все не так страшно. Но Ливилла будет продолжать считать меня твоим врагом, она в гневе отреклась от нас ради любви к тебе, и я выгнала ее. Своей горячностью она могла испортить мне игру.

Агриппинилла поправила выбившуюся из прически прядь, отпила вина и вдруг заметила, с каким нервным напряжением Юния ждет продолжения. По щекам разлилась мертвенная бледность, заострились скулы, брови слились в одну тонкую черту, и Агриппинилла поспешно отвела взгляд от ее изменившегося лица, вспомнив истинное имя, которым назвал ее Фабий Персик, – Мегера.

– Она убежала в слезах, эти глупые гусыни принялись галдеть, будто спасали Рим, но я их успокоила. Я сказала, что напишу сама, но при одном маленьком условии, – Агриппинилла постаралась сказать это как можно спокойней и не выдать невольного испуга от внезапной метаморфозы Венеры.

– Каком условии? – хрипло спросила Клавдилла, ее миндалевидные глаза зло сузились, рот кривился.

– Неважно, – небрежно проронила Агриппинилла, – ни одна из них не в состоянии выполнить его.

Скажи она в тот момент, что это – освобождение Агенобарба, Юния сразу же усомнилась бы в ее искренности, потому что только она сейчас имела власть над всемогущим префектом претория. И Агриппинилла скрепя сердце умолчала об этом.

– Думаю, что этим дело и закончится. К тому же твоя сестра умудрилась при всей своей простоте и недальновидности подвести их к ссоре. Она проговорилась, что Энния была влюблена в Гая. Друзилла, можешь мне поверить, не смирится с этим.

Юния с облегчением улыбнулась, и черты лица ее разгладились, истинный лик Мегеры бесследно исчез, и взору Агриппиниллы явилась божественная красота Венеры.

Они выпили еще вина, не забыв возлить Минерве, укрепляющей мудрость, и уже доверительно принялись рассказывать, как ненавидели друг друга. Но вскоре Агриппинилла засобиралась, отказалась остаться ночевать, и Юния вышла проводить ее.

– Я умею быть благодарной, подруга, – сказала она. И в ее глазах Агриппинилла прочла обещание того, о чем даже не решилась и упомянуть.

Виниций удивился, когда, войдя утром в кубикулу жены, увидел ее сидящей перед зеркалом с безмятежным видом. Она деловито отдавала приказания рабыне и, прервавшись на полуслове, радостно кинулась к нему.

– Доброе утро, любимый, – услышал он.

– Милая, неужели ночь бесследно унесла твою печаль? Вчера ты не могла успокоиться, плакала и тряслась, будто в лихорадке. Что произошло? Поссорилась с сестрами? – спросил Виниций.

– Да. Друзилла была несносна, Агриппинилла брюзжала, а Энния насмехалась надо мной.

– Странно, но раньше это так не расстраивало тебя. Ну да забудем об этом. Я счастлив, что хорошее настроение вернулось к моей малышке, такой я и люблю тебя. Ты собираешься на прогулку?

– Нет, я еду на Капри навестить брата, – просто ответила Ливилла и мило улыбнулась.

Пораженный Виниций уставился на нее, не в силах произнести ни слова.

– Куда ты собралась? – наконец выдавил он.

– На Капри. Соскучилась по Гаю.

– Ты? Соскучилась по Калигуле? Не обманывай своего супруга, дорогая. Скорее всего, Клавдилла поманила тебя пальчиком, и ты готова нестись за ней на край света. Мне нравится ваша дружба, но это уже слишком, Ливилла. – Последнюю фразу он произнес строгим голосом и сердито посмотрел на жену.

– Нет, Клавдилла здесь ни при чем. Она даже не знает, что я затеяла. Если ты никому не проговоришься, Марк, даже своему брату, от которого не держишь секретов, я скажу тебе важную новость.

Виниций кивнул и ударил себя в грудь:

– Клянусь Марсом, ни одно слово не вылетит из моих уст.

– Мой брат и Юния собираются развестись.

Марк, пораженный, уселся на ложе и во все глаза уставился на Ливиллу. Она нагнулась к нему и прошептала:

– Она сама сказала мне об этом.

– Но… Они же так любят друг друга.

– Они-то любят, но цезарь благоволит к Клавдилле и ненавидит Гая. Это его повеление. Прежде чем по Риму разнесется эта новость, я хочу быть рядом с братом, чтобы поддержать его и помочь достойно встретить удар. Наша семья и так пострадала от козней Тиберия. Отец, мать, старшие братья. Я боюсь, что следующим в этом кровавом списке станет Калигула.

– Не говори глупостей, жена. Он официально назначен наследником вместе с Гемеллом.

Ливилла усмехнулась:

– Ты всегда был далек от интриг, Марк. – Она вздохнула. – И я, впрочем, тоже. Но мне искренне жаль Гая и Юнию, благодаря их любви я научилась ценить и твои чувства ко мне. Ты всегда был так заботлив, внимателен, щедр, прощал мои проступки. Я люблю тебя, Виниций.

Ливилла обвила руками шею мужа и горячо поцеловала его. Он крепко обнял ее и прижал к себе. Виниций чувствовал, как бьется ее маленькое сердечко, но вскоре перестал слышать эти частые толчки, потому что их сердца забились воедино, благословленные самой прелестницей Венерой.

Наконец он тихонько высвободился, внимательно посмотрел в ее серые глаза, где светилась безграничная любовь к нему и слабо мерцал огонек тревоги, и твердо сказал:

– Мы едем вместе.

Ливилла слабо вскрикнула и радостно поцеловала его.

Но вместо того чтобы поспешить с отъездом, они выехали лишь к вечеру следующего дня, не зная, что раб с письмом от Друзиллы уже высадился в скалистой гавани острова Капри.