Глава 28
Бурцев хмуро глянул на жену. И словно увидел ее впервые. Жена все еще улыбалась холодной надменной улыбкой. А он смотрел и думал. Думал и смотрел. А подумать было о чем.
Надо ж, как оно все обернулось…
Столько сражений с Освальдом пройти и потерять верного друга не в бою, а вот так, по-глупому. Из-за этой капризной, избалованной княжны…
И что обидно – сам ведь шею подставил спесивой девчонке! А подставив, не заметил, как охомутали. Эх, и угораздило же тебя в такой переплет угодить, Васька Бурцев! Словно в дурацкий рыцарский роман попал с ментом особого назначения, мля, в главной роли. Роман… рыцарский… Ну, да, именно… Любовь до гроба, прекрасная дама, самозабвенное служение оной, горы трупов и все такое…
Представилось как наяву: вот он, подлый авторишко, сидит за компьютером, чешет в затылке, пялится задумчиво то в потолок, то на экран монитора и выдумывает себе, выдумывает, высасывает из пальца и ваяет страницу за страницей. То ли по собственному почину, то ли по заказу издательства. И хоть бы хны мерзавцу, а Васька Бурцев – расхлебывай потом, отдувайся! Эх, добраться бы до тебя, пис-с-сатель!
Не-е-е, дальше так дело не пойдет, дорогой ты мой борзописец. Потому как не устраивает больше твоего героя такой расклад. Сколько ж можно терпеть-то! Даже у самого правильного омоновца, даже у самого развлюбленного и благородного героя рыцарских романов нервишки-то не железные. А Аделаидка эта, его, с позволения сказать, женушка, доведет до ручки кого угодно.
Хватит! Он достаточно долго был непробиваемо спокойным и толстокожим. Достаточно долго жалел эту юную дуреху княжьих кровей и потакал ее капризам. Но после сегодняшнего… Хва-а-атит!
Пришло время не прыгать вокруг супруги зайцем, а посылать ее на… На три буквы, в общем. На три «к». По старому мудрому немецкому обычаю. Киндер-Кирхе-Кюхе. Правда, вот с «киндер»… Да, неувязочка. Значит, на две «к». Хотя церкви и кухни тоже поблизости не наблюдается. И плевать!
Говорите, ушло просветление арийской магии вместе с колдовским ключом-шлюсселем? Что ж, просветим супругу по-иному.
– Пойдем-ка, княжна, – сухо бросил Бурцев.
– Куда это? – уперев руки в боки, сварливо осведомилась она.
– Со мной. Поговорить надо.
Аделаида усмехнулась:
– Поговорить захотел. Ну, давай-давай, поговорим.
– Куда вы, Василь? – встревоженно окликнул Дмитрий.
– Прогуляемся. Надо нам. Очень.
– А?
– Побеседуем. Если будет слишком громко – не обращайте внимания.
– О, будет громко, – предвкушая ярую перебранку, пообещала.
– Будет, – согласился Бурцев.
Дмитрий понимающе кивнул:
– Поосторожней там.
Типа, не поубивайте друг дружку…
– Вы тоже… здесь, – буркнул Бурцев. – По сторонам посматривайте. На всякий случай. Там, в повозке колдовской, пуле… громомет есть. Немецкий. Сыма Цзян разберется. Если что – стреляйте. А мы – скоро.
Шли по лесу долго и молча. Аделаида смотрела дерзко и насмешливо. Бурцев – угрюмо, мрачно. Отошли подальше. Спустились в ложбинку. Вот – укромное местечко. И подходящее. На одно дерево навалено другое. Толстый сухой ствол. Не бревно – кровать целая. Да, сгодится. Вполне…
– Ты вроде говорила, что не беременна?
– Я? Да чтоб я? Да чтоб теперь! Да чтоб от тебя!
– Вот и хорошо.
– Ах, хорошо?! Хорошо тебе, значит, да? Хоро…
– Цыц! – рявкнул Бурцев.
Полячка подавилась невысказанной бранью, вытаращила глаза.
– Как ты сме…
– Заткнись, говорю!
Она замолчала. Только безмолвно, как рыба, разевала и закрывала рот. Красная от гнева, глаза мечут молнии, высокая грудь шумно гоняет воздух туда-сюда. Ладно, попыжься, попыжься пока, милая…
Пауза была весьма кстати. Бурцев воспользовался молчанием супруги. Объяснил. Популярно.
– Значит так, Аделаидка. Слушай меня внимательно. Слушай и запоминай. Дважды повторять не буду. Пока ты капризничала в Силезии, я терпел, потому как жалко было тебя, дуреху несчастную…
– Сам дурак! – прошипела полячка.
– Скрипя зубами, терпел и твои выходки в замке Освальда. Надеялся – образумишься. И начало супружеской жизни портить не хотел. Совсем уж несносное поведение в Пруссии тоже сошло тебе с рук. Наверное, не надо было того допускать, но уж больно люблю я тебя, Аделаида.
Ее демонстративное хмыканье он пропустил мимо ушей. Пусть себе… На любом эшафоте сначала полагается зачитать приговор.
– Но дальше – больше. Шуры-муры с вестфальцем Фридрихом фон Бербергом…
– Шуры-муры?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Ну да, ладно, фон Берберга тоже проехали. Будем считать это скоротечным романтическим увлечением несознательной и незрелой юной особы.
– Ах, ты… ты… ты… Вспомни себя с Ядвигой в Кульме.
– Помню. Прекрасно помню. Ох, и довела же ты меня тогда!
– Так это я тебя до ее постели довела?
– Разве нет?
– Значит, по-твоему…
– Молчать! – приказал Бурцев. – И слушать дальше. Пару лет мы с тобой прожили нормально. Потом опять – двадцать пять! Удрала из Пскова с тем монахом – отцом Бенедиктом. В Святые Земли намылилась! Бежала, можно сказать, прямо из супружеского ложа. И такую кашу заварила. Мало того, что сама чуть не погибла… Но пусть, забыли… Намерения благие, хоть и дурные – не грех простить ту отлучку.
– Ах, спасибо, благодетель! – Аделаида и здесь не смогла смолчать. – Да только я сама себе того простить никак не могу. Как подумаю, что ребенка от тебя хотела – стыдно становится! Ребенка от такого…
– Вообще-то я еще не закончил, – скрипнул зубами Бурцев.
– Правда? Так я вся внимание!
Зеленые глаза смотрели на Бурцева по-прежнему зло и насмешливо.
Ох, распоясалась, ох, распустилась! Он сжал и разжал кулаки. Ладно, в самом деле, ведь не закончил.
– Но последние твои выходки вообще ни в какие ворота не лезут.
– Нешто так проняло, а?
Аделаида откровенно паясничала. Бурцев закипал.
– Проняло. Поэтому мы с тобой здесь. С друзьями меня не ссорь, Агделайда, и раскола в дружину вносить не смей. Этого я прощать тебе не намерен.
– Да я твою дружину… – с искаженным лицом перебила она. – Всех этих язычников твоих, еретиков, мужланов, разбойников и… Ой…
Он просто расстегнул ремень, сбросив меч в траву, и просто сграбастал жену в охапку. Потом, зажав обе руки полячки у себя под мышкой, быстро и крепко, словно полонянина, вязал, накрутил ремень на тонкие запястья княжны.
Дальше – готовился уже основательно, не торопясь. Пронзительный визг, возмущенные возгласы, брызганье слюной, конвульсивное дерганье и безуспешные попытки кусаться игнорировал. Уложил связанную жену на поваленный ствол. На живот. Спиной кверху. И тем, что пониже спины – тоже. Затем примотал конец ремня к толстому суку. Чтоб никуда не делась благоверная. Так-то оно удобнее будет…
