Ей здесь определенно не нравилось.

Шутка ли – попасть в тело рабыни? Конечно, если присмотреться хорошо, тщательно и со старанием, это действительно не самый страшный вариант. В конце концов, хозяева кормят, поят, одевают и не слишком спрашивают за не самую сложную работу… Но ведь могла же попасть в тело принцессы, графини… Хотя бы дворянки…

Нелли представила себя в платье на балу. Этакая Наташа Ростова – рюшечки, кружева, туфельки из Парижа. Она посмотрелась в медный поднос, начищенный до зеркального блеска. Носик пуговкой, поблескивают черненькие глаза, протертый в нескольких местах старый халат лишь подчеркивает безысходность. Никаких перспектив!

Девушка вернулась к работе – натиранию хозяйской посуды. Угораздило же ее попасть именно сюда?! Как это объяснить?

Рок?!

Она быстрее заелозила по подносу. На начищенную поверхность упала крупная тень, тут же спину ожег удар половой тряпки. Нелли вскочила, как подброшенная пружиной, поднос сам собой прыгнул в руки, взлетая для ответного удара.

В последнюю секунду девушка сдержалась.

Напротив ее замерла грузная туша старшей жены хозяина дома. Зухра, видимо, опешила от такой реакции безответной рабыни и теперь не могла определиться, как реагировать на вспышку.

Поднос, занесенный для удара, бессильно опустился на пол, и старшая жена перешла в атаку:

– Ты что, совсем обезумела? Никак память не вернется? Ты зачем блюдом махаешь?

Она больно ухватила девушку за щеку. Та сжалась, скривилась, но не вырывалась и терпела.

– Может, думаешь, что до старости лет будешь углы околачивать и за спину Баби прятаться? – Зухра-ханум сменила тон с истерично-злобного на привычный менторский. – Когда же работать начнешь так, как надо? Мне и старушке, что души в тебе не чает, помощницей станешь?

Она покачала головой и глубоко вздохнула.

Глаза молодой невольницы недобро поблескивали, и старшая жена в очередной раз подумала, что с этой рабыней муж явно ошибся. Не получится толку от этакой необъезженной кобылки. Били бы больше в детстве, глядишь, что-то и выросло бы путное. А так…

Зухра-ханум сунула в руки Фирюзе сверток с ветошью и показала на потемневшую ручку на двери:

– Когда блюдо станет таким, чтобы в него я свои брови увидела, возьмешься за двери. Совсем они потемнели, а господин любит, чтобы все сверкало… – она двинулась к лестнице на второй этаж. – Пока не закончишь, чтобы на кухню ни ногой! Увижу – получишь плетей от Фатиха.

Заволюжная проводила толстую тушу своей госпожи долгим ненавидящим взглядом. Старая карга выщипывала брови, оставляя только узенькую малоразличимую полосочку. Да еще и зрение имела неважное. Зато к слугам была беспощадна, делая скидку только для любимой Баби. Сколько еще этот монстр в необъятной юбке будет измываться над ней?

Нелли вернулась к натиранию подноса. Близилось время обеда, кушать хотелось страшно. Но придеться терпеть. Ханум не даст спуска. Уж не в этот раз, когда рабыня чуть не подняла на нее руку.

Могла бы и сразу вызвать старого приживалку при доме, хромого Фатиха. Тот с большим удовольствием отхлестал бы молодую рабыню. Удовольствие он получает от этого… Как и сам хозяин.

Девушка закусила губу от нахлынувших мыслей.

А если это навсегда? Если она проживет всю жизнь здесь, рабыней при доме этого толстого турка и его сварливой жены?!

На глаза навернулись слезы отчаянья…

Тряпка быстрее заходила по полированной поверхности.

Нет уж! Дудки! Пусть кто другой здесь загибается! А она рождена не для такого!

Заволюжная украдкой, будто кто мог подслушать ее мысли, бросила взгляд на низкое оконце, прикрытое крепкими ставнями. Дерево было крепкое, выдержанное. Слуги каждую ночь запирали дом изнутри, выпуская во двор собак. Думают, что таким образом защищаются от воров. Глупцы!

Девушка еще раз оглянулась и подошла ко внутренней ставне. Дерево, конечно, еще долго послужит, зато все крепления поржавели и расшатались. Только подковырни, где надо.

Нелли подцепила краешек железной скобы припрятанным загодя ржавым гвоздем. Железо нехотя полезло из паза. На лице рабыни расплылась улыбка.

Ничего! Это только поначалу все так безысходно. Будет и на нашей улице праздник!

Девушка опустила руку в пояс, нащупывая огрызки лепешки, которыми она подкармливала местных волкодавов. Некоторые уже узнавали ее, радостно бежали на голос и норовили лизнуть в руку.

Заволюжная улыбнулась.

Ничего! Тут до Европы рукой подать. Спрятаться в трюме какого корабля, вылезти во Франции или Италии и прощай, гребаная Османская империя и доля рабыни при кухне! Она верила, что дальше, в «цивилизованных странах», все пойдет не иначе, как в фильмах о приключениях Анжелики, маркизы ангелов.

Девушка вернулась к натиранию подноса. Теперь на ее лице блуждала легкая, почти незаметная улыбка.