Кавсиний Схола зачастил в Рим к своему старому другу Публию Клодию. Возможно, потому, что у Клодия теперь водились денежки, и Кавсиний уже и раз, и другой брал в долг. Однако помогал другу кандидат в преторы отнюдь не бескорыстно. Взамен на обещание повременить с отдачей долга Клодий получил от Кавсиния обещание подготовить к лету всех жителей Интерамны к приезду в Город на голосование по одному очень важному вопросу. Что за вопрос — Клодий объяснять не стал. Кавсиний Схола попытался подпоить клиента Гая Клодия и вытянуть у того, о чем идет речь. Гай Клодий пил охотно и даже сделался довольно болтлив. Во всяком случае, он со значительным видом намекнул, что речь идет о каком-то важном законе, столь важном, что Клодий заранее разыскивает по всей Италии людей, которым когда-то оказывал услуги, подкрепляет давнюю дружбу деньгами, а взамен просит всего лишь привести в нужный день всех римских граждан на голосование. Из Этрурии, где у Клодия обширные имения, к нему что ни день приезжают посланцы, и это уже замечено, и тревожит врагов. Назревало что-то грандиозное, невиданное — Клодий оплетал сетью всю Италию, готовясь нанести удар. Кавсиний Схола не стал допытываться — какой именно, и на следующий день уехал к себе в Интерамну. Так что на следующий вечер, сидя за чашей в таверне, Гай Клодий, привыкший к пирушкам, испытывал странную пустоту — накануне он делал значительные намеки, и вдруг больше никто не пытается выведать планы его патрона. А планы были столь необычные, что молчать о них становилось все труднее и труднее…

И тут напротив Гая уселся Феофан из Митилен…

Милон старался не выказывать раздражения при встрече. Напротив, он улыбнулся как можно любезнее, приветствовал Великого голосом льстивым, почти слащавым, и только после повторного приглашения опустился на стул подле жаровни. Сам Помпей расхаживал по таблину, что свидетельствовало о сильном волнении. В загородной усадьбе Великого обстановка была, как и в те дни, когда здесь проживала Юлия. Ее бюст, поражающий сходством, стоял в углу таблина, и мраморная Юлия смотрела на гостя нарисованными глазами. Только взгляд этот был какой-то напряженный, будто Юлия всматривалась во что-то, но никак не могла разглядеть. На ложе, стоящем между ларем с книгами и жаровней, примятое, пестрело нашитым узором явно самодельное покрывало — незаконченная работа Юлии. Все здесь напоминало о ней. А между тем говорили, что Помпей собирается жениться вновь.

— Ты слышал? — голосом обвинителя спросил Помпей, останавливаясь перед Милоном. — Слышал, что задумал Публий Клодий?

— Рассказывают, что он собирается фактически уравнять в правах вольноотпущенников и римских граждан, — ответил Милон. — Но это, кажется, не тайна.

— Я о другом. Ты что-нибудь знаешь о консилии?

Милон замялся:

— В первый раз слышу. А что это такое?

— Ха! — Помпей погрозил кому-то. Видимо — Клодию. — Новая выдумка Бешеного. Он хочет отменить народное собрание и устроить выборы в свой консилий по всей Республике. От каждой общины — определенное число граждан. Консилий будет собираться в комициальные дни и решать все вопросы, которые прежде решало народное собрание.

— Погоди! Что ж это такое? А сенат?

— Вот именно, сенат! — Помпей вскинул руки к потолку. Этот жест он позаимствовал у Цицерона. — Сенат будет растоптан! Бешеный уничтожит оптиматов, уничтожит!

— Комиции не примут подобный закон.

— Не примут? Очень даже примут. Гай Клодий, клиент Бешеного, проболтался Феофану из Митилен, что Клодий по всей Италии готовит своих сторонников — чтобы они прибыли в Город и проголосовали за его консилий. Этрурия уже вся на его стороне. Ты должен не пропустить этого человека в преторы.

— А как же ваша амицития? Как же соглашение между тобой, Клодием и Цезарем?

— Соглашения давно уже нет. К тому же, я уверен, консилий Цезарю тоже не понравится.

— Клодия надо остановить. — Милон выразительно глянул на Помпея. — Но боюсь, что на выборах его никак не завалить. Пусть одна половина оптиматов его ненавидит, но с другой половиной он в родстве. Палатинская триба — вся его. Коллегии, в большинстве, тоже. Пролетарии его носят на руках, теперь и среди провинциалов у него немало сторонников. И я уверен, если Гипсей и Метелл Сципион станут консулами, эти бесцветные личности будут все начинания Клодия поддерживать.

— Хорошо! — воскликнул раздраженно Помпей — сразу видно, решение далось ему непросто. — Я не буду поддерживать Метелла Сципиона. Ты станешь консулом.

Милон пожал плечами:

— Это не решит проблему. Завтра Бешеный устроит новые игры.

Помпей вновь заколебался. Он был, как старый конь, который никогда прежде не брал такой высоты, а упрямый ездок бил его пятками и гнал перепрыгнуть. Ну же!

И Великий решился:

— Убей его! Тогда убей его! Возьми и убей! Все! Хватит! Его сатурналии кончились! — выкрикнул он, как команду легиону.

— Ладно… — проговорил задумчиво Милон. — Но кто меня прикроет, когда я его зарежу? Многочисленные Клавдии тут же потянут меня в суд.

— Его брат Аппий только что отбыл в Киликию как проконсул управлять провинцией, его племянники — глупые щенки, которые только-только пробуют зубы на форуме. Тебя всегда защитит Цицерон.

— О, конечно… Вот только…

— Но мы должны все устроить, как должно.

— Что — как должно? Убийство? — не понял Милон.

— Все должно выглядеть так, будто Клодий напал на тебя, а ты защищался. Его нетрудно будет подловить, клянусь Геркулесом!

Милон задумался. Он не ожидал, что Великий может предложить такое.

— Нужно, чтобы кто-то из доверенных людей Клодия нам помог… Постой! Ведь этот Гай Клодий, который проболтался насчет консилия, теперь у нас в руках. Так? Если он не хочет, чтобы о его промашке стало известно патрону, он нам поможет, а несколько тысяч сестерциев и вовсе сделают его усердным. — Тонкие губы Милона раздвинулись в змеиной усмешке.

— Мы делаем это во благо Республики, и, кто нас не поддержит, тот враг народа, — прошептал Помпей.