XXIV
Фабий Астурик с недоумением слушал, о чем говорила ему рабыня Ливиллы. Ему надо было срочно поговорить с сестрой цезаря, но словоохотливая служанка рассказала, что ее хозяйка рано утром покинула дворец. Рабыня также не преминула упомянуть, что за полчаса до прихода Астурика о ней расспрашивал Эмилий Лепид, он был очень обозлен и собирался искать ее.
До свидания с Мессалиной оставалось еще несколько часов, и Фабий устремился в дом Макрона.
Энния Невия с улыбкой встретила его в атриуме и проводила к мужу. Макрон что-то писал в таблинии.
— Вот привожу в порядок свои дела, — вместо приветствия указал он рукой на многочисленные пергаменты. — Если заговор потерпит неудачу, то, по крайней мере, мы с женой сможем бежать, имея наши деньги в целости и сохранности. Я уже распродал всю свою римскую недвижимость и все владения в провинциях, и отдал деньги на хранение нескольким аргентариям, чтобы пред бегством назвать тот город, куда они должны будут перевести мои средства.
— Весьма дальновидно, — вежливо ответил Германик. — А что будет со мной? Макрон пожал плечами.
— Ты должен быть готов ко всему, и даже к тому, что, возможно, выбраться живым тебе не удастся. Вот, возьми! — он протянул юноше один из свитков. — Тут имя менсария и сумма, которую он выдаст тебе при предъявлении этого документа. Этих денег будет достаточно, чтобы уехать из Рима как можно дальше.
— А что потом? — спросил Гемелл, вертя свиток в руках.
— А потом каждый сам за себя! — отрубил Макрон. — Я стану таким же изгнанником без имени и прошлого, как и ты. Мне надо будет позаботиться о собственной безопасности и о своей жене. Прости, но мне будет не до тебя.
Гемеллу стало не по себе, после того как его сообщник с такой легкостью откупился от него, отстранившись от остальных проблем.
— Я хотел сегодня поговорить с Ливиллой, но она сбежала. Служанка сказала, что рано утром она уехала из Рима в дом Домиции Лепиды Старшей, — сказал он.
Макрон неожиданно махнул рукой:
— И хорошо!
— Но ее рабыня разболтала эти сведения и Лепиду, который отправился вслед за ней! Эмилий подозревает нас и носом землю роет в надежде добыть доказательства.
Макрон рассмеялся.
— О, эта свинья сможет вырыть лишь несколько земляных орехов. Не более того! Не волнуйся, Германик Гемелл! Ганимед успел сунуть нос и к Клавдию, но старик провел его, разыграв роль смертельно больного не хуже Аппелеса или Мнестера. В страхе подхватить заразу Эмилий бежал из его дома так быстро, что пятки сверкали. Агриппа тоже вовремя успел уехать из Рима. Он прислал мне записку, что расспросы Лепида стали опасны, и он снимает с себя ответственность. Но ничего другого я и не ожидал от него, он давно уже самоустранился от участия в этом опасном деле. Ему есть что терять, в отличие от меня или тебя. Однако свое предназначение он исполнил и знает, что в будущем воздастся за это. Лепид не решился допрашивать тебя и устремился в отчаянии за Ливиллой.
— Но зачем ему эта несчастная? — удивился Германик. — Я не делил с ней ложе, не откровенничал.
— Лепид старается, но неумело. Он считает, что Калигула может потребовать факты. Странно! Чтобы обвинить меня в заговоре, доказательств цезарю не нужно. Но Ганимед всегда меня боялся. И потому не учел шаткость моего нынешнего положения. Когда он одумается, будет поздно, — самодовольно произнес Макрон.
— Почему поздно? — поинтересовался Гемелл.
— В этой поездке его сопровождает преданный мне человек. Германик удивленно вскинул брови.
— И что?
— А то, что Лепид едва ли достигнет цели своего путешествия. Гемелл отшатнулся в ужасе.
— Он убьет наследника цезаря?
— О, нет! — рассмеялся Макрон. — По дороге с ним всего — навсего произойдет несчастный случай. Только-то! Но после этого Лепид еще долго не сможет думать ни о чем другом, как о своем скорейшем выздоровлении. Кстати, ты говорил с Мессалиной?
Германик опустил голову, чтобы Макрон не заметил румянец на его щеках.
— Еще нет. Но собираюсь сегодня. Мне же надо было убедиться, что она испытывает ко мне чувства, ради которых я бы смог доверять ей.
— И как? Убедился? — Макрон, смеясь, приподнял его подбородок. — Вижу, что убедился. Девчонка отдалась тебе, ведь так?
Смущенный Гемелл кивнул.
— На твоем месте, мой друг, я бы не расценивал это, как явное доказательство. Верность римлянки — это не тот товар, который нынче в цене.
— Она не такая! — Гемелл упрямо выдвинул подбородок. — Ей можно доверять! Она амбициозна и не глупа, несмотря на свой юный возраст. Мечта всей ее жизни стать женой цезаря и обрести абсолютную власть и свободу.
— И она с легкостью предаст нас ради осуществления этого плана! — сверкнул глазами Макрон.
— Она любит меня! — уверенно ответил Германик. — И узнав, кто я на самом деле, с радостью поможет.
Макрон в раздумье покачал седой головой.
— Ну, хорошо! Она — наш единственный шанс украсть письма твоей матери. И я помогу тебе в том, как правильно ей все рассказать. Вначале ты должен убедить ее в том, что Калигула никогда на ней не женится.
Гемелл удивленно посмотрел на него.
— Тебе стоит рассказать ей, что Гай Цезарь любил и продолжает любить только одну женщину — свою покойную жену.
— Ирод Агриппа говорил мне тоже самое! — вскричал Германик.
— О, да! Юния Клавдилла была роковой женщиной! Ради нее творились такие безумства, что даже вслух о них опасно рассказывать. После ее смерти из-за неудачных родов Калигула приказал избавиться от их дочери, обвинив малютку в том, что она стала причиной гибели матери.
Гемелл в ужасе прикрыл рот ладонью.
— Это она свела с ума твоего брата! Она вынудила Ирода Агриппу бежать из Рима! Ради нее я убил твоего деда! Я готов был на все ради ласкового взгляда ее прекрасных черных глаз. Но, в отличие от ее мужа, я смирился с ее смертью. Значит, моя любовь не была вечной, как любовь Калигулы.
— Я хочу знать все! — хрипло проговорил Германик. — Ты расскажешь?
— Расскажу, — тихо ответил Макрон. — Но не сейчас. Этот рассказ может затянуться на несколько часов. А тебе пора в путь.
— А знаешь, я вот подумал.
— Что? — устало откликнулся Макрон. Тень пережитого омрачала его лицо.
— Я приду к тебе вечером, но не один. Я приведу с собой Мессалину. Ей тоже интересно будет послушать.
Макрон кивнул головой.
— Но я умолчу лишь об одном. Об убийстве Тиберия. Все в Риме уверены, что старик умер своей смертью, ни к чему ей знать правду.
Германик с легкостью согласился и, попрощавшись, убежал. Он и так уже опаздывал на свидание с любимой.
Успокаивать разгневанную Мессалину Фабию пришлось долго. Даже роскошный букет был безжалостно выброшен в озеро Саллюстиевых садов, где к нему сразу же устремились белоснежные лебеди в надежде на пропитание. Разочарованные, они отплывали обратно под хмурым взглядом Мессалины. Ее досада улетучилась, едва хитрый Астурик, уставший от долгих уговоров, преподнес ей футляр, где на шелковой подушечке покоилось красивое кольцо с сапфиром. И Валерия растаяла, даже не задумавшись, откуда молодой человек взял деньги на драгоценный подарок. Фабий, предвидя подобный поворот событий, забежал по пути к менсарию, которого назвал ему Макрон, взял часть денег, которые дал ему Невий Серторий, и приобрел на них украшение для своей возлюбленной. Он, в отличие от Макрона, не сомневался в благополучном исходе заговора. Ведь сама Венера, богиня любви, благоволила ему.
— О, Фабий! Я еще не видела сапфира прекрасней и крупней! — ворковала Мессалина, пристроив прелестную головку у него на плече и любуясь блеском драгоценного камня на тонком пальчике.
Астурик, слушая лепет возлюбленной, целовал ее макушку в буйных завитках черных кудрей.
— Отец сегодня уезжает по делам за город, — произнесла Мессалина, по — прежнему не отрывая взгляда от сапфира. — Мы можем вновь встретиться в моих покоях. Если, конечно, ты не будешь опаздывать на целый час. Я не намерена ждать тебя всю ночь.
— Это прекрасное стечение обстоятельств, моя милая, — ответил ей Фабий. — А что, если я приглашу тебя на ночную прогулку, в конце которой нас будет ждать интересная встреча и увлекательный рассказ?
Мессалина подняла голову и удивленно посмотрела на него.
— Ты можешь не бояться, это абсолютно безопасно, — успокоил ее Астурик, но Валерия возмущенно фыркнула. — Я устал говорить с тобой недомолвками и намеками. Мне кажется, ты достойна узнать правду.
— Какую правду? О чем ты, Фабий?
— А что, если б я сказал тебе, что мое имя не Фабий Астурик? И что я не родственник Павлу Фабию Персику? — спросил Германик, пристально глядя ей в глаза.
— И что на самом деле ты не любишь меня? — в тон ему издевательски повторила Мессалина. — Что еще ты скрываешь за своей красивой улыбкой?
— О, нет же! Как могла ты усомниться в моих чувствах к тебе?! — испуганно вскричал Гемелл. — Я боготворю тебя, моя красавица! Мое сердце навек отдано тебе! Правда совсем в другом.
— Так кто же ты? — серьезно спросила Валерия, покоренная его пылким признанием.
— Ты узнаешь все вечером. Наберись терпения.
Мессалина капризно надула губки. Германик рассмеялся и не преминул запечатлеть на них страстный поцелуй. Нежные пальчики девушки будто ненароком пробежались по его бедру, огонь вожделения пробежал по его жилам, заставив задрожать.
— Ты сводишь меня с ума, — прошептал срывающимся голосом Гемелл, гладя округлую грудь Мессалины. — Нам лучше прерваться, иначе кто-нибудь может заметить.
— Вздор! — возразила ему Валерия. — В это время в саду никого уже встретишь, тем более вон те кусты чересчур густы для постороннего взгляда.
Германик застонал и подхватил ее на руки. Когда они наконец без сил откинулись на густую траву, сад уже окутали сумерки.
— О, боги! — воскликнула Мессалина, пытаясь привести в порядок прическу. — Меня уже заждались. Отец не уедет из дома, пока я не вернусь! Но с тобой просто невозможно расстаться, — она склонилась к Гемеллу и ласково его поцеловала. — Я буду ждать тебя у заднего входа, когда начнут зажигать огни. И случится это уже весьма скоро, — обеспокоенно заметила она и устремилась прочь из сада, оставив его одного грезить о новом свидании.
Уже в сумерках всадники миновали развилку, где Латинская дорога уходила в сторону от Аппиевой. К досаде Эмилия, Капенские ворота оказались запружены повозками и экипажами. Бестолковые стражники, как обычно, не могли навести порядок, и, наоборот, только вносили сумятицу в толпы покидающих город и въезжающих в него. Из-за этого Лепид с Лупом потеряли много времени и оказались застигнутыми в дороге темнотой.
Это произошло, когда они уже были на полпути к дому Пассиена Криспа. Лишь топот копыт лошадей по мощеной камнем дороге не давал им сбиться с пути. Эмилий продолжал понукать лошадь, в надежде наткнуться на постоялый двор и разжиться там факелами. Наконец какие-то проблески замаячили вдали. Уже виднелись очертания какого-то дома, как вдруг сзади тишину разорвал пронзительный свист.
— Быстрее, господин! — услышал Эмилий крик Юлия Лупа, хотел обернуться, но тут страшный удар в голову повалил его наземь, и темнота перед глазами распалась на яркие осколки.
Луций Вителлий ожидал Гая Цезаря в таблинии, коротая время за чашей вина и закусками. Он по обыкновению пребывал в отличном расположении духа, мурлыкал фривольную песенку и смаковал каждый глоток янтарного вина из императорских запасов.
Занавес качнулся, пропуская в таблиний повелителя Рима. Вителлий поспешно вскочил и пал ниц, поймав на лету и поцеловав край тоги правителя.
— Луций Вителлий, — язвительно сказал Гай, усаживаясь в мягкую катедру напротив, — ты хоть наедине со мной будь менее подобострастен.
— Как можно?! — в притворном возмущении вскричал Вителлий. — Ты всякий раз ослепляешь меня таким божественным сиянием, что я не могу устоять на ногах!
— Вылетишь вон, если сейчас же не прекратишь! — предупредил его Калигула. — Что у тебя? Я устал, хочу отдохнуть. Проклятый Астурик где-то болтается, даже не потрудившись выполнить то, что я поручил ему. А в результате меня завалили прошениями, и пришлось самому их рассматривать. Эмилий Лепид пропал, твой Авл тешится с женой, а ты пьянствовал дни и ночи напролет в лупанаре с доброй половиной гостей!
Мне совершенно не на кого положиться! Все заняты собственными делами! Я даже на скачках не был сегодня! Вителлий тихо кашлянул.
— Скажи, цезарь, ты уверен в необходимости обожествления своей сестры? — осторожно спросил он.
Калигула удивленно посмотрел на него.
— Мои решения не подлежат сомнению. Друзилла была мне очень дорога. Ты сам знаешь, как сильно я был к ней привязан. А ты что-то имеешь против моих распоряжений?
Луций вновь пал на колени.
— О, нет! Конечно же нет, мой властелин! Я просто хотел заметить, что ты еще не построил свой храм и не назначил жрецов для служения твоему культу!
Калигула вздохнул.
— Я приступлю к этой грандиозной постройке, едва будет возведен мой дворец. Я, хоть и бог, но живу пока на земле. Вителлий, ты успел утомить меня своей восточной лестью! Что привело тебя ко мне?
— Дело в моем сыне! Он сбежал! Бросил свою жену в первую брачную ночь! Она так и не дождалась его на ложе!
Смех Калигулы пробудил громкое эхо в коридорах дворца.
— Надеюсь, красавица Петрония утешилась фаллосом того Приапа, на колени которого ее усадили! — сквозь смех произнес цезарь, заставив захохотать и Луция. — Это был ее единственный шанс познать мужчину!
Когда веселье унялось, Калигула отпил вина и устало зевнул.
— Прошу тебя, цезарь! Тебе стоит только приказать! — быстро заговорил Вителлий, видя, как Калигула потирает сонные веки. — Мой сын должен вернуться к своей жене! Он накличет позор на нашу семью, и наш тесть потребует аннулировать брак, а мы лишимся огромного приданого!
— Мне кажется, ваш тесть не станет аннулировать брак, даже если Авл никогда больше не увидится с Петронией! Ее с таким трудом выдали замуж.
Но я уважу твою просьбу, мой друг, и прикажу твоему сыну занять место рядом с законной супругой.
Калигула вышел, оставив довольного Луция наедине с кувшином вина. Еще одна чаша великолепного напитка, и можно будет вновь навестить вчерашнюю гетеру.
Оставшись один в своей спальне, Гай скинул тогу, нетерпеливо рванул тонкую ткань синфесиса, оставшись обнаженным. Чан с теплой водой уже ожидал его, и он с наслаждением погрузился в него. Протянув руку, откинул занавес с потайной ниши.
— Приветствую тебя, моя бессмертная любовь! — со вздохом произнес он, обращаясь к темноликой богине на постаменте. — День сегодня был просто сумасшедший…
И он подробно принялся рассказывать о том, где был и что делал, будто Юния сидела с ним рядом, живая, и слушала его.
