Картина VII. Планы, планы, планы…
Кого еще может взять в союзники Цезарь, кроме меня? И кто может помочь мне? Мне — никто. Никто из знаменитых и именитых. Но я делаю вид, что нуждаюсь в них. Пусть верят, что я от них зависим. Чего хочет Цезарь? Он просит Галлию еще на пять лет — этот вопрос уже обсуждался в сенате, и сенат обещал — после очередного золотого вливания — и Галлию на пять лет, и легатов, и легионы. Дело за небольшим — провести закон через народное собрание. Да, в Галлии еще воевать и воевать. И, главное, там еще хватает золота. Значит, новые пять лет наместничества. Никому не давали провинцию на такой долгий срок. И столько легионов тоже никому не давали. Армия Цезаря постоянно увеличивается. Но распустит ли он потом свои легионы по домам, как положено по закону и как это сделал Помпей?
Мне почему-то кажется, что нет. Двинет войска на Город? Но Цезарь говорит о своих планах лишь тогда, когда начинает их осуществлять. Так что мои сомнения развеются лишь тогда, когда он провозгласит себя диктатором. Что может выставить Рим против его легионов? Святость померия? Популярность Помпея? Традиции? Богов? Сенаторов в их красных башмаках?
Почему никто над этим не задумывается?! Ах, нет, Цицерон задумывается, он чует грядущую тиранию, но прислуживает Цезарю. Не могу же я помириться с Цицероном!
Из записок Публия Клодия Пульхра
26 апреля 56 года до н. э
I
Они ехали верхом. Рядом. Цезарь в своем палудаментуме, в начищенных доспехах, но с непокрытой головой. Клодий — на гнедом жеребце, в тунике и дорожном плаще. На приличном расстоянии за ними верхом на низкорослых галльских лошадках — Зосим и слуга Цезаря, тоже из вольноотпущенников.
Пахло свежей зеленью, влагой. Земля, отогретая после зимы, дышала.
Кони медленно ступали вдоль журчащего по каменистому руслу ручья.
— Слышал, твои представления на Мегализийских играх не поразили Рим, — сказал как бы между прочим Цезарь. — Почему? Что был за спектакль?
— Я поставил комедию Теренция.
— Лучше бы пригласил канатных плясунов.
— Плясуны тоже были. И дрессированные пантеры, прыгающие сквозь горящие огненные обручи, и лев, которому дрессировщик клал руку в пасть.
— Чем же не понравились представления?
— Слишком мало пантер, и львов убили.
— Да, это вряд ли могло восхитить римлян. Но что-то еще не понравилось? Ведь так?
— Я позволил рабам явиться в театр и посмотреть спектакль с последних рядов. Оптиматы были в ярости. Кто-то даже демонстративно покинул театр.
— Хотел позлить оптиматов?
— Я хотел дать людям повеселиться. — Клодий сделал ударение на слове «людям».
— Так что ты собирался сказать мне? — спросил Цезарь с едва заметной усталостью в голосе.
— Поговорим о будущем. — Клодий поглядел на сверкающие снегами вершины Альп. После ночного дождя горы казались синими, а прозрачная голубизна небес густела, стекая к отрогам. Две невозможные синевы — воздуха и тверди — стремились друг к другу, но между ними сверкала и слепила белизна снегов. Печально, но у людей нет подобных красок — только у богов. — Ни ты, ни Помпей не поддержали меня в вопросе о хлебе.
— Зато ты поддержал Бибула и его нападки на меня.
— Не спорю, я доставил и тебе, и Помпею несколько неприятных мгновений. Но все же куда меньше, чем вы, отняв у меня хлеб.
— В итоге ты устроил в Городе хаос.
— Из хаоса произошел наш мир. Из хаоса можно создать что угодно. А мой хаос — это видимость, спектакль, часть хорошо продуманного плана. Я не позволяю сенату вновь обрести силу. То есть исполняю наш замысел. В одиночку. Если Катон и его партия переиграют меня, оптиматы разделаются с нами.
— С нами? — переспросил Цезарь.
— С тобой и со мной. С Помпеем они, так и быть, помирятся.
— Ты вообразил себя Атлантом, который держит на плечах небесный свод и заодно охраняет золотые яблоки Гесперид.
— Нет, я всего лишь эдил, в чьи обязанности входит следить за водопроводом и устраивать игры. И мне удалось победить на выборах Ватиния. Иначе бы этот тип украл водопровод моего предка Аппия Клавдия Слепого, потому что он крадет все, что можно и что нельзя украсть. А ты поддерживал этого типа. Не меня, а его! Что у Ватиния есть, кроме его огромного зоба? Какие достоинства? Продажный ворюга…
Цезарь рассмеялся.
— Зато его не надо долго упрашивать. Он делает все по первому приказанию и не ломается, как Цицерон. И не устраивает дерзкие авантюры, как ты.
— Разве ты сам не устраиваешь авантюры? Разве завоевание Галлии — не авантюра? Каковы твои планы, Цезарь? Получить еще на пять лет Галлию? Этот вопрос уже обсуждают в сенате, даже Цицерон «за». Но дальше-то что? А? Вся эта драка — не за будущее, а за сегодняшний день. Но только ты с твоим умом способен заглянуть в будущее. Ты, а не Помпей. — Цезарь слушал, не перебивая. Но выражение его лица Клодию не нравилось все больше и больше. — Я помню о нашей амицитии и готов на многое.
— Ну, раз так, то помирись с Помпеем. Сегодня на обеде подай руку Великому и предложи свою дружбу. У меня есть план, как сделать Помпея и Красса верными союзниками без твоих бесконечных военных упражнений на форуме.
— Ты поможешь им стать консулами на следующий год?
— Кто тебе сказал? — Цезарь едва заметно нахмурился.
— Я догадливый.
Цезарь нахмурился еще больше.
— Сам посуди, что ты еще можешь обещать этим двоим, кроме консульства? Да, год они пробудут консулами, обеспечат тебе Галлию. А потом все опять пойдет псам под хвост.
— Что — все? Очередные выборы?
Они доехали до берегов реки. Места здесь были удивительные по своей красоте даже для Италии. На правом, низком берегу располагался военный лагерь, только не временный, а постоянный, успевший превратиться в маленький городок. Легионеры в одних шерстяных туниках, насквозь промокших от пота, ремонтировали дорогу. Дорогу, по которой из Галлии будут течь невиданные богатства.
Увидев всадников и узнав своего императора, легионеры побросали лопаты и, вскинув руки в приветствии, заорали:
— Аве, Цезарь! Аве!
От этого крика конь под Клодием шарахнулся в сторону и встал на дыбы. Всадник едва сумел его удержать. Конь Цезаря лишь пряданул ушами.
— Аве, Цезарь! Аве!
В вопле слышались восторг и обожание.
— Что это за поселение?
— Раньше здесь был этрусский город. А теперь цветущий военный лагерь, — с улыбкой отвечал Цезарь.
— Военный лагерь под боком у Рима?
— Надо же мне где-то держать мои гарнизоны.
— Сенаторам это не понравится.
— Они вскоре поймут, что глупо противодействовать Фортуне.
«Ого! — мысленно воскликнул Клодий. — Цезарь уже отождествил себя с Судьбой!»
Да, Цезарь действительно способен прозревать будущее. Только он видит его иначе, чем Клодий.
А с чего, собственно, Клодий решил, что у Цезаря есть какой-то тайный умный план переустройства Республики? А что если весь план Цезаря — это замена слов «мы», «Республика», «сенат» одним коротким и универсальным «я»?
Клодий был достаточно умен, чтобы понять: Цезарь дал ответ на его вопрос. А также достаточно хитер, чтобы ничем не выдать своего разочарования.
II
Цезарь сделал вид, что помирился с ним. И Клодий сделал вид, что мирится с Цезарем. И с Помпеем тоже мирится. Клодий подал руку Великому, и тот ее пожал. Сенаторы, знатные бездельники, откупщики, Цезаревы легаты — все были зрителями этого маленького спектакля. Никто не верил в искренность сказанных слов, но все понимали, что начинается следующий акт пьесы под названием «Борьба за власть», и гадали, каково будет новое распределение ролей. Никто не сомневался, что Цезарь — главный. Но главную роль получил и Помпей. Он опять будет царить на просцениуме Рима. А кто еще? Догадливые поворачивали головы, разыскивая в толпе лысого старика.
Ну, конечно же, Марк Красс Богатый!
— А, Клодий! Если ты здравствуешь, то хорошо! — хмыкнул Красс. — Ну, как, богатые игры ты нам устроишь? Много будет пантер? А сколько гладиаторов? Говорят, их у тебя с избытком!
Все засмеялись.
— Своим гладиаторам я почти всем уже дал свободу. — Клодий сделал заметную паузу. — С гладиаторами иметь дело опасно.
Явный намек на войну Спартака.
— Я не боюсь гладиаторов, — тут же отшутился Красс.
— Их теперь никто не боится — после того как Помпей вырвал с корнем эту войну.
Красс позеленел:
— Спартака разбил я! Я! А Помпей лишь поймал шесть тысяч беглых и распял вдоль Аппиевой дороги.
— Конечно, ты победил Спартака! — поддакнул Клодий. — Но великая слава Помпея сама по себе называет именно его победителем рабов и отбирает у тебя победу. С этим ничего не поделаешь. С Помпеем никто не может сравниться.
Красс оскалился, как будто собирался укусить Клодия.
— Даже Цезарь, покоритель всей Галлии, не сравнится с нашим Великим, — продолжал курульный эдил. — Вот только… Да, если кто-то из римлян завоюет Парфию, тот превзойдет Помпея. Но Парфию никому не удастся завоевать. Даже сам Великий не сможет. Тут нужен гениальный полководец!
Клодий видел, что Красс взбешен. Улыбнулся — но только про себя — и отошел в сторону, потому что заметил — Цезарь очень внимательно его слушал. Теперь Красс подался к Цезарю, прозвучало, и не раз, слово «Сирия». Значит, после консульства старый скряга хочет получить в управление Сирию и оттуда начать поход на Парфию.
Итак, главные роли распределены. Цезарь щедро платит галльским золотом за исполнение пьесы. Настолько щедро, что цена на золото упала с четырех до трех тысяч сестерциев за фунт. И только тебе, Цезарь, никому более, назначены за твои победы пятнадцатидневные молебствия. Даже за Помпея не молились так долго. За Помпея — только десять дней.
III
В комнате, где ночевали Клодий и его старший брат Аппий, стояли присланные Цезарем ивовые корзины, наполненные золотыми монетами. Так выглядела амицития Цезаря.
Аве, Цезарь! Аве!
