Из-за гребня недалекой скалы долетал скрадываемый расстоянием грохот прибоя. Если бы я поднялся на этот гребень, то далеко внизу увидел бы пенную полосу на сером галечном пляже, из которой торчали клыки рифов.

Мы находились на острове размерами примерно два на три километра. Остров почти весь состоял из гряды невысоких утесов, с расщелинами, засыпанными песком, и весь порос низким густым кустарником, похожим на можжевельник, и искривленным ветрами сосняком. Никакой живности, кроме чаек, тут не водилось. Почти со всех сторон остров ограждали обрывистые скалы, и только в двух местах имелось что-то похожее на бухточки с узким и неровным галечным пляжем. Примерно в полукилометре из моря торчал еще один островок — обрывистая скала с маленькой рощицей наверху. В первый же день я и Орминис забрались на самый высокий из утесов, но, как ни старались, никаких признаков берега на горизонте не обнаружили.

Ближайшая земля могла оказаться и в ста, и в тысяче миль в любую сторону.

Никаких следов того, что когда-нибудь эти берега посещались людьми, мы не обнаружили, хотя в первый же день тщательно осмотрели все уголки островка — от этого могла зависеть, без преувеличения, наша жизнь.

Дмитрий попробовал было прослушать эфир, но наладить приемник незнакомой конструкции не удалось.

— Я вот все думаю, — как бы ни к кому не обращаясь, начал Дмитрий, — почему это блюдце не полетело к нашему порталу?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Может быть, им нужна была другая струна, или они вообще могут проходить из мира в мир в любом месте…

— Тогда какой смысл было строить ангар рядом с порталом?

— А это имеет какое-нибудь значение для нас?

— Кто знает. Может быть, и имеет.

— Как ты думаешь, дело было и в самом деле в… в них? — спросил я спустя некоторое время.

— В них или в той отраве, которой нас посыпали, теперь уже действительно не важно.

— Почему же тогда это не подействовало на нас с тобой?

Эта мысль почему-то весьма озадачила меня. Неведомая сила (если она все-таки была) подчинила, казалось бы, самых стойких из нас, самых закаленных жизненными передрягами.

— Не знаю, — пожал плечами Дмитрий. — Я подумал: может быть, оно — что бы это ни было — каким-то образом активизировало ту часть нашего мозга, которая ответственна за самые темные наши инстинкты. У нас, сохранивших трезвый рассудок, они просто оказались глубже загнаны, вот и все. Грубо говоря, излучение вскрыло истинную сущность людей, о которой они и сами, быть может, понятия не имеют. Хотя кто знает, что случилось бы с тобой и со мной, если бы мы пробыли в том мире подольше…

То, что говорил Дмитрий, было и в самом деле похоже на правду.

Ингольф — викинг и к тому же берсерк. Мидара — жестоко битый жизнью человек, вдобавок — бывший офицер госбезопасности воюющей страны. Тронк… ну, с этим все ясно, впору согласиться с Анком.

В эту схему не вполне укладывалась Тая, но, с другой стороны, она пыталась помешать расправиться с Файтах. Да вот сама Файтах: с одной стороны, жестокости и злобы ей вроде бы набраться негде, но с другой — что мы знаем о ее прежней жизни? Может быть, ее любимым занятием было мучить кошек и бить служанок? А вспомнить, как она ловко прижала нас! Ведь могла бы вполне доставить нас тепленькими к адмиралу, если бы не Тронк.

Выходит, я к Тронку несправедлив: не будь его — неизвестно, как все бы обернулось…

— Я вот подумал: что, если это Древнейшие? — вновь подал голос Дмитрий.

— Древнейшие не строили машин, — пробормотал я.

— Откуда это известно? Или они тебе сами об этом рассказали? Что вообще о них можно сказать сейчас? Полторы тысячи лет назад нашли одни только развалины, покинутые в незапамятные времена, да вот еще — штучки вроде нашего талисмана.

— Но ничего, подобного машинам, вроде бы не упоминалось.

— Это опять же неизвестно. Может быть, их машины были не похожи на наши.

— Верно… — Идея понравилась мне. Покажи тому же Мустафе ноутбук, он тоже не понял бы, что это машина, даром что сам не из совсем дикого мира. Между прочим, если вдуматься, этот наш кристалл тоже может быть своего рода машиной.

— Да и вообще не забывай, — продолжил Голицын, — все, что мы знаем о Древнейших, известно из легенд, много раз переписывавшихся и переводившихся с одного языка на другой. Последние, кто по-настоящему был знаком с их наследием, умерли девять веков назад. А что до того, будто они исчезли… В конце концов, то, что мы видели, может работать без хозяев.

— Ну не знаю, во всяком случае, я не хотел бы туда возвращаться, — подытожил я.

Из зарослей кустарника появилась тонкая девичья фигура и направилась в нашу сторону. Сумерки не позволяли разглядеть ее лица, но и без того я знал, что это может быть только наша недавняя пленница. Тая все дни неотлучно проводила при Мидаре.

Девушка молча подошла к нам, уселась на валун. Дмитрий вежливо подвинулся.

— Оставьте меня здесь, — отрешенно произнесла Файтах.

— Не говори глупостей, детка, — ответил Голицын. — Ты не протянешь на этом островке и трех недель. Вот доберемся до более-менее подходящего мира, тогда и побеседуем.

— И куда я там пойду — в веселый дом? — Ее нарочито спокойный голос был наполнен горечью.

— А это уж как тебе лучше покажется. Твоих драгоценностей на несколько месяцев хватит, если не транжирить. А там уж…

— Лучше б вы меня убили, — бросила Файтах, поднимаясь.

— И в самом деле дура! — прокомментировал Дмитрий, глядя в спину уходящей девушки.

Когда, несколько дней назад, наши запасы провизии окончательно истощились, Дмитрий попробовал было привлечь ее к ловле рыбы. Но наша юная герцогиня упорно отказывалась лезть в воду без одежды. После того как, насквозь промокшую, ее сутки бил жестокий кашель, Дмитрий заявил, что больше не нуждается в ее услугах. При этом добавил, что нет никакого резона тратить драгоценный эликсир еще и на спасение безмозглых девчонок, которые, того и гляди, загнутся от воспаления легких. Отныне сеть вместе с ним безропотно отправлялся таскать Тронк.

Поднявшись, мы направились к входу в маленькую долинку между двумя серо-зелеными от лишайника утесами. Там, в защищенном от ветров месте, стоял наш вездеход. Рядом была поставлена большая палатка из замасленного брезента — на нее пошел чехол от машины.

На крыше амфибии сидел Ингольф, уже который день пытавшийся заделать пробоину.

В данный момент он угрюмо и сосредоточенно сверлил броню ручным коловоротом.

Он уже сломал, одно за другим, три найденных в ящике с инструментами сверла, но продолжал работать их обломками, кое-как заточенными о кремневые окатыши, найденные в полосе прибоя.

Отворив дверь, мы влезли внутрь машины.

В пассажирском отсеке на импровизированном ложе из содранных с сидений подушек лежала Мидара. У ее изголовья напряженно замерла Таисия.

При нашем появлении капитан повернулась к двери:

— Как ты?

— Вашими молитвами, — слабо улыбнулась Мидара. — Еще дня два, и можно будет отправляться.

То же самое она говорила нам и два дня назад, и еще за двое суток до того.

Когда мы все набились в машину, она открыла проход, и мы покинули мир, где водились летающие блюдца. Спустя полминуты мы оказались в этой долинке.

Мидара с довольной миной обернулась к нам, открыла рот, желая что-то сказать, но не успела.

На губах ее выступила кровавая пена, и она рухнула без сознания.

Очнулась она только по прошествии суток, еле живая. Ее настигло то, что было бичом наших (виноват — эораттанских) чародеев.

Признаться, мы все надеялись, что талисман Древнейших убережет от этого.

Как оказалось, сбыться этим надеждам было не суждено. Впрочем, быть может, его создатели просто не рассчитывали на то, что им воспользуется женщина, за несколько часов до этого надышавшаяся отравой, а за полчаса — получившая крепкий удар по голове.

Так мы застряли тут — неизвестно где и неизвестно на сколько.

Планшетка показывала только три ближайших мира — неизвестных торговцам и, соответственно, ими не посещавшихся. А значит, ничего, кроме приблизительной карты порталов, сообщить о них не могла. Дмитрий, больше других (после Мидары) поднаторевший в искусстве управления изделием магов, сумел добиться лишь того, что она выдала координаты ближайшего известного эораттанцам мира.

О нем было всего несколько строк и сообщение, что он относится к весьма редко посещаемым. И ниже: «Нестабильные условия прохода. Источник помех — долгопериодические несквозные порталы».

Находился сей мир в двадцати трех прыжках от нас.

Выбор у нас был небогатый — или возвращаться назад, к этому миру, чтобы, заново сориентировавшись, вновь начать отыскивать маршрут домой, либо двинуться дальше, в надежде вновь выйти в известные области континуума.

Вот и все, что мы могли выбрать. То есть выбирать было не из чего: «оба хуже». И еще неизвестно, будет ли возможность выбрать.