Глава двадцать пятая
Снова в поход
Негромко, один за другим, с интервалом в полсекунды, прозвучали два выстрела.
Упитанные чукотские парнишки громко вскрикнули и одновременно, словно подражая друг другу, присели на корточки.
Два отстреленных указательных пальца так же синхронно упали на оленьи шкуры, застилающие пол яранги, орошая всё вокруг алой кровью.
Сизый молнией метнулся вперёд, мгновенно вышиб из рук сыновей шамана ружья.
Сам шаман, испустив душераздирающий вопль, выхватил из ножен остро отточенный охотничий нож и метнулся к Айне, держащей в вытянутой руке верный браунинг, над стволом которого поднимался тоненький дымок.
Ник перехватил его за пояс уже в прыжке, автоматически взял руку на излом, раздался противный хруст…
"Вот так всегда и получается: думаешь по-хорошему договориться, без крови все вопросы решить, а получается всё — через задницу, насилие сплошное", — грустно рассуждал Ник, катя тяжёлую бочку с бензином по чёрной прибрежной гальке.
Банкин, толкавший бочку рядом с ним, попытался утешить:
— Не печалься, командир! С философской точки зрения — каждый то получает, что поведением своим на протяжении всей жизни заслуживает. Шаман, он долгие годы злым был, жадным, скупым, жестоким, хитрым. Все лучшие куски у других отбирал, только о себе любимом заботился да о детках своих, вот и допрыгался. Ничего, приедем в Анадырь, найдём, кого сюда послать. Комсомольский призыв объявим, в конце концов…
Уже поздней ночью пришвартовались у самого дальнего пирса. Гешка благородно взялся помочь Куликову добраться до медпункта, верный Кукусь забрался капитану за пазуху. Остальные отправились на базу, к местам последнего расквартирования. Заспанный часовой их сразу узнал, несмотря на отсутствие формы, откозырял, пропустил без вопросов.
В окне знакомого домика теплилась одинокая свеча.
— Смотри-ка, ждёт! — умилился Сизый, доставая из-под приметного булыжника ключ от своих апартаментов. — Вот оно как бывает! Иди, командир, торопись!
Ник тихонько постучался в филёнку двери.
Босые ноги легко пробежали по деревянному полу, звенящий голос уверенно произнёс:
— Никит, это же ты, я знаю!
Дверь широко распахнулась, и Зина, тёплая и растрёпанная, в короткой ночнушке, бросилась ему на шею, покрывая губы и лицо короткими нежными поцелуями…
Только через час, после того, как схлынуло наваждение, Зина, нежно водя тоненьким пальчиком по его груди, вдруг встрепенулась, вспомнив важную новость:
— Никит, я у тебя глупая совсем, всё забыла! У нас же Пётр Петрович пропал! Вас тогда в порту проводил, и всё, больше его никто не видел. Москва по нескольку раз в сутки на связь выходит, ругается…
И десяти минут не прошло, как Ник уже стучал кулаком в дверь коменданта, Лёха стоял рядом.
— Кто там? — щёлкнув пистолетным предохранителем, хрипло спросил комендант.
— Старший лейтенант Иванов, группа «Азимут»! Открывайте немедленно!
Комендант тут же повернул ключ в замке, широко распахнул дверь, залопотал плачущим голосом, тщетно пытаясь изобразить на лице некое подобие улыбки:
— Ой, Никита Андреевич! Вы уже вернулись? Как же я рад вас видеть! А у нас горе, капитан Курчавый пропал бесследно, четверо суток уже ищем, всё уже обыскали, даже водолазы в порту по дну ползали. Говорят, что видали около порта двоих неизвестных в пятнистых куртках…
— Отставить! — невежливо прервал его Ник. — Отвечать кратко и внятно, сугубо по делу! Старшина Никоненко с вверенным ему подразделением где сейчас находится?
— Прибыли позавчера на лодках, как вы и велели, размещены в общежитии!
— Тогда так. Объявляется тревога по форме 01! Через пятнадцать минут все офицеры и старшины НКВД должны быть собраны в кабинете Петра Петровича! Выполнять немедленно!
"Значит, предатель — вовсе и не Курчавый, — рассуждал Ник. — Ну зачем ему самостоятельно исчезать? Мы вместе со шхуной должны были утонуть, чего опасаться-то?"
Прошло полтора часа, прежде чем все затребованные лица прибыли к месту сбора.
Что поделаешь, пропал начальник, вот подчинённые сразу и разбаловались: меньшая часть списочного состава решила свободное время картам и пьянке посвятить, большая — по местным вдовушкам разбрелась.
Обычное дело: кот на крышу — мыши в пляс.
— Даю вводную, — начал Ник, оглядывая злые помятые лица — один Никоненко, несмотря на свежий засос на шее, смотрелся бодрячком. — Капитан Курчавый пропал, возможно, похищен вражескими агентами. Как старший по званию, принимаю командование частями НКВД, расквартированными в городе Анадыре и его окрестностях, на себя! В соответствии с возложенными на меня задачами и имеющимися полномочиями, — ткнул указательным пальцем в значок с профилем Иосифа Виссарионыча, — объявляю в районе военное положение! План действий следующий…
Утром в городке Анадыре и прилегающих к нему окрестностях началась новая жизнь.
Вернее, состоялся классический военный переворот: были взяты под контроль почта, телеграф, радиоточка, порт, сберкасса, склады с продовольствием и промтоварами, все сотрудники милиции были разоружены и отправлены по домам, на всех значимых перекрёстках стояли энкавэдешные патрули.
Военные, в лице двух взводов морской пехоты, в происходящее благоразумно не вмешивались, соблюдая нейтралитет.
Главное — реквизировали все полуторки, имеющиеся в наличии, общим количеством пять единиц.
Если честно, и трёх автомобилей хватило бы, но Ник решил перестраховаться: если одна из машин сломается в дороге, то весь скарб и личный состав тут же перегружается в запасную машину, то есть скорость движения отряда по маршруту не уменьшается.
Банкин в местном краеведческом музее под шумок разжился старенькими, но ещё действующими буссолью и астролябией.
— Теперь, когда золотую жилу найдём, то в Москву точные координаты сообщим: долготу и широту с точностью до минуты! Высший шик! — заявил с апломбом.
Ник чувствовал, что неотступно приближалась развязка всей этой истории, поэтому теперь был важен каждый день, каждый час. Короткая осень приходит в эти края уже в середине августа: начинаются затяжные дожди, за ними выпадает снег, непрерывно зверствуют метели и вьюги. А, как учат учебники истории, важные военные кампании лучше до наступления холодов заканчивать, иначе всяческие коллизии возможны, и примеров тому — не сосчитать…
В разговоре с Москвой Ник был краток: доложил, что операция входит в завершающую фазу, попросил предоставить новую, абсолютно секретную волну для сообщения в скором времени точных координат золотоносного месторождения.
После некоторых раздумий Москва новую волну и секретный код предоставила, не задавая лишних вопросов.
В дверь негромко постучали, в кабинет бочком просочился старшина Никоненко.
— Товарищ командир! Так к вам на приём начальник местной милиции просится, майор Ермаков Никанор Савельевич.
— Ну, и зачем он мне нужен? — спросил Ник, не отрываясь от изучения географической карты.
— Примите, он мужик уважаемый в наших краях, основательный. Раз просится, значит, дело важное у него. По пустякам он бы не беспокоил.
— Тогда зови, раз основательный. — Ник встал со стула и отдернул свой офицерский китель, предоставленный неожиданно подобревшим комендантом.
Майор Ермаков действительно с первого взгляда производил благоприятное впечатление: немного за пятьдесят, низенький, но плотный, лицо открытое, широкое, короткая неброская причёска, голубые хитрые глаза. В нём сразу угадывался "справный хозяин", бережливый и дотошный, способный и на нестандартные решения — для пользы порученного ему дела.
Ник шагнул майору навстречу, крепко пожал его руку, пододвинул массивный стул.
— Проходи, Никанор Савельевич, присаживайся! — сам обошёл вокруг письменного стола, уселся на место Курчавого.
— Так что у тебя, Савельич, излагай. Только короче, со временем у меня нынче туго.
— Оно и понятно. — Майор покосился на расстеленную на столе карту. — На участок Холодный караваном собрались. Да не смотри ты так на меня, Никита Андреевич, не смотри, не шпион я какой. Это и не тайна совсем — для думающего человека. Иначе для чего ещё тебе полуторки понадобились? Вот то-то же. А как ты до этого участка добираться собираешься? По карте, что ли?
— По карте, — честно признался Ник. О наличие иных вариантов он и не думал.
Никанор Савельевич прищурился лукаво:
— А ведь мы с тобой, старший лейтенант, почти родственники. Зинаида-то мне — племяшка, дочь моего покойного брата Ивана. Не знал? Теперь вот знай, не забудь потом на свадьбу пригласить. Но это к делу не относится. По карте тебе к Холодному не дойти: дорог там нет, по ручьям надо передвигаться, а для этого ту местность надо досконально знать. Проводник тебе нужен. У меня такой имеется, могу предоставить, — подмигнул заговорщицки.
— А с меня что попросишь, дядя Никанор? — в свою очередь улыбнулся Ник.
— Совсем немного. Я тебе — проводника, который неоднократно в тех местах бывал, ты мне — полуторку вернёшь, которую твои орлы у меня же и конфисковали. Тебе и остальных четырёх для дела хватит.
— Конечно, хватит, — тут же согласился Ник. — А что это за проводник? Кто он? Где его искать?
— Искать его не надо, он у меня в камере предварительного заключения сидит. За бытовое хулиганство, по мелочам, но года на четыре тянет. Зовут его Леонид Григорьевич Большаков, кличка — Лёнька-Обезьян. Он ещё месяцев десять назад, пока в запой не ударился, при вашем ведомстве ошивался, шоферил, с караванами два раза на Холодный ручей ходил. Так что дорогу хорошо знает. И уговаривать его не придётся. Пообещаешь ему по окончанию маршрута дело закрыть, — майор бросил поверх геологической карты потрёпанную картонную папку, — он с тобой к чёрту на рога с радостью согласится проехаться…
Выезжали ранним утром. Караван был укомплектован на совесть: на четырёх полуторках были смонтированы брезентовые тенты от дождя, в их кузова загрузили необходимые продовольственные припасы, рацию, бочки с бензином, разнообразное оружие, включая гранаты, два станковых пулемёта и несколько ящиков с патронами, палатки, спальные мешки, прочие бытовые мелочи, необходимые в серьёзном походе.
Ник прошёлся перед строем. Всего, не считая его самого и проводника, скромно стоящего в сторонке, в наличие было двадцать два бойца. Лейтенанты — Алексей Сизых и Геннадий Банкин, старшины — Антип Никоненко, Анна Сизых и Зинаида Ермакова, плюсом к ним — семнадцать красноармейцев.
Нику совсем не хотелось брать Зину в этот опасный поход, но квалифицированный радист, которому можно было безбоязненно доверить настройку на абсолютно секретную волну, был просто необходим.
— Даю вводную, — Ник жестом подозвал к себе проводника. — Выступаем на маршрут. Представляю вам проводника нашего отряда, зовут его Леонид Григорьевич, неоднократно бывал в тех местах, «старожил», так сказать, прямо по Джеку Лондону. Ну а вы, соответственно, «чечако», новички то бишь. На маршруте он для всех нас, меня включая, царь и бог. Прошу Леонида Григорьевича до прибытия на ручей Холодный слушаться неукоснительно. Во-первых, он человек опытный, ничего глупого не прикажет. А во-вторых, горяч он немного: если что — и по лицу может настучать. Так что учтите. Прошу вас, Леонид Григорьевич, скажите несколько приветственных слов в адрес коллектива!
Проводник, широкоплечий мужик в засаленном ватнике, длиннорукий, лицом и всеми движениями весьма похожий на матёрого орангутанга, шагнул навстречу строю и обвёл всех таким зверским взглядом, что у многих бойцов по спинам побежали мурашки
Леонид Григорьевич хрипло сообщил, демонстрируя свой огромный волосатый кулак:
— Вообще-то, Леонид Григорьевич — это я для начальства только. А в быту меня кличут — Лёнька-Обезьян. Можно просто — Обезьян. Я не обижусь. Но ежели что не так, ежели кто слово поперёк вякнет, удавлю как кутёнка задрипанного! Всем всё ясно? Вот и славно! Люблю понятливых! По машинам, парни!
Колонна, состоящая из четырёх стареньких, видавших виды полуторок наконец тронулась — курсом на юго-запад. За баранкой передовой машины восседал Лёнька-Обезьян, "маршрутный начальник" отряда. Ник, расположившись с ним рядом, с интересом посматривал по сторонам.
Километров через пятнадцать дорога кончилась. Резко и внезапно: вот только что плохонькая, но была, а вот и нет её, только голое, каменистое плоскогорье впереди — до самого горизонта.
Поехали прямо по откосу ближайшей сопки, справа нависали острые скалы, слева — пологий склон, поросший кустарником: карликовыми берёзами, ольхой, осиной и чем-то хвойным.
Пока было вполне терпимо, только трясло очень сильно, того и гляди — язык собственный случайно откусишь, так что молча ехали.
Через три часа по задней стенке кабины постучали, машина остановилась.
— Командир, — смущённо попросил в открытое боковое окошко выпрыгнувший из кузова Сизый, — ты бы с моей женой поменялся местами? Её совсем укачало, заснула мёртвым сном, а там мотает — по страшной силе. Давай её в кабину усадим, а? Если тебе не в падлу, конечно.
Совместными усилиями переправили спящую Айну в кабину, ещё и верёвками к сиденью привязали, чтобы не ударилась обо что-нибудь во сне, сами забрались в кузов, под брезентовый тент.
Ещё через два часа сзади раздалась громкая автомобильная сирена, полуторка резко затормозила. Ник тут же выбрался из «салона» — узнать, в чём дело.
Вдруг, где-то в конце колонны, прозвучали два громких выстрела, чуть погодя — ещё два. Ник, выхватив из кобуры браунинг, побежал к замыкающей машине, остановившейся метрах в ста от трёх остальных.
Растрёпанный Банкин, стоящий возле заднего колеса автомобиля, сжимал в руках ещё дымящуюся двустволку и внимательно вглядывался в заросли куруманника, раскинувшиеся ниже по склону.
Оказывается, Гешка через лобовое стекло высмотрел медведицу с двумя медвежатами, выскочил из кабины и давай палить — почём зря. Никоненко тут же ему пришёл на помощь, тоже пару раз стрельнул. Банкин уверял, что одного медвежонка подстрелили-таки: что-то бурое в кустарнике определённо просматривалось.
— Вон там, по склону, видите? Да вот же — бурое пятнышко! Вот же! Точно — это медвежонок! Это я его срезал!
Подошедший Обезьян был строг и категоричен:
— Ну, вы дикие какие-то! Зачем медвежонка замочили? Всё равно не достать его. Или кто смелый всё же найдётся? Медведица-то — жива осталась, прячется где-то рядом. Что — нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то медвежатники отведать, дело обычное. Высмотри себе одинокого медведя, завали, тут этих медведей — как собак нерезаных. Засранцы вы всё-таки! Ещё что похожее случится — урою на фиг! По машинам все!
Меткие стрелки, смущённые такой отповедью, торопливо расселись по своим местам.
Обезьян, не прекращая ругаться и ворчать, залез в кабину, бибикнул пару раз, сигнализируя всем о продолжении движения.
Прав был мудрый проводник: пока до участка доехали, видели медведей этих — не сосчитать. И одиночные попадались, и группами. Самое интересное, что все медведи были разномастными — от практически чёрной до светло-жёлтой окраски.
Один раз Ник наблюдал на сопке живописную группу из трёх косолапых: один — палевый, другой — светло-рыжий, третий — буро-чёрный. В чём тут дело? Даже многоопытный Обезьян не знал ответа на этот вопрос.
Пришёл вечер, выехали на перевал, заночевали, разбив нехитрый лагерь.
Весь следующий день ехали уже сугубо вниз, по ручьям, временами переезжая из одного в другой.
Состоялась ещё одна ночёвка, прошедшая без всяких происшествий.
Айна, похоже, реагировала на эту поездку как медведи на зиму: спала по двадцать три часа в сутки, в редкие перерывы от сна отходила в сторонку по нужде, вяло поглощала пищу, и то только благодаря понуканиям Сизого.
В полдень третьего дня пути по крохотному ручью выехали на берег Берингова моря.
На море царило полное безветрие. Ласковый прибой перебирал разноцветную гальку. Было достаточно тепло для первых чисел августа: где-то плюс пятнадцать-семнадцать.
Узкую береговую косу ограждали высоченные скалы, метрах в пяти от уреза воды по скалам была прочерчена белая непрерывная линия.
"Делать кому-то нечего было? Или краска была ворованной?" — вяло подумал Ник.
Часа два ещё ехали вдоль берега, а полоса всё не кончалась, наконец, сделали привал.
Остановились недалеко от места впадения в море неширокого ручья, в семидесяти метрах от береговой линии, где лениво перекатывались прибрежные волны и негромко шумел прибой.
Над капотами усталых машин поднимался белый пар. Водилы тоже нешуточно устали, прямо под колёса полуторок подстелили ватники и завалились спать.
— Всё, не могу больше! В задницу все пошли! Разбудите, если что, — уже засыпая, дал последние указания Обезьян и тут же начал громко храпеть.
Сизый метрах в десяти от спящего Обезьяна расстелил толстую оленью шкуру, бережно уложил на неё спящую Айну, заботливо укрыл байковым одеялом, рачительно прихваченным из комендантских кладовых во время "военного переворота".
Развели костёр, под руководством Зины приготовили королевский обед: макароны с тушёнкой, на второе — крепкий сладкий чай.
Банкин, не прекращая есть, заботливо предложил:
— Может, шоферюг разбудим? Остынет ведь всё!
— Да пусть поспят, родимые, — не согласился с ним Сизый. — Умаялись. Да и мы отдохнём, успеем ещё задницы свои о скамейки поотбивать.
После обеда все разбрелись, кто куда.
Ник благородно взял на себя неприятную миссию по помывке грязной посуды. Показать подчинённым, что их командир не чурается чёрной работы, — вещь весьма важная в свете завоевания настоящего, полноценного авторитета.
Сложил всю грязную посуду в объёмный котёл из-под макарон, пошёл к морю.
— Никит! — прокричала ему вслед Зина. — Только потом не забудь всё в ручье сполоснуть, от морской воды вся эмаль с кружек слезет!
На берегу Ник тщательно намылил ложки-вилки, тарелки-кружки, сложил всё обратно, в уже отдраенный мелким песочком котёл, и пошёл к месту впадения ручья в море, чтобы сполоснуть посуду в пресной воде.
До ручья оставалось метра полтора, когда из воды испуганно выскочила здоровенная рыбина — и тут же упала обратно, обдав Ника веером холодных брызг.
— Ну, ни хрена себе! Мужики, мужики! Тут рыба! Много очень! Здоровая, прямо гигантская! — От волнения Ник совсем забыл, что надо соответствовать высокому командирскому статусу: на рыбалке, как, впрочем, и в бане, все эти условные грани напрочь стираются, все опять равны — как младенцы в роддоме.
— Да это кета на нерест собралась, — сразу определил Никоненко. — Пару дней вдоль берега походит, присмотрится — да и попрёт в ручьи валом, только держись!
Все бойцы, за исключением спящих водителей и двух часовых, позабыв обо всём на свете, отдались благородной страсти.
Применять для добычи кеты огнестрельное оружие Ник сразу же и категорически запретил: мало ли кто может услышать эту канонаду, стоит максимально соблюдать осторожность.
Из маек и рубашек тут же было изготовлено некоторое подобие бредня. Сизый не без успеха использовал своё умение грамотно обращаться с пращой. Ник метал в рыбин свой нож. Никоненко быстро соорудил вполне приличную острогу — из черенка совковой лопаты и острого гвоздя, найденного в кузове полуторки.
— Никит, — тронула его за плечо Зина. — А мы здесь не одни рыбалкой увлекаемся!
Ник посмотрел в указанном направлении: примерно в полукилометре от их временного лагеря, возле устья другого ручейка, неуклюже скакали два крупных медведя, тоже рыбачили.
Общими усилиями добыли порядка пятнадцати рыбин, весом от одного до трёх килограммов.
— Будем делать шашлыки! — решил за всех Банкин. — Меня в Астрахани научили. Правда, там их из осетрины делают, да, думаю, один бес, — должно и из кеты получиться.
Развели большой костёр, нажгли достаточное количество фиолетовых и бордовых углей, из береговых камней сложили что-то наподобие мангала, в ближайшем куруманнике нарубили с сотню подходящих прутьев, нанизали на них порционные куски кеты, целый час «мариновавшихся» в сгущенном молоке (за неимением лучшего), слегка разбавленном морской водой.
В конечном итоге, очень вкусно получилось, все ели и дружно Гешку нахваливали.
Лёха подошёл к спящему Обезьяну и поднёс шампур с ещё дымящейся рыбой к его физиономии.
Обезьян задёргал носом и открыл глаза.
Сизый был предельно вежлив:
— Начальник, кушать подано! Отведайте рыбки, ваше обезьянье величество!
Проводник сонно потряс лохматой башкой, зажал в своём огромном кулаке шампур и, довольно урча, принялся за рыбу.
Покончив с шашлыком, Обезьян отбросил уже ненужный прутик в сторону, огляделся по сторонам и взревел как раненный в зад белый медведь:
— Уроды недоделанные! Выродки позорные! Я же велел: разбудить меня ежели что? А они и забыли, рыбку ловят, мать вашу! Быстро все по машинам! Прилив идёт. Нам что в одну сторону до ручья проходимого — два часа, что в другую. Запросто потонуть можем…
Действительно, если раньше от машин до береговой линии было метров семьдесят, то сейчас волны прибоя плескались в непосредственной близости от колёс полуторок.
— Прилив идёт! — повторил Обезьян и рукой показал на бесконечную белую полосу, прочерченную кем-то высоко на скалах.
— Теперь понятно, откуда эта белая полоска взялась, — прокомментировал Ник, запрыгивая в кабину передовой машины. Спящую до сих пор беспробудным сном Айну Сизый с собой в кузов забрал, не было уже времени — вновь привязывать девушку к сиденью.
Все расселись по своим местам, дружно взревели моторы. Гнали вдоль берега что было мочи, только прибрежная галька из-под колёс летела в разные стороны. Прилив наступал, ехали уже по воде, которая поднималась всё выше, выше…
Уже в густых сумерках, на последнем издыхании, заехали в спасительный ручей, проехали ещё метров четыреста вверх по его руслу, остановились.
Обезьян смахнул пот со лба, перекрестился:
— Фу-у, успели. Минут на десять поздней тронулись бы, и всё — кранты деревушке!
— Эй, командир! — прилетел из темноты голос Банкина. — А четвёртой-то машины не видно. Может, случилось что?
Ник в сопровождении Обезьяна спустился вниз по ручью.
На море было неспокойно, штормило, никаких следов отставшей полуторки так и не обнаружили. Кричали, пока не сорвали голоса, но ответа так и не услышали.
— Надо утра дожидаться, когда уже полный отлив будет. Может, и найдём кого живого, — неуверенно предположил Обезьян.
— Кто в этой машине ехал? — спросил Ник у подошедшей Зины.
— Она пустой шла, без груза, — сообщила девушка, пряча глаза. — А в кабине шофёр был и старшина Никоненко с ним, чтобы водитель не скучал…
Ночь Ник коротал в кабине полуторки, в компании Обезьяна. Обоим не спалось.
— Дальше по этому ручью и двинем? — спросил Ник.
Через пару минут, с трудом подавив приступ зевоты, проводник пробурчал в ответ:
— Не, это не наш ручей. До нужного, который Холодный, ещё километров тридцать. Дождёмся отлива, поспим немного, тогда и поедем.
Утром осторожно, задним ходом, спустились по ручью к морю.
Ник прошёлся вдоль берега: нигде не было видно ни машины, ни людей.
Метров через сто в куче буро-зелёных водорослей обнаружил светло-зелёную пилотку.
Вывернул наизнанку: на серой подкладке было аккуратно вышито красными нитками — "Антип Никоненко"…
Остановились метрах в ста от места впадения Холодного ручья в море.
Обезьян, который всё ещё являлся "маршрутным начальником", рявкнул:
— Ну-ка, босота, в одну шеренгу построились! Живо у меня! Давай, давай! Пошевеливайтесь, уроды!
Все, включая Ника, построились.
— На «первый-второй» рассчитайсь!
— Первый!
— Второй!
— Первый!
— Второй…
Обезьян пояснил:
— Первые номера идут по этому берегу ручья, вторые — по противоположному. Вот мешки, каждый взял по одному, и — вперёд!
— А зачем мешки, начальник? — поинтересовался Сизый.
— Рыбу в них складывать будете, дурики, — усмехнулся проводник.
Все рассредоточились по берегам ручья с мешками наготове.
Полуторка отъехала метров на триста, развернулась, разогналась на мелководье и, подняв тучу брызг, на большой скорости въехала в совсем неширокий ручей, полный кеты.
Испуганная рыба тут же начала выбрасываться на берег.
Шли бойцы по берегам ручья, восхищённо крутя головами и посмеиваясь, рыбу в мешки складывали.
— Вот это рыбалка, никогда на такой не был! — поделился своими ощущениями Банкин…
К вечеру добрались до лагеря, где их встретили семеро чумазых чалдонов.
— Петр Петрович не у вас? — спросил Ник у старшего.
— Да он где-то с полгода тому назад у нас был в последний раз, или чуть меньше, — удивлённо моргая ресницами, сообщил мужик. — А так про нас и не вспоминает никто. Сахар давно закончился, патроны. Уже три месяца на макаронах сидим, пряников только один мешок остался. Да и взрывчатки — всего недели на две.
— Ладно, разберёмся, — успокоил его Ник. — Банька-то у вас есть? Помыться бы — с дорожки.
— Есть у них банька, есть, — заверил бывалый Обезьян.
Заглянул Ник в помещение бани: печка с вмурованным котлом, рядом — открытая каменка, полок для парильщиков, разнокалиберные тазы, веники, явно связанные из веток карликовых берёз. В котле плескалась вода, печка была полна дров, между поленьями торчали обрывки газеты.
— Да тут не топлено совсем! Пока раскочегарим, пока нагреется — долгая история намечается, — засомневался Ник.
Обезьян его успокоил:
— Не гони волну, начальничек! Это у вас, на Большой Земле, баню часами топить надо, а у нас — пятнадцати минут достаточно будет. Видишь лист металла, что под камнями лежит? Что это такое — неизвестно, но нагревается докрасна почти сразу, а от него уже и камни. Пока паришься — и вода закипит.
Чиркнул спичкой о коробок, поднёс к газете, торчащей между поленьями. Огонь тут же весело разгорелся, через десять секунд печка начала радостно гудеть.
Печка гудела всё громче, металлический лист на глазах начал менять свой цвет: сперва заметно посветлел, потом стал розовым, красным, алым, бордовым…
Ник подошёл к Зине, осматривающей возле палатки свою рацию, лукаво подмигнул, кивнув головой в сторону баньки, мол, может, вдвоём сходим?
— С ума сошёл! — тут же покраснела девушка. — Что люди подумают? Мы же с тобой ещё не расписаны! Ничего, с мужиками сходишь. А мы с Аннушкой после всех, чтобы не так жарко было.
Попарились, в ручье искупались, снова попарились.
После бани перекусили от души свежепросольной кетовой икрой с галетами, крепкого чая напились от души.
— Ну что, начальник, — подошёл к Нику Обезьян. — Давай в сторонку отойдём, покалякаем о делах наших важных…
