Книга: Друзья поневоле
Назад: Глава 7 Все сначала
Дальше: Глава 9 Розовые поиски

Глава 8
Захват

Весна вступила в свое завершение. Отшумели обильные дожди с ледоходом, деревья оделись в нежную зелень листвы. Было тепло, но ветер с моря нес сырость и промозглость. Река рябила, блестела на солнце. Волны с ласковой нежностью покачивали лодчонку, на которой умостились друзья Петька и Гардан, уже полностью оправившийся от раны. Теперь они на пару помогали Сафрону Никаноровичу в его торговых делах. А сейчас ребята решили на завтрак наловить рыбы, пока солнце только-только поднимается из-за чахлых стен Иван-города. На дне лодки уже трепыхались несколько рыбин, и запал рыбаков несколько поутих.
– Может, закончим? – вяло протянул Петька, поглядывая на улов, который на этот раз не очень-то радовал обилием.
– Погодь малость, Петька, еще по одной вытащим, и тогда…
Петька молча согласился, уставившись на западный берег, где через реку громоздились бастионы Нарвской крепости. Она была гораздо мощнее восточного соседа и невольно возбуждала уважение своими каменными стенами и внушительными башнями.
У причалов уже толпились суда, протыкая небо остриями своих мачт. Скатанные паруса покоились под реями, и только вымпела резво трепетали на флагштоках. С моря медленно полз еще один корабль, вяло сбрасывая лишние паруса. Петька с мечтательными нотками в голосе, глядя на парус далекого корабля, произнес:
– Ни разу еще не плавал на больших кораблях по морю.
– Поплаваешь еще, – вяло откликнулся Гардан. Видно было, что его гложут мысли, отвлекающие и от рыбалки, и от Петькиных переживаний.
– Что-то ты сегодня невеселый, Гарданка? С чего бы это?
– Да так, брат. Тоска одна. На родину охота, а тут еще коня лишился. С чего радоваться. Душа страждет, засиделся я тут с вами.
– Домой хочешь? – в голосе Петьки прозвучали нотки недовольства.
– Вестимо. Чего я тут потерял? Холодно, сыро, солнца мало. Так в Волге охота поплескаться, поплавать, осетров половить, на Каспий смотаться с ребятами. Вольготно там!
Петька примолк, погрузившись в свои невеселые мысли, потом сказал:
– Гарданка, а ты заметил, что отец мой как бы не в себе последнее время. Уж целый месяц, если не больше, ходит хмурым и недовольным. Да и дела наши идут все хуже и хуже. И не понять мне, отчего такое.
– Да заметил я, Петька. Вот и коней мы лишились, а дела не поправляются. Жаль Алмаса. Неделю уговаривал и упрашивал меня батя-то твой уступить его ему. Уговорил. А теперь я покоя не нахожу себе.
– Да, жалко коней, особливо твоего.
– А ты знаешь, Петька, что-то мне не очень нравится, что немчура к нам повадилась на двор, не к добру это. И каждый раз отец твой после таких гостей мрачнеет все больше. Чего они хотят от него, а? Может, подглядеть да подслушать их байки, а? А то от твоего отца мы так ничего и не узнаем – не скажет ведь.
– Да как же это, Гарданка? Совестно, грех ведь это! – со страхом отозвался Петька и с подозрением глянул на друга.
– Иногда и такое не грех, а польза для нас и отца. Может, помощь какая нужна, а он и не смеет просить-то. Давай, не трусь. Обмозгуем это дело, и как только немцы появятся, так и приступим. Соглашайся, а то сам возьмусь, чего мне-то опасаться?
Петька задумался. Ему было страшно, но в словах Гардана могла быть заключена разгадка, и ему было очень любопытно узнать ее. Он было собрался ответить, но голос Гардана вывел его из задумчивости:
– Эй, зевака! Тащи, подсекай! Упустишь!
Петька испуганно вздрогнул, но отреагировал быстро и рванул удочку в сторону. Блеснув серебром, рыбина плюхнулась на дно лодки, разбрызгивая скопившуюся там воду. Радостные голоса ответили последним усилиям рыбы вырваться на свободу.
– Хороша рыбка, – ворковал Петька, высвобождая крючок из пасти. – Теперь и домой возвращаться можно, правда, Гарданка? – Глаза его блестели довольством и радостью.
– Погодь, а я ж как? Мне негоже отставать, надо и мне словить свою последнюю. А ты пока прибери тут и весла разбери и приготовь.
– Ага! – И Петька начал неторопливо готовиться к возвращению. Потом повернулся к Гардану и сказал: – Ладно, Гарданка, я согласен. Поглядим, как можно это сделать. – Но в душе он был не согласен с таким решением, это претило его натуре, особенно в отношении к отцу.
Ребята замолчали, уставившись один на поплавок, другой на корабль, заметно приблизившийся к ним. С одной из башен Нарвы грохнул вдруг пушечный выстрел, и Петька обернулся, высматривая облачко дыма. Заметил, понаблюдал за тем, как его быстро отнесло вверх по течению, и посмотрел на корабль, ожидая ответного дымка и грома. Они не заставили себя ждать. От борта выплеснулось сизое облачко, заволокло бушприт, потом донесся ослабленный расстоянием звук выстрела.
На лице Петьки появилась довольная улыбка. Он повернул голову к Иван-городу. Там тоже стояли у пристани корабли, но их было меньше, да и сами они выглядели не так внушительно и красиво, как те, что стояли у причалов Нарвы.
Он вспомнил, что Ливонская война окончилась не так и давно, что и сейчас всюду еще видны ее следы, а по городу носились слухи, что царь Иван готовит рати для продолжения войны. Городской воевода свирепствовал в вылавливании вражеских лазутчиков. Купцы роптали на притеснения в торговле на Балтике, постоянно поглядывали в сторону вольной Нарвы и все чаще прибегали к услугам тамошних купцов. Однако и Ливонский орден чинил препоны в торговле, и все это сильно накаляло страсти в обоих городах-братьях.
Петьку вывел из размышлений радостный возглас Гардана, поймавшего-таки на свой крючок небольшую рыбу. Уговор был выполнен, и ребята, не раздумывая, заторопились домой. Голод основательно терзал их молодые, жадные желудки, да и дела не ждали.
Они навалились на весла, и вскоре нос лодки выскочил на илистый берег. Ребята втащили ее повыше, привязали к столбику и, взвалив на спины мешок с рыбой, удочки и весла, заторопились вверх по откосу.
До полудня время прошло быстро, они едва успели все обдумать и приготовиться, как пожаловал очередной заморский гость в камзоле, узких штанах, обтягивающих тонкие ноги, и в берете огромного размера. Вначале ребята хихикали, глядя на таких красавцев, потом попривыкли и даже в некотором роде признали удобство кое-каких немецких одежд.
Гость уверенно прошествовал в лавку Сафрона, прикрыл за собой поплотней дверь, отгородившись от мира, а ребята поспешили к лазу, устроенному на скорую руку. Тот вел на полати, где они успели проковырять в щели между досок крохотное отверстие. В него ничего не было видно, зато можно было лучше расслышать то, что говорится в помещении лавки.
– Ты оставайся снаружи, – шепнул Гардан Петьке, – а я полезу наверх. Сторожи, если что, дай знать. – И Гардан юрко протиснулся в лаз между досок, оставив вздыхающего Петьку во дворе.
Петька сильно волновался, озирался по сторонам и отчаянно делал вид, что обдумывает какое-то дело. Он совсем не мог притворяться, знал это и частенько сердился на себя за такое.
Холщовая рубаха вспотела от напряжения, босые ноги нетерпеливо скребли землю, но успокоить душу он не сумел и продолжал ждать, когда Гарданка появится и расскажет об услышанном.
Но прошел почти час, прежде чем немчин покинул лавку. Спустился к другу и Гардан, весь в испарине и с мусором на голове, блаженно щурясь на солнце и отдуваясь. Петька кинулся к нему с нетерпеливым вопросом:
– Ну что?! Не тяни!
– Не запряг, так что не нукай, дай передохнуть, а то все затекло в той духоте и тесноте да пыли.
– Гарданка, ну скажи же, узнал ты что-нибудь? – В голосе Петьки уже звучали плаксивые нотки, и Гардан засмеялся, с превосходством зрелого мужа оглядывая своего приятеля.
Они поспешно скрылись в сарайчике, стоявшем в глубине двора. А усевшись на ворох старой соломы, Гардан сказал, необычайно посерьезнев ликом и понизив голос до шепота:
– Плохи дела, Петька. Прижали твоего отца проклятые немчины.
– Как это прижали? За что?
– За что, не знаю, однако же отец твой должен добывать какие-то сведения для немцев на воеводском дворе. Видать, хотят знать ливонцы, что затевает царь, а воевода-то должен царевы планы знать. Вот и кумекай. Стало быть, Сафрон у них на крючке и малость трепыхается, да, видать, не сорваться ему с того крючка.
– С чего бы такое случилось? – вопрошал Петька, замирая от страха и негодования.
– А это мне тоже довелось услышать. Немчин говорил, что пришли к ним два мужика, Филька да Степка…
– Так это те, которые в Яме между собой разговаривали. Филька еще с тятьки денег тогда требовал, – перебил друга Петька. – Стало быть, выследили они нас.
– Стало быть, так, они, скорее всего, это и есть. Так вот, Филька за деньги и рассказал немцам про то, что отец твой из Новгорода беглый, что вы царева человека убили. Немчин грозился отца твоего к воеводе свести, а Сафрон все больше мялся, изворачивался, однако дал согласие. Немчура и тебя вспоминал, чем-то стращал отца. Я не все разобрал, но так думаю, что недоброе он замыслил. Тятька твой пугался, уговаривал, да немчура не отставал, требовал сведений.
Петька ошеломленно задумался, слезы набежали в глазах, в носу засвербило. Гардан же зло сопел, вспоминая еще что-то, что, казалось, было им пропущено. Затем он прервал молчание:
– Видать, мы чего-то не заметили, Петька. А немцы, шайтаны, пусть их Аллах покарает, решили подловить себе рыбки в мутной водице.
– Значит, от Фильки узнали они, что отец бежал из Новгорода и ненавидит царя-душегуба. И что ж теперь нам делать? – Петькин голос срывался от волнения и страха. Он с трудом сдерживал слезы, стыдясь показать эту свою слабость перед Гарданом. Тот никогда не опустился бы до такого. Не размазня. Одним словом – воин.
– Я так думаю, Петька, что надо поговорить с твоим отцом. Мы тоже имеем право знать его беды и в горе его должны мыслить сообща. Пошли к нему, авось не прогонит. Не бойся, Петька. Не слопает же он нас. Да за одного моего коня он должен меня уважить и выслушать. Пошли!
Они направились к лавке и чем ближе к ней подходили, тем медленнее были их шаги. Перед дверью они потоптались в нерешительности, потом Гардан с силой толкнул тяжелую створку, и они вошли в лавку. Ставень был открыт, в лавке было светло, развешанный по стенам товар хорошо был виден покупцам. Сафрон торговал мягкой рухлядью и разной мелочью. После Новгорода он сильно поубавил свою торговлю, а теперь и вовсе влачил жалкое существование. Дела его не ладились. Прибыли не было, а убытки все увеличивались, и он хорошо знал причину такого положения.
Сафрон сидел хмурый, осунувшийся и даже не повернул головы, хотя и слышал вошедших ребят. Те топтались в нерешительности и молчали, ожидая, когда на них обратит внимание хозяин.
– Чего пришли, ребята? – тихим голосом спросил Сафрон. Петьку поразил тон, каким были произнесены эти слова. В них чувствовалась покорность судьбе и безысходность. – А раз пришли, то говорите с чем. Не тяните, а то покупец явится, не до разговора будет.
После минутного колебания Гардан осмелел и молвил:
– Хозяин, мы пришли… Мы почти все знаем про твои дела…
– Это какие такие дела? – сразу же насторожился Сафрон. – А ну-ка говорите.
– Да с немцами-то ливонскими, хозяин… Чего требуют они от тебя, знаем, хозяин. Может, чем помочь сможем, а?
– Хм. Вишь ты что. И откуда же вы это узнали? Вот сорванцы! Уши надрать бы вам, да охоты нет. Так что там вы узнали, выкладывайте, да поживей! – голос Сафрона окреп, но строгость была напускной.
– Да что немцы тебе, тятя, грозят и требуют от тебя каких-то вестей из подворья воеводского.
Сафрон долго молчал, сопел, ерзал на скамье, потом повернулся и глянул на ребят из-под нависших бровей. Петька попятился назад, не смея глянуть отцу в очи. Гардан стоял, переминаясь с ноги на ногу. Сафрон оглядывал ребят долго, пристально и наконец молвил:
– Ну что ж. Вы ребята уже взрослые, и негоже мне вас за мальцов держать. Да и дела мои вы знаете и помогаете немало. Вот и коня Гарданка отдал мне на поправку дел моих, а для этого, уж я-то знаю, немало раздумий и решимости потребовалось. Спаси тебя Бог, Гарданка, за твою жертву, однако не помогло это мне. Ничего не помогает. Злодеи-немцы почуяли приманку, вцепились мертвой хваткой ядовитыми зубами. Не отпускают. Тебя, Петька, грозятся прибрать к рукам, чтобы я из страха за сына им служил, а как мне такое пережить после всего, что я потерял за этот год, даже полгода?
Сафрон замолчал, как бы передыхая после такой длинной тирады. Ребята с сочувствием глядели на него, понимая, как тяжело ему говорить с ними. Они молчали, ожидая продолжения рассказа, не смея нарушить воцарившееся молчание. А Сафрон погрузился в свои невеселые размышления и как бы забыл о ребятах. Однако скоро встрепенулся, поднял опущенную голову:
– Так что вы правильно все уразумели, ребята. Толкают меня немцы на предательство и на подлость. Я ужом верчусь, пытаясь оттянуть то роковое время, но, видать, не совладать мне с ними. Уж больно въедливы и привязчивы немцы. Не отпустят. И что делать, не могу решить. Не враг же я своему народу.
– Хозяин, так ведь как же не враг, коли город твой и живот твой он, царь-то московский, порушил? – Гардан вскинул голову, надеясь придать этим уверенность и вес своим словам.
– Так то царь, Гарданка. А народ-то при чем? Негоже мне его предавать. Бог того не простит, да и я сам не прощу себе такого позора на свою голову. – Он замолчал, потом продолжил уже деловым тоном:
– Тебе, Петька, надо завтра же скрыться куда-нибудь в деревню, и подальше, будто послан по делам, рухлядь собирать в отдаленных весях. Авось пронесет, а то риск уж очень большой оставаться тут. Понял меня?
Петька молча кивнул и посмотрел вопросительно на Гардана.
– Вот и ладно, хозяин. И мне пора до своих податься, хоть коня у меня и нет. Да мне не привыкать коней уводить. Достану.
– Что ж, Гарданка, – ответил Сафрон. – Не смею перечить. Ты волен выбирать свой путь. Здесь тебе и впрямь делать нечего. На дорогу я уж выделю тебе малость деньжат на первое время. А в Новгороде подскажу людей, которые не откажут тебе в помощи, хотя, по слухам, там голод, мор и полное разорение. Однако другого предложить тебе не могу.
– И на том спасибо, хозяин, но мне ничего не надо. Оружие при мне. На худой конец я к воеводе обращусь, авось в беде не оставит. Царев ведь ратник я.
– Я бы не советовал. Там разбираться не будут. В железа закуют да на дыбу вздернут.
– Ладно, отец, – согласился Гардан, растроганно моргая глазами. – По твоему совету и поступлю. Аллах не оставит своего раба в беде. Все же надо к своим вертаться. А от судьбы не уйти никому. Все свершается по воле Аллаха. Аллах акбар! – воскликнул Гардан и простер руки к небу.
После обеда, который прошел в молчании, Сафрон не успел прилечь на лавку отдохнуть, как в ворота застучали, и ему пришлось идти открывать.
На пороге стоял немчин, с которым на сегодня была назначена встреча. Это был старый знакомый Сафрона, с которым он вел дела много лет. Тот с радостной улыбкой протянул руки, приветствуя товарища по делам.
– О, Сафрон! Гутен таг, камрад! Я прибыл, как договор. Будем обсуждай наши дела. Я не обманул!
– Здрав будь, герр Миттенхаузен. – Сафрон не выказывал радости по поводу прихода товарища по торговле. Было не до него, но заключали ведь уговор, а он дороже любых денег.
– Проходи, любезный Фриц, проходи, гостем будешь.
– Нет гость, Сафрон. Камрад, друг. Дело делать, не гость.
Они прошли в маленькую горницу, окна которой были закрыты ставнями, создающими полумрак. Сафрон крикнул Петьке, чтоб открыл ставни, а сам достал и поставил на стол штоф с медом, специально хранимый для таких случаев. Сказал, указывая рукой на лавку:
– Пригубим малость для сугрева нашей беседы, герр Миттенхаузен.
– Данке, Сафрон. Ты мой хорош друг, хорош купец. Прозит! – и он поднял чарку.
Уже через полчаса гость ушел, а Сафрон кликнул Петьку. Тот явился с хмурым и печальным лицом.
– Звал, тятя?
– Садись, сынок. Приходил мой давний и постоянный друг Миттенхаузен. Просил, чтобы ты приехал в Нарву за образцами товара. Это недолго. К вечеру и вернешься. Он придет к пристани и будет ожидать тебя в лодке. Поезжай и возвращайся побыстрей. А то я буду волноваться.
– Прямо сейчас отправляться, тятя?
– Немного погодя. Миттенхаузен пошел еще по своим делам, но скоро их закончит, а через полчаса и ты пойдешь на пристань. Вернешься с его человеком еще до захода. А завтра поедешь подальше отсюда, – напомнил отец, и Петька неприятно поморщился от этих слов.
Его сильно огорчил приказ отца уехать, но больше всего беспокоило решение Гардана отправиться домой. Он сильно привязался к татарину. Ребята последнее время постоянно были вместе. Гардан обучал Петьку сабельному бою, стрельбе из пистолета и сетовал на то, что у него нет лука, а то бы он показал, как может поражать цель из этого древнего оружия. Петька вспоминал все это и только сейчас окончательно почувствовал, как близко он сошелся с Гарданом и как тяжело теперь ему расставаться с ним. Он вспомнил своего друга Фомку, с которым расстался так неожиданно, не попрощавшись даже. Но в пылу бурных событий это прошло мимо него как-то не очень заметно. А вот теперь расставание с другом повергло его в такое уныние, что подорвало все силы. Он был растерян, убит горем и ничего не воспринимал четко, кроме того, что уже завтра он останется один на всем белом свете и не с кем будет ему поделиться своими мыслями и желаниями.
Петька вздохнул и, покоряясь судьбе, поплелся к Гардану. Тот лелеял саблю, любовно точа ее оселком. Сталь отсвечивала голубизной, рукоять посверкивала серебром и каменьями. Агат, бирюза и гранат украшали ее, а Гардан любовно протирал их тряпочкой, возвращая свежесть и блеск.
– Гарданка, отец посылает меня на тот берег за образцами товаров. Через полчаса я должен быть на пристани.
– Когда ты вернешься? – спросил Гардан, не отвлекаясь от работы.
– До захода вернусь, – Петька помолчал немного. – Гарданка, а может, ты останешься, а? Вместе поехали бы по весям. Интересно. Останься, а?
– Нет, Петька. Я решил уже давно. Мне здесь надоело, и домой уж так охота. К теплу, солнцу, родным. Больше не пойду служить царю московскому. Буду купцом. Дядька мой обрадуется. Плавать по Каспию буду в Персию, к туркменам, в Дербент и дальше. Караванами ходить в разные далекие страны. Интересно, Петька…
– Интересно, – эхом отозвался Петька. – А мне так и оставаться в этих местах… Ну да так угодно Господу нашему. Все в руках его…
Они продолжали еще говорить, когда Сафрон прикрикнул на Петьку, напоминая о поручении. Тот встрепенулся, намотал онучи и помчался на пристань, опасаясь, что заставит немца ждать. Так оно и получилась. Миттенхаузен уже торчал возле лодки, где скучал гребец с рыжими волосами и голой спиной, подставляя ее нежаркому весеннему солнцу, которое уже клонилось к зубчатым стенам крепости.
– Однако, отрок, ты не спешил, – встретил юношу немец, широко улыбаясь и приглашая занять место в лодке.
Петька засуетился, спешно занял лавку на середине лодки, немец разместился на корме, и рыжий детина налег на весла.
Гардан сразу же после ухода Петьки встрепенулся, подумал немного и, захватив кинжал, бросился следом. Он увидел, как лодка с немцем и Петькой уже плыла на середине реки, а в груди Гардана шевельнулось что-то недоброе, что сжало сердце тоской и страхом.
Он сел на берегу, отойдя подальше от суеты пристани. Мысли теснились в его голове, но все какие-то безрадостные. Он раздваивался и никак не мог определить, что ближе ему из того, что он испытывал сейчас. Ему вдруг стало тоскливо и неуютно на берегу. Он с грустью почувствовал, что завтра останется один, что Петька засел в его сердце довольно прочно и ему жаль расставаться с ним.
Гардан поднялся, окинул взглядом далекую крепость, лес мачт и суету на реке и, тяжко вздохнув, поплелся домой.
Солнце уже село, долгие сумерки опустились на реку, а Петька все не возвращался. Сафрон, а Гардан видел это, маялся в волнении, поглядывал из окна на ворота, на Гардана, топтавшегося тут же, и наконец попросил, не скрывая беспокойства:
– Ну-ка, Гарданка, пойди к реке и глянь, не плывет ли Петр, или, может, встретишь его на дороге. Сердце щемит что-то, не случилось бы чего. Погляди, сынок, погляди…
Гардан торопливо бросился выполнять просьбу Сафрона. Он и сам с нетерпением ожидал возвращения Петьки и теперь волновался не менее его отца. Сумерки еще долго должны высвечивать реку, и Гардан не опасался, что не сумеет увидеть лодку с другом.
Однако вот и ночь уже спустилась, поглотив реку и все окружающее в мешок темноты, а лодка так и не появилась. Гардан не стал больше ее высматривать и поплелся домой.
Сафрон встретил его возгласом, в котором слышался гнев, страх и отчаяние:
– Все, Гарданка! Пропал наш Петушок! Приходил тут один сорванец. Грамотку принес. Похитили моего сыночка, Гарданка! Пишут, что не отпустят его, пока я служить им не буду. Да и там, мол, еще поглядят, вернуть мне сына-то или нет. Проклятые нехристи, немчура вонючая! Не вернется сыночек мой! Что делать-то?!
Гардан стоял как обухом оглушенный. Он понял, что предчувствовал что-то такое, и теперь мысли его путались под аккомпанемент причитаний и воплей Сафрона. Он молчал, не в силах собраться с мыслями. Проклятые неверные! Пусть покарает их всемогущий, всемилостивейший Аллах! Пусть все джинны ополчатся на них. Он, Гардан, не оставит друга в беде. Надо придумать что-нибудь и спасти Петьку, вытащить его из лап ливонцев. Коварные твари!
Гардан не стал больше слушать причитания Сафрона. Он тихо ушел в свой угол, с намерением поразмыслить над случившимся и придумать ход, с помощью которого можно вызволить Петьку.
Назад: Глава 7 Все сначала
Дальше: Глава 9 Розовые поиски