Глава 26

Всадники придержали коней. В рукопашную сарацины не полезли. Зато лучники в задних рядах торопливо расстегивали саадаки и колчаны.

— Мафиш! Миш мумкин! — Между противниками, как шайтан из коробочки, выскочил Хабибулла на пегом жеребце.

То ли своевременный призыв уважаемого аксакала сделал свое дело, то ли лязг пулеметного затвора. А может, арабы поостыли, убедившись, что убивать их драгоценного эмира никто не собирается. И ведь в самом деле… Бурангул уже отпустил Бейбарса. Подобрал обе сабли, отошел подальше. От греха… Мамлюкский предводитель, поднявшись, стряхивал песок и сыпал проклятиями.

Подоспела рыцарская конница. Остановились. Молчали сейчас все — угрюмо и напряженно. Говорили только Бейбарс и Хабибулла. Переругивались, точнее. Видимо, араб, ходивший в друзьях у Айтегина, имел право отчитывать молодого эмира. И Хабибулла этим правом пользовался в полной мере.

Кричали они долго. Потом взяли на полтона ниже. И еще на полтона. И еще… В конце концов вспыльчивый мамлюк утихомирился.

— Кулю тамэм? — поинтересовался напоследок Хабибулла.

— Аюа, — буркнул Бейбарс. И дал отмашку своим воинам.

Сарацины вложили клинки в ножны, убрали луки. Мир-дружба-жвачка-кумыс? Хабибулла повернулся к Бурангулу:

— Отдай саблю эмиру.

Юзбаши вернул трофей.

Бейбарс принял клинок, недовольно бросил в ножны. Вскочил на коня. Стеганул плетью, умчался вперед — к головному дозору. Ну да, обидно, небось, такому гордецу потерпеть поражение при всем честном народе. Хотя, с другой стороны, мамлюк ведь нападал на двух противников сразу. Причем один был с «шайтановым оружием». Это обстоятельство все же должно оправдать Бейбарса в глазах подчиненных.

— Чего он так взбеленился-то? — поинтересовался Бурцев.

— Татар не любит, — коротко ответил Хабибулла.

— Ну, это я уже понял. А почему?

— Так. Давние счеты…

Непорядок! Бурцев нахмурился. Конфликты в отряде ему не нужны. В самом деле, что за дела такие?! Что за разборки на межнациональной почве?! Не успели до Торона добраться, а бойцы уже рубятся друг с другом! Дуэлянты хреновы…

Бурцев поспешил вслед за Бейбарсом. Догнал. Подъехал вплотную. Окликнул с высоты верблюжьего горба по-татарски:

— В чем дело, эмир?

Бейбарс насупился, отвернулся.

— Мне казалось, у нас сейчас общий враг. Выясняя отношения между собой, мы только играем ему на руку.

— У меня много врагов, Василий-Вацлав.

— Охотно верю. Но все-таки какие претензии к Бурангулу?

— Он татарин.

Опять двадцать пять!

— А поподробнее?

Бейбарс помедлил немного. И ответил. Поподробнее. Затянул — уныло и монотонно, словно какой-нибудь степной акын…

— Я родился на побережье Атырау, в роду Елбарлы племени Берш, в знатной семье отважного Жамака и верной своему мужу Айнек, — так начал свой рассказ о потерянной юности султанский мамлюк. — Тогда меня звали Махамеддином. Народ мой кочевал между реками Едиль и Жайыка по бескрайним степям великого ханства Дешт-и-Кыпчак. Когда в наши земли пришли орды монголов и татар, многие воины моего племени пали в боях. Берши, оставшиеся в живых, с женами, детьми, стариками, с больными и ранеными отступили в Корум. Мы просили булгарского хана Анара дать нам дорогу через Судак. Хан пропустил нас, но лишь для того, чтобы ночью напасть на наши стойбища, лишенные должной защиты. Коварный Анар захватил тогда немало рабов. Среди пленников оказался и я. В тот год мне только-только минуло четырнадцать.

М-да… Дикие времена, дикие нравы. Татаро-монголов, как, впрочем, и булгар Бейбарсу, действительно любить не за что.

— Что с тобой было потом?

— Потом? — Бейбарс невесело усмехнулся. — Потом был невольничий рынок в Сивасе, затем меня перевезли в Халаб на знаменитый базар Кылыш. Но продать раба с бельмом на глазу оказалось непросто. Покупатели не хотели платить за порченый товар. Только в Дамаске за меня дали восемьсот дирхамов. Смешная цена! Но больше никто и не просил.

Новый хозяин обошелся со мной не как с дешевой скотиной, а как с человеком. Возможно, потому, что сам в то время был в опале у султана Египта и, глядя на меня, видел свое будущее. Однако в шкуре раба — хвала Аллаху! — ему побывать не довелось. Зато мы сдружились. Не как добрый господин с верным слугой, а скорее как отец с сыном. Хозяин стал моим учителем и наставником. Я же дал клятву, что о потраченных на меня дирхамах эмир Айтегин аль-Бундуктар не пожалеет никогда.

— Айтегин?!

— Да, это он выкупил меня из рабства и сделал мамлюком султана.

Вот как?! Бурцев присвистнул от удивления.

— А ведь ты уже сравнялся со своим хозяином и учителем? Ты теперь тоже эмир.

— Нет, еще не сравнялся. Пока я только младший эмир в султанской гвардии. Но, может быть, позже…

Глаза Бейбарса мечтательно блеснули.

— Да, парень, все у тебя получится, — заверил Бурцев бывшего раба и будущего повелителя. — Далеко пойдешь, уж поверь. Дальше даже, чем думаешь… Только вот Бурангула не задирай, а то можешь и не дожить до своего звездного часа. Что там у вас с татарами было и что еще будет — бог весть. Но сейчас все мы — пальцы одной руки. И ты сейчас подчиняешься мне, понял, младший эмир?

Мамлюк вскинул голову. Сверкнул глазами.

— И нечего на меня зыркать. Такова, между прочим, воля твоего наставника Айтегина аль-Бундуктара, если ты забыл.

— Помню, — с трудом проговорил Бейбарс. — Пока ты отдаешь м-м-м… правильные приказы, я буду их исполнять. Но стоит тебе ошибиться хоть раз, каид, стоит хоть раз в чем-то подыграть немцам, и ты умрешь…

Это была уже открытая угроза. Бурцев криво усмехнулся. Да, он не ошибся: Айтегин действительно намеревается контролировать его посредством верного Бейбарса. Что ж, все точки над «i» расставлены — и то хорошо. Бурцев терпеть не мог недомолвок.

— Надеюсь, я пока не дал тебе повода усомниться в… правильности моих приказов?

— Не дал. Пока.

— Ну, так и ты не подводи старика, заплатившего за тебя свои дирхамы. Айтегину нужен Иерусалим. И он получит его лишь в том случае, если мы действуем заодно. Тебе придется забыть о былых обидах, Бейбарс. Отныне твоя сабля не будет звенеть о саблю Бурангула. Она будет прикрывать его спину. Чтобы Бурангул в бою прикрыл твою. Это приказ. И это правильный приказ. Ясно?

— Ясно, — глухо ответил эмир.

И тихо-тихо пообещал:

— Я смирю свой гнев, каид Василий-Вацлав.

Губы Бейбарса еще что-то беззвучно прошептали. «До поры до времени» — так послышалось Бурцеву.