Утром этого дня за завтраком Тцар сообщил, что наше бракосочетание состоится через десять дней.

Я лишь кивнула, пробормотав: «Как тебе будет угодно, дорогой!»

Затем робко напомнила, что сегодня я должна буду проводить своих товарищей.

Во всяком случае, именно этот день назвал он позавчера, когда я, тщательно вспоминая буквы, выводила немногие, с трудом вспоминаемые слова на родном языке Тейси, которые выучила за годы нашего знакомства, — он разрешил отправить им записку.

Тцар сухо ответил, что все помнит.

Спустя час он сообщил, что мне пора собираться.

Он не позволил мне надеть мою одежду, вежливо, но твердо сказав, что отныне следует привыкать к положению и образу жизни супруги одного из столпов общества.

Это было не просто условие, но вежливый приказ.

«Если он уже теперь так себя ведет, то что будет дальше?» — подумала я, словно и в самом деле планировала замужество.

В комнату вошли две женщины в строгих платьях с ворохом свертков и коробок.

Раздев меня догола, служанки принялись облачать меня в одеяние, которое, по мнению моего жениха, приличествовало его спутнице.

Вначале меня заставили влезть в почти прозрачные колготки. Затем вокруг моего тела несколько раз обернули фигурно вырезанный кусок ткани, закрепив его несколькими длинными, серебряными с жемчугом, булавками. Сверху надели нижнюю юбку с широкими накладками по бокам. Потом — юбку с нелепым длинным хвостом, спускавшуюся почти до пола, и блузу с расклешенными рукавами — все из переливающегося разноцветного шелка бледных оттенков. Наконец, вокруг головы обвязали широкую повязку с вышивкой золотом.

Когда я влезла в сапоги на умопомрачительном каблуке, то моей единственной мыслью было: смогу ли я во всем этом драться?

Под занавес мне на шею возложили ожерелье, а на запястья надели браслеты, сплошь усыпанные самоцветами.

Все это они проделывали молча и сосредоточенно, иногда без особых церемоний поворачивая меня в разные стороны, словно одевали не живого человека, а куклу.

Мне вспомнились легенды, читанные в детстве, о том, как вот так готовили в древности невест для Мх'ортхэра — бога смерти. Тех бедолаг тоже убирали в дорогие одежды, увешивали драгоценностями, а потом, справив брачную церемонию со статуей этого поганого божка, сбрасывали в колодец, ведущий прямиком в раскаленную печь, что стояла в подземелье храма.

Возле его машины нас ожидали трое здоровенных бритоголовых типов с неподвижными лицами. Меня это не удивило: я слишком хорошо успела узнать Тцара, чтобы не понимать, что он обязательно подстрахуется.

Хотя бы на тот случай, если меня захотят увезти домой силой.

Это тоже было предусмотрено мной — насколько вообще в такой ситуации можно было что-то предусмотреть.

Мы быстро доехали до космодрома, прошли через огромный зал ожидания, заполненный гудящей толпой, где ежеминутно слышались лающие объявления, которые не мог разобрать лингвестр.

Когда мы свернули к частным терминалам, я начала про себя отсчет времени. Досчитав до ста и — насколько возможно — отключившись от окружающего мира, начала повторять про себя заученные когда-то слова, пробуждающие память тела и духа. После того как мы миновали первый пост, я уже ощутила прилив тепла к рукам и легкость во всем теле, прошли второй — появилась мелкая дрожь в напряженных адреналином мышцах…

Давно уже мне не случалось использовать это знание на практике — боевой транс, оставлявший при этом ясной голову и обострявший реакцию. Потом всякий раз приходит расплата в виде долгих часов слабости и апатии.

Молча я поблагодарила своих мертвых наставников за умение, которое они мне дали.

Я изо всех сил старалась не выдать себя. Тщательно опускала глаза к земле, чтобы никто не заметил их блеска, иногда нарочито приволакивала то одну, то другую ногу, чтобы слишком легкая походка не обратила на себя внимания. Украдкой старалась глубже дышать — кровь в решающий момент должна быть насыщена кислородом.

Мы миновали пятьдесят девять ворот и остановились перед шестидесятыми, которые распахнулись перед нами.

Коридор, а за ним еще одни ворота. И вновь — стоило нам остановиться, как они разошлись в разные стороны, словно матерчатые занавеси.

За ними я увидела своих товарищей и тцаровского приятеля, на руке которого капелькой крови сверкал бриллиантовый перстень.

Такие алмазы оттенка голубиной крови во всех мирах были безумной редкостью. Здесь — чуть меньшей. Тут было одно маленькое месторождение таких камней, и располагалось оно на другой планете, и в не самом удобном месте — на «горячей» стороне Меркурия.

Именно этот камень, вместе со своим хозяином, и был ключевым элементом моего плана — дерзкого, авантюрного и сомнительного с моральной точки зрения — такого же, как и та жизнь, которую я веду с юных лет.

Дело было, конечно, не в его цене, хотя его хватило бы на десяток превосходных кораблей. Именно такие алмазы, как можно было узнать хотя бы из бесконечных голосериалов, и служили здесь управляющими ключами к гравитационным машинам, персональным сейфам в самых крупных банках, дверям фешенебельных квартир и вилл и прочим предметам роскоши.

Кроме гравированного рисунка, на нем особым способом была сделана электронная запись, содержащая коды и сведения о хозяине.

Именно поэтому его было бесполезно воровать.

Замок открывался, только если запись на камне совпадала с генетическим кодом того, на чьем пальце он находился, или кого-то еще, информация о ком была внесена в память мыслящей машины самим владельцем.

Похищенный или снятый с мертвой руки он был бесполезен.

Именно это было самым узким местом моего плана, который я не сумела сообщить своим спутникам.

Хозяина яхты надо брать живым и только живым.

Я вовсе не желаю смерти Тцару, но если что — как-нибудь переживу эту неприятность. В конце концов, это не я пыталась шантажировать его судьбой товарищей, чтобы заставить спать со мной до конца жизни. Но вот если по ходу дела кто-нибудь случайно прихлопнет этого Хатонара, то нам всем останется только застрелиться.

И вот я услышала идущий изнутри сигнал. Время пошло, и окружающий мир куда-то отдалился. Рассудок стал ясным до прозрачности, время потекло медленно-медленно, мышцы налились уже почти забытой силой — силой неженской и даже нечеловеческой, — сердце било как метроном.

А потом дымка рассеялась, и я ощутила на себе взгляд Тцара. Пора…