Книга: Пески Палестины
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26

Глава 25

Давно уж скрылся из виду разведчик Бейбарса на молодой легконогой кобылице — самой быстрой и самой неутомимой в их отряде. Разведчику надлежало первому выйти к замку Торону, осмотреться и, вернувшись, доложить обстановку.
Далеко впереди едва различимыми точками в зыбком мареве горячего воздуха виднелись дозорные авангарда. Боевое охранение маячило также по флангам и с тыла.
Сам отряд в полторы сотни всадников вытянулся длинной караванной цепочкой. Шли без знамен, гербов и каких-либо иных опознавательных знаков. Вместо штандартов — голые копейные наконечники. Да пулемет над головой глухого дромадера.
Чтобы МG-42 не бросался в глаза, Бурцев прикрыл «шайтаново оружие» одеялом из верблюжьей шерсти — теплым, плотным, предназначавшимся для прохладных ночей пустыни. Получилось похоже на дурацкий паланкин, невесть зачем защищающий от солнца невозмутимую морду животного.
Дмитрий и Гаврила недоверчиво косились на Горбаконя — так они прозвали меж собой дромадера. Время от времени русичи украдкой крестились. Пан Освальд тоже все кружил возле диковинного зверя и не мог надивиться. Сыма Цзян беседовал с Хабибуллой. Капитан Жюль — с Жаном Ибеленским. И у Бурангула неожиданно объявился собеседник. Как выяснилось, неразговорчивый Бейбарс понимал по-татарски и теперь выпытывал, каким ветром занесло в палестинские земли собрата-тюрка и откуда родная душа знает язык степных завоевателей. Збыслав и дядька Адам — те больше отмалчивались и поглядывали по сторонам. Не доверяли чужим дозорам, а может, сказывалась давняя разбойная привычка всегда быть начеку.
Бурцев тоже смотрел вокруг. С высоты верблюжьего горба удобно было взирать на окрестности. А окрестности были унылы и безжизненны. Любоваться в Палестине особенно-то и нечем. Лишь изредка на горизонте появлялись далекие пятна оазисов, холмы, поросшие жесткой травой, да русла пересохших безымянных ручьев и речушек.
Солнце пекло, плавило мозги. Легкая конница Бейбарса чувствовала себя еще более-менее. А вот на рыцарей Жана Ибеленского Бурцев поглядывал с жалостью. Эти ребята даже в походе не желали расставаться с привычным тяжелым вооружением матушки-Европы. И сейчас бедолаги, обвешанные железом по самое не хочу, заживо изжаривались в раскаленной скорлупе.
Бурцев тоже начинал понемногу дуреть от жары и монотонной, убаюкивающей верблюжьей поступи. Грань между однообразной реальностью и миражами перегретого сознания постепенно стиралась. Накатывала дрема. Накатывала, накатывала, накатывала…
Из странного состояния полусна-полубодрствования выдернули яростные крики и сабельный звон.
Бурцев всполошился, едва не свалился вниз, на твердый горячий песок. А падать с Горбоконя пришлось бы ох прилично…
— Тпр-р-ру! — рявкнул по привычке. Резко натянул повод.
Поводу глухая горбатая скотина повиновалась, встала послушно.
Бурцев рывком сорвал с пулемета одеяло, завертел головой и стволом.
То была не засада. Рубились Бурангул и Бейбарс. Страшно рубились — насмерть. Вот-вот, блин, поубивают друг друга! И зачинщика сразу видать: Бейбарс наседал, Бурангул оборонялся.
— Эй-эй, джигиты! Уймитесь!
Бурцев развернул верблюда, погнал к поединщикам. И не он один: отовсюду уже спешили всадники — сарацины Бейбарса и рыцари Жана Ибеленского.
— Сабли в ножны, кому говорю!
А ни фига! Его не слышали. Изогнутая сталь сверкала, плясала, звенела. Только незаурядное мастерство конно-сабельного боя спасало обоих фехтовальщиков от верной смерти. Но надолго ли хватит того мастерства в столь бешеном темпе отчаянной рубки? Кто-то должен уступить, сплоховать, ошибиться…
Нет, криками сейчас делу не поможешь. Бурцев пошел на таран. Здоровенная туша дромадера с разбега вклинилась между всадниками, отбросила в стороны лошадей.
— В чем дело? — рыкнул Бурцев по-татарски.
— Он татарин! — взвизгнул Бейбарс на том же языке.
— Эка невидаль! Ну и подумаешь! В моих жилах тоже течет татарская кровь и ниче…
Фьюить!
— …го!
Бурцев едва успел уклониться от размашистого сабельного удара.
— Убью, шайтановы дети! Обоих убью!
Звяк-ш-ш!
Уж второй удар неминуемо снес бы Бурцеву голову, не окажись на пути сверкающего клинка ствол МG-42. Третьего выпада, к счастью, не последовало. Воспользовавшись благоприятным моментом, Бурангул что было сил шибанул сверху вниз по эфесу вражеского оружия, выбил саблю из рук эмира, бросил свою, цапнул Бейбарса за пояс.
Дальше пошла татарская народная забава — борьба в седлах да на кушаках. Пыхтели противники недолго: тут уж юзбаши оказался сильнее и опытнее мамлюка. С коней в итоге упали оба, но Бурангул сидел сверху, а Бейбарс под татарином плевался песком и невнятными ругательствами.
Взвыли, загалдели, замахали саблями наголо подоспевшие сарацины. Горячие бойцы Бейбарса, толком не разобравшись, рвались в драку. Дружинники Бурцева — тоже с обнаженной сталью — сгрудились живой стенкой перед воеводой и Бурангулом. Рыцари-тяжеловесы Жана Ибеленского подзадержались — пылят вон неподалеку. Пока еще доскачут…
А арабы надвигались, не скрывая своих намерений. Блин! Намечалась нешуточная резня с превосходящими силами сарацин.
— Э! Э! Э! Парни! — Бурцев обратил в сторону воинственных союзничков пулемет. На охладительном кожухе ствола красовался глубокий след доброй дамасской стали, но от этого МG-42 не утратил ни боеспособности, ни грозного вида.
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26