Глава 74

Картина вырисовывалась. Так… В общих чертах. С географическими координатами они пока не определились. Северное полушарие — и все тут. Что же касается координат временных…

Светила не сдвинулись со своих мест. Созвездия не изменили очертаний, привычных невооруженному глазу наблюдателя из тринадцатого столетия. Да и из двадцатого, и из двадцать первого, наверное, тоже. Ведь семь-восемь веков в жизни звезд ничего не решают. Почти ничего.

Значит, временной промежуток, который они преодолели в результате неконтролируемого цайт-прыжка, не так уж велик по вселенским меркам.

С динозаврами драться не придется — и ладно. Но с другой стороны…

Изменение яркости отдельных звезд, появление на небосклоне сверхновых и комет — это ведь тоже дело не одного дня. Следовательно, кое-какой вывод о текущем времени сделать можно. Скромный, но однозначный: их забросило не туда, откуда они попали в центральный хронобункер СС. Вряд ли это тринадцатый век. И уж во всяком случае — не 1244 год от Рождества Христова. Тогда какой?

Бурцев потер лоб. Да уж, загадочка… Все это еще предстояло выяснить. Но не сейчас. Не прямо сейчас.

Прямо сейчас на него смотрели большие зеленые глаза. И прямо сейчас он чувствовал запах волос Аделаидки. А больше прямо сейчас ничего и не надо.

— Василь, чего делать будем? — спросил Дмитрий.

— Стражу для начала поставьте, — сказал Бурцев. — Да подальше отсюда.

— Кого отправить?

— А всех! И сам тоже ступай.

— Всех в дозор? — не понял Дмитрий. — Зачем?

— А приказ такой! Топайте, давайте! Все! Воевода я или нет, в конце концов?

— Но…

— Кыш отсюда! Позову, когда нужно будет.

— Что с тобой, Вацлав? — подошел Освальд. В глазах добжиньца — тревога. — Ты здоров? Голова не болит?

Ядвига потянула пана за рукав:

— Пойдем-пойдем, Освальдушка. Все хорошо. Нешто не понятно? Дай мужу с женой наедине побыть. Не виделись ведь сколько! И вы тоже не мешайте, остолопы.

Умница Ядвижка!

Народ расходился, и скоро в развалинах арийской магической башни остались только двое. Бывший омоновец и бывшая княжсна.

— Мы дома, Вацлав? — тихо спросила Аделаида.

— Боюсь, что нет, милая. Наш дом и наше время — это лишь малая крупинка в мироздании. Она потерялась, а найти ее сызнова трудно. Очень.

— А твое чародейство?

— Это не мое чародейство, Аделаида.

— Но ты подчинил его себе, ведь так?

— Не так. В этот раз — нет. В этот раз колдовство творилось само, вслепую. И его не повторить.

Она промолчала. Потом спросила:

— А потом? Когда-нибудь потом? Ты сможешь найти нашу… крупинку?

Бурцев вздохнул. Вряд ли. Он знал, он понимал, он нутром чуял это. Нутром человека-ключа, «шлюссель-менша», который таковым уже не являлся.

«Атоммине» ведь взорвалась. Не могла не взорваться. А поскольку произошло это в центральном хронобункере СС, то цайт-тоннель строить было некому. Управлять невиданной мощью — тоже. Вся арийская магия, сокрытая до того в межвременной и межпространственной сети больших и малых башен перехода, высвободилась, схлынула, ушла впустую. В ядерную прореху на месте испепеленной, сожженной, испаренной, разнесенной на атомы платц-башни хронобункера. Разом ушла, навеки и испокон веков. Из всех времен, из всех географических точек. Так что отныне башни ариев — это всего лишь мертвые камни. И даже шлюссель-меншу не вернуть им утраченной колдовской силы. Ибо и сам «шлюссель» стал обычным «меншем».

— Ты сможешь, Вацлав? Найти? Вернуть?

— Такие потери не возвращаются, Аделаида. Ты огорчена?

— Не знаю. Наверное. Хотя… Знаешь, я ведь спрашиваю так… потому что нужно. А сама о другом думаю… Я ушла… Тогда… Из Пскова…

— Я знаю. Ребенок?

— Да. Ты меня ненавидишь?

— Я люблю тебя, Аделаидка. А ребенок у нас с тобой еще будет. Вот это я тебе обещать могу. Теперь — могу.

«Мужчина и женщина из разных времен не могут зачать ребенка, покуда хотя бы один из них принадлежит своему времени» — так, помнится, говорил отец Бенедикт — венецианский штандартенфюрер в монашеской рясе.

— Будет?! – У нее перехватило дыхание. — Ребенок?!

— Будет, милая, будет. Это, — он обвел вокруг рукой, — не наш мир, не наше время. Не твое и не мое. Другое. Где нас еще не было. И где мы можем стать кем угодно. Хочешь стать матерью — значит станешь.

— Будет? Ребенок? — Преданной собачкой она заглядывала ему в глаза. Разве что хвостом не виляла. — Ты точно знаешь это, Вацлав? Не обманывай меня сейчас. Пожалуйста.

— Будет, — твердо сказал он. Утер слезы с ее раскрасневшихся щек. — Все, что было с нами, ушло. А все, что будет, — будет. И незачем рыться в песке времени, ища утраченное, если можно обрести новое. Просто протянуть руку — и взять.

— Новое? — эхом отозвалась она.

— Новое. Лучшее. Крупинок мироздания много, и, на самом деле, все они наши, Аделаидка. Все вместе и каждая в отдельности. Ты все еще плачешь?

— Оттого, что хочется смеяться! Будет? Правда, будет, Вацлав? Ведь будет?

— Хочешь попробовать? Хочешь начать? Здесь?

— Сейчас!

Она прижалась, прильнула к нему. Жадно и страстно.

Долго еще сторожа, оберегавшие в неведомом мире и времени покой воеводы и его супруги, ждали зова.