Глава 16
Гейт-фулфорд

Шагая в едином строю с дружинниками Хродгейра, Вратко задавал себе вопрос: того ли он хотел, сидя на ветке ясеня под Скардаборгом? Пусть не долго хотел, краткий миг, но все-таки… Было ведь желание идти вместе, ощущать плечи товарищей? Было.

Конечно, со стороны вытянувшаяся длиннющей змеей колонна вооруженных людей выглядит, можно даже сказать, привлекательно. Тяжелое полотнище знамени «Опустошитель земель» полощется впереди на ветру. Сверкают брони, оковки щитов и заклепки шлемов. Ноги топают в одном ритме. Бесшабашные голоса горланят песню. Какую? Не важно! Главное, чтобы громко. И главное, чтобы скальд, сложивший ее, был славен, и не только стихами, но и на поле брани.

Изнутри все оказалось гораздо хуже. От топочущих ног поднимается туча мелкой, противной пыли, забивающей нос и глаза. Товарищи толкаются, так и норовят вогнать под ребра локоть или рукоять меча. От них воняет потом и прогорклым жиром, которым викинги смазывают кольчуги от морской сырости – чтобы ржа не проела. Счастье, если окажешься рядом с дружинником, предпочитающим смалец. А ну как нарвешься на любителя тюленьего жира? И песня через какое-то время оглушает и приедается. Даже такая замечательная, как висы Харальда Сурового:

Одно утешение – в путь вышли рано утром, когда солнце еще не успело подняться и как следует разогреть землю и доспехи. Как говорится, по холодку. А еще говорят – утро вечера мудренее. В чем, в чем, а в мудрости норвежскому конунгу не откажешь…

Вратко уже начал жалеть, что согласился отправиться на битву вместе со всеми. Впрочем, был ли у него выбор? Хродгейр сказал, что юноше в возрасте новгородца уже давно пора убить хотя бы одного врага. Иначе как он станет мужчиной? Или он хочет, чтобы всякие дерьмецы, навроде Модольвовых молодчиков, дразнили его, называя мужем женовидным?

Поневоле пришлось согласиться, опоясаться мечом, с которым упражнялся под руководством Сигурда, натянуть кольчугу, старенькую, но вполне пригодную – без прорех и ржавчины. Через плечо на длинном ремне Вратко повесил круглый щит, а на голову напялил шлем с бармицей, защищающей шею.

– Настоящий викинг! – сказала Мария.

После случая с Модольвом и отцом Бернаром они с Рианной уже не рисковали покидать дреки. Кетильсон не стал выдавать их тайну Харальду, но кто знает, на какие поступки он способен? Если те лазутчики, что врезали в лоб Асмунду, были его подсылами, то от Белоголового можно ждать многого. Хродгейр опасения королевны разделял, а потому оставил на «Слейпнире» десять человек во главе с Сигурдом. Старик некоторое время возмущался, что не примет участия в битве, но потом, в пылу спора, наклонился слишком резко, показывая, каким именно маленьким был Черный Скальд в тот год, когда он, Сигурд, уложил первого врага. Охнув, он выпрямлялся очень медленно, со страдальческим выражением на лице. Потом потер поясницу и сказал, что, видно, и вправду стар стал для сражений и хорошо бы уступить место молодым и полным сил бойцам. А он, как некогда Эгиль Скаллагримссон, скажет:

И вообще, неизвестно еще, где тяжелее придется – в сражении или в тылу.

На том и порешили.

Теперь можно было надеяться, что с девушками ничего не случится. По крайней мере, Сигурд проследит, чтобы они никуда не убежали, а уж на дреки их как-нибудь защитят.

Хродгейр говорил, что видел Модольва с дружиной среди отправившихся к Йорку воинов, но что могло помешать Белоголовому оставить тех же Скафти с Эйриком и поручить выкрасть бесценную добычу?

Вратко сам не заметил, что начал подпевать, отвлекаясь от невеселых раздумий.

Ну, хоть какая-то польза от походных песен.

А может, для того их и придумали? Поющий хирдман не замечает голода и усталости в дороге. А в бою, выкрикивая звучные слова, можно и о ранах на время позабыть.

Верст десять они отмотали, пересмеиваясь и подшучивая друг над другом, предвкушая грядущее сражение. Высказывались разные предположения о том, как поведут себя графы Моркар и Эдвин. Гуннар осторожно заметил, что на месте братьев укрыл бы войско в Йорвике за крепкими стенами. Там они могут продержаться довольно долго, если, конечно же, успели запасти вдоволь воды и пищи. Олаф возразил, что не по-мужски сидеть за стенами и дозволять грабить землю и людей, заботу о которых на тебя возложили, избрав графом – ярлом, по-урмански. Нужно ударить по приближающемуся войску, пока оно не перестроилось для битвы. Тогда, даже проигрывая в численности, можно рассчитывать на успех.

Не успел здоровяк закончить пояснения (и Сигурда, как назло, рядом не оказалось, чтобы острой шуткой поставить умника на место), как по рядам прокатилось:

– Саксы! Саксы!

Вратко поднялся на цыпочки.

Дорога, по которой они шли, круто изгибалась вокруг пригорка, как бы обнимая его, а склоны холма чернели от вооруженных людей. Блестели шлемы и солнечные лучи играли на остро заточенных лезвиях мечей, секир, листовидных наконечниках копий. Колыхались тяжелые полотнища знамен. Синие, красные, желтые. Их украшали вышивки хвостатых зверей, похожих на лохматых котов, диковинных крылатых змей, чудовищ с головой орла и когтистыми лапами, скрещенных мечей.

Должно быть, и правда саксы.

Лица и вооружение копошащихся, словно муравьи, воинов ничем не отличались от окружавших новгородца викингов. Верно говорят, саксы – дальние родичи урманов, что приплыли когда-то на Британские острова и покорили их, подчинив местных жителей. Таких, как пикты, бритты, скотты и прочие народы.

В середине вражьего войска Вратко заметил кучку всадников – человек сто. Их доспехи даже на глаз выглядели надежнее, нежели у прочих. Кольчуги, переходящие в рукавицы, кольчужные же порты, высокие шлемы, бармица которых закрывает не только шею и плечи, но и подбородок со ртом вместе – только носы и глаза торчат наружу. Щиты не круглые, а продолговатые, вроде ясеневого листа. В руках копья с узкими цветными флажками.

– Может, это сам король подоспел? Йорку на выручку… – проговорил парень, обращаясь сразу ко всем.

– Не-е… Куда ему! – усмехнулся Олаф. – Не под силу ему так быстро с юга войско пригнать. И никому не под силу.

– Это мерсийский и нортумбрийский ярлы, – пояснил Гуннар. – С ближней дружиной.

– Верно, – согласился Хродгейр. – Моркар и Эдвин.

– Ишь, как приплясывают, – заметил Асмунд. – Драться хотят, аж пищат.

– А нам того только и надо! – потряс кулаком Олаф. – Так размяться хочется, мочи нет!

– Ничего. Они тебя сейчас разомнут, – покачал головой кормщик.

Глухой гул пошел по колонне урманов. От головы, где шагали вожди, передали команду:

– Стоять! Строиться на берегу Уза.

Викинги, по-прежнему держась сотоварищей по кораблям, начали расходиться в стороны от дороги, выстраивать хирд на речном берегу.

– Махалово начнется – сзади меня держись, – посоветовал новгородцу Олаф. – Целее будешь.

– Да уж и мы прикроем, – пообещал Гуннар. – Ты, главное, вперед не лезь, в единоборства не ввязывайся – молодой еще, неопытный. Думай о защите, щитом закрывайся. Для тебя в этом бою важно выжить. В первом бою всегда так. Потом пообвыкнешься, матерым воином станешь. Но сейчас не зарывайся.

– Наскочит на тебя кто – руби по ноге, – наставлял Асмунд. – Красота поединка – она для хольмганга. В сражении не зазорно и в спину ударить, и вдвоем-втроем на одного навалиться, и лежачего добить, чтобы он тебя снизу не пырнул.

– На войне главное – победить, – подвел итог кормщик. – Кто победил, тот и молодец. Потому что он может в следующем бою участвовать, а тот, кто проиграл, не может.

Вратко слушал, кивал, а сам, вытягивая изо всех сил шею, смотрел, как строится войско. Такую армию, а Харальд собрал, по меркам последних полусотни лет, огромную силу, быстро к бою не подготовишь.

Харальд определил боевой порядок странно, можно даже сказать – загадочно. Расположил дружины углом. Основная сила, куда попали люди Хродгейра, а также ближние хирдманы конунга и графа Тостига и еще тысяч пять людей, стояла спиной к Узу, а к холму, где скопились саксы, чуть-чуть боком. Меньший по численности отряд выстроил цепь щитов лицом прямо к войску Моркара и Эдвина. Их ряды казались издалека непрочными, неспособными сдержать лобовой удар.

Зачем Харальд поставил под удар четверть войска?

Парень хотел спросить Черного Скальда, но не успел.

Один из саксов-всадников выхватил меч, сверкнувший подобно солнечному лучику, вонзаясь бликом в светло-голубое осеннее небо, взмахнул им и что-то прокричал. Ряды пехоты отозвались яростным ревом. Замелькали кружащие над головами мечи и секиры. А потом вся толпа заволновалась, качнулась туда-сюда, словно бы в нерешительности, и обрушилась по склону.

Земля задрожала от топота многих ног. Нарастающий крик обжимал голову будто обруч. Поток вооруженных людей напомнил Вратко ледоход на Волхове. Когда огромные льдины вздымаются, встают на дыбы, как необъезженные, злые кони, и мчатся табуном вниз по течению, сталкиваясь, крошась, скрежеща, разбрасывая брызги и острые холодные осколки.

– Нортумбрия! – раздавался клич всадников, мчащихся следом за вождем в блестящем шлеме с серебряной стрелкой-переносьем. За его плечами трепетал темно-синий плащ. – Нортумбрия!

Пехота центра и правого крыла войска радостно подхватила клич:

– Нортумбрия! Нортумбрия! Бей! Бей, Нортумбрия!!!

Им вторили воины левого крыла, числом чуть поменьше и поэтому кричащие слабее:

– Мерсия! Мерсия и Эдвин! Бей! Вперед, Мерсия!!!

Точно, не ошибся кормщик. Им противостояло нортумбрийское войско вкупе с подоспевшим на помощь отрядом графа Мерсийского. Братья Моркар и Эдвин Эльфгарссоны.

Саксы приближались.

Вратко не видел уже ничего, кроме бородатых лиц, ярко раскрашенных щитов, блеска стали. Не слышал ничего, кроме топота и боевого клича противника.

– А ну-ка, щиты сдвинули! – послышался справа громкий, знакомый голос. Кажется, Годрёд Крован. – Стоять насмерть!

– Крепче стоять! – ответил ему высокий, почти как Харальд, седой и весь иссеченный шрамами Ульв сын Оспака. – Смерть почетна, но победа почетнее вдвое!

– Оставшемуся в живых вечером вдвое пива и каши! – Звонкий голос Халли Челнока заглушил на миг команды полководцев.

Вратко поразился: в такое время и о еде с выпивкой думать! Для самого словена все ожидание боя сосредоточилось в рукоятке меча, которую он сжимал потной ладонью. Не приведи Господь, выскользнет в самый неподходящий час. Надо бы перекинуть меч в левую руку да вытереть ладонь как следует о порты, но саксы все ближе и ближе, а потому боязно оказаться не готовым к их удару… Дружина Хродгейра стояла не в первой линии, но тем не менее новгородцу казалось, что все саксы смотрят только на него.

– Дыши глубже, плечи расслабь, а то устанешь раньше, чем бой начнется! – легонько подтолкнул его локтем Асмунд.

Словен попытался последовать совету. Стоять стало легче, но волнение от этого не улеглось.

– Эх, разгуляйся моя рученька… – почти весело проговорил Олаф.

Впереди щиты с треском и звоном ударились о щиты.

– Так и есть! – воскликнул Хродгейр, улыбаясь.

– Что? Что там? – Вратко снова привстал на цыпочки, но за шлемами викингов не увидел ничего.

Зато услышал. Крики, звон клинков, стоны раненых.

– Они на тех наших ударили, что у ручья стояли! – пояснил Хродгейр.

– Какого такого ручья?

– Вот дотошный! – хохотнул Олаф. – Не все ль тебе равно?

А Черный Скальд терпеливо пояснил:

– Левее – болото. Оно прямо за ручьем начинается. А у ручья наши стоят. Моркар думал нас тут зажать – между рекой и болотом. Да просчитался. Сам себе ловушку заготовил.

– Там исландцы стоят и оркнейцы, – добавил Гуннар. – Магнус из Годорда, а с ним Паль и Эрленд Торфинссоны.

– Их же перебьют! – возмутился Вратко.

– Так бывает на войне, – пожал плечами кормщик. – Кто-то грудью идет на копья в острие клина. Кто-то сдерживает врага до последнего человека, пока основные силы отходят. Кто-то притворяется испуганным и побежденным, чтобы заманить врага в засаду. Сегодня одни, а завтра – другие.

– Оркнейцы насмерть стоят! – воскликнул внимательно наблюдающий за ходом сражения Олаф. – А исландцы даже потеснили саксов. Только мало их, слишком мало…

Вратко вздрагивал как застоявшийся жеребчик, запряженный в сани по первой пороше. Шум боя подействовал на него странным образом. Волнение улеглось, уступив место азарту. Теперь он изо всех сил сопереживал сражающимся викингам и недоумевал: почему медлит остальная часть войска? Надо бы обрушиться на саксов. На глазок их меньше. Значит, победа не будет представлять особой трудности.

Он, недолго думая, поделился мыслями с Гуннаром и Хродгейром.

– Конечно, – кивнул предводитель дружины «Слейпнира», – победа важна. Но Харальду нужно не только победить, а еще и разгромить саксонских ярлов наголову. Чтобы и думать забыли о сопротивлении. Чтобы Йорвик, увидев поражение своих защитников, устрашился настолько, что открыл ворота нашему войску. А для этого, как мне кажется, все саксы должны в бою увязнуть.

– Точно! – закричал Олаф. – Сейчас увязнут. Они оркнейцев уже в ручей сбросили. Те отчаянно бьются, но сила солому ломит. Не выстоять им, не выстоять…

– Да и исландцы тоже отступают, – вытягивая шею, проговорил Асмунд. – Они каждый вершок кровью оплачивают. Только саксов слишком много. Давят они их, давят…

Неожиданно дружины викингов, стоявшие правее и левее, заволновались, зашевелились.

– Готовьтесь! – Грузный и на первый взгляд неповоротливый хевдинг Торир из Лесной Долины, что в Хёрдаланде, проталкивался вдоль линий викингов. На плече у вождя покоилась огромная секира – куда там топору Лосси-датчанина! Седая борода топорщилась от воодушевления. – Подтянулись, приготовились! Сейчас наш черед будет!

– Все! – крякнул Олаф. – Скинули в трясину! Теперь конец исландцам, если мы не поможем…

– Мы поможем! – будто услыхал его слова хевдинг Торир. – Пошли помалу. Щиты сомкнуть! Ряды держать! Вперед не выскакивать! – Он погрозил кулаком Олафу, видно хорошо зная норов викинга.

И тут строй норвежцев – четыре или пять тысяч человек – разом шагнул вперед. Нашлись, конечно, замешкавшиеся, и Вратко оказался в их числе. Сильный толчок в спину от идущего позади бородача вернул его на место.

– Держись, Подарок Ньёрда! – подмигнул Гуннар. – Держись и мани удачу. Для всех нас мани. Ты можешь!

Вратко кивнул, чувствуя, как запрыгала челюсть, как зубы зацокали о зубы. Чтобы отвлечься, он подхватил громкий крик Олафа:

– Харальд! Харальд!

Урманы отчаянно шумели, видимо имея целью устрашить противника, сломить его боевой дух до начала сшибки. Кто орал во все горло, кто стучал рукоятью или клинком меча по щиту. В десятке шагов от них молодой викинг – чуть-чуть старше Вратко, а может, и ровесник – пронзительно свистел, зажав топор под мышкой и засунув в рот сразу четыре пальца.

Войско сперва ускорило шаг, а потом перешло на бег. Неторопливый и размеренный. Опытный дружинник может так бежать от рассвета до заката. Да еще тащить на горбу оружие и мешок с припасами. Вратко себя к опытным не причислял, а потому вскоре почувствовал, что задыхается.

«Мы сюда бегать пришли или сражаться?» – зло подумал он… и тут передняя линия столкнулась с разгоряченными сечей саксами.

Вратко на миг оглох от грохота, а потом в уши ворвался слитный гул, в котором смешались все звуки боя. Кто кричал от боли? Кто от ярости и предвкушения победы? На этот вопрос словен отвечать не взялся бы. Он различал голоса только тех викингов, которые находились не далее двух шагов от него.

– Поднажми! – рычал Гуннар. Перехватив копье за середину, он подпер им спины сразу четверых хирдманов, стоявших впереди него, и кряхтел, рыл подошвами сырую землю.

– Ну-ка, дружно! – не отставал от него Хродгейр, нажимая всем телом на переднюю линию.

Словен не мог взять в толк – в чем дело, что они творят? Но изо всех сил помогал норвежцам. Только после боя, когда улеглась дрожь и успокоилось дыхание, он сообразил: саксы и урманы толкались щитами. Стенка на стенку. Кто кого пересилит…

Победили воины Харальда.

Их было больше. Они успели хорошо разогнаться. Отталкивались они от твердой земли, тогда как противник увязал в трясине, куда попал, увлекшись преследованием исландцев и оркнейцев.

Саксы сопротивлялись упорно. Следовало отдать им должное – отчаянные бойцы, ни в чем не уступающие северянам. Но урманы словно с цепи сорвались. Слишком долго они готовились к войне, слишком долго ждали настоящей сечи. И вел их великий конунг, которому не нашлось бы равных среди правителей от крайнего севера до крайнего юга. Хоть поговаривали, что и Вильгельм Нормандский – славный воин, первейший среди рыцарей Нормандии, и Гарольд Годвинссон – достойный уважения муж, и Болеслав Польский не зря Смелым прозван – так и норовит кусок земли оттяпать то от Чехии, то от Киевской державы.

Харальд Суровый шел впереди строя – всяк из саксов, кто приближался к конунгу на длину его меча, падал замертво. Рядом с отцом бился молодой княжич – Олаф Харальдсон. Верные хирдманы и ярлы из самых близких сподвижников прикрывали их с боков. А гордый стяг «Опустошитель земель» реял над головами, в блеклом небе Англии.

Топчась в грязи, Вратко исходил потом, который заливал глаза и тонкой струйкой бежал между лопаток.

И вдруг, будто бы сговорившись, саксы подались назад, дрогнули и побежали.

Кто-то потом утверждал, что граф Моркар погиб, чем подорвал боевой дух нортумбрийцев. Однако судьба была к нему благосклонна. Молодой правитель уцелел, хоть и был ранен, и вдоволь извалялся в грязи, и натерпелся позора, покидая поле боя вместе с остатками своего войска. Но Стейн сын Хёрдиса поверил болтунам и сочинил красивую, но не вполне правдивую вису об этом сражении:

Но «ствол побед», то есть Харальд Суровый, одержал полную победу, преподав противникам отличный урок тактики. Заманил в болото и ударил с тыла – пока саксы, как они думали, уничтожали стойко отбивающиеся дружины исландцев, основные силы окружили их и зажали в стальные клещи.

Бой распался на отдельные островки, как льдины по весне.

Урманы рубили врагов, побеждая где умением, а где и числом.

Мертвые тела устилали трясину, будто гать, а воды ручья, через который прыгали хирдманы, устремляясь в погоню за нортумбрийцами, алели от крови.

Не зря было сказано:

Мало что запомнил Вратко из этого боя. Только крики, гнилостный смрад, жару и соленый пот. Как и советовали викинги, он держался позади Олафа и Асмунда. Друзья размеренно шагали, время от времени взмахивая мечами, будто выполняющие привычную работу селяне. Справа Гуннар крутил копье Злое Жало. Новгородец и помыслить не мог, что копьем можно так сражаться. Казалось бы, оно колоть предназначено. А можно и рубить наконечником, как мечом, посаженным на длинное древко, и окованной железом пятой – тупой стороной – бить. Хродгейр, увлекшись сечей, ушел далеко вперед, прикрываемый Рагнаром и Бёдваром.

Они шли и шли. Перепрыгивали через трупы, огибали наполненные водой промоины, скакали с кочки на кочку. Вратко уже устал держать меч в поднятой руке, а случая ударить кого-нибудь так и не выпадало. Попадавшиеся на пути саксы либо не подавали признаков жизни, либо были настолько изранены, что вызывали жалость, а не злобу.

– Веселей, Подарок! – ободрил парня Гуннар. – Вису сказал бы, что ли!

Вратко покачал головой. Вот уж чего ему меньше всего сейчас хотелось, так это кеннинги сочинять, подбирать созвучия и считать слоги.

Сильный рывок чуть не опрокинул его на землю. Словен широко шагнул, чтобы не упасть, и оперся краем щита о кочку.

Раненый сакс, оскалив зубы под залитыми кровью усами, вцепился скрюченными пальцами в сапог новгородца. Его кольчугу покрывал толстый слой жирной бурой грязи. Правая рука безвольно свисала, но на запястье болтался меч на ременной петле.

– Пусти! Ты чего! – по-ребячьему воскликнул Вратко, дрыгая ногой.

Сакс молчал, но сапога не отпускал.

– Бей его! – крикнул Гуннар, оглядываясь через плечо.

– А? – Новгородец дернулся. Снова чуть не упал.

Противник тянул изо всех сил, стараясь его опрокинуть. Свой шлем он потерял в пылу сражения – а может, чей-то меч лишил его голову защиты? – и не утирал кровь, сбегающую из глубокой раны на лбу. Только сплевывал кровавые пузыри.

В молчании сакса, в его целеустремленности было что-то страшное, потустороннее. Будто оживший мертвец, упырь красногубый, ползет.

И Вратко ударил его. Ударил мечом по голове.

Попал плашмя. Клинок соскользнул по русым волосам, не причинив саксу ни малейшего вреда. Он только тряхнул головой и зажмурился на миг.

– Пусти!

Второй удар пришелся по руке, цепляющейся за сапог.

Пальцы сакса разжались. Он упал лицом в грязь. Словен рубанул его по шее, выглядывавшей из кольчужного воротника. А потом еще и еще раз.

– Довольно! – Рыжий, веснушчатый Игни перехватил руку новгородца. – Убил уже. Что, не видишь?

– Да? – пересохшим горлом переспросил Вратко.

– А ты думал? Ты что, какой-то никакой? – Игни смахнул пот с кончика носа. – Первый раз?

Словен кивнул.

– Ну, так молодец! С почином тебя, Подарок! Догоняй!

Викинг хлопнул Вратко по плечу и побежал следом за остальными.

Новгородец остался. Не жалея новых, добротных порток, сел прямиком в грязь.

«Что, получилось? Этого ты хотел? Теперь ты такой же убийца, как и все, – проговорил кто-то внутри. – И что теперь чувствуешь? Гордость? Радость?»

Нет, гордости не было, как не было и восторга. Но не чувствовал он и раскаяния или сострадания. Осталось одно тупое безразличие, завладевшее душой Вратко, когда горячка боя внезапно схлынула. Парень сорвал чудом уцелевшую травинку и закусил ее, чтобы хоть как-то отвлечься.

Вдалеке смолкал шум боя. На небо набегали тяжелые грозовые тучи. Но дождь так и не пошел.