Глава 59

Ствол новенького «вальтера» смотрел в грудь Бурцеву. А пистолет — это вам не меч. Пистолет поопаснее будет. Особенно в привычной к нему руке. Такую руку Бурцев всегда распознавал безошибочно. Распознал и теперь: рука фон Берберга привыкла держать огнестрельное оружие.

— Хайль Гитлер, Вацлав! — улыбнулся вестфалец. — Хотя какой ты, к собакам, Вацлав… Ты ведь такой же пан поляк, как я странствующий рыцарь.

Помолчав, добавил:

— Как там здоровье товарища Сталина?

Тупая немецкая шутка. И дикое… Дикое! Дичайшее зрелище! Германский «риттер» в доспехах, в капюшоне-хауберке и легком походном шлеме на голове, с мечом на боку, с медвежьим гербом во всю грудь. И с «вальтером» в руке. И палец кольчужной перчатки — на спусковом крючке пистолета. Это, блин, будет похлеще, чем священнослужители в рясах и со «шмайсерами» наперевес.

А фон Берберг продолжал удивлять. Вестфалец перешел на русский. Не на архаичный древнерусский, который Бурцев понимал, благодаря пробудившейся при переносе в прошлое генной памяти предков, а на язык его современников.

— Я слышал, как ты разорялся на ристалище, — пояснил рыцарь-эсэсовец. — Такие грубые и выразительные обороты речи используют только в одной стране мира. Видишь ли, мне приходилось бывать на Восточном фронте. А после Сталинграда я не забуду и ни с чем не спутаю ваши колоритные ругательства. Ты ведь русский, да, Вацлав? Не отпирайся, это уже бессмысленно.

Бурцев не отпирался — он попросту онемел от изумления. И речь вестфальца, не встречая препятствий, текла обволакивающим гипнотизирующим ручейком. По-русски фон Берберг говорил легко и непринужденно. Вероятно, прошел спецшколу гитлеровской разведки, где обучали разным премудростям. Понимать особенности чужеродного мата — тоже.

— Я заподозрил, что с тобой что-то не так, еще вчера — во время нашего поединка. Признаюсь, княжна Агделайда очень мила. Признаюсь, эта полячка запала мне в душу, так что я искренне рассчитывал сделать ее вдовушкой. Причем надеялся расправиться с тобой по всем правилам рыцарской чести, дабы твоей супруге не в чем было меня упрекнуть. Но когда у нас дошло до потасовки… — Вестфалец вновь осторожно коснулся синяка на арийской физиономии, скривился от неприятных воспоминаний. — В общем, ни один здешний рубака такому кулачному бою не обучен… Дальше — больше. Обычный польский пан, за которого ты себя выдавал в прусском лесу, и тайный рыцарь, коим ты прикинулся здесь и который, по идее, в глаза не видел огнестрельного оружия, вдруг хватает «МП-40» и начинает лихо палить. Лихо и довольно метко, стоит признать. При этом ты ругаешься, как какой-нибудь Ванька-красноармеец в рукопашной. До сих пор удивляюсь, почему я так и не услышал от тебя что-нибудь вроде «За Родину! За Сталина!». Впрочем, самое важное ты уже сообщил.

— Сообщил?

Бурцев недоуменно тряхнул головой. Что он мог сообщить этому эсэсовцу. И когда?!

— Да. Только что. Ты ведь сам признался, что прибыл сюда из гм… другого мира. Как и хм-м… хм-м… Любопытным словечком ты нас обозвал. Фашики, да? Ну, об этом мы поговорим после. А пока…

Вестфалец с мечом на поясе и пистолетом в руке перешел на официальный тон:

— Ваше настоящее имя, фамилия, отчество? Звание? Цель миссии? Способ проникновения в прошлое?

Из ног Бурцева словно вынули кости и заполнили конечности киселем. Очень, очень хотелось взять и усесться на пятую точку. Вот, блин, попал! Его же за Штирлица какого-то приняли. Помнится, однажды Бурцева счел лазутчиком русских князей магистр ордена Святой Марии Конрад ландграф Гессенский и Тюрингский. Никакие отговорки тогда не помогли: Конрад настойчиво требовал информации, которой пленник попросту не располагал. Теперь же дело принимало еще более скверный оборот. Он потянулся к мечу.

— Не стоит, — доброжелательно посоветовал фон Берберг. Бурцев замер в напряжении. — Все равно ведь не успеете. Стреляю я намного лучше, чем фехтую или дерусь на копьях. Еще одна такая попытка, и я вынужден буду прострелить вам руку. Потом вторую. Потом ноги — на всякий случай. А потом мы продолжим нашу увлекательную беседу.

Бурцев руку от меча убрал. Словам фон Берберга почему-то верилось сразу.

— Это что, допрос?

— Именно. И пока, прошу заметить, без физического принуждения и пыток. Вы будете отвечать?

Бурцев вздохнул.

— Тебя-то самого как правильно звать-величать, а, Фридрих?

— Штандартенфюрер СС, если угодно… — Казенного тона немец не сменил. И на «ты» не перешел. — А Фридрих фон Берберг — мое реальное имя. И родился я в Вестфалии.

— Любопытно. И за кого же ты меня принимаешь, штандартенфюрер СС Фридрих фон Берберг Вестфальский?

Кривая усмешка…

— Как и себя — за диверсанта, заброшенного в прошлое с целью изменения исторического процесса. Впрочем, возможно, у вас контрдиверсионные задачи. Замыслов вашего командования я пока не знаю. Но намерен узнать. От вас. Последний раз спрашиваю по-хорошему. Ваша настоящая фамилия? Звание? Это легкие вопросы. И уж вы, будьте любезны, ответьте на них.

— Полковник Исаев! — сдерзил Бурцев. Фон Берберг глазом не моргнул.

— Предположим. Итак, полковник, что вы делаете в тысяча двести сорок втором году? Как я понимаю, вы здесь обосновались давненько — вон и жениться уже успели. Значит, выполняете долгосрочное задание, да, товарищ Исаев?

Мля! Этот фриц даже не понял издевки! Ну конечно! Откуда ему знать о Штирлице-Исаеве?! Теперь фон Берберга точно не переубедить. Назвался полковником — полезай в кузовок.

Бурцев насупился, замолчал, засопел.

Вестфалец вздохнул. Тяжело вздохнул. Почти сочувствующе.

— Не желаете беседовать, полковник? А зря. Если не заговорите вы, — будет говорить прекрасная Агделайда. Она как-никак ваша супруга, значит, должна рассказать мно-о-ого интересного. И расскажет. По-доброму ли, по-плохому, но расскажет.