Она попала в прошлое! Глупо, нереально, абсурдно. Сюр! Театр одного актера! Но… Факты были слишком красноречивы. А против логики, какой бы она не казалась фантасмагоричной, переть нельзя.

Нелли потянулась и еще раз осмотрела себя в хозяйское зеркало. Легкий изгиб курносого носа, темные кучерявые волосы, глаза – все похоже, но все не ее. В богатой рамке, напротив, крутилась и приседала совершенно незнакомая юная особа. Четырнадцати лет, довольно симпатичная для своих годков, но… чужая. Тонкие ручки, едва округлившиеся бедра и груди, только наметившие свои бугорки, засаленные волосы под ветхим платком. Девушка провела ладонью по ткани платья. Незнамо зачем, под толстый, пускай и местами прохудившийся халат, бабка поддела «внучке» сразу три юбки и ватные штаны. Теперь Нелли парило и клонило в сон.

Баби же радовалась, как умела. Бывшая невольница турецкого палача давно забыла своих родных. Затерлось временем лицо умершего мужа, расплылись за давностью лет силуэты детей и племянников. Тридцать лет назад сербская рабыня Златка приняла из рук отца Али свет веры, произнеся в присутствии своего хозяина и его друзей шахаду. С тех пор сербка почти забыла имя, полученное при рождении. И не вспоминала бы его до самой смерти, если бы судьба не послала ей к старости возможность снова почувствовать себя тем, кем она была давным давно – матерью и воспитателем.

Восьмилетнюю Фирюзу старухе отдала ханум Зухра, старшая жена палача Херцег-Нови. Тогда они все жили далеко отсюда, в Нише. Дряхлеющая Баби, разменявшая уже шестой десяток, должна была передать новой прислужнице все, что умела и знала, обучить работе на кухне, шитью, выбору продуктов на рынке, прислуживанию госпоже и еще сотне важных вещей. Но нерастраченная привязанность сыграла глупую шутку – старуха полюбила малышку, а потом и вовсе начала считать ее своей внучкой.

Вместо учебы девочка болталась по двору женской половины дома, спала в многочисленных закутках, носилась с хозяйскими собаками или околачивала персики и абрикосы в саду. Конечно, в дожди и ненастье, особенно, после очередной проделки и полученной взбучки ей приходилось корпеть за плитой или возиться с иглами. Но перенимать все, что умела и могла многомудрая «бабушка», Фирюза не стремилась.

Повзрослев, девушка стала еще более вздорной и разбалованной, как только может быть разбалована одна рабыня другой. А, переехав в отвоеванные Турцией у заносчивых австрияков сербские земли, и вовсе от рук отбилась. То разозлится на свою наставницу и кувшин разобьет, то попортит вышивку или распустит вязание. Переходный возраст. Баби это довольно стойко переносила, прощая своей воспитаннице многое. Но не все.

Когда два месяца назад Фирюза вместо овощей для хозяйского стола на все выданные ей куруши накупила сладостей и объелась до расстройства желудка, Баби впервые взялась за «ремень». После такого «позора» отстеганная, зареванная любимица не нашла ничего лучше, чем броситься со скалы.

Есть поговорка, что Бог бережет дур, детей и алкоголиков. Фирюза не погибла, даже серьезных телесных травм не получила – царапины, ушибы, пару вывихов. Видимо, подсознательно выбрала вполне приличный пологий склон. Лишь голову повредила.

С тех пор «внучка» перестала понимать простые вещи. Ходит, дышит, кушает, но не говорит. Даже односложными предложениями. Лишь мычит и тыкает куда-то пальцем. Не будь к малолетней дурочке так привязана Баби, которую в доме считали почти родной, Фирюзу бы давно продали. Но боясь разбить старое сердце, пока терпели.

Баби не находила себе места.

Местные лекари один за другим только разводили руками. Толстый Али Азик не пожалел денег, да и сама старуха поднакопила немного, но их усилий было явно недостаточно.

Последним Баби решила обратиться к ученому табибу из самой Персии. О езидах, еретиках-огнепоклонниках в стране ходили легенды. Изгнанные со своих земель последователями шестого пророка хранители древних знаний старались расселиться по краям «цивилизованного» мира. Езиды уходили в горы, уезжали в безлюдные местности и селились на окраинах Порты, надеясь, что здесь, у самой черты, их не будут доставать с вопросами веры. Они ошибались. И платили за это сполна.

Пир, живший в Которе, остался в городе со времен владычества Венеции. Кучерявые итальянцы сквозь пальцы смотрели на вероисповедания, больше внимания уделяя навыкам своих граждан. А езид слыл знатным медикусом.

Австрийцы, захватившие город три года назад, также не заинтересовались стариком. И когда католиков на улицах сменили пестрые воины мусульман Порты, езид верил, что пронесет и на этот раз.

Седобородый, горбоносый, сухой как палка, с изможденным осунувшимся лицом. По просьбе старой Баби, люди хозяина достали огнепоклонника из зиндана. Туда янычары бросали всех, кто не внушал им особого доверия… или был способен заплатить богатый выкуп. Теперь старый лекарь пошатывался перед креслом толстого Али. Рядом крутилась и приседала старуха.

То, что хозяин, такой озабоченный чем-то всю неделю, сразу откликнулся на просьбу своей кормилицы, бросил все дела и лично допрашивал вытребованного медика, не вызвало у Баби ни малейшего подозрения.

– Ты сможешь вернуть ей разум, езид?

За последние дни Али осунулся, потерял в весе. В уголках обычно холодных спокойных глаз затаился страх, взрывавшийся вспышками беспричинного гнева, приступами ярости и долгой отупляющей меланхолии. Теперь же, при допросе, в речь палача вернулся азарт жизни. Как будто судьба случайно протянула толстому садисту ниточку надежды.

Фирюза сидела тут же. По бездумному лицу, из уголка губ, катилась слюна. Глаза глупо таращились на стену, руки сложены на коленях.

Старик долго всматривался в пустые, лишенные выражения зрачки. Потом кивнул.

– Я верну ей разум, бей. Ее ли он будет – не знаю… Но то, что эта кукла снова станет человеком – я могу обещать… Если ты…

Али прервал лекаря.

– Потом угрозы и требования… Сделаешь хорошо, и тебе придется повторить чудо еще раз… Потом.

– Ты отпустишь меня, о бей?

Али ухмыльнулся.

– Ты еще спрашиваешь?.. Конечно!

Езид долго всматривался в расплывшуюся рожу своего недавнего истязателя. Вздохнул и попросил старуху:

– Мне нужен гладкий полированный предмет. Лучше – зеркало.

Али кивнул. Баби умчалась наверх, чтобы через десяток минут вернуться с большим зеркалом, доставшимся обладателю дома от прежних хозяев. Чистота полотна и дорогая отделка выдавали благородное происхождение вещи. Продукция острова Мурано была известна по всему Средиземноморью и ценилась очень высоко, но сейчас Али не стал скаредничать.

Пир уложил девушку на пол так, чтобы руки ее легли на полотно зеркала. Затем уселся сам, положил пальцы на лоб безумной и начал заговор. За спиной Али набычились здоровенные подручные палача. Только авторитет хозяина удерживал их при виде совершающегося акта дьяволопоклонения.

Езид бормотал минут десять. Потом откинулся измочаленный и глубоко выдохнул:

– Все…

Бабка метнулась к девушке. Та спала беспробудным сном.

Лицо Али перекосила гримаса.

– Если это все – только шутка, то…

Старик замахал руками.

– Разум покинул тело уже давно. Новому духу надо время, чтобы освоиться.

– Новому?

Колдун замялся.

– Когда дух возвращается в тело… надо больше времени… Чтобы…

Али зашипел:

– Мне уже нечего ждать, базарный ты зазывала! Если эта дурочка не очнется снова нормальной, то ты… ты…

Езид склонился:

– Она очнется!

Али откинулся в кресле, выдохнул, подождал минуту и нетерпеливо рявкнул:

– Когда?

Пир пожал плечами:

– Иногда могут спать и день.

Палач зашипел.

– Уберите ее куда-нибудь. Не могу же я сидеть и смотреть, как она спит в свое удовольствие! Как евнух при гареме!

Один из подручных подхватил тщедушное тело девушки и под присмотром Баби унес его в подвал.

Старца связали и бросили в чулан.

Вечером Фирюза очнулась. Она смогла говорить, что-то спрашивала.

Разом помолодевший Али тут же умчался в Кровавую башню, место заключения самых опасных преступников побережья. Пятеро янычар, вызванных из крепости, конвоировали туда же связанного езида. Палач не желал ждать ни минуты.