Глава 18
Вино, женщины, песни
1324 г. Осень. Мешикальтцинко

О, как прекрасно танцевали девушки-жрицы! Изгибаясь смуглыми обнаженными телами, словно болотные змеи, они то припадали к земляному полу, то, взмахивая руками, точно крыльями, взмывали, рвались вверх – к потолку, к крыше, к небу.

В руках музыкантов-жрецов ритмично били барабаны, в такт танцу извивалась, дергалась в конвульсиях мелодия, выводимая тростниковой флейтой. Пахло людским потом и сладковато-пряным ароматом трав и цветов. Цветы и травы здесь были повсюду: свисали с потолка, коврами драпировали стены, разноцветными гирляндами ниспадали к ногам улыбающихся каменных идолов. Богиня порока и удовольствий не любила кровавых жертв – только цветы, танцы и песни.

Очень симпатичная богиня, в отличие от всех прочих.

Улыбаясь жрицам, Асотль и Касавач сидели на корточках у дальней стены, в числе прочих приглашенных наслаждаясь танцем.

Музыканты играли. Плясали девушки. Рекой лилось вино.

– Неплохая бражка, – хлебнув из глиняной чаши, скупо похвалил сотник. – А что, Касавач, не зря мы сюда пришли? Мне пока нравится.

– Конечно – не зря, – вытирая губы рукой, согласно промолвил Казанова. – Ты посмотри только, командир, какие здесь девки! Умм!!! Так бы сейчас их и съел!

– Подожди. – Асотль передал опустевшую чашу вмиг подбежавшему жрецу и расслабленно улыбнулся. – Не ешь сейчас – дай доплясать, видишь, сколько людей на них смотрит?

Не то чтобы в храме было много народа, просто само помещение, представлявшее собой почти правильный прямоугольник размерами шагов двадцать на тридцать, едва вмещало всех пришедших гостей, расположившихся вдоль стен и у входа, напротив которого, у противоположной стены, возвышалась выточенная из черного базальта статуя Тласольтеотль, богини плотских утех и порока. Оранжевые блики светильников скользили по блестящему телу богини, изображенной в виде прекраснейшей женщины с вытянутыми к вискам раскосыми глазами. Жертвенной плиты, как у других богов, перед статуей не было, жертвенник заменяла большая ваза, заполненная дурманяще пахнущими букетами цветов.

Цветы, а не вырванные из грудных клеток сердца, не кровь.

Молодые жрецы бесшумно сновали, разнося вино, по стенам жарко горели светильники, а сам украшенный букетами храм, казавшийся при свете дня скупым и невыразительным, сейчас принял облик поистине земного рая.

Мерцающий оранжевый свет, ритмичные звуки музыки, скользящие тени жрецов, вино… И танец, танец – великолепное действо, волнующее сплетение нагих девичьих тел.

Асотль краем глаза осматривал собравшихся. Судя по одежде… Да мало ли кем они были, если судить по одежде: может быть, вон тот, разодетый павлином, – скромный купец-почтека, который, по обычаю, должен ходить чуть ли не в рубище, а здесь вот, в храме любви, он сбросил свой скромный плащ, выставив напоказ драгоценности. Рядом с купцом – или все-таки он какой-нибудь чиновник, управитель городского квартала, староста общины-кальпулли? – скромненько примостилась группа молодых людей, на вид несколько старше Асотля и Касавача, но все же еще достаточно молодых, быть может едва только женившихся. Кто эти люди? Чиновники, писцы, воины? Быть может, кто-то из них придворный архитектор, или поэт, или даже жрец какого-нибудь из основных и почитаемых храмов? Все может быть.

И что же – все они пришли сюда замолить грехи? Что-то не очень на то похоже: больно уж сладострастные и довольные у этих грешников лица… Нет, они явились сюда вовсе не для того, о, нет – они пришли насладиться, получить удовольствие. И уже наслаждались, пока только вином, музыкой и танцем прекраснейших нагих девушек – юных жриц богини порока.

Да, несмотря на весь свой неказистый вид, храм Тласольтеотль, вне всяких сомнений, являлся сейчас самым приятным местом Мешикальтцинко. И люди сюда тянулись – далеко не все приходили в экстаз от кровавых жертв, иными словами – были и нормальные, не все полудурки. И эти нормальные – по крайней мере, те из них, кому повезло, кого пригласили, – находились сейчас здесь.

Жрицы кончили танец, упали в рассыпанные по полу цветы, распростерлись ниц перед богиней плоти.

А потом началось пиршество! Юные жрецы, двигаясь бесшумно и ловко, расстилали циновки, расставляли принесенные на больших серебряных подносах яства – жареные кукурузные хлебцы, этцалли, вареные бобы, тушенное в соусе чили мясо маленьких собачек, разводимых специально в гастрономических целях, помидоры, сладковатый картофель, бобы, жареную и вареную рыбу, мед, земляные орехи, высушенные на жарком солнце ломтики тыквы…

Интересно, за чей счет весь этот банкет? Раз платы не требуют, так, вероятно, все это за счет заведения. Хорошо бы… Хотя, если уж на то пошло, Асотль и сам мог заплатить, уж не бедствовал, слава богу, вернее сказать, богам.

Девчонки – Тла-Тла и Пиль-Пиль – подсели к приятелям минут через десять после окончания танца, глаза их излучали довольство и возбуждение.

– Выпьете, девочки? – светски предложил Касавач.

Те разом кивнули:

– Сегодня можно.

Ага, а вчера, выходит, было нельзя? Ну да, как же…

Вокруг звучала тихая музыка, в разгоряченном воздухе висели густые клубы табачного дыма и пряный запах цветов.

– Пойдем в сад, здесь так душно, – обняв Асотля за плечи, тихонько шепнула Тла-Тла.

Юноша скосил глаза:

– Так, может быть, на террасу?

– Нет-нет, в сад… Ты увидишь, как там красиво!

Ага, увидишь, как же – это в полночь-то! Ночи здесь темные – глаз выколи. Хотя сегодня луна…

Луна казалась огромной. Она висела над храмом круглой сияющей оранжевой глыбой, исполинским жертвенником лунной богини Мецтли. Интересно, Мецтли тоже требует человеческих жертв? Скорее всего – да, ибо все здешние боги просто какое-то скопище садистов и кровососов. Кроме, вот, Тласольтеотль… И, быть может, Кецалькоатля, ведь это он утверждал, что всем богам совершенно не нужно ни человеческих сердец, ни крови – достаточно букетов цветов. Чего-чего, а уж цветов тут было много – великому Кецалькоатлю, несомненно, понравилось бы.

Оказавшись на тихой аллее, Асотль посмотрел на девушку, в лунном свете казавшуюся самой богиней. Кроме красивого плаща из птичьих перьев, небрежно наброшенного на голые плечи, никакой одежды на юной жрице не было, если не считать за одежду узенькую золотую цепочку на бедрах.

– Ты хотела показать мне сад, Тла-Тла?

Вместо ответа девушка прильнула к Асотлю, прижалась всем своим горячим, жаждущим плотской любви телом…

Они повалились в траву, любовники, сведенные богиней порока во имя плотских утех. Сам не свой, юноша ласкал упругое юное тело, чувствуя, как нежные руки гладят его плечи и спину…

Из дверей храма, с террасы доносились музыка и негромкий смех… Перекрываемый повсеместными раздающимися в саду стонами… Стонами плотских утех.

Тла-Тла явно навязывалась, переходя ту грань, что соответствовала бы «просто знакомству», пусть даже такому приятному. Юная жрица делила постель с сотником почти каждую ночь и, уходя, обязательно уславливалась об очередной встрече. Уславливалась… Нет, пожалуй, даже напрашивалась, игриво, вроде бы в шутку, но вместе с тем весьма напористо и рьяно.

Зачем? Лелеяла какие-то планы? Ну, это вряд ли: как успел разузнать Асотль, все жрицы храма Тласольтеотль давали обет безбрачия, отличаясь этим от служительниц все прочих богов, которые – за небольшим исключением – вполне могли позволить себе иметь семью и жить дома, являясь в храм как на работу.

Обет безбрачия – это было серьезно, тут вообще серьезно относились ко всем обещаниям, данным богам, – слишком уж эти боги были жестокими и мстительными, такими же, как их жрецы.

И, тем не менее, Тла-Тла, полное впечатление, желала стать тенью молодого сотника, и тот недоумевал: почему? Быть может, он ей просто нравился? Очень может быть, что и так, но… Но жрица – человек подневольный, тем более – занятой, уж в храме любых богов всегда найдется работа. А тут такое впечатление, что свободного времени у этой развратной – да-да, развратной, больше уж никак не назовешь – девчонки имелось хоть отбавляй. Учитывая местную специфику, такое просто не могло происходить иначе, как с ведома и разрешения старшей жрицы… Или – по ее приказу.

А чем и кого мог заинтересовать простой, пусть даже увенчанный зелеными перьями победителя, сотник? Пожалуй, что никого – кому нужен-то? Какой-то там сотник, не шибко важная птица…

Если только старшая жрица не планирует крутить через него какие-то свои дела. Тогда всплывает вопрос: а какие такие дела через него можно крутить? Асотль не государственный чиновник, не староста общины-кальпулли, ничего такого разрешить не может, как, впрочем, и запретить, властью обладает минимальной – только над своей «сотней», да и то большей частью во время военных действий, которых, слава богам, со времен приснопамятной битвы цветов покуда так и не случалось.

Так зачем же, зачем?

Ох, не зря, не зря приходила к нему Тла-Тла, не только из-за плотских утех, хотя и они ее тоже влекли – это было видно, как было видно и то, что в черных сияющих глазах юной жрицы не искрилось ни капли… не то чтобы любви, а даже какого-то чувства, одна лишь похоть… Похоть и интерес.

Эта хитрая и навязчивая девчонка быстро надоела Асотлю, хотя, конечно, и развлекла… Да что там греха таить – прогонять такую любовницу не очень-то и хотелось, тем более та и не просила многого – ну, может быть, немного вина, верней, бражки и, конечно, любовных ласк.

А может быть, она просто хотела родить?

Вряд ли, тогда ее просто выгнали бы из храма, сама же Тла-Тла и рассказывала, что в храме завелись мыши, изгрызли цветы и разноцветные ленты – верный признак прелюбодейства. Хотя прелюбодеяние для богини порока, наверное, никакой не грех… И тем не менее…

Ах, что же тебе все-таки нужно, девушка?

Асотль терзался, конечно же, терзался подобными мыслями, приходившими обычно к утру, вставал, торопливо выпивал кружку воды из стоявшего у изголовья большого глиняного кувшина и, посмотрев в полированное зеркало, усмехался самому себе, смеялся: а не параноиком ли он становился? Может, действительно, проще все? Ну просто-напросто понравился девке, парень-то видный – бывает!

И все чаще вспоминал Ситлаль. А ведь старался забыть, однако не получалось. Иногда даже, к своему стыду, представлял во время любовных утех, что в жарких объятьях его сейчас вовсе не гибкое тело жрицы, о нет – это Звездочка, милая Звездочка, единственная девушка, которую молодой человек искренне и по-настоящему любил. Ситлаль – будущая старшая жрица… Или богиня ацтеков. Девушка с глазами как звезды…

Чтобы избавиться от вдруг охватившей его паранойи, сотник решил следить. Ведь если Тла-Тла что-то от него надобно, так она, наверное, должна бы интересоваться каким-то его секретами, куда-то бегать, кому-то что-то докладывать. Однако, с другой стороны, зачем жрице куда-то бегать, она и так ходит в свой храм, там и докладывает все старшей жрице… Или кому-то еще? А что? Что такое докладывает-то? Сколько раз за ночь ее любил господин сотник? Тоже еще, секрет полишинеля… Самое-то интересное, что никаких секретов, никаких тайн у молодого человека просто не было! Ну, если не считать самой главной – а это-то уж вряд ли кого-то из местных могло заинтересовать.

Старшая жрица… Вот, наверное, с нее и начать – с кого же еще-то? И с Тла-Тла… Надо запоминать, быть может, даже записывать, о чем вообще они разговаривают, что спрашивает эта девчонка. Именно так – что спрашивает… И за старшей жрицей последить – как вот только? Эх, жалко, Сипак на охоте. И Шочи. Ну, от Шочи в таких делах мало толку, а Сипак бы мог пригодиться. Ладно, пригодится еще – не век же они будут охотиться?

Асотль хотя и посмеивался над своими подозрениями, но ничего сам с собою не мог поделать и решил уж действовать так, как рассудил.

И достаточно быстро установил: Тла-Тла почему-то сильно интересовалась его происхождением. Постоянно, более-менее умело сводя все к шутке, выспрашивала Асотля о его семье, о прежней жизни. Что это – просто извечное женское любопытство? Или нечто большее?

И самое главное, это были вопросы, на которые молодой человек конкретного ответа не давал, еще более распаляя девчонку… Ага, вот почему она так в постель и рвется? Ну, наверное, не только поэтому… Но и поэтому – в том числе.

И что такого она смогла вытянуть, выспросить, вызнать? Вряд ли Асотль рассказывал ей про Колуакан, о школе-кальмекак, о приемном отце – жреце храма Кецалькоатля. Точно не рассказывал, осторожничал, хотя, конечно, о школе-то вполне мог проговориться и даже наверняка говорил. Только не указывал, что школа эта располагалась в Колуакане, и вообще никак не намекал, что город колуа был для него родным.

Даже названия этого не произносил – Колуакан. Зато его очень часто вдруг стала упоминать Тла-Тла!

Как-то, прижавшись к юноше уже после охватившей обоих любовной страсти, жрица, мурлыкая, словно кошка, вдруг начала разговор об Асотле:

– Ты такой талантливый вождь, отличившийся и в сражении с коварными шочимильками, и в великой битве цветов, заставивший жестоких тлашкаланцев в страхе произносить твое имя…

Ага, вот оно! Гладко стелет… Интересно, о чем сейчас спросит.

Тла-Тла ничего пока не спрашивала, просто продолжала свою речь, надо сказать весьма неглупо выстроенную:

– Такой человек, как ты, мой милый Асотль, несомненно, достоин большего, нежели должность сотника. Много-много большего. Я просто удивляюсь, как ваш… Наш во… Как твои командиры не понимают этого? Они что – такие тупицы? Так тем хуже для них.

– Я не осуждаю своих командиров, – сдержанно отозвался молодой человек. – Они старше меня, им видней…

– Ха! Видней? – Девушка, распаляясь, приподнялась на ложе. – Такой храбрый воин, как ты, – настоящий герой! – должен уже иметь и большой красивый дом с садом, и слуг, и наложниц…

…И черный-черный «Линкольн» с охранниками, и сеть ресторанов, транспортную компанию… И прочее, прочее, прочее…

Не выдержав, Асотль громко рассмеялся.

– Что ты смеешься? Что? – удивленно хлопнула глазами Тла-Тла. – Или ты со мной не согласен? Значит, я чего-то не понимаю…

– Я сам не понимаю, – откровенно признался сотник. – Не понимаю, кто бы это все мне мог предложить?

– А вот это – уже разговор, – сразу сменив тон, серьезно и тихо продолжала жрица. – Я знаю подобных людей… Как-то столкнулась, совершенно случайно. Разговор зашел о тебе, нет, не думай, они его сами начали – вспоминали битву цветов, восхищались твоими подвигами… И все спорили: какую же должность ты теперь занимаешь в Мешикальтцинко? Начальник дворцовой стражи? «Военачальник с синими перьями»? Третий или четвертый, а быть может, даже и второй военный вождь?

Асотль лишь хмыкнул: ну ничего себе списочек! Только министра обороны не хватает.

– Кто-то сказал, смеясь, что ты простой сотник, – произнесла Тла-Тла с искренним сожалением. – Ты знаешь, даже мне это было больно слушать. А эти люди – купцы – очень удивились.

– И что это были за купцы? – Молодой человек пристально посмотрел на жрицу.

Та не отвела взгляд, о нет!

– Это были люди, которые могли бы обеспечить тебе то, чего ты достоин.

– Ах вот как? – нервно рассмеялся Асотль. – И что я им буду должен взамен? Предать свой народ, свой город? Чего ради?

– Этот город, Мешикальтцинко, вовсе не родной для тебя, – негромко произнесла Тла-Тла.

Юноша вскинул брови:

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась. Из твоих собственных речей… Нет, нет, ты вовсе его не ругал, не хаял Мешикальтцинко… Но в твоем голосе не было ни теплоты, ни любви, ни радости. Так не говорят о своей родине.

– Много ты знаешь! Не боишься, что я отведу тебя туда… Ммм… Куда надо?

– Нет. – Девчонка неожиданно схватила сотника за руку. – Асотль! Умоляю, поверь мне… И этим людям. Разве я не вижу – ты же себя губишь! Пьешь, шатаешься по злачным местам, словно совсем потерял себя, а ведь это так и есть? Что, этот толстый хвастун Кошчимек – начальник войска – сумел бы столь блистательно выиграть битву цветов? Навряд ли… Но кто он? И кто ты! Несправедливо, тебе не кажется?

– А кто тебе вообще сказал, что мир должен быть устроен по справедливости?

– Так говорят боги! Они все для этого делают…

– Да уж, делают. Все больше хлещут кровь.

Асотль встал и нервно заходил по комнате, затем, откинув прикрывающую дверной проем циновку, посмотрел на звезды.

Тла-Тла поднялась, встала рядом, положила руки юноше на плечи. Потерлась щекой о щеку:

– Милый, поверь…

Молодой человек резко обернулся:

– Вот только не надо говорить, что ты меня любишь!

– А я и не говорю такого, – спокойно парировала жрица. – Просто… Просто ты стал мне небезразличен… Нет, это совсем не любовь, да и вряд ли я хоть когда-нибудь полюблю кого-то… Если хочешь, можешь назвать это дружбой…

– Дружба между мужчиной и женщиной? – Асотль вполголоса рассмеялся. – Да может ли такое быть?

– Почему нет? Тем более не скажу, чтоб мне было так уж неприятно…

– Ну еще бы…

– Не думаю, что это скажешь и ты. Я хорошая любовница, ведь правда?

Нежные руки жрицы храма плотских утех скользнули по плечам юноши к бедрам, горячие губы влажно защекотали шею… Асотль почувствовал, как прижались к его спине твердые, набухшие любовным соком соски…

И не смог устоять, отстраниться… Да и нужно ли было?

Два смуглых молодых тела сплелись в качающийся узор любви, обоим стало так хорошо, как может быть лишь в вечном мире грез…

– Хорошо, – наконец, растянувшись на ложе, произнес сотник. – Я хочу встретиться с этими людьми. Можешь устроить?

Тла-Тла улыбнулась:

– А с чего ты взял, что я тебе что-то предлагаю? Просто вдруг зашел разговор… Чисто случайно.

Ага, случайно. Вот хитрая бестия! Но, надо сказать, в постели она хороша…

– Что ты так на меня смотришь? Хочешь еще? Тогда иди…

– Постой. Ты не ответила мне. – Асотль схватил девушку за руку: – Так скажешь?

Та улыбнулась:

– Скажу. Но не сейчас… после. Быть может, уже даже завтра.

– Но как я…

– Я дам тебе знать.