Картина V. Мой друг Цезарь
Цезарь мог бы получить от сената триумф за победы в Испании. Не особенно громкие, впрочем, победы. Даже, говорят, сомнительные. Он перебил пять тысяч, его провозгласили императором — так что у него были основания требовать триумф. Но сенаторы не торопились оказать такую милость. Тянули нарочно: подходил крайний срок для выдвижения кандидатуры в консулы, и старички надеялись, что Цезарь в погоне за триумфом пропустит выборы. Но просчитались. Цезарь сложил с себя империй и вошел в Город.
Гай Цезарь удачно провел время в своей провинции и много чего оттуда привез. Но, конечно, куда меньше, чем Помпей с Востока. Женщины до сих пор толпами ходят смотреть на знаменитые самоцветы Митридата, выставленные после триумфа Помпея в храме Юпитера Капитолийского.
Из записок Публия Клодия Пульхра
17 июня 60 года до н. э
I
Знакомый вкус вина, знакомые таверны, знакомый запах копченого велабрского сыра. Знакомый цирковой возничий, крадущий у торговки лепешки, знакомая книжная лавка на улице Аргилет, где косяки пестрят списками новых книг. Торговец всем предлагает списки поэмы Цицерона. «Нет уж, оставь ее себе, друг мой! А впрочем, я куплю экземпляр. Люблю почитать на ночь что-нибудь смешное. Сколько?» — «Папирус отполирован пемзой, и красный футляр. Двадцать сестерциев». — «Дороговато стоит наш Цицерон». Хозяин хохочет, но цену не сбавляет.
Клодий разворачивает свиток, читает наугад.
«О счастливый Рим, моим консулатом хранимый!»
Да, скромность не числится среди добродетелей Цицерона.
Знакомые переулки — узкие, кривые; фиолетовые тени на мостовой; неспешное журчанье фонтана, прохладная вода в его позеленевшей мраморной чаше; гомон торговцев; быстрый, почти непонятный говор рабов — каждый из них коверкает греческие и латинские слова на свой манер; граффити на стенах; яркая, еще не успевшая пожухнуть зелень; макушки пиний над черепичными крышами — старые деревья нашли убежище в садах богатых домов.
Кто бы мог подумать, что можно так соскучиться по этому ужасному Городу. Город, как женщину, нельзя покидать надолго. Красавица переменчива, и Город переменчив — несколько месяцев вдали, и, вернувшись, никак не можешь привыкнуть к нему. Опять день за днем обживаешь знакомые переулки, вновь выхаживаешь дорожки — свои собственные — к его пыльному и суетливому сердцу-форуму; вновь находишь — или не находишь — то, что так любил или ненавидел в этом капризном и взбалмошном каменном существе, которое считает себя лучшим в мире.
Только вернувшись из Сицилии, Клодий понял, как любит этот Город. Любит и не может без него жить.
II
Пока Клодий был в Сицилии квестором, Цицерон в Риме на каждом углу кричал, что оправдание Смазливого опрокинуло судебную систему и разрушило устои Рима. Чем больше проходило времени, тем более яростно нападал на дерзкого святотатца Цицерон. Но и Клодий не собирался бездействовать. Пусть его ровесники отдыхают в Байях — место Клодия на форуме. Сенатор Публий Клодий Пульхр против сенатора Марка Туллия Цицерона — схватка будет нешуточная.
Первым делом Клодий ошеломил сенат, выступив с заявлением, что хочет перейти в плебейское сословие.
Несколько мгновений сенаторы сидели неподвижно с раскрытыми ртами, будто на их глазах молния поразила храм Юпитера Капитолийского. А потом каждый нашел нужные слова для обвинений дерзкого патриция. Громче всех возмущались — кто бы мог подумать — муженек Клодии Метелл Целер, в нынешнем году ставший консулом, и «Спаситель отечества» Цицерон. Ну, ладно, Метеллы, они уже более двухсот лет назад добрались до консульского курульного кресла, и теперь это аристократы из аристократов, хотя в их жилах течет плебейская кровь. Но Цицерон, этот выскочка из Арпина, новый человек, пробивший дорогу наверх острием языка, — какое ему дело до того, будет Клодий соблюдать священнодействия рода Клавдиев или нет?
С Метеллами было даже проще. Муж Квадрантии по-родственному отвел Клодия в сторону и пригрозил убить, если шурин не откажется от нелепой затеи. Клодий рассмеялся Метеллу в лицо и ответил, что у него есть гладиаторы для охраны, и клиентов Метелла они превратят в пульпу. Клодий на Востоке с одним мечом опрокинул персидского катафрактария, так что справиться с Метеллом — дерзкий окинул выразительным взглядом дородную фигуру родственника — не составит труда.
Цицерон действовал иначе. В сенате он произнес длинную речь, доказывая, что переход Клодия в плебеи погубит Рим.
— Я не испытываю ненависти к кому бы то ни было лично, но мною движет надежда на оздоровление Республики. — Цицерон опять играл роль «Спасителя отечества», а Клодия объявлял новым Катилиной, приписывая ему весь стандартный набор преступлений: вор, развратник, мот, угроза Республике и честным гражданам. Инцест и мужеложство были также упомянуты. Хотя мальчиками Клодий не интересовался. Только женщинами, и притом хорошенькими — этого он никогда не отрицал.
Ну что ж, раз Цицерон хочет продолжения войны, он ее получит.
III
Вернувшись в Рим, Цезарь вновь поселился в регии, а не в своем просторном доме в Субуре. Тот дом напоминал ему о Помпее, скандале и шаткости прежней жизни, когда Цезарь балансировал между избранием в великие понтифики и изгнанием, между должностью претора и осуждением сената, между роскошью и притязаниями ростовщиков.
Пусть регия более скромное и тесное жилище, но она ему нравилась куда больше.
Цезарь поднялся рано — еще было темно — и при свете восковой свечи разбирал многочисленные записочки, донесения агентов. Было много шелухи, нелепых фактов, сплетен. Но порой и из сплетен можно почерпнуть кое-что интересное. Вот, к примеру, письмо Ватиния:
«Между Клодием и Цицероном произошла новая ссора. Клодий, вернувшись из Сицилии, явно искал примирения, с каковой целью и завел с Цицероном разговор — я сам был подле и стал свидетелем. Клодий спросил, имел ли Цицерон обыкновение, будучи патроном сицилийцев, предоставлять тем места на гладиаторских играх. Цицерон отвечал, что боев не любит и других к этому зрелищу приучать не намерен.
„А я, — отвечал Клодий, — как их новый патрон, предоставлю им места, только сестра, что располагает обширной консульской скамьей, дала такое маленькое местечко, что можно поставить лишь одну ногу“.
„Брось жаловаться, — ответил Цицерон, — что у тебя только одна нога сестры. Она дозволяет тебе задирать и другую“.
Я прекрасно расслышал эти слова Цицерона и едва удержался от хохота.
Клодий зашипел, как змея, и поклялся (я стоял рядом) самим Юпитером Всеблагим и Величайшим, что Цицерон ответит за эту шутку».
Цезарь отложил записку и улыбнулся. Если римлянин поклялся самим Юпитером, то должен либо исполнить клятву, либо умереть. Не то чтобы Цезарь желал Клодию смерти. Но смерть Красавчика вряд ли опечалит великого понтифика — это точно. Да, письмо галлам уничтожено… Но молодой патриций может дать показания, что видел свиток с печатью Цезаря у послов аллоброгов. Убить Клодия, конечно, можно, но это слишком опасно — не Цезарю тягаться с родом Клавдиев, куда более могущественным и, главное, более богатым, чем род Юлиев.
— К тебе, доминус, Публий Клодий Пульхр, — сообщил молодой и очень красивый раб-ибириец, которого Цезарь привез с собой из Испании.
Ну надо же! Какова наглость!
— Не стоит заставлять нашего гостя ждать, — задумчиво проговорил Цезарь и спрятал записку Ватиния среди прочих папирусов и вощеных табличек.
Клодий для визита надел сенаторскую тогу с пурпурной полосой. Цезарь заметил это. Так же как и то, что молодой патриций окинул снисходительным взглядом небольшую комнату.
Раб-ибириец принес замутненную вином воду и сушеные смоквы.
— Ты вновь пришел поговорить со мной об амицитии? — спросил Цезарь с улыбкой. — Только учти, я теперь разведен.
— Подумаешь, жена! — пожал плечами Клодий. — Сегодня она есть, завтра — нет. А дружба — это навсегда.
— До смерти, — уточнил Цезарь. — Ты можешь меня выдать?
— К чему? Поговорим о более интересном. К примеру, о твоем консульстве, ради которого ты отказался от триумфа.
— Думаешь, для меня это так важно? Пусть Помпей является в цирк в одежде триумфатора, с лавровым венком на голове. Неужели ты думаешь, что я живу для того, чтобы оберегать расшитую тогочку?!
— У тебя сильные противники. Особенно опасен Марк Бибул. Он не слишком умен, но за него горой стоят оптиматы, они даже скинулись Бибулу на предвыборную кампанию. Он сильный кандидат. Скорее всего, пройдет в консулы. А вот твое избрание не гарантировано.
— Я не Помпей, чтобы сидеть под стенами Города и ждать, когда сенат дарует мне триумф, и упустить консульство. — Цезарь сделал паузу. — Говорят, последний триумф Помпея был великолепен.
Клодий кивнул:
— О да! В канун октябрьских Календ в день своего рождения Помпей удивил Рим. Сотни и сотни колесниц, золотые и серебряные статуи, сосуды, опять же из золота, украшенные жемчугом, трон и скипетр Митридата, тридцать три жемчужных венца, квадратная золотая гора с оленями и львами и жемчужный грот с солнечными часами на макушке. Был и жемчужный портрет самого Великого. Из знатных пленников, которых провели в триумфе, Помпей никого не казнил. Более того, всех отпустил на родину, одного царевича Тиграна оставил пока в Риме заложником.
Клодий прекратил перечислять и будто ненароком глянул на Цезаря. Тот, казалось, не дышал. Что-то случилось с лицом великого понтифика — оно окаменело. На дне зрачков мелькнула такая ненависть! Мелькнула и пропала.
— Жемчужный портрет, экая странность. Что наш Великий — девица, что ли? — пробормотал Цезарь. — Ну что ж, можно сказать, что Великий почти сравнялся с Александром.
— О нет, Александр покорил еще Египет и Парфию. — Клодий сделал вид, что ничего не заметил. — Нашему Великому до Великого из Македонии далеко. Однако опасаюсь, что Помпей объединится с оптиматами. Тогда с ними будет уже не сладить.
— Помпей не опасен. Оптиматы его не любят. И потом, у меня есть способ убедить Помпея. — Клодий не понял, на что намекает собеседник, но уточнять не стал. — Если Ватиния изберут народным трибуном, он обеспечит мне нужные законы в народном собрании.
— Ватиний! — Клодий не смог удержаться и скривил губы; впрочем, Ватиния многие презирали. — У этого типа репутация продажного сукиного сына.
— Ты будешь лучше Ватиния?
— Я буду лучшим народным трибуном в Риме. Меня запомнят надолго. Надо многое изменить. А такие законы проходят только через народное собрание.
Клодий явно начинал торг и делал первое предложение. Он надеялся, что великий понтифик назовет два или три закона, которые намерен предложить в свое консульство. У Цезаря немало важных задумок — Клодий был в этом уверен. У него самого имелись кое-какие дерзкие соображения, но он предпочел их пока не высказывать. Однако Цезарь повернул разговор в другое русло:
— Чтобы стать народным трибуном, тебе надо прежде сделаться плебеем. Кажется, у тебя с этим проблемы?
— Да, тернии на пути к звездам. Казалось бы, велика важность! Один патриций хочет стать плебеем. Но Цицерон на каждом углу заявляет, что переход патриция в плебеи — самый гнусный вид разврата, хуже инцеста и растления мальчиков из благородных семейств. Сенаторы аплодируют каждому его слову. Уж как мои друзья старались, а все без толку. Нужна помощь понтификов. Верховного понтифика прежде всего.
— То есть моя. Неужели ты все еще в ссоре с Цицероном из-за того судебного разбирательства? — с невинным видом поинтересовался Цезарь.
Клодий вдруг почувствовал, что краснеет. Только не от стыда — от ярости. Ибо в тот миг увидел, что Цезарь улыбнулся. Значит, Цезарю передали грязную шуточку Цицерона насчет сестрицы Клодии и консульской скамьи.
Ну что ж, за эту улыбку Цезаря заплатит Цицерон.
— Кстати, есть одна странность в твоем рассказе. — Улыбка исчезла, выражение внимательной доброжелательности вновь появилось на лице Цезаря. — Ты не мог видеть триумф Помпея, ты был в это время в Сицилии квестором.
— Сестрица Клодия рассказала, и чрезвычайно подробно.
— Верно, красочно рассказывала. Клодия — очень умная женщина. — Последовала едва заметная пауза. — Ее муж консул Метелл получил на следующий год в управление Галлию.
— Провинция ему знакома. Метелл Целер однажды уже был в Галлии наместником — вместо Цицерона. Очень перспективная провинция. Но беспокойная. Постоянная угроза войны. — Клодий сделал паузу. — Я провел год в Трансальпинской Галлии. За нашими границами — огромная страна. У Рима среди галлов есть союзники. Если поднажать на них, то можно почти бескровно оттяпать от Галлии еще один солидный кусок и создать новую провинцию.
Цезарь вдруг изменился в лице: такое выражение бывает у человека, когда он спешно захлопывает перед твоим лицом дверь. Но через миг Цезарь опять улыбался.
— Вряд ли у Метелла есть подобные планы. К тому же он не одобряет твои дерзкие задумки.
— Может быть, Метелл продаст нам свою Галлию? — Клодий фамильярно подмигнул Цезарю. — Говорят, он жалуется на здоровье, особенно на печень после очередной пирушки. Зачем ему куда-то ехать?!
— Совершенно незачем, — согласился будущий консул.
Ну что ж, они обо всем договорились, понимая друг друга с полуслова. А Цезарь еще сомневался в их амицитии.
