Глава 15
«Йорвик перед нами!»

Расправа с непокорным Скардаборгом смирила саксов Кливленда. Города и деревни сдавались без боя, таны наперебой присягали норвежскому конунгу, соперничая не в воинском искусстве, а в хитрости и пронырливости. Каждый, прибежавший к Харальду первым, рассчитывал получить больше выгоды, нежели его припозднившийся земляк.

Полных пять суток понадобилось урманскому войску, чтобы покорить весь Кливленд, пополнить припасы и отдохнуть.

На четырнадцатый день вересня с юга пришла, отчаянно лавируя против ветра, рыбацкая лодка. Управляли ею трое одетых в грязные лохмотья мужчин, но когда они проходили к шатру Харальда мимо приткнувшегося к берегу «Слейпнира», Вратко успел заметить вороненую кольчугу, выглядывающую сквозь прореху долгополой рубахи.

– Лазутчики, – пояснил все ведающий Сигурд. – Гонцы!

Вскоре по лагерю распространилась недобрая весть.

Хродгейр, поговорив с хевдингом Ториром, собрал хирдманов, чтобы донести до них самые свежие новости.

Оказалось, рыцари Вильгельма Нормандского выступили в поход. Начав сборы в весенний месяц снегогон на франкских землях, войско герцога готовилось к захвату Англии все лето. Во всех гаванях Нормандии опытные мастеровые строили и снаряжали корабли, способные нести на борту не только рыцарей, но и коней, оружие, запасы пищи. Кузнецы и бронники делали копья и мечи, шлемы и кольчуги.

Сам Вильгельм не только поспешил заручиться поддержкой Папы Римского, но и успел побывать в Сен-Жермене у короля франков Филиппа. Гордый нормандец смирил себя и попросил помощи у королевства, мягкое подбрюшье которого нормандцы частенько щекотали острой сталью. Юный король франков посоветовался с баронами и… отказался помогать северному герцогству, не желая портить отношения с Англией в случае неудачи Вильгельма. Проявил осторожность и родич герцога – граф Фландрии.

– Еще бы! – Всезнайка Сигурд с усмешкой посмотрел на окруживших его хирдманов. – Королева Франции – Анна Ярицлейвдоттир приходится родной сестрой нашей Эллисив. Станет она войско против родной крови посылать? А фландрский граф, Болдуин, хочет и с вашими, и с нашими дружить! Одну сестру за Тостига-коротышку выдал, а вторую – за Вильгельма-нормандца. Смех да и только!

И викинги хохотали как дети, подтрунивая над хитрым правителем, но настороженно слушали о событиях в далекой Нормандии.

Несмотря на отказы франкского короля, его рыцарство откликнулось на зов герцога. Тем паче что Вильгельму доставили буллу от Папы Александра Второго с одобрением всех его действий и священную хоругвь, которую норманны вознамерились нести впереди рыцарского строя.

– Римские церковники, – сказал Хродгейр, – объявили Гарольда Годвинссона, английского короля, клятвопреступником. А сам виноват! Не надо было клятвы раздавать направо и налево! Сперва Вильяму присягнул, поклявшись на святых мощах, обещал герцогу поддержку всяческую, а потом вдруг сам в короли захотел! Его короновал архиепископ йоркский в присутствии Стиганда Кентерберийского.

– Папа Римский, – пояснила Мария, – назвал архиепископа кентерберийского Стиганда самозванцем и признал коронацию Гарольда Годвинссона незаконной. А Вильгельм получил благословение Папы только потому, что пообещал в случае успеха подчинить английскую церковь Риму.

– То-то и оно, – согласился Черный Скальд. – Воины сражаются, а святоши только и думают о выгоде… – И продолжил рассказ.

Вооруженные бойцы с отрядами свиты прибывали в Байе со всех концов Европы. Не только из Франции, но и из Аквитании, Бретани, Фландрии и Бургундии. Почувствовав грядущую поживу, прибыли даже добровольцы из Апулии и Сицилии! Слухи раздували численность армии нормандцев до неслыханных размеров – пятьдесят тысяч человек. Как известно, сведения, полученные из досужей болтовни, следует делить на пять. И все равно получалось, что войско Вильгельма превосходит по размерам силы, собранные Харальдом.

– Четыре долгих месяца готовился герцог к войне. Да вот незадача! В конце лета, когда все было готово, задули сильные ветра с севера. Море в проливах, отделяющих остров от материка, штормило и рычало диким, голодным зверем. Должно быть, часть добычи просит…

Несмотря на это, сборным местом для кораблей и войска было назначено устье реки Дивы, впадающей в море, между Сеной и Орной. Весь месяц серпень дули противные ветры и задерживали там норманнский флот. Потом попутный южный ветер двинул корабли до устья Соммы к Сен-Валери. Там застигла их непогода, и надобно было простоять несколько дней. Корабли бросили якоря, а войска расположились на берегу под непрестанными проливными дождями.

– Ожидание затянулось. С морем шутки не шутят… – Хродгейр невесело усмехнулся, показывая превосходство бывалого морехода над сухопутными конными воинами. – Благородные рыцари умирают от кишечной хвори и простуд, травятся гнилой водой и скисшим вином. Но Вильгельм держит войско наготове. Стоит перемениться ветру, и вся силища нормандских кораблей двинется через пролив.

Были и другие новости. Уже поближе, из Нортумбрии.

Давно проведавший о готовящемся вторжении Гарольд Годвинссон собрал большую армию. Сильный отряд хускарлов, а в поддержку к нему созвали по графствам фирд и дружины танов. Они ждали высадки нормандцев на юге Англии, а потому викингам могли противостоять лишь дружины графов Моркара Нортумбрийского и Эдвина Мерсийского, двоюродных братьев короля, вкупе с нортумбрийским ополчением.

Об этом Черный Скальд говорил уже с искренней улыбкой. Норвежских военачальников обнадеживало разделение английского войска.

Харальд Суровый понял, что, наверное, какие-то высшие силы благоволят к нему. Он понял, что судьба дает надежду на успех. И немалую надежду. Сын графа Годвина занят далеко на юге, а Моркар и Эдвин слишком молоды и неопытны, чтобы такой матерый волк, как норвежский конунг, боялся их. Он-то сражался всю жизнь, начиная с проигранной Олафом Святым битвы при Стикластадире, когда юный скальд сказал первую вису:

Он сражался под знаменами киевского князя против вендов и ляхов, в варяжской дружине императора Миклогарда бился со смуглыми, по-змеиному хитрыми южанами, грабил прибрежные города и села в море Варяжском и в море Средиземном, воевал с датчанами. Он прожил полвека и одних лишь крупных битв выиграл больше, чем найдется пальцев на руках и ногах у здорового человека. Что могут противопоставить ему эти мальчишки, не видевшие ничего, кроме холмов и лесов Англии?

Харальд решил не упускать удобного случая, с радостью принимая подарок судьбы.

Кливленд с его пашнями и пастбищами его больше не интересовал.

Утром семнадцатого дня месяца вересня норвежские корабли вышли в море.

Урманы горели желанием встретить настоящего врага. С пастухами и пахарями сражаться скучно. Вот дойдет черед до хускарлов, тогда поглядим…

Ночью с пятнадцатого на шестнадцатый день кто-то пытался тайком пробраться на «Слейпнир». Охраняли дреки Хрольв и Асмунд. Коротышка стоял на носу, у головы дракона, а рыжебородый, заплетающий косички воин пристроился рядом с рулевым веслом. Он услышал крадущиеся шаги – неизвестный зашуршал травой.

Асмунд окликнул ночного гостя. Тот притаился. Знаком приказав Хрольву окружать лазутчиков, рыжий свесился с борта… И тут же получил в лоб. Спас хирдмана толстый вязанный подшлемник, надетый для защиты от ночной сырости. Он смягчил удар, и потому Асмунд лишь на время потерял сознание, а не умер на месте. Впрочем, Сигурд язвительно заметил наутро, что черепу викинга не страшны прямые удары тарана, которым крепостные ворота вышибают. Но, невзирая на шуточки, «шишка» на лбу выросла добротная. С кулак Вратко величиной.

Услышав звук удара, Хрольв закричал. Поднял тревогу, а сам с обнаженным мечом бросился в темноту. Чудом – должно быть, помогло по-звериному обострившееся чутье – ему удалось отбить удар, нацеленный теперь уже в него. На этот раз сталь звякнула о сталь. В ответ норвежец ткнул клинком наугад. После он утверждал, что попал во что-то мягкое. «И теплое», – добавил насмешник Сигурд. Но даже если и попал, то особого вреда не причинил, и виной тому не отсутствие меткости, а закругленные концы урманских мечей. Рубить ими можно и очень даже хорошо, а вот колоть – это вряд ли. Для этого нужен заостренный клинок наподобие франкского.

Кто бы это мог быть и зачем чужому человеку лезть на корабль Черного Скальда, строили много предположений. Вспоминали всех недоброжелателей – тайных и явных.

Хрольв утверждал, что ясно слышал: лазутчиков было двое, и один, убегая, назвал другого Эйриком.

Вратко сразу припомнил худощавого викинга из дружины Модольва Кетильсона. Ну, того, чье лицо будто топором из коряги тесали. Но не стал ни с кем делиться догадкой. Зачем? Потом окажется, что ошибся – позора не оберешься. Засмеют, затюкают, хоть в море прыгай. А в море он уже был и поэтому не испытывал никакого желания повторять приключение.

Парень много размышлял: что могло понадобиться ближнему дружиннику Модольва сына Кетиля на «Слейпнире»? Первое, что приходило на ум, – Рианна. Надо думать, люди, разграбившие подземный поселок в Скара Бра, не нашли того, что искали. Хорошо бы еще узнать цель их поисков. И ведь не спросишь напрямую. А если и спросишь, все равно не ответят. Если рассуждать здраво, то в Скара Бра налетчики увлеклись и всех поубивали. Думали, видно, что обойдутся в поисках без помощников, но просчитались. Теперь, узнав, что с дружиной Хродгейра плывет девочка-пикт, решили выкрасть ее и, допросив, узнать нечто, без чего их ухищрения зашли в тупик. А что они могут хотеть узнать от пикты? Только местоположение Чаши.

Чаша.

Вот еще одна загадка.

Ну, положим, хевдингу Модольву, взыскующему славы, богатства, власти, она, может быть, нужна.

А монаху?

Зачем она отцу Бернару? Что может дать святоше, жизнь положившему на служение Господу?

Ответа у Вратко не было. И не находилось, как он ни старался его сыскать.

Возможно, конечно, ни Рианна, ни Чаша тут ни при чем.

Модольв Кетильсон узнал о присутствии на борту «Слейпнира» Марии Харальдовны. Узнал и решил использовать знание себе на пользу?

Например, похитить королевну и вытребовать что-нибудь у Харальда.

Тогда следует признать, что Модольв – враг норвежского конунга. И от этого никуда не деться.

Вратко решил посоветоваться с Хродгейром. Ну и с Сигурдом, само собой. Старик, хоть и не упустит случая уколоть языком так больно, как другой и ножом не кольнет, а жизнь повидал и знает многое, а главное, разбирается в людях так, как новгородцу и не снилось. Но парень никак не мог заставить себя начать разговор. Все время откладывал на потом. И когда грузились на корабли, и когда, распустив паруса, устремились на юг.

На юг.

Снова на юг.

Небеса благоволили урманскому воинству. Солнце дарило тепло, несмотря на осеннюю пору. Ветер надувал паруса, давая дружинникам отдохнуть перед предстоящей чередой испытаний. Корабли мчались как на крыльях навстречу сражениям и победам.

И вот наконец справа по борту открылся залив Хамбер, узкий, длинный, врезающийся в сушу на добрую сотню верст.

Несколько кораблей под пестрыми парусами заполошенно рванулись в глубину острова. Саксы прекрасно осознавали, что противостоять норвежцам на море у них недостанет сил. Пришедшие с Тостигом дружины, возглавлявшие Харальдово войско, погнались за соплеменниками, но безнадежно отстали и вернулись – беглецам страх придавал сил. Они гребли против ветра так, что гнулись весла.

Конунг повел корабли по заливу до устья реки Уз. Викинги во все глаза выглядывали саксонское войско или хотя бы корабли. Но, казалось, защитники Нортумбрии куда-то спрятались, не рискуя связываться с превосходящими силами противника.

Где же Моркар и Эдвин?

Осмотревшись, Харальд Суровый скомандовал подниматься вверх по Узу.

Двигаясь на веслах против течения, они достигли места, где Уз сливался с таким же полноводным Уарфом. Здесь над рекой нависла небольшая крепостица, Риколл, сдавшаяся урманам без боя. Стоило только кораблям заскрести штевнями по прибрежной отмели, как ворота города открылись и десяток именитых мужей вышли поклониться новому правителю Англии. Наверное, слухи о сожжении Скардаборга распространились быстрее, чем двигался флот.

Харальд присягу Риколла принял, обязав горожан обеспечить войско пищей, но строго-настрого запретил своим людям чинить добровольно сдавшимся саксам какие бы то ни было притеснения.

Здесь урманы оставили корабли и тысячи две воинов под командованием Эйстейна Тетерева для охраны. Тыл оголять не следовало – кто его знает, какую хитрость задумали братья-ярлы, Эдвин и Моркар?

Переночевали, и ранним утром главные силы норвежского конунга пешим строем устремились к Йорку.

Но накануне Вратко довелось натерпеться страху, когда на «Слейпнир» ни с того ни с сего заявился ярл Годрёд Крован, известный как один из самых близких сподвижников Харальда.

Мария, случайно увидев приближающегося русоволосого викинга, чьи виски лишь слегка тронула седина, ойкнула и нырнула под палубу, туда, где дружина Хродгейра хранила мечи и доспехи. Видно, решила, что отец прислал ярла по ее душу. Черный Скальд слегка побледнел, но приветствовал Крована учтиво, как и подобает настоящему викингу встречать прославленного вождя.

Годрёд усмехался в длинные усы, но выглядел вполне добродушно. Поздоровался и спросил:

– Где твой ученик, Хродгейр? Тот, которого кличут Подарком Ньёрда.

– Здесь, – пожал плечами скальд. – Куда же он денется?

– Конунг хочет видеть его, – просто и буднично заявил ярл.

Вратко, стоявший неподалеку, а потому прекрасно слышавший разговор норвежцев, похолодел. Лишний раз являться пред очи Харальда Сурового ему ох как не хотелось. Не то чтобы конунг проявил несправедливость или предвзятость по отношению к нему. Нет, напротив, правитель выказал мудрость и доброжелательность, но о его крутом нраве рассказывали многое. Достаточно вспомнить, как он расправился с зачинщиками и предводителями бондовского бунта, стоившего Олафу Святому не только короны, но и жизни. Спустя почти двадцать лет припомнил все. У одного из них, Кальва сына Арне, Харальд даже клятву верности принял и разрешил сражаться под своим знаменем, а после отправил в неравный бой с данами, где Кальв и погиб вместе со всеми ближними людьми. Еще рассказывали, как в доме дана Торкеля Гейсы хозяйские дочери посмеялись над молодым конунгом: вырезали из сыра якорь и стали показывать его всем, весело приговаривая: «Такие якоря крепко удержат корабли норвежца!»

Тем самым они намекали на нерешительность норвежцев, которые после смерти Магнуса Доброго – короля Дании и Норвегии, претендента на Английскую корону, – не спешили заявлять право на датский престол. Через год Харальд сжег усадьбу Торкеля Гейсы, а самого дана заставил заплатить богатый выкуп за плененных дочерей.

Тогда же была сочинена виса:

Чуть позже он заманил в гости на пир Эйнара Брюхотряса, речи которого на тинге вызвали промедление с походом на Данию, и убил.

Очень не хотелось Вратко идти в гости к конунгу. Кто знает, может, Модольв с отцом Бернаром уже выболтали все, что знали?

Хродгейр ничем не показал волнения. Он улыбнулся и легонько кивнул. Сказал:

– Я тоже пойду к конунгу. Он хочет видеть одного скальда, а увидит двоих. Думаю, его это не расстроит.

– Я тоже так думаю, – рассмеялся Годрёд Крован. – Скальдов много не бывает. Но только один из них, по твоему уверению, приносит удачу. Не так ли?

– Я не буду отрицать того, что десятки людей видели своими глазами, – ответил Черный Скальд. – Подарок Ньёрда дарует удачу моей дружине. Подарит он ее и всему нашему войску, если будет на то воля Небес.

После они шагали вдоль оскалившихся драконьих морд, глядевших перламутровыми зрачками со штевня каждого дреки. Вратко волновался, то и дело одергивал чистую рубаху, расправляя складки за новым поясом, который оттягивали ножны с подаренным ножом. Если даже Харальд и в добром настроении, все равно боязно…

Годрёд и Хродгейр неторопливо беседовали. Эти два воина во всем были под стать друг другу: разворот плеч, осанка, рост. Только Черный Скальд мог похвастаться редкой для северных земель вороной бородой, а Крован распустил по спине длинную гриву русых волос.

– Предчувствия давят Харальда, – сказал он после недолгого молчания. – Дурные приметы не дают покоя. Потому-то он и оставил Эллисив с дочерьми. Не захотел подвергать опасности.

«Так его и послушались… – подумал Вратко. – В особенности Мария».

– А мне кажется, все складывается успешно, – отвечал Хродгейр. – Скардаборг тому примером.

– Скардаборг… Скардаборг прыгнул конунгу в руки, словно обезумевший лосось, идущий вверх по реке. Здесь же, в Йорвике, предстоит первое настоящее испытание.

– Это испытание Харальд выдержит с честью. Все мы вместе и каждый из нас в отдельности готовы умереть за конунга.

– Он знает это. И все же тяжелые думы гложут Харальда. В особенности слова Олафа Святого. Перед отплытием из Нидароса он ходил прощаться с братом. Постриг его ногти и волосы, а после закрыл раку и бросил ключ в реку, наказав не отпирать ее больше, если норвежское войско потерпит неудачу.

– Думаю, все не так плохо. Конунг еще придет навестить Олафа Святого. И рассказать ему о победах.

– Хорошо бы так… – Годрёд кивнул. Оглянулся на Вратко, будто хотел что-то сказать, но смолчал.

У шатра Харальда толпились люди. Ярлы, хевдинги, предводители отдельных дружин. Новгородцу показалось, что он видит Лосси-датчанина. Халли Челнок, разговаривающий с длиннобородым ярлом Гудбрандом из Согнефьорда, улыбнулся Вратко – не робей, мол, где наша не пропадала.

Крован, знаком показав Хродгейру и словену, где остановиться и подождать, нырнул под полог шатра. Там он пробыл довольно долго – Вратко успел уже рассмотреть всех: и старых знакомцев, и никогда ранее не виденных вождей. Вон промелькнул Свен Плешивый, с которым вместе они плыли на Оркнеи. А вон там, чуть дальше, отдают распоряжения хирдманам исландец Магнус из Годорда и ярл Сигни из Вике. Окруженный сверстниками из молодых воинов, прошагал Олаф Харальдсон, как всегда надменный и уверенный в себе. Еще бы! Знатный, именитый, одетый в дорогую одежду…

«Таким ли уверенным ты будешь в сражении, Харальдсон, сын великого конунга?»

Новгородца поразило одно наблюдение – в толпе воинов не было ни единого священника. Не крутились под ногами, не лезли с поучениями, как у них это обычно принято. Странно… Парень точно знал – Торольв, епископ Бирсейский, отрядил с войском не меньше десятка верных слуг Иисуса Христа, чтобы те наставляли, вдохновляли, придавали уверенности мирянам. Или не справились монахи с поручением, не оправдали возложенного доверия? Даже хитрец Бернар куда-то спрятался. Ну, это-то как раз неудивительно. Наверняка замышляет новую каверзу вкупе с Модольвом Кетильсоном, которого тоже не видно поблизости от шатра полководца.

Неожиданно полог, закрывающий выход, дрогнул и отдернулся, покорный могучей руке.

Седой и усталый Харальд шагнул через порог (хотя откуда порог в шатре?) и, сделав два шага, застыл, сощурившись от яркого солнца. Тело конунга облегала горящая огнем кольчуга длиной до колен, с широким воротником. Еще на «Слейпнире» Сигурд поведал новгородцу, что кольчугу для Харальда пять лет делали лучшие мастера из Гамбурга. Двойного плетения, защищавшая с равным успехом от стрел и от ударов мечей и топоров, она носила подаренное конунгом имя – Эмма. И сверкала на солнце она нарочно, чтобы показать отвагу своего хозяина. Словно звала, манила – попробуй-ка отними!

Следом за правителем, малозаметные в его сиянии, появились двое сподвижников, с которыми Харальд, по всей видимости, держал малый совет. Молодой, но уже прославленный Эйстейн Торбергсон по кличке Тетерев. Крепкий воин. Светлобородый, широкоплечий, курносый, с голубыми глазами-льдинками. Он выглядел беззаботным. Вот уж кого не касались дурные предчувствия. Лицо второго человека, осунувшееся, с темными кругами под глазами, напротив, выражало крайнюю обеспокоенность. Ростом он не вышел – конунгу едва до плеча. Внушительное брюшко натягивало накидку-табард, украшенную изображением белого дракона. Человек тяжело ворочал короткой шеей и потирал ладони – волновался. Вратко догадался, что это Тостиг Годвинссон, бывший граф Нортумбрийский, мятежный брат короля Англии.

– Ты привел… скальда? – обратился конунг к Годрёду.

Новгородцу показалось, что Харальд запнулся не случайно. Похоже, он хотел сказать – колдуна. Или только показалось?

– Привел, – поклонился ярл. – Вот он.

Вратко набрал воздуха полную грудь, как перед прыжком в воду, и шагнул вперед. Отвесил поясной поклон, как если бы стоял перед новгородским князем Владимиром Ярославичем.

– Подойди ко мне, скальд, – негромко позвал конунг. Негромко, но все услышали, ибо тишина стояла едва не мертвая. Как только полководец покинул шатер, все смолкли и повернулись лицом к нему, выказывая величайшую готовность слушать и выполнять приказы.

На негнущихся ногах словен приблизился к Харальду. Конунг взял его за плечо широченной ладонью, сжал так, что затрещали кости, и развернул к собравшимся воинам.

– Братья мои, соратники, – проговорил владыка Норвегии. – Мы стоим на берегу Нортумбрии. Пришла пора восстановить справедливость. Ради нее я возьму корону Англии. И если Гарольд Годвинссон не желает отдать ее добровольно, то возьму силой, как привык брать причитающееся мне по праву. Что нам может помешать? Саксы сильны, но мы сильнее. Их мечи остры, но наши не уступят им. Кольчуги и шлемы наши прочные. Осталось приманить лишь немножечко удачи. Разве удача способна помешать? Разве может быть ее с избытком?

Урманы заревели, соглашаясь с предводителем. Не сговариваясь, выхватили мечи. У кого с собой был щит, ударил клинком об оковку. Прочие просто орали и трясли оружием над головой. Вроде бы умудренные опытом мужи, а туда же…

– С нами приплыло много скальдов. Халли Каша, чей язык шустрее ткацкого челнока, Арнор Скальд Ярлов, прославленный сказитель хвалебных песен, Тьодольв Арнорссон, с кем никто не сравнится в мастерстве сочинения драп, Хродгейр Черный Скальд – его язык столь же остр, как и меч, и наносит не менее опасные раны… – Харальд перевел дух. О своем мастерстве он скромно умолчал, но собравшимся здесь викингам не было нужды напоминать, что ходят они под знаменем конунга-скальда. – С нами словен, парень из Хольмгарда, что в Гардарике, выловленный из пучины вод и прозванный за это Подарком Ньёрда. Он пробует сочинять висы с нынешнего лета, а достиг уже немалых успехов. Все вы помните, как его обвинили в ворожбе. Все помните, что я оправдал его. Его висы не несут злого умысла, а лишь приманивают удачу.

Воины вновь зашумели. Более сдержанно, но с одобрением.

– Я хочу, чтобы Вратко из Хольмгарда, прозванный Подарком Ньёрда, сказал нам вису на удачу.

Сотня глаз уставилась на новгородца. Никогда в жизни он и помыслить не мог, что будет стоять на земле далекого острова, до которого от его родины и за месяц не доберешься, рядом с чужеземным королем, в окружении знатных военачальников, и все будут ждать его слов. Верить в него, надеяться на удачу, к нему благосклонную.

От волнения парень задрожал мелкой дрожью, лопатки взмокли, а под ложечкой словно здоровущий снежок раздавили.

Он откашлялся и произнес:

И зажмурился, чтобы не видеть бородатые орущие лица. Вдруг не угодил? Если бы не боялся опозориться, то и уши заткнул бы от страха.

– Славная виса, – долетел до Вратко голос Харальда. – Я благодарю тебя, Вратко из Хольмгарда. Если бы я не знал, каких отчаянных бойцов рождает земля Гардарики, то ни за что не поверил бы, что родился ты не во фьорде. Верю я, братья мои, что сегодня удача не изменит нам. Клятвопреступник Гарольд Годвинссон навсегда запомнит двадцатый день месяца ревуна. Йорвик перед нами! Вперед, братья мои!