Глава 48
От рванувшейся с места машины отскочить успели не все. Двух или трех всадников сшибло бампером. Отбросило в сторону вместе с лошадьми. Еще двоих подмяло колесами. Кто-то из тевтонских рыцарей бросился на грузовик с боевым топором. Разбил фару, рассек капот. Отлетел, кувыркаясь…
«Опель» въезжал в обоз.
Мельком Бурцев заметил, как с задней повозки упал, опрокидывая корзину с яблоками, арьергардный дозорный. Тот самый, что увидел их первым. Упал – как сидел. Копье – в одной руке. Яблочный огрызок в другой. Короткая стрела – в груди.
Из кузова трясущегося грузовика летели все новые и новые стрелы.
Визжала Аделаида.
Вопили дружинники.
Разбегалась в панике обозная челядь. Прыгали за обочину, прятались в лесу.
Да, колесница на двигателе внутреннего сгорания наделала делов. Тех, кого не сразили стрелы, доставало иное оружие. В зеркало заднего обзора Бурцев видел, как секира Дмитрия выбила из седла всадника, атаковавшего машину с фланга. И как какого-то настырного цепкого тевтона, повисшего на левом борту, сшиб шестопером Гаврила.
И все же охрана обоза принимала бой. Несколько пеших – отважных, но дурных – кнехтов даже попытались перегородить путь «Опелю» большими щитами. За щитоносцами показались тевтонские арбалетчики.
Два болта разнесли вдребезги лобовое стекло. Ударило в кузов. В крыло. Из левой дверцы кабины тоже высунулся и уткнулся в спинку сиденья тупорылый наконечник.
Бурцев крутанул руль, вдавил педаль газа до упора.
Толчок. Встряска. Грузовик разметал преграду из щитов и людей. Но удержать машину не удалось. «Опель» вильнул в сторону, скрежетнул бортом о распряженную телегу с крупным бомбардным стволом. Выворотил переднюю ось повозки.
И – зацепился. Увяз, запутался в крепких упряжных ремнях, потерял скорость. Начал пробуксовывать, таща за собой непомерный груз – перевернутую телегу с намертво привязанным орудием. Бомбарда, будто якорь, будто плуг, цеплялась за землю, не желала отпускать.
А со всех сторон уже бегут-скачут тевтоны.
А «шмайсер» от толчка завалился куда-то меж дверцей и сиденьем – так сразу и не достанешь.
А стрелы из кузова больше не летят: магазины арбалетных полуавтоматов опустели. И перезаряжать – нет времени: грузовик уже обступали враги.
Их крепость на колесах, их гуляй-город на бензиновом ходу яростно атаковали. Дружинники в кузове, отбросив самострелы, бились врукопашную, срубая, скидывая немцев под колеса. И весь кузов уже – в кровище. И вокруг – кровь. А Бурцев все жал на газ, пытаясь выехать, вырваться. Сбросить треклятый балласт.
Надрывался мотор. Удушливые выхлопы расползались вокруг ядовитым сизым облаком. Из-под буксующих колес взметались фонтаны замешенной на крови грязи. Загребая землю, волочилась за «Опелем» разбитая повозка с бомбардой. И машина едва-едва ползла. Пока…
Дмитрий, перегнувшись через борт, рубанул секирой. Раз, другой… Сво-бо-да!
Злополучная телега отцепилась, наконец. Отвалилась.
Грузовик выпрыгнул из орущего месива.
И вот тут-то Бурцев увидел одинокого всадника на здоровенном боевом коне. Впереди. Рядом совсем. Тевтонский рыцарь при полном доспехе, с небольшим квадратным щитом, с длинным тяжелым копьем мчался во весь опор навстречу машине.
Под наконечником опущенного копья трепетал яркий красный баннер. Кнехты-пехотинцы в черных одеждах разбегалась, уступая дорогу всаднику. А попробуй не уступи – сейчас эта разогнавшаяся, обвешанная железом махина способна снести, растоптать, раздавить любого. Не хуже «Опеля» раздавит зазевавшегося пешца рыцарь-танк.
– Готт мит унс! – боевой клич из-под яйцевидного шлема с вытянутым, похожим на песью морду, забралом был слышен даже в кабине грузовика.
Елы-палы! Тевтонский камикадзе шел на таран! Лоб в лоб. Копье в бампер. И на узком пространстве меж телегами и обочиной тракта столкновения уже не избежать.
Бурцев тоскливо глянул на торчавший из-за сиденья ствол «шмайсера». Не-а, не успеть!
Что ж, пусть будет таран! Бурцев бросил грузовик навстречу противнику.
И яростно кричали сзади – в кузове.
И время замерло.
«Такое уже было, – отмечало бесстрастное сознание. – И неоднократно». Ну, не такое – почти такое. У деревушки Мооста отчаянные дружинники Домаша и Кербета бросались врукопашную на немецкий танк – на бронированную «Рысь».
И сам Бурцев вот так же, как этот всадник в белом плаще с черным крестом, атаковал с копьем наперевес взлетающий «мессершмит» в Иерусалиме.
Увы, армейский грузовик – это не танк. И не самолет.
«Так что готовься к смерти, Васька Бурцев», – говорило бесстрастное сознание.
А рыцарское копье уже целило в грудь и голову водителю. И рука в латной перчатке держала то копье крепко. И щит с небольшим вырезом вверху служил дополнительным упором. И крюк с правой стороны нагрудника – тоже.
Копье целило в грудь и голову…
Оставалась секунда. Нет – полсекунды.
Потом ударит тяжелый наконечник на длинном древке. Наконечник ударит первым. И если попадет, остальное будет не важно.
У Бурцева копья не было. Не было и щита. Но за приборную доску он нырнул вовремя. Мгновение, доля мгновения еще была у всадника, чтобы изменить направление удара. Тевтонский рыцарь изменил. Использовал этот последний миг.
Бурцев уже не видел, как копейный наконечник кивнул, опускаясь вниз – к передку разогнавшейся машины.
Но всем телом ощутил удар под капот – в решетку радиатора. Сокрушительный удар!
Треск.
Это переломилось хрупкое древко, оставив стальное острие с баннером в потрохах развороченного движка.
И – сразу – грохот, скрежет. Еще более страшный удар.
Это рухнула на капот и смяла кабину лошадиная туша, перегруженная железом.
И – звон металла где-то сзади. Крики.
Это выброшенный из седла всадник, перелетев через кузов, свалился на землю. Головой вниз. Песье забрало на свернутой шее рыцаря было обращено теперь к спине.
Машина еще ехала. По инерции. Некоторое время. Недолго.
Стучало спущенное колесо. Нет, кажись, целых два ската пробиты. Поймали по арбалетной стреле? Напоролись на отточенную сталь? Уже не важно.
Разбитый двигатель заглох. «Опель» встал.
Не прорвались! Не проехали!
Оставалось одно – драться. До конца.
Из кузова с яростными воплями выпрыгивали дружинники.
Скорчившись в перекошенной кабине, царапая руки о разбитое стекло, Бурцев судорожно пытался извлечь из-за сиденья «шмайсер». Извлек…
– Василь?! Ты там как?
В правую дверь ломился Дмитрий.
– Вацлав, жив?
В левую – Бурангул.
– Куда лезете, Дурни! Сам выберусь! К бою! Все – к бою! Занять круговую оборону!
Помятые двери заклинило. Обе. Выбираться пришлось другим путем. Бурцев ногами спихнул с капота хрипящую рыцарскую лошадь. Скатился сам по искореженному, мокрому от крови, скрипучему от блестящих осколков металлу.
Поднял «шмайсер».
Долго оценивать обстановку и выбирать цель не пришлось.
Вся орудийная прислуга и черный обозный люд сбежали.
Два уцелевших тевтонских брата-рыцаря, несколько конных сержантов и оруженосцев носились меж телегами, пытаясь организовать пехоту для новой атаки.
С них-то Бурцев и начал. Дважды коротко пролаял «шмайсер», и обозная охрана лишилась командиров в белых плащах с черными крестами. Еще несколько очередей – и с коней попадали прочие всадники…
Еще… – и вот уже орденские пехотинцы, бросая оружие, бегут к лесу, к спасительной обочине. Патроны закончились, но, пока Бурцев меняет магазины, беглецов настигают стрелы Бурангула и дядьки Адама. И проворный Сыма Цзян успел уже по новой набить оперенной смертью магазин своего самострела. Целится из арбалета Телль…
Кнехты падают на бегу.
Трофейный «МП-40» снова валит тех, кто добрался, кто почти добрался до леса. Быстро опустел второй магазин.
Бурцев прищелкнул третий. Последний.
Вроде никто не ушел. Никто из кнехтов. Но…
Впереди надрывно заворчал и рванул с места тягач. Длинная платформа с бомбардой осталась на месте. Отцепили! Полугусеничный вездеход без прицепа удалялся неожиданно шустро.
– За ними! – крикнул Бурцев. – Быстро!
Быстро «за ними» не получилось. В открытой кабине «Фамо» сидели двое. Один уводил тягач. Другой, встав на сиденье и поднявшись над аккуратно уложенными в кузове каменными ядрами, поливал из «шмайсера». Длинными очередями, не жалея патронов, не целясь, вслепую, в тряске, в пыли.
Что-то свистнуло над головой. Что-то звякнуло о развороченный радиатор «Опеля».
– Лежать! – отдал Бурцев новый приказ.
Попадали все.
Стрельба прекратилась. Похоже, фашики выпустили весь боекомплект. «Фамо» удирал по прямому широкому тракту.
Бурцев, растянувшись на животе, судорожно палил вдогонку. В облако пыли, скрывшее тягач. Потом – бежал и палил снова. Пока не отстрелял последние патроны.
Остановить машину не получилось.
