28. ТОТЕМ ДВУГЛАВОГО ОРЛА
Богатырь Филарет не произнес ни слова, провожая Степана. Молчал и Гончар. Если раньше его и разбирало любопытство — откуда взялись русские крестьяне в Скалистых горах, то теперь он думал только о Милли. Ее здесь нет. Ее надо искать в другом месте. Надо ждать знаков. Обязательно будет какой-то знак, который укажет ему путь.
Они пересекли просторный двор. Теперь Гончару было видно, что от избы к избе тянутся крытые окопы. Кое-где слегка возвышались бугры с пожелтевшей травой, выдавая подземные укрытия. На стенах изб виднелись сколы, давние следы пулевых попаданий. В этой деревне привыкли отражать нападение.
Пройдя через сад, Филарет остановился перед высокой стеной колючего кустарника. Пошарив у корней, он вытянул жердь и поднял ее за один конец. Ветви с длинными шипами раздвинулись, и Филарет кивнул, приглашая Степана к образовавшемуся проходу:
— Прощай. И боле к нам не ходи.
Спустившись по узкой тропке между огородами, Гончар остановился на топком берегу.
Высокие камыши зашуршали, и из них выглянул улыбающийся Домбровский:
— В следующий раз мы будем заключать пари. Князь уже не верил, что вы вернетесь. Я мог выиграть. Обидно, черт возьми.
Берег, казавшийся пустынным, вдруг ожил. Из камышей один за другим показывались казаки.
— Чем закончились ваши переговоры? — спросил князь.
— Они пообещали сохранить нам жизнь, если мы быстро покинем их землю.
— Удивительно добрые люди населяют этот благословенный край, — сказал Домбровский. — Что вам удалось выведать?
— Индейцев здесь не было. Кавалеристы что-то напутали.
— А что за люди в деревне?
— Разные. Четверо русских мужиков, с ними десяток женщин. Видимо, жены и дочери. Да, тетки постарше — явно индейской крови, а девчонки — метиски. Вооружены армейскими "спрингфилдами". Патронов не жалеют. Все дома укреплены. Во дворах — ходы сообщения. Конница к ним не подберется, вся деревня обсажена колючими кустами. В общем, они чувствуют себя вполне уверенно. Будут стоять насмерть. Надо предупредить кавалеристов, чтобы не ввязывались.
— Согласен. — Князь неотрывно глядел на далекие избы. — Молодцы, хорошо обустроились. Говорите, там четверо мужиков? Вы не спросили, откуда они пришли?
— Нет.
— А как давно они тут поселились?
— Не спрашивал. Да и какая разница?
Он вытряхнул гимнастерку и шаровары, развесил одежду на камышах и, осторожно ступая по скользкому илистому дну, вошел в реку. Ему не терпелось поскорее смыть с себя колючий песок. Нырнув, он выплыл на середину реки и перевернулся на спину. Только теперь, отдавшись вялому течению, он ощутил, как велико было напряжение, сковывавшее его до сих пор. За последние сутки он уже несколько раз был готов принять смерть. Но ни индейские томагавки, ни русские пули не освободили его от непосильной тяжести, которая снова давила на сердце.
"Милли, где ты? Как найти тебя? Как загладить мою вину?" Он боялся признаться самому себе в том, что чувствует себя виноватым. Но это же очевидно — во всем виноват только он. "Милли спасла меня от смерти, а я изменил ей с первой попавшейся бабой — и вот наказание. Никогда не думал, что расплата за грехи наступает так быстро".
Когда он выбрался на берег, Салтыков с Домбровским сидели над картой, расстеленной на песке.
— Гадаете, куда повернуть отсюда? — спросил Гончар. — Лучше всего немедленно вернуться в лагерь. Мы и так потеряли слишком много времени с этой деревней.
— Кажется, нам придется здесь задержаться, — сказал князь.
— Хотите пополнить припасы? Не думаю, что вам дадут здесь даже глоток воды.
— Хочу проверить одну идею, — задумчиво произнес Салтыков. — Идея фантастическая, но кто знает… Россия сто лет потратила на освоение Америки, но лишилась всего буквально за два-три года. Стоило проиграть Крымскую войну, как все пошло прахом. Когда стало ясно, что в Петербурге решили прикрыть Русско-Американскую компанию, несколько групп изыскателей были направлены с побережья в глубь континента.
— Зачем?
— Все рассчитывали, что молодой государь переменит свои настроения, и русские смогут вернуться в Америку. Вернуться под новой маркой и занять те земли, которые еще не будут освоены ни мексиканцами, ни Штатами. Так вот, из пяти изыскательских партий в Форт-Росс возвратились только две. Они обнаружили непроходимые горы, за которыми лежали земли, непригодные для жизни. Что стало с тремя другими группами, неизвестно. Прошло почти двадцать лет… И вдруг мы встречаем здесь русских людей. Не ветром же их сюда занесло! Надо поговорить с ними.
— Князь, да поглядите вы на карту, — сказал Домбровский. — Как далеко могли зайти разведчики? На сто миль? На двести? От Тихого океана до Скалистых гор — тысяча миль гор и пустынь. Гончар, что вы скажете?
— Если вы хотите поближе познакомиться с местными, то останьтесь тут на пару дней. Они присмотрятся к вам, попривыкнут. Может, они и захотят говорить с вами на другие темы, кроме неприкосновенности своих границ.
— В этом есть смысл, — кивнул Салтыков.
— Оставайтесь, а я поеду дальше.
— В таком случае, — сказал Домбровский, — у вас будут отличные попутчики. Полюбуйтесь.
Гончар оглянулся и увидел, что на другом берегу реки над холмом клубится густая пыль. Вот из-за гребня показались первые флажки на кончиках пик, за ними выросли фигуры всадников. Длинная колонна извивалась, как змея, переваливая через холм. За конниками пылили фургоны, а дальше, заметно отстав, упряжки мулов тянули три орудия. Передовой отряд уже выстроился цепью на берегу, а из-за холма выползали все новые и новые всадники и повозки.
— А вот и кавалерия. — Князь опустил бинокль. — Надеюсь, полковник Морган не собирается переправляться вплавь.
— Плохо вы знаете полковника! — Домбровский восхищенно поцокал языком. — Эх, молодец! Хоть бы на секунду остановился!
Всадник на пегой лошади с ходу направился в воду, подняв брызги. За ним последовали трое, все же остальные растягивались вдоль берега цепью, спешиваясь и изготавливая винтовки к стрельбе.
— Неужели он знает, что здесь есть брод? — проговорил Салтыков.
— Нет там никакого брода, только для Моргана это неважно. — Домбровский вышел на открытое место и, размахивая шляпой, прокричал по-английски: — Добро пожаловать, полковник! Не стоило так торопиться!
Когда пегая лошадь вошла в воду по грудь, всадник соскользнул с нее и поплыл рядом, держась за гриву. Его спутники поступили так же. Скоро они уже выходили из воды на берег.
Полковник Морган бросил повод и подошел к князю. Вода ручьями стекала с его куртки и кожаных брюк, но он, казалось, не ощущал ни малейшего неудобства. Высокий и худой, с длинными рыжими локонами, выбившимися из-под шляпы, он козырнул, резко вскинув руку к переносице.
— Вы опять опередили меня, князь! Может быть, вы уже платите жалованье моим разведчикам? Дикари окружены? На этот раз мы не позволим им ускользнуть.
— Мне жаль, что вам напрасно пришлось искупаться, — ответил Салтыков. — Никаких индейцев. Мирная деревня. Эмигранты. Ваши разведчики настолько их напугали, что они заперлись в погребах и стреляют даже по воронам.
Полковник Морган выплюнул черную жвачку:
— Мне нет дела до ворон. Но если каждый эмигрант начнет палить по моим солдатам, то эта страна останется без армии. Или без эмигрантов.
Он щелкнул пальцами и скомандовал одному из своих помощников:
— Отправляйся обратно. Пусть разворачивают орудия. Я иду в деревню. Если оттуда раздастся хоть один выстрел, начинайте обстрел.
— Погодите, Морган! — Салтыков нахмурился. — Это мирная деревня. Вы серьезно намерены использовать артиллерию?
— Да хочу малость погонять пушкарей. В последнее время они стали задирать нос. Катаются с нами, как пассажиры. Пусть немного побегают. Развернут батарею, пальнут пару раз. Потом я полюбуюсь, как они станут чистить свои пушки, а мои ребята будут купаться в реке и наслаждаться жареной бараниной. Полагаю, в деревне до черта овец. Смотрите, как они выстригли траву на склонах. Вы любите баранину, князь?
— Куда спешить? — Салтыков уже достал свою неизменную флягу. — Вам надо позаботиться о здоровье. Не хватало еще простудиться. Давайте-ка выпьем за нашу встречу.
— Только не так, как в прошлый раз, — ухмыльнулся полковник, прикладываясь к фляге.
— О, то был незабываемый вечер! Надеюсь, сегодня мы сможем продолжить нашу дискуссию? Кажется, мы остановились на том, что листья мяты для коктейля надо растирать в ступке, а не крошить ножом.
— Нет, именно крошить! — Морган вытер губы. — Вы так ничего и не поняли!
— Ну их к черту, этих эмигрантов, — вмешался Домбровский. — Поехали к нам в лагерь. Там есть и мята, и ящик бренди. А кухарка Фарбера приготовит бекасов.
— Бекас? Это сильный аргумент. Кстати, у меня есть новости для вашего профессора. Давайте быстрее покончим с этой грязной деревушкой. И я поеду с вами, а полк нас догонит, когда мы уже обглодаем последние косточки.
Полковник расхохотался.
"Вот упрямый осел, — подумал Гончар. — И далась же ему эта деревня. Интересно, что еще придумает князь, чтобы избежать артобстрела?" Но ничего придумывать не пришлось, потому что жители деревни и сами поняли, чем грозит развертывание артиллерийской батареи. По тропинке между огородами уже спускался человек с белым флагом.
— Парламентеры! — Морган скривил губы и отдал флягу князю. — Спохватились! Сейчас они узнают, как мы поступаем с теми, кто стреляет по нашим солдатам. Белая тряпка ему весьма пригодится, чтобы перевязывать задницу.
Он решительно выступил вперед и встал, скрестив руки на груди.
Парламентер выглядел совсем не так, как те мужики, что скрывались в амбаре. Был он и ростом пониже, и с бородою пожиже, в черном просторном сюртуке и шляпе с опущенными полями. В одной руке он держал посох с белым полотном, а другой прижимал к телу деревянную резную шкатулку. При этом, как оказалось, он говорил по-английски.
— Я пастор Джонсон! — крикнул он издалека. — Я священнослужитель, у меня нет оружия! Не стреляйте!
— А у меня есть оружие! — рявкнул полковник Морган. — Много оружия, самого разного. И оно без промаха бьет по любому врагу, даже если он называет себя священником.
— Не стреляйте! — взмолился пастор, остановившись в десяти шагах от полковника. — Не надо кровопролития! Эти люди считают, что закон на их стороне. Они привыкли прогонять пришельцев с помощью оружия, потому что не верят в силу словесного воздействия. Но они никому не желают зла и хотят только одного — чтобы им не мешали жить в уединении. Это их право.
— Да что вы, преподобный? — Морган попытался изобразить удивление. — Позвольте спросить, и кто же дал им такое право — стрелять по моим людям?
— Улисс Симпсон Грант, президент Соединенных Штатов! Вы разрешите мне подойти поближе, чтобы продемонстрировать вам надлежащие документы?
— Демонстрируйте.
Скептически хмыкнув, полковник Морган изучил бумаги, извлеченные пастором из шкатулки. И чем дольше он их читал, тем медленнее жевал свою жвачку.
— Тут ничего не сказано насчет стрельбы, — произнес он уже не так воинственно, как прежде.
— Последний параграф! — Джонсон робко вытянул руку, пытаясь указать пальцем на приписку в низу листа. — Он внесен лично генералом Грантом! "Охрана вышеозначенных земельных участков… " — Ага, вижу! Как он неразборчиво писал, а еще президент. Не думаю, что Грант был слишком трезв в тот день. "… Охрана участков возлагается на самих жителей, которые могут применять для отражения нападения как любое оружие, находящееся в их собственности, так и прибегать к помощи вооруженных сил Территории Колорадо".
— Что же получается, полковник? — спросил князь. — Вы же еще и должны их охранять?
— Грант и не такие бумаги подписывал, — сердито насупившись, ответил Морган. — Что там у вас еще в шкатулке?
— Документы, подтверждающие права собственников. Но это мы обычно показываем каждому новому шерифу, когда он к нам заглядывает. Знаете, на этой должности в нашем округе редко кто задерживается больше чем на год.
— Считайте, что я ваш новый шериф. — Полковник забрал шкатулку из рук оторопевшего пастора. — Князь, помогите разобраться. Чует мое сердце, тут дело нечисто. Грант был слишком доверчив, но я-то знаю, на какие трюки способны эти эмигранты!
Салтыков бережно развернул пожелтевший лист, хранившийся на самом дне шкатулки.
— Что за бумажка? — спросил Морган.
— Поселенцы показывали ее местным шайенам, когда впервые прибыли в эти края, — объяснил пастор. — Видите ли, на индейцев весьма убедительно действовал сам ее вид. Этот внушительный герб в виде орла, и это количество статей, и сам размер… Шайены безоговорочно поверили, что эта бумага является чем-то вроде верительной грамоты.
— Но это же просто газета! Да еще иностранная!
Гончар заглянул через плечо князя и едва не расхохотался, увидев двуглавого орла на первой странице "Санкт-Петербургских Ведомостей".
— Да, газета. Но это подействовало на индейцев, и они подписали с пришельцами договор, на основании которого спустя несколько лет поселение получило законный статус. Вот этот договор. — Пастор развернул кусок тонкой выделанной кожи, на котором виднелись рисунки, линии и надписи, сделанные красной и черной краской. — Подписан вождем по имени Черное Облако и поселенцем по имени Мичман Удальтсов. Тут указаны земли, на которых новые жители могут выращивать хлеб и овощи. Своим урожаем они обязались делиться с семьей Черного Облака.
— И что? Президент признал эту шкуру настоящим документом? — Полковник Морган сплюнул. — Я же говорю, Гранта сгубило пьянство. Сколько проблем создал он для будущих поколений из-за своей тяги к спиртному!
— Генерал Грант — выдающийся патриот и гражданин, гордость американской нации, — почтительно произнес Джонсон.
— Кто бы спорил. Черт с вами, преподобный. Забирайте ваши бумажки. И предупредите своих, что дружба с краснокожими до добра не доведет. Если вздумаете укрывать у себя индейские банды, от деревни не останется даже этой шкатулки. Вам все ясно?
— Ясно, ясно. Я ни на минуту не сомневался в вашей рассудительности. — Пастор кивал и пятился, прижимая шкатулку к животу. — А что касается индейцев, то они давно уже приучены обходить деревню стороной.
— Одну минуту, преподобный, — окликнул его Домбровский. — Какую церковь вы представляете?
— Церковь Джона и Чарльза Уэсли. Нас еще называют методистами.
— И что же, в вашей деревне все такие же методисты, как вы?
— Увы, нет. Сказать по правде, жители не разделяют моих взглядов. Они даже не считают меня священником. Но я и не претендую. Достаточно того, что мы молимся одному Богу.
— Почему же вы остаетесь с ними, а не несете свет методистской истины дальше?
Пастор улыбнулся:
— Потому что я им нужен как врач, переводчик и юрист. Свет истины распространяется не проповедями, а добрыми делами.
