Несмотря на обещания великого дуки отпустить всех сразу после удачных переговоров, отправляться тотчас же на освобождение его товарищей никто не собирался. Горового сухо поблагодарили, угостили скромными яствами и вином и предложили отдохнуть до обеда. Сам Вутумит был измотан, эпарх Ксир клевал носом – заниматься делами какого-то рыцаря из далекой Италии не желал никто.

На замечание Тимофея Михайловича о том, что его друзей могут повесить к утру, Мануил усмехнулся:

– Не такой уж я кровожадный – за пару бандитов пилигримов вешать. Не волнуйся, посидят твои люди еще полденька в тюрьме, только больше ценить свободу будут!

– А как же ваш приказ?

Мануил отмахнулся:

– Отдыхай, сеньор рыцарь, заслужил. А с приказом… Василий, смотритель тюрьмы, обязан мне. Так что если я сказал ему без моего приказа никого из твоих людишек не трогать, то, значит, так все и будет.

Говорил флотоводец на немецком языке с многочисленными вкраплениями латыни и итальянских слов. Византийский стратиг знал почти полтора десятка языков, но при разговоре с казаком, как и при беседах с любым иностранцем, старательно скрывал это, прикидываясь, что может сказать не больше одной-двух фраз. Будь у него не так мало времени, Вутумит для вида вызвал бы толмача. Знать о его способностях собеседнику было вовсе не обязательно, глядишь, и сболтнет при нем что-нибудь ценное. Иногда случайные реплики, сорвавшиеся с уст людей, полагающих, что их никто не поймет, решают судьбы сражений и даже военных кампаний.

Сейчас же великий дука устал и не скрывал этого.

После непродолжительного спора он снарядил из числа своих приближенных гонца, который должен был доставить в тюрьму записку. После этого все присутствующие пошли отдыхать – бессонная ночь сказывалась.

…К полудню к воротам тюрьмы прибыла целая процессия. Получив от эпарха грамоту, что позволяла пребывание в городе и ношение оружия, Горовой послал за своими людьми, остававшимися на постоялом дворе, и лошадьми. Теперь он выглядел куда более солидно, чем при задержании: верхом, в длинной кольчуге и с притороченным копьем, в окружении полудюжины конных же воинов, свирепо поглядывающих на встречных греков. Если бы не десяток всадников Вутумита под командованием проэдра Георгия Тансадиса, которых великий дука послал сопровождать союзника, то рыцаря, несмотря на грамоты, задержал бы первый городской патруль.

Ворота тюрьмы открылись быстро. Василия Василаки, начальника этого учреждения, на месте не обнаружилось, зато вылез на крыльцо его заместитель, толстый чинуша в тоге, выпачканной снизу вином и грязью.

Увидев Горового, в раздумье остановившегося в воротах, он приветливо махнул рукой:

– Ну что ты там так неуверенно топчешься, варвар?! Смелее, смелее… топай на хрен…

Остроумие чиновника не блистало оригинальностью. Был он пьян, смел и считал себя вправе посмеяться над просителями. Тем более что перед ним стоял какой-то дикарь.

Подчиненные, столпившиеся у крыльца, громко расхохотались, услышав изысканную шутку начальника. Но улыбки сползли с их лиц, когда вслед за рыцарем на двор тюрьмы въехали всадники великого дуки и суровые иноземные воины, основательно вооруженные и облаченные в доспехи.

– Куда это вы собрались? – стараясь не терять лица, пробасил со своего места первый заместитель.

Тансадис окинул взглядом хорохорившегося толстяка и протянул письмо:

– Это указание великого дуки освободить людей сего славного графа, задержанных вчера около ипподрома.

Чиновник выглядел смущенным. Под взглядом гарцующего рыцаря, его людей и, самое главное, порученца одной из влиятельнейших особ Империи, хмель практически покинул пышущее здоровьем тело. Теперь он больше походил на сдувшийся шарик.

– Боюсь, проэдр, что не смогу выполнить приказ стратига, – наконец-то неуверенно промямлил он.

– Что?!!

Чинуша засуетился:

– Господин Василаки убыл домой. А вчера вечером появились люди Михаила Анемада. У них был приказ кесаря, касающийся тех латинян, которые отказались переправляться через пролив и остались грабить горожан. Они изъяли людей, про которых ты говоришь мне, уважаемый. Сегодня, насколько я знаю, их судили.

На лице посланника дуки заиграли желваки.

– И что постановил суд?

Толстяк пожал плечами.

– Что же еще?! Смерть!

Георгий скрипнул зубами, конь под ним почувствовал гнев хозяина и начал теснить грудью вегилов, все еще толпящихся у крыльца.

– И ты не сказал им, что эти пленники нужны великому дуке?!

Чиновник сделал такое выражение лица, что стало понятно, что последний вопрос можно отнести к риторическим.

– Что говорит толстяк? – Казак не поспевал за незнакомой речью.

Георгий взглянул на солнце, задумался.

– Где мои люди? – подъесаул старательно выговаривал тяжелые латинские фразы.

Тансадис очнулся от размышлений:

– Солнце высоко. У нас еще есть время.

Он хлестнул своего рысака и ринулся в сторону открытых ворот, бросив через плечо оторопело глядящему вослед казаку:

– Быстрей за мной, варвар! Если только вы желаете увидеть ваших людей живыми!