Глава двадцать первая
Белая река
Через несколько минут, когда рассеялся чёрный, пахнущий бензином дым, стало видно, что на месте взрывов образовалась одна глубокая воронка диаметром порядка десяти-двенадцати метров.
Ник оглянулся и обнаружил за своей спиной весь списочный состав подразделения, включая толстого заспанного повара.
— Построиться! — тут же рявкнул Ник. Дождавшись, когда его команда будет выполнена, продолжил: — Во-первых, вчерашний приказ остаётся в силе — после завтрака незамедлительно уходим. Во-вторых, к месту взрыва никому не соваться, мне беззаботные зеваки не нужны. Там я и сам разберусь. В-третьих, весь личный состав, кроме повара, который выполняет свои прямые обязанности, вооружается ломами и лопатами и направляется в штольню на разбор завала. Старший — старшина Сизых. Старшина Сизых!
— Я!
— Постарайтесь завершить работы максимально быстро! Я на вас надеюсь! Предварительный распорядок дня следующий: разбор завала в штольне — два с половиной часа, похороны Вырвиглаза Владимира Ильича — пятнадцать минут, завтрак — пятнадцать минут, общие сборы — пятнадцать минут. Выступаем походной колонной вдоль реки Белой, конечный пункт маршрута — населённый пункт Анадырь. Все вопросы отставить! К выполнению поставленной задачи приступить!
Зашёл Ник в уже только свою палатку, прихватил с собой железный ящичек, около подвесного моста ключ вставил в замок, отомкнул, разобрался с содержимым самым кардинальным образом. Два браунинга отдал проходившей мимо Айне, пачки денег распихал по карманам, а бумаги строгой отчётности в каньон выбросил, в бурные воды Белой, пусть плывут себе — до самого океана.
Не торопясь, в сторону воронки двинулся.
Шел себе, пустым железным ящиком помахивая, за перистыми облаками, по небу невесть куда плывущими, наблюдал.
Не то, чтобы зачерствел душой, просто какой толк в этих слезливых сантиментах?
Плачь навзрыд, по земле катайся, волосёнки на себе рви — всё равно ничего уже не вернёшь назад, Вырвиглаза не оживишь.
Вокруг воронки обошёл несколько раз, спустился на дно.
Останки ньянга валялись повсюду: клочки ещё дымящийся чёрной шерсти, внутренности разнообразные, даже гигантский голубой глаз в двух метрах от воронки обнаружился.
Лежал себе на гладком камушке, изредка помаргивая. Ник его сапогом сильно пнул — далеко в тундру голубой шарик улетел, попрыгал немного и пропал из виду, наверно, закатился в какую-нибудь ямку.
Человеческих же останков вообще нигде не наблюдалось.
Нику удалось отыскать только несколько обрывков ткани защитного цвета, кусок голенища кирзового сапога, значок с профилем Сталина, две металлические пуговицы и пряжку от брючного ремня — с выпуклой пятиконечной звездой посередине.
Опознавательный значок «Азимута» бросил в нагрудный карман гимнастёрки, остальные находки сложил в железный ящик, ключ в замок вставил, повернул несколько раз, обратно пошёл, по дороге курительную трубку подобрал, ту, что Вырвиглаз в сторону отбросил, прежде чем по газам ударить.
Переходя по перекидному мосту через реку, выбросил в неё бесполезный уже ключ, метко попав в самый злобный из водоворотов.
Прошёл немного вдоль каньона, место симпатичное высмотрел: крохотная, идеально круглая полянка, поросшая белым мхом, вокруг полянки — брусничник густой, ветки густо красными ягодами облеплены, словно капельками крови.
Оставил железный ящик на краю полянки, к складской палатке сходил, обратно уже с кайлом на плече вернулся.
На самой середине поляны Ник за час, обливаясь потом и набив на ладонях кровавые мозоли, вырубил в твёрдой как камень земле аккуратную ямку нужных размеров.
Только присел перекурить, как прибежал запыхавшийся старшина Никоненко и возбуждённо доложил:
— Товарищ командир! Завал в штольне успешно разобран! Старшина Геннадий Банкин успешно извлечён на поверхность!
— Как он там? — озаботился Ник.
— Жив, только ослаб очень! — продолжал проявлять усердие сержант. — Сейчас его товарищ Сизых напоил водой и кормит специальным обедом! После окончание обеда больной незамедлительно будет доставлен в лагерь на специальных носилках!
— А носилки откуда взялись, да ещё и специальные?
— Так товарищ Сизых их самолично изготовил, пока мы завал разбирали!
"Молодец всё же Лёха! — рассуждал про себя Ник, вышагивая по направлению к подвесному мосту. — Толковый из него командир получается, умеет быстро авторитет завоевать".
На ту сторону реки переходить не пришлось, процессия, сопровождающая носилки, как раз на подвесной мостик вступила.
Первым к Нику подошёл Сизый, за ним — двое солдат с носилками, на носилках Гешка: лицо похудевшее, обросшее чёрной щетиной, но взгляд бодрый, с задоринкой.
Носилки, как успел отметить Ник, действительно необычными получились: широкие и длинные, с удобными подлокотниками, чтобы больному было, куда руки с удобством пристроить.
Лёха небрежно вскинул ладонь к пилотке:
— Товарищ командир! Ваше задание выполнено! Старшина Банкин из-под завала извлечён, приведён в чувство, напоен и накормлен!
— Благодарю за службу! — козырнул в ответ Ник, подошёл к носилкам.
— Привет, Никитон! — радостно улыбнулся Гешка. — Рад тебя видеть! А где Владимир Ильич? Я тут спрашиваю, спрашиваю у всех, а они молчат, словно воды в рот набрали. Что-то случилось?
Ник посмотрел на Сизого, тот скорчил неопределённую гримасу, мол, сам решай, командир: говорить, не говорить, а если и говорить, то что.
— Понимаешь, Геша… — осторожно начал Ник. — Почки у нашего профессора барахлили, даже пописать уже не мог. Вот почечная недостаточность и случилась. Умер Владимир Ильич. А мы недосмотрели, ты уж извини. Вот, просил тебе передать! — протянул Гешке курительную трубку Вырвиглаза.
Банкин крепко зажал трубку в ладони, посмотрел недоумённо:
— Что же это такое? Ильич же нестарым ещё был, шестьдесят три года всего. У него в Ленинграде сын маленький остался, одиннадцать лет мальцу, шустрый такой, белобрысый. Как же он теперь, без отца? — отвернулся и заплакал, всхлипывая совершенно по-детски…
Подразделение было построено рядом с идеально круглой полянкой, поросшей белым мхом, вдоль густого брусничника, ветки которого были облеплены крупными красными ягодами, словно капельками крови.
Носилки с Гешкой стояли чуть в стороне — отплакав, Банкин уснул: устал всё же в своём подземном заточении, почти двое суток не спал — жажда заснуть не давала.
Ник прощальную речь сказал. Как умел — так и сказал:
— Сегодня мы прощаемся с нашим старшим товарищем. Он прожил долгую жизнь, полную радостей и бед, побед и поражений. Достойно жил и умер достойно. Дай всем нам бог умереть так, как он, — достойно! Спи спокойно, дорогой Владимир Ильич! Мы закончим наше общее дело! А всякие сраные ублюдки — не пройдут! Но пасаран!
Положил в ямку железный ящик с найденными останками, бросил сверху горсть каменной пыли и пошёл, не оглядываясь, к лагерю, зная, что всё дальнейшее Лёха на себя возьмёт.
Шёл и тихонько скрипел зубами, чтобы не завыть в голос…
В полной тишине позавтракали, потом оперативно и согласованно свернули лагерь.
То, что с собой не брали: мотыги, лопаты, тротил, излишки консервов, — между двумя большими камнями сложили, укрыли кусками старого брезента.
Подвесной мостик Ник решил не ломать — вдруг ещё кому-нибудь пригодится.
Во время сборов к нему Сизый подошёл, смущённо покашлял в кулак:
— Ты это, командир, не сумлевайся. Мы там всё как надо сделали, закопали, сверху камень поставили приметный: весь белый из себя, с двумя чёрными полосами…
Выступили в направлении населённого пункта Анадырь, соблюдая походный распорядок: впереди — боевое охранение, со старшиной Никоненко во главе, в середине колонны — основные силы, включая носилки с Гешкой, далее, как и полагается, арьергард, возглавляемый доблестным старшиной Сизых.
На добрые полкилометра растянулась вдоль обрывистого берега реки Белой походная колонна.
Ник бездумно шагал вперёд, посматривая на белые речные буруны и водовороты, тихонько бормотал под нос:
Белая река, память о былом.
Эй, река-рука, помаши крылом.
Я тону и мне, в этих пустяках:
Рюмка на столе, небо в облаках…
За дневной переход, сделав два кратких привала, преодолели километров двадцать пять, что было совсем неплохо, учитывая, что каждый из бойцов имел за плечами килограммов тридцать пять — сорок различного груза. Уже в сумерках остановились на ночёвку. Впереди, в подступающей темноте смутно угадывались очертания высоких остроконечных скал.
Было достаточно тепло, дождик не ожидался, поэтому Ник решил времени на установку палаток не тратить. Разожгли несколько крохотных костерков, наспех поужинали, распределили очерёдность ночных дежурств, влезли в спальные мешки.
Сон пришёл сразу — долгожданным добрым другом, осторожно обнял за плечи, нашептывая на ухо разные истории: об иных местах, где растут высокие деревья, а по парковым, идеально прямым дорожкам прогуливаются беззаботные девушки с озорными глазами…
Утром Ник недоверчиво оглядел в подзорную трубу Айны скальный массив, неожиданно вставший у них на пути. До скал было чуть больше километра, но общая картинка читалась однозначно: вертикальная скала вздымалась над каньоном метров на четыреста, оставляя для прохода вдоль обрывистого берега реки узенькую полоску шириной чуть более метра.
Путь, конечно, совершенно небезопасный для передвижения, особенно для тех, кто носилки с Банкиным понесёт, но других вариантов не просматривалось.
— Старшина Никоненко, ко мне! — громко позвал Ник.
Бравый старшина прибыл незамедлительно, на ходу отряхивая с гимнастёрки крошки от сухарей, подбежал, вытянулся по стойке смирно, жадно поедая начальство глазами:
— Старшина Никоненко по вашему приказанию прибыл!
— Вольно! — улыбнулся Ник. — Скажите-ка мне, Никоненко, вы ведь сюда от Анадыря этим же путём следовали? — рукой показал на узкий проход между скалами и руслом реки.
— Так точно! Это место называется — Бараньи Горы! Очень плохое место, командир, опасное!
— А поподробнее? — нахмурился Ник.
— Эти скалы вдоль реки больше двух километров тянутся, — продолжал старательно докладывать Никоненко. — На скалах живут злые горные бараны. Они вниз рогами и копытами большие валуны сбрасывают. Когда человека увидят, тогда и сбрасывают. Мы, когда к лагерю шли, то про баранов не знали. Пошли по этой тропе обычным порядком. В боевом охранении пятеро бойцов было, вошли под скалы цепочкой. Горные бараны камни вниз сбросили. Рядовые Петров и Гаммиулин погибли на месте, — закончил старшина свой рассказ и замер в ожидании новых вопросов.
— Как же вы тогда преодолели этот участок? — не заставил ждать себя Ник.
— По одному, бегом, с перерывами в пятнадцать-двадцать минут. Груза было очень много. Приходилось возвращаться за ним. Трое суток переправляли. Я один раз с обрыва в реку упал, но выплыл, потому как на Волге вырос, плавать умею хорошо. А рядовой Павлов, он рязанский был, утонул сразу. И рация вместе с ним ушла на дно.
— Спасибо, старшина, — после минутного молчания поблагодарил подчинённого Ник. — Вы свободны, можете продолжить приём пищи.
Совсем не нравилась ему эта ситуация. И времени здесь много можно потерять, если по одному по этому уступу перебираться, да и опасно, особенно для тех, кто с носилками побежит, да и для Банкина, который будет лежать на этих носилках. Если уж одиночные бойцы в реку падали, то громоздким носилкам туда свалиться — раз плюнуть. Надо было срочно придумать что-нибудь иное, эффективное.
Пока подразделение заканчивало приём пищи и общий утренний моцион, решил поближе подойти к этим Бараньим Горам, осмотреться на месте. Сизый с ним за компанию увязался, ну и Айна, естественно, пень ясный.
По дороге к скалам девушка своим мнением относительно бараньей агрессивности поделилась:
— Бараны людей совсем не любят. За что их любить? Все люди: чукчи, русские, американы, — все барана убить хотят. Как увидят, так сразу и хотят. У баранов рога очень красивые. Все люди хотят их на стенку повесить. Белые — в своих деревянных домах, чукчи — в ярангах. Бараны знают про это. Поэтому когда видят внизу человека — сразу камни сбрасывают. Убить хотят. Всё по-честному. Люди баранов убить хотят, бараны — людей…
Ник против такой логики ничего не имел, но и к баранам-убийцам теплоты особой не испытывал, не до того было, время поджимало.
Подошли к скалам: да, солидные сооружения, со стороны реки на такие можно взобраться, только применяя специальные альпинистские штуковины, и то — если не сорвёшься.
Может, попробовать с другой стороны? Метров на двести отошли вдоль боковой скальной грани, перпендикулярно руслу Белой. Здесь обнаружился достаточно крутой, но вполне преодолимый склон, по которому можно было взобраться наверх.
Вернулись обратно, туда, где скалы встречались с каньоном реки. Сизый и Айна отошли метров на сто пятьдесят вдоль русла, чтобы верхушки скал попадали в поле видимости, а Ник пошёл вперёд, к самому началу узкого прохода между рекой и скалами.
— Эй, начальник! — предупредил Лёха, когда Нику оставалось до скал метров пятнадцать. — Там, наверху, что-то мелькает! Похоже — рога! Будь осторожней, не ходи дальше!
Ник в два прыжка добрался до скалы, пару раз дружески хлопнул по гладкой каменной поверхности ладошкой — отметился, так сказать — и быстрым шагом вернулся на прежние рубежи.
И вовремя: сверху донёсся неясный шум, неуклонно переходящий в глухой ропот, и со скал хлынул каменный поток.
Большинство камней пролетели мимо уступа, прямо в бушующие волны реки, но несколько крупных валунов упали в непосредственной близости от того места, где несколько секунд назад Ник «поздоровался» со скалой.
Да, похоже, местные бараны с юмором не знакомы и шутить не умеют.
Приходилось серьёзно считаться с их намерениями и возможностями.
Коллективно было принято следующее решение: основные силы становятся лагерем, не доходя триста метров до горного массива, а отряд добровольцев в составе Ника, Сизого и Айны направляется непосредственно на скалы — на предмет проведения действенных переговоров с местными обитателями.
— Даю вводную, — Ник отдавал команды и приказы уже автоматически, почти не задумываясь над отдельными словами, как будто всю свою сознательную жизнь только этим и занимался. — От лагеря никому не отходить. Заниматься текущими делами: готовить пищу, чинить одежду и обувь, стирать исподнее. Старший по лагерю — старшина Никоненко. Выставить посты охранения, отдельно выделенному бойцу — непрерывно наблюдать за скалами. Когда путь будет свободен, я просигналю красной ракетой. После получения сигнала — выступать незамедлительно! Преодолеть тропу под Бараньими Горами быстро, но соблюдая осторожность и подстраховывая друг друга. По преодолению — запустить вверх зелёную ракету. Пройти за этими скалами на полкилометра, устроить привал, дожидаться меня. Вопросы? Выполнять!
Отошли от русла реки, полезли наверх. Только через два часа, ободрав об острые камни колени и кончики пальцев рук, выбрались на ровную площадку, расположенную среди множества скальных отростков, устремлённых вверх.
Видимость была просто отличная, Ник огляделся по сторонам. Подвесной мостик был не виден, оно и понятно, отошли от него очень даже прилично. Зато впереди отчётливо наблюдалась широкая лента стального цвета — краса и гордость этих мест, славная река Анадырь. Вот и место впадения реки Белой в Анадырь: тонкая светлая нитка, измятая рваными зигзагами, соединяется в единое целое со стальной, широкой, плавно изгибающейся полосой.
Раздался выстрел:
— Тыдых!
— Тыдых, тыдых, тыдых, тыдых, тыдых… — подхватило горное эхо, оказавшееся на удивление громким и неугомонным.
Это Айна, пока Ник любовался местными ландшафтами, высмотрела первого горного сторожа, наблюдавшего за ними из-за огромной каменной глыбы.
От меткого выстрела массивный рог, закрученный в крутую спираль, отлетел в одну сторону, а сам баран поскакал по валунам в другую.
— Тыдых! Тыдых, тыдых, тыдых, тыдых, тыдых… — Это уже Сизый жену подстраховал.
Баран замер в полёте, подстреленной птицей рухнул вниз, с шумом прокатился метров десять по камням.
Подошли, полюбовались первым трофеем.
— Одно слово — красавец! — Сизый вынес свой вердикт, глядя в неподвижные глаза животного. — Килограмм на восемьдесят потянет. А рога какие, копыта! Да, такими копытами медведей пачками можно мочить, в натуре!
Копыта у барана, действительно, были очень даже солидными: абсолютно чёрные, в диаметре — сантиметров пятнадцать.
Дальше решили разделиться — для пользы дела. Сизый и Айна двинулись между срединных скал массива, Ник же, пройдя метров триста на звук ревущей реки, пошёл параллельным с ними курсом, держась совсем недалеко от кромки обрыва.
Осторожно шёл, перепрыгивая с одного валуна на другой, не снимая указательного пальца со спускового крючка.
Прозевал-таки опасность, прошляпил!
Почувствовал, что сзади что-то не так, попытался отпрыгнуть в сторону, но не успел, опоздал на какие-то доли секунды. Матёрый баран, резво выпрыгнувший из-за очередного каменного выроста, сильно ударил его своими рожищами между лопаток.
Выпавший из рук винчестер звонко запрыгал по камням, послав слепой выстрел куда-то в сторону:
— Тыдых! Тыдых, тыдых, тыдых, тыдых, тыдых…
Ник же, сделав в воздухе неуклюжий кульбит, мгновенно преодолел расстояние, отделяющее его от пропасти, кубарем пронёсся по короткому крутому склону и завис над бездной, умудрившись, в последний момент зацепиться кончиками пальцев за острую кромку обрыва.
Где-то внизу плотоядно гудела Белая, обещая лёгкую, мгновенную смерть.
Ник, насколько это было возможно, задрал голову вверх и тут же встретился взглядом с жёлтыми немигающими глазами. Баран и не собирался никуда уходить: неотрывно наблюдая за своей потенциальной жертвой, он передним копытом раскачивал большой камень, выступающий из тела горного склона.
"Прицеливается, гад!" — понял Ник и заорал благим матом:
— Кто-нибудь, помогите!
— Помогите, помогите, помогите, помогите! — подхватило эхо.
Бурый валун, набирая скорость, покатился прямо в его сторону…
"Разжимай пальцы! — заботливо посоветовал внутренний голос. — С проломленной головой ты уже точно никому не нужен! А если вниз полетишь, то есть ещё призрачный шанс: вдруг опять в том чёрном туннеле, с едва видимым впереди белым пятнышком, окажешься? Может, ещё один раз вынесет — на другие берега? Что ты потерял здесь, в этом долбанном тридцать восьмом?"
"Да пошёл ты куда подальше! У меня тут друзья, дело важное", — успел ответить голосу Ник и крепко зажмурился.
Каменюга, резко подпрыгнув в последний момент, улетела в пропасть, напоследок нежно погладив Ника по растрёпанным ветром волосам.
— Тыдых! Тыдых, тыдых, тыдых, тыдых, тыдых… — Баран на мгновенье застыл на краю склона и, одарив Ника на прощанье испепеляющим взглядом, гордо удалился.
— Это ты, командир, в рубашке родился, — приговаривал Сизый, вытаскивая Ника из пропасти. — Хорошо ещё, что здесь просто чудное эхо, мы с Айной сразу услышали, что ты о помощи просишь. А так бы добил он тебя, гнида рогатая, всенепременно бы добил!
За следующий час патрулирования (держались уже все вместе) застрелили ещё одного красавца-рогача, троих просто вспугнули дальними выстрелами.
Ник достал из полевого планшета ракетницу, подал условный сигнал.
После этого ещё часа три, пока не дождались условной зелёной ракеты, прочёсывали все эти горные закоулки и лабиринты, справедливо опасаясь бараньего коварства…
В полдень следующего дня, через четыре часа хода, вышли на берег Анадыря.
— Привал! — скомандовал Ник, откровенно любуясь рекой.
Русло Анадыря в этом месте изгибалось по плавной дуге, ширина водного потока превышала двести метров, течение было достаточно медленное — километров восемь-десять в час.
— Эх, парочку плотов бы построить! — размечтался Банкин, который уже немного оклемался и передвигался по маршруту на своих двоих, правда, пока ещё без груза за спиной.
Да, плоты бы не помешали, скорость движения отряда была далека от оптимальной, уж очень много груза приходилось тащить с собой: палатки, спальные мешки, запасы продовольствия, по мелочам всякого разного набралось прилично.
Так и подмывало сбросить половину скарба в ближайший куруманник, чтобы шагалось веселее.
А вдруг непогода? Вдруг на неделю дожди зарядят, что тогда?
По пологим берегам Анадыря наблюдалось достаточно много плавняка, но абсолютно несерьёзного: тонкие ветки, короткие сучья, обломки старых досок и брёвен, принесённых рекой незнамо откуда.
— Товарищ командир! — обратился к Нику старшина Никоненко. — Можно попробовать одну нашу волжскую старинную хитрость, бурлацкую ещё. В старые времена, когда бурлаки вниз по течению Волги спускались за очередной баржой, они все свои тяжёлые вещи транспортировали на маленьких плотиках. По течению плыл небольшой плот с поклажей, к нему привязывали надёжную верёвку. Бурлак эту верёвку вокруг своего торса обматывал, узлом закреплял и шёл сзади. Если течение было быстрым, то плотик бурлака ещё и за собой тянул, помогая идти быстрее.
В порядке эксперимента из ненужных уже Гешкиных носилок и разных веток, найденных на берегу, смастерили один такой пробный плотик. Ник на него разместил свой вещмешок, закрепил тщательно, привязал к плоту верёвку. Отпустил плотик по течению, на другом конце верёвки сделал хитрую петлю, влез в неё плечами. Просто отлично получилось! Течение плотик за собой тащило, тот Ника за собой тянул. Легко шагалось, даже с удовольствием!
Дал Ник всеобщую команду: собирать по ходу движения все деревянные предметы, заслуживающие внимание на предмет плотостроительства.
Много полезного материала набралось.
Ник даже остановку на ночлег на два часа раньше, чем обычно, объявил, чтобы успеть наделать до темноты необходимое количество плавучих транспортных средств для перемещения груза.
Наутро скорость передвижения по маршруту резко возросла. Все члены отряда — кроме группы боевого охранения, передвигающейся вперёд налегке и с оружием на изготовку — семенили вдоль берега, влекомые вперёд силой течения, передаваемой их плечам через туго натянутые верёвки.
Ближе к вечеру, когда преодолели более сорока километров, течение реки замедлилось — здесь начинался спокойный и очень глубокий плёс.
Только Ник собрался отдать команду на остановку и расположение на очередной ночлег, как впереди его плота вспенился огромный бурун, хлипкое транспортное средство перевернулось, из воды на секунду показался гигантский рыбий хвост и плашмя опустился обратно, произведя звонкий хлопок, тут же разнесённый эхом по всей речной долине.
Ник потянул за верёвку и вытащил на разноцветную гальку пологой косы абсолютно пустой плотик — безо всяких следов пребывания на нём своего вещевого мешка.
— Мать твою! — искренне возмутился Ник, сразу вспомнив весь комплект утерянных навсегда полезных вещей: пять пачек «Беломорканала», вполне ещё острая опасная бритва, мохнатый помазок, две пары очень слабоношенных носков, байковые портянки, пакет с отборными морскими сухарями и, главное, несколько пухлых тетрадей, от корки до корки исписанных бисерным почерком Вырвиглаза.
Потеря палатки, спального мешка и десятка банок с говяжьей тушёнкой сильных эмоций не вызвала.
Подошедшая на его крик Айна выразилась куда определённее:
— Это была — Главная Рыба. Она больше горного барана. Больше двух горных баранов. Айне про неё отец-Афоня рассказывал. Кто Главную Рыбу поймает, у того много всего будет. Детей, песцовых шкурок, больших кастрюль. Тот всегда смелым и удачливым будет. Его сама Светлая Тень полюбит — как родного ребёнка…
Старшина Никоненко тут же оживился:
— Обязательно поймаем! Мы же — волжские, не такое ещё лавливали! Помню, маленький совсем был, а дед сома поймал: на трёх составленных друг за другом подводах везли, а хвост по земле волочился! И снасть у меня имеется! — достал из планшета здоровенный кованый крючок, совсем чуть-чуть покрытый ржавчиной. — Вот только на что ловить эту Главную Рыбу?
Здесь и вышла закавыка: ловить Рыбу было совершенно не на что, из пищевых продуктов в наличие была только пшеничная крупа, гречка да стеклянные банки с тушёнкой. У Айны ещё немного китового сала оставалось, да берегла она его пуще, чем зеницу ока, мол, лекарство от всех болезней.
— Да, не судьба! — Никоненко вздохнул и пошёл руководить процессом установки палаток.
Начинался дождик, и Ник приказал палатки на ночь установить, дабы никто не подхватил совершенно ненужной сейчас простуды.
— Надо Главную Рыбу поймать. Очень надо, — невозмутимо заявила Айна, перекинула через плечо ремешок винчестера и пошла в тундру, строго перпендикулярно к реке.
Минут через пятнадцать с той стороны прилетел звук выстрела, многократно усиленный местным эхом, а вскоре и сама Айна вернулась, неся за уши истошно повизгивающего зайца.
Заяц беспрестанно дёргался всем своим худеньким тельцем, бестолково сучил единственной задней лапой, стараясь оцарапать удерживающую его руку, и безостановочно молил о пощаде, всхлипывал, ругался, плакал…
Из уродливого обрубка, бывшего ещё недавно второй полноценной задней лапой, медленно стекала тонкая струйка тёмно-красной крови.
— Да пристрели ты этого зайца, в конце-то концов! — взвыл Лёха. — Не могу слышать, как он кричит!
— Главной Рыбе живой заяц нужен, — спокойно объяснила Айна. — Мимо мёртвого она проплывёт. Живого — съесть захочет.
Отобрала у опешившего Никоненко верёвочный жгут с привязанным на его конце кованым крючком, насадила на него зайца, совершенно не обращая внимания на его сумасшедшие вопли и одним ловким движением забросила приманку почти на середину реки.
Секунд тридцать заяц, истошно и непрерывно визжа, сплавлялся вниз по течению.
Неожиданный водоворот, возникший из ниоткуда, шлепок мощного рыбьего хвоста по воде, и вот уже Айна, не выпустившая жгута из рук, улетела в серые спокойные воды реки.
Сизый тут же прыгнул следом, успев уцепиться ладонью за лодыжку жены, за ним последовал Никоненко, ещё кто-то из бойцов бросился в воды Анадыря…
Только через полчаса, отплёвываясь и отчаянно матерясь, выволокли отчаянно сопротивляющуюся рыбину на берег.
Гигантский таймень высоко подпрыгивал на разноцветной прибрежной гальке, стараясь соскользнуть обратно в воду, и успокоился только после того, как Ник разрядил в его голову всю обойму браунинга.
— Хороший телок, килограмм сто двадцать будет, — заключил Сизый, пытаясь оторвать рыбину от земли.
Разожгли несколько костров, разместили в пламени все имеющиеся в наличии сосуды, наполненные водой, — уха обещала быть просто королевской.
Банкин взялся за потрошение тайменя и за нарезку его на порционные куски.
Через некоторое время попросил Ника подойти:
— Никитон, посмотри, что я в желудке у этого бродяги нашёл!
На Гешкиной ладони лежали весьма нехарактерные для содержания рыбьего желудка предметы: массивный тёмно-коричневый браслет и перстенёк — такого же цвета.
Ник забрал у Банкина странные находки и, вырвав из ближайшей кочки пук ягеля, отправился на берег Анадыря.
Сыпанул на мох крупнозернистого речного песка, тщательно отдраил неожиданные находки. Тёмный налёт слетел легко, а под ним золото заблестело. Вот как бы так оно! Повертел золотые украшения перед глазами, а на них и выгравированные надписи обнаружились. Непростые совсем надписи, значимые.
После сытного ужина, когда все бойцы, кроме тех, кто на постах дежурил, у костра расположились — обсудить события уходящего дня, Ник выступил с торжественной речью:
— Бойцы! Да сидите вы, олухи, сидите спокойно! Все знают, что в наших славных рядах есть парочка молодожёнов? Вот они, рядом с вами: старшина Алексей Сизых и его жена — Анна Афанасьевна, известная нам всем как Айна. От лица командования хочу вручить этим доблестным бойцам ценные подарки. Вот этот мужской перстень я вручаю Алексею. На его внутренней стороне есть надпись: "Только — Анна". Похлопали, товарищи! А данный браслет, безусловно женский, я передаю в вечное владение уважаемой Анне Афанасьевне. На внутренней стороне этого браслета выгравировано: "Алексей — навсегда". Вот такие у меня подарки. Хлопаем товарищи, поздравляем молодых!
Молодые были нешуточно тронуты и смущены, синхронно краснели и внимательно разглядывали командирские презенты.
— Горько! — в завершении торжественной процедуры предложил неугомонный Банкин.
Дело кончилось тем, что Сизый встал и пошёл переносить свою палатку — метров на сто в сторону.
Все с пониманием переглянулись, но никто острить по этому поводу не стал — неплохие парни собрались в отряде.
Неожиданно со стороны реки донёсся странный звук: где-то гораздо ниже по течению реки тарахтел старенький мотор. Лодка под мотором в этих безлюдных местах?
Ник тут же приказал удвоить боевое охранение и неустанно бдить в усиленном режиме…
