Общее благо

Настало время обратиться к рассмотрению особых случаев внешних эффектов, связанных с общим благом. Последнее либо не может быть сведено к совокупности индивидуальных благ, либо, если такая возможность существует, условием его получения отдельными людьми становится координация их действий на более высоком уровне. Вторая из этих ситуаций является более простой для анализа, и мы начнем с нее рассмотрение проблемы в целом.

Существует множество различных случаев, в которых мы осознаем, что должны были бы поступать «хорошо». Одновременно у нас возникают опасения, что в этих случаях те, кто будут действовать «плохо», получат преимущество перед нами. У банка может появиться желание привлечь в качестве своих клиентов людей с сомнительной задолженностью, поскольку, согласно расчетам, кредитная организация способна взять на себя издержки, связанные с теми из них, кто в конечном счете откажется от своих долговых обязательств. Единственное условие – принятие на обслуживание определенной доли рискованных клиентов от общего их количества. Однако в том случае, если такую возможность предложит единственный банк, в него стекутся все клиенты с плохими долгами. Вследствие этого его прибыли упадут ниже уровня, который будут получать остальные кредитные организации, отказывающиеся принимать любые плохие долги. Это может привести к краху рассматриваемого нами банка. Другой пример. Представьте себе, что некая фирма, специализирующаяся на пошиве верхней одежды, захочет повысить заработную плату своим очень низкооплачиваемым работникам на фабрике в Бангладеш (выпускает футболки и джинсы). Даже существенное повышение оплаты труда минимально отразилось бы на цене конечных продуктов в западных магазинах, так как доля заработной платы швейников в конечных затратах весьма невелика. Но если почин этой фирмы не будет подхвачен, даже небольшого изменения ее отпускных цен на продукцию окажется достаточно для того, чтобы она потеряла существенный объем продаж, уступив долю рынка соперникам, сохранившим мизерную заработную плату на своих фабриках.

Одно из решений подобных проблем состоит в том, что все заинтересованные фирмы приходят к соглашению о принятии плохих долгов и о повышении заработной платы. Но тогда мы сталкиваемся с двумя другими проблемами. Во-первых, если на соответствующем рынке присутствует небольшое количество фирм, то те из них, кто придерживается соглашения, едва ли смогут повлиять на тех, кто действует по собственному усмотрению. Следовательно, фирмы, отказавшиеся от участия в соглашении, получат множество преимуществ. Во-вторых, подобные добровольные соглашения – особенно те из них, которые предусматривают применение санкций к нарушителям договоренностей, – вероятнее всего, будут восприняты как нарушение антимонопольного законодательства ЕС. В соответствии с ним единственным источником поставок любого товара может быть только абсолютно свободный рынок; если такие цели, как оказание помощи в доступе к услугам банков людям с плохими кредитными историями или повышение нищенской заработной платы, не могут быть достигнуты в рамках свободной конкуренции, то в соответствии с антимонопольным законодательством они должны рассматриваться как «плохие» цели. Только политические действия способны освободить нас от такого рода моральных «смирительных рубашек».

Более общий характер носит проблема реальных коллективных и общественных благ, потребление которых не поддается индивидуализации, или коллективных действий против антиблаг, которые опять-таки не могут быть индивидуализированы. Но даже в этих случаях опыт потребления благ и антиблаг получают отдельные люди. Наши тревоги, связанные с ущербом, наносимым природной среде, изменениями климата и биоразнообразием, обусловлены тем, что они воздействуют на жизни миллионов и миллионов отдельных людей (и, безусловно, некоторых бессловесных животных). Эту фундаментальную гуманистическую позицию разделяют социал-демократы и либералы, включая неолибералов, хотя она и не является всеобщей. Например, некоторые течения в христианстве и исламе исходят из того, что человек в своих действиях должен стремиться прославить Господа. Эти деяния ценятся выше любых последствий, которые они могут иметь для жизни отдельного человека. Для коммунистов на первом месте стоят коллективные интересы класса. Между ними и судьбами отдельных представителей класса проводится довольно четкое разграничение. Рассматриваемый экономистами-рыночниками «индивид» имеет гораздо больше общего с автоматическим вычислителем, чем с реальными людьми, с их страстями и чувствами реальных человеческих существ; безусловно, в экономической теории в качестве «индивидов» могут рассматриваться и гигантские корпорации. Некоторые защитники окружающей среды воспринимают Землю как нечто, нуждающееся в нашей заботе во всех отношениях, кроме имеющейся на ней разумной жизни. К тому же лагерю относятся апелляции к патриотизму или некоему великому делу, ради которого создается patrie или движение как целостность, стоящая выше и над составляющей его массой людей. Отметим, что во многих случаях такие абстрактные цели персонифицируются в личности отдельного человека – монарха или революционного вождя. Те, кто придерживаются либеральной гуманистической традиции, должны предельно подозрительно относиться к любым призывам к достижению коллективных целей, которые не могут быть сведены к чувственному опыту реальных человеческих личностей (возможно, и других живых существ). Таким образом, между благами, приносящими удовольствие непосредственно и индивидуально, и благами, удовольствие от которых должно разделяться с другими, остаются определенные различия. Подчеркнем, что участниками этого обобществления становятся отдельные люди, получающие индивидуальный опыт использования блага.

Обобществляемые блага подвержены проблемам доверия. Для того чтобы принести жертвы, необходимые для получения коллективного блага (такие, например, как утрата части дохода в связи с уплатой налогов), мы должны быть уверенными в том, что обязательно получим свою долю или что она непременно достанется тем, кому мы готовы прийти на помощь. И вновь возникает уже знакомая нам проблема коллективных действий. Имеются в виду трудности недопущения к пользованию благом «безбилетников», не желающих внести должный вклад в его получение. Вследствие этого у нас могут появиться опасения относительно размеров собственного вклада, от которых совсем недалеко до желания самим воспользоваться «бесплатным проездом». Подобные вопросы приобретают особую важность в условиях усиления взаимозависимости мира, в котором все более расширяются возможности социальной и природной сред по нанесению ущерба друг другу. Это классическая теория социал-демократии. По уровню подготовки к решению проблем с эсдеками не может сравниться ни одно из других политических движений за исключением «зеленого». Одновременно эта территория остается уязвимой перед лицом проблем доверия.

В главе II мы обсуждали парадокс, заключающийся в том, что рабочий класс – исторически «частный» (или «обездоленный»), исключенный из рассмотрения коллективных потребностей общества – превратился в хранителя коллективных целей. Это обусловливалось тем, что частные ресурсы рабочих были настолько малы, что для достижения тех или иных целей требовались коллективные действия, в то время как более богатые люди могли полагаться на частное предоставление благ. Изменение положения было связано с повышением благосостояния большей части рабочего класса. Трудящиеся получили возможность материально обеспечивать самих себя при условии низкого уровня налогообложения, что стало ахиллесовой пятой социал-демократии. Возможно ли подняться над народными массами, если политика рассматривается с точки зрения непосредственных личных интересов? В 1990-х годах это стало важнейшей проблемой всех демократических режимов, особенно тех, в которых рыночная экономика, казалось, предлагала все для удовлетворения индивидуальных нужд и была способна обойтись без проблемы доверия, преследовавшей коллективные действия. В общем, партии всего политического спектра нашли ответ на это превращение выборов в подобие индивидуального выбора на рынке – «ваша» школа, «ваша» больница, «ваша» полиция. Избиратели, в свою очередь, не могли знать, что вопросы о хозяйственной деятельности государства являются более крупными, коллективными вопросами, что они очень сильно затрагивают индивидуальные жизни, но не могут быть редуцированы предлагаемым способом. В результате возможности избирателей как граждан были существенно ограничены. Парадоксально, но то, что выглядело как признание индивидуальной свободы, в действительности оказалось возвращением к практике обращения с обездоленными личностями, не способными удержать в сознании никаких других идей, кроме непосредственно воспринимаемых индивидуальных интересов. Это и есть неолиберальная модель гражданства.

История завоевания права на политическое гражданство, права голоса на выборах, в значительной степени является вопросом о группах, лишенных гражданства, которых возмущает отсутствие прав, вследствие чего они начинают коллективную борьбу за включение. Это могли быть целые общественные классы, члены религиозных меньшинств, группы, потерпевшие поражение в гражданских войнах, этнические общности и женщины. Во многих случаях (хотя, в общем, данное положение не распространяется на женщин) эта коллективная осведомленность, включая осведомленность о том, какие политические движения поддерживали предоставление прав и кто был основным противником, способствовала формированию их коллективных политических идентичностей на протяжении деятельности поколения. Парадоксально, но они были связаны с социальным целым посредством идентичностей, зачастую выражавших исключенность групп из этого целого в прошлом. Но как только люди привыкают к тому, что являются гражданами, их идентичность, служившая «правом на вход», утрачивает значение и они остаются обычными отдельными гражданами, пришедшими к согласию с политическим классом, разделенным на партии. Последние обращаются с гражданами во многом точно так же (безусловно заимствованный метод), как и конкурирующие производители товаров. Способно ли население, обладающее «по праву рождения» всеми гражданскими правами, которые во все большей степени определяются по аналогии с коммерческими продуктами, воспринимать их так же серьезно, как те, кому приходилось годами и десятилетиями бороться за них?

Маркетинговая риторика завела нас в cul-de-sac чисто индивидуальной постановки проблем. Изменение приемов ораторского искусства могло бы помочь людям увидеть случаи, когда они стремятся к достижению своих индивидуальных целей в одном ряду с другими; при этом цели сами по себе могут оставаться индивидуальными. В любом случае заботу о многих из этих коллективных благ проявляет значительная часть общественного мнения. В их число входят городская и сельская природная среда, достойные государственные и общественные институты, а также средства массовой информации. Но это отнюдь не означает мягких призывов к всеобщей национальной коллективности, как будто в стране не было никаких конфликтов интересов или как будто ей приходится противостоять иностранным оппонентам. Политические партии очень легко находят и внутренних противников коллективного блага, особенно если речь идет о слабых, не способных сопротивляться группах, таких как иммигранты или получатели социальных пособий. Кризис 2008 г. и его последствия показали многим из нас, что богатые и сильные элиты могут представлять гораздо более опасную угрозу нашим интересам. В большинстве европейских стран вновь стали возможны разговоры о проблеме неравенства и критика поведения банков, частных фирм, предоставляющих общественные услуги, и других групп, выражающих корпоративные интересы. Появляется возможность «подвинуть» неолиберализм в общественных дебатах, лишить его господствующего положения и продемонстрировать, что для достижения индивидуальных целей во многих случаях необходимо использовать коллективные средства.