Книга: Как сделать капитализм приемлемым для общества
Назад: Проблема пенсионного обеспечения
Дальше: Литература

Переоценка программы реформирования рынка труда

В свете более широкой точки зрения на роль классового неравенства в противостоянии рискам может быть пересмотрена и неолиберальная программа реформирования рынка труда. В соответствии с крайней ее формой отдельные люди должны взять на себя ответственность за управление своими собственными рисками занятости, включая образование и профессиональное обучение, необходимые для того, чтобы справляться с изменениями структуры занятости в будущем. Они никак не должны полагаться на помощь государства в поиске работы или в освоении тех или иных трудовых навыков, поскольку, согласно неолиберальным воззрениям, государственная политика отрицательно воздействует на результаты функционирования рынков, а связанные с ней программы расходов ведут к увеличению налогового бремени. Таким образом, государству как агенту снижения уровня неопределенности отводится предельно ограниченная роль. Однако это не означает, что ответственность перекладывается на работодателей. Неолиберальная модель не предполагает оказания ими помощи трудящимся. В идеале на неолиберальном рынке труда фирмам нет необходимости даже в том, чтобы брать на себя ответственность за повышение квалификации наемных работников как ценного для них ресурса. Участники рынка – это индивидуальные продавцы трудовых услуг, время от времени предлагающие себя фирмам внаем. После того как потребность в услугах отпала, продавцов труда увольняют или они покидают предприятия по собственному желанию ради лучших условий найма. Эта часть неолиберальной концепции настолько далека от реальности, что относительно ее полного осуществления имеются очень большие сомнения. В то же время нельзя не упомянуть о предпринимаемых в этом направлении шагах, таких как распространение краткосрочных трудовых контрактов, трудовых договоров с нулевым временем, когда работники рассматриваются как самозанятые, даже если они выполняют всю свою работу для одного работодателя. Для осуществления тех или иных видов необходимой деятельности фирмы все чаще используют не собственных сотрудников, а обращаются к услугам внешних подрядчиков. При этом договоры заключаются с другими фирмами, специализирующимися на найме работников, обладающих необходимыми профессиями, а не с отдельными людьми. Повторим еще раз: реальный неолиберализм представляет собой игру, которую ведут друг с другом не отдельные индивиды, а корпорации. Непрерывно упоминаемый в риторике неолибералов человек – не более чем фигура речи.

Подавляющее большинство трудящихся, включая многих из тех, кто обладает высокой квалификацией, плохо представляют себе, какие знания им могут потребоваться в будущем. С точки зрения рынка это не является проблемой. Если достаточно большое количество людей будут использовать различные средства подготовки самих себя к требованиям рынка труда в будущем, то некоторые из них обязательно добьются успеха. Возможно, этого будет достаточно для того, чтобы удовлетворить потребности работодателей. Остальные могут быть «отбракованы». Пусть они ищут работу, на которой будет востребован их относительно низкий уровень квалификации, ведь их инвестиции в профессиональную подготовку не оправдали себя. Заработная плата таких работников снизится до уровня «расчистки» рынка. Та же самая логика обычно применяется в отношении предпринимателей: попытки многих из них воплотить в жизнь разнообразные идеи терпят фиаско, но достаточно и тех, кто добивается успеха в условиях динамично развивающейся экономики. Успешные предприниматели присоединяются к кругу людей, изначально достаточно богатых для того, чтобы не подвергать себя высокому риску. Так будут поступать многие из преуспевающих людей, поскольку они имеют доступ к упомянутым выше ресурсам знаний. Эта модель способствует углублению неравенства, так как она ведет к увеличению самоподдерживающегося разрыва между теми, кто добился успеха, и людьми, по тем или иным причинам потерпевшими неудачу.

В реальной жизни чистая неолиберальная модель встречается очень редко, но она является подразумеваемой официальной позицией ЕС, МВФ и ОЭСР. Она же задает направление государственной политики многих стран мира, осуществляющих реформы рынков труда (о чем свидетельствуют хотя бы условия оказания помощи по выходу из кризиса Греции, которые обсуждались в главе II). Сохранение защиты труда в течение столь длительного времени обычно связывается с неспособностью государства отстоять законные интересы трудящихся. Гораздо реже упоминается рациональная основа этого сопротивления. Отказ от признания важности проблемы знаний или информации для обычных трудящихся приводит к тому, что неолиберальный подход порождает экстерналии, выражающиеся в значительных прямых (способности и навыки работников) и косвенных потерях. Во втором случае имеется в виду неадекватность предъявляемого в экономике спроса, обусловленная неопределенностью относительно будущего рабочих, что, в свою очередь, подрывает их уверенность как потребителей, а также раздражающий внешний эффект тревоги и страха. Возможно, мы должны будем смириться с некоторыми из этих издержек. По сравнению с общими результатами маркетизации они выглядят не такими уж важными. В какой-то степени эффективность рынка – вопрос отказа от одних целей в пользу других. В некоторых случаях новые рынки создаются для «захвата» того, что было внешним эффектом на первом рынке. В других случаях мы можем оценить экстерналию как достаточно важную для того, чтобы вызвать отклик в публичной политике.

Отсюда возникает вопрос, кто должен нести издержки такого отклика. Согласно классической модели публичной политики государство полностью берет на себя заботу об экстерналиях, осуществляя финансирование тех или иных мероприятий из средств, собранных благодаря налогообложению фирм и отдельных людей. Таким образом, фирмы получают возможность прибыльно вести хозяйственную деятельность, перекладывая издержки, связанные с возникающими внешними эффектами, на другие части общества. В той степени, в какой акционеры корпораций, как правило, обладают большими состояниями, чем средний гражданин, эта политика подразумевает перекладывание бремени экстерналий с богатых людей на среднего гражданина. В этом и состоит аргумент в пользу прогрессивного налогообложения (введение более высоких ставок налогообложения на доходы от прибылей и очень высокого денежного вознаграждения). В частности, государство во многих случаях стремится переложить на продуцентов внешних эффектов по крайней мере часть издержек устранения их последствий (например, используемый в регулировании принцип «загрязнитель платит»). На рынке труда в соответствии с этим принципом работодатели обязаны уплачивать взносы в фонды социального страхования. Однако в тех случаях, когда фирмы способны полностью переложить издержки экстерналий на потребителей (или, как в случае с платежами, связанными с трудом, на наемных работников), воздействие предпринимаемых государством мер может оставаться регрессивным по своему характеру. Наконец, государство имеет возможность применять различные стимулы, направленные на то, чтобы фирмы предпринимали свои собственные действия по интернализации внешних эффектов. Речь может идти о рыночных потребностях фирм (как в случае с профессиональным обучением на уровне компаний и пенсионными схемами) или о потребности в заключении соглашений с профсоюзами, позволяющих поддерживать хорошие отношения с наемными работниками.

Таким образом, не существует простой формулы, способной связать различные интересы и результаты политики, и неолиберальный климат наших дней породил целый спектр разнообразных ответных действий. Изначально его диапазон устанавливается очевидной невозможностью применения на практике неолиберальной парадигмы, предлагающей игнорировать все внешние эффекты, которые не могут быть устранены самим рынком. Далее многообразие порождается различиями во властных отношениях между работодателями, наемными работниками, их представителями и другими во множестве различных контекстов, а также доступностью для разных акторов различных средств достижения компромиссов, отражающих силу их позиций.

Как отмечалось в главе I, поиск решений проблем, возникающих на рынках труда в странах – членах ЕС, привел к появлению в Дании подхода, известного как «гибкие гарантии занятости». Он предполагал перемещение фокуса политического внимания с защиты рабочих мест на создание занятости, а также позволил работодателям переложить бремя соответствующих расходов на государство. Законы о защите труда, обязывающие работодателей сохранять уже имеющиеся рабочие места, были ограничены, но не упразднены. Обязанности по уменьшению степени неопределенности будущего рабочих (поддержание высокого уровня пособий по безработице), а также оказанию помощи в поиске работы и переобучении были возложены на систему социального страхования. Забота государства в области рынка труда сместилась с сохранения рабочих мест на обеспечение занятости, а бремя расходов было возложено на налогоплательщиков в целом. Общее налогообложение использовалось для того, чтобы освободить работодателей от части платежей, необходимых для функционирования системы. Известно, что системы, основанные на сильных законах о защите труда, характерны для стран Южной Европы, где обязанности по уменьшению степени неопределенности будущего рабочих возлагаются на работодателей, которые должны сохранять даже те рабочие места, в которых, возможно, больше нет необходимости. Как ни парадоксально, но подход, основывающийся на «гибких гарантиях занятости», был создан в Дании – стране с сильным рабочим движением, славными социал-демократическими традициями и низким уровнем неравенства в обществе.

Почему политические конфигурации, характерные для стран с относительно сильной социальной демократией, продуцируют модель рынка труда, предусматривающую перекладывание корпорациями части бремени расходов на налогоплательщиков в целом, в то время как страны Южной Европы с их разобщенными или слабыми рабочими движениями и высокими уровнями неравенства оставляют основную нагрузку на предпринимателях? Все дело в условиях социал-демократического общественного компромисса. Учитывая принятие рыночной экономики, что предполагает признание необходимости поддержания конкурентоспособности фирм, напористая социал-демократия обязана была освободить их от части издержек, связанных с обеспечением защищенности и уверенности рабочей силы в завтрашнем дне, даже в том случае, если работодатели получают выгоду от удержания рабочей силы в долгосрочном периоде. (В той степени, в которой фирмы будут получать выгоду от использования этой рабочей силы в краткосрочном периоде, они могут брать на себя соответствующие расходы.) Поэтому и в условиях первоначальной социал-демократии, и в условиях напористой социал-демократии предполагается, что большую часть расходов, связанных с компенсацией воздействий экстерналий, берут на себя государство и налогоплательщики.

Обратимся к самым показательным примерам, предлагаемым странами Северной Европы. Несмотря на последние неолиберальные сдвиги во многих областях политики, их социал-демократическое наследие выражается в низких показателях неравенства, высоком уровне государственных расходов, перераспределительном налогообложении и важной роли национального правительства, которая никогда не ставилась под сомнение. Поэтому усиление корпоративной власти могло привести не к ослаблению власти государства, а к передаче ему управления внешними эффектами (или, скорее, корпусу налогоплательщиков; при этом уровень налогов определялся исходя из их способностей к уплате). Необходимость сохранения открытости экономик Скандинавских стран обусловила весомость доводов работодателей относительно того, что они нуждаются в гибком рынке труда, и способствовала их избавлению от затрат, связанных с обеспечением стабильной занятости. Восприятие сопутствовавшего этому ограничения прав наемных работников на законную занятость (за исключением богатой нефтью Норвегии) облегчалось тем фактом, что профсоюзы сохранили свою силу не только в общенациональных политических центрах, но и на индивидуальных рабочих местах. Следовательно, у рабочих были основания надеяться, что ограничение прав вовсе не обязательно приведет к произвольным или неоправданным увольнениям. Таким образом, сочетание сильной профсоюзной власти и перераспределительной налоговой системы способствовало возникновению доверия между сторонами процесса, что облегчило принятие рабочими и профессиональными союзами как освобождения фирм от обязанностей по финансированию, так и возросшей гибкости рынка труда. Если данное утверждение справедливо, то мы имеем дело с важным, хотя, возможно, и случайным примером того, как публичная политика посредством использования механизмов поддержки и побуждения к доверию становится опорой и маркетизации, и регулирования. Следовательно, передача корпоративных обязанностей государству не всегда является примером защиты интересов корпораций в полном согласии с неолиберализмом третьего рода. В данном случае фирмы не паразитируют на государственной политике, но получают выгоды в рамках разумного социального компромисса между государством, капиталом и трудом. При этом выигрывают все пошедшие на взаимные уступки стороны.

Едва ли не полную противоположность представляет собой модель рынка труда стран Южной Европы, характеризующаяся высокой защитой наемных работников и низким уровнем пособий по безработице. Она сформировалась в послевоенный период в контексте достаточно закрытых экономик, крупных фирм, защищенных государством, и относительно малочисленного класса наемных работников. Значительная часть населения этих стран была занята земледелием и находилась вне сферы классических отношений промышленной занятости. Основная ответственность за защиту труда возлагалась на работодателей. Последние, в свою очередь, были защищены от внешней конкуренции. К тому же во многих случаях профсоюзы и трудовые инспекции не обладали силой, достаточной для принуждения работодателей к соблюдению трудового права. Большое количество трудящихся были и остаются вовлеченными в теневую хозяйственную деятельность. Защищенная часть рабочей силы составляла меньшинство, подразделявшееся, в общем, на две категории: работников крупных фирм, занятых физическим трудом, которые могли ассоциировать себя с коммунистическими движениями, если их к тому времени еще не удалось усмирить, и государственных служащих. Государству необходимо было гарантировать лояльность своих служащих. Руководствуясь политическими соображениями, а также в силу относительно низких издержек оно могло сосредоточить основные усилия на обеспечении этих двух групп пенсиями, социальным страхованием и защитой труда.

Индустриализация и либерализация рынка, включая программу создания единого рынка ЕС, подорвали основы «южной модели». Столкнувшись с международной конкуренцией, фирмы осознали всю тяжесть бремени расходов, связанных с защитой труда. Переход сельского населения к «нормальной» занятости привел к нехватке средств и возникновению напряжения в бюджетах в странах с низким уровнем налогообложения. В условиях крайне неравномерного распределения доходов выигрывали прежде всего самые состоятельные люди. Эти системы всегда защищают «своих», тех, кто находится внутри, за счет исключенных групп. В прошлом такой группой были крестьяне, в значительной степени остававшиеся за пределами современного общества. В отсутствие крестьянства и в условиях сохранения обращенной вовне политики возникла новая группа исключенных трудящихся – молодые люди, иммигранты, женщины и старики. В настоящее время они образуют крупную группу безработных, а также временных работников, не имеющих доступа к широким правам защищенных рабочих. Южноевропейского социального компромисса более не существует. Богатые все так же избегают налогообложения в обществах, в которых сохраняется очень высокая степень неравенства; возрастающий спрос приходится удовлетворять за счет социальных бюджетов, что обусловлено неадекватным развитием экономик, многим секторам которых не удалось отыскать постпротекционистские сравнительные преимущества. Большое количество людей, не имеющих защищенных рабочих мест, создают дополнительную нагрузку на бюджеты, связанную с социальной защитой. Отсутствовали попытки создания систем обменов с положительной суммой, подобных «гибким гарантиям занятости». Вместо этого бремя гибкости вынуждены нести временные и другие маргинальные группы трудящихся, следствием чего становится фрагментация рынков труда. Между тем промышленные отношения и политические истории стран Южной Европы привели к формированию контекста низкого доверия, в котором профсоюзам и трудящимся, вероятнее всего, придется вести тяжелые баталии, отстаивая достижения прошлого. Они высказывают подозрения (возможно, вполне обоснованные), что единственным результатом реформ будет ухудшение положения занятых, но никак не продвижение в сторону более конструктивного нового общественного компромисса.

Сопоставление положения в Скандинавских странах и государствах Южной Европы дает пример различия между напористой и оборонительной социал-демократиями. Во второй группе государств не было ни сильных профсоюзов, ни истории длительного пребывания у власти социал-демократических правительств. После окончания Второй мировой войны в течение нескольких определявших дальнейшее развитие десятилетий, когда в Скандинавских странах уверенно набирала силу социал-демократия, в Греции, Португалии и Испании у власти находились правые диктатуры, а в Италии основная партия, представлявшая интересы рабочего движения, ассоциировалась с коммунизмом и не участвовала в формировании правительства.

Обобщая сказанное, мы можем сформулировать первую часть основного требования напористой социал-демократии в условиях капиталистической экономики: чем меньше глубина неравенства в классовой власти в производственном контексте и в обществе в целом, тем более уверенно чувствуют себя рядовые работники; те же, кто представляют их экономически и политически, твердо убеждены в своей способности защищать интересы трудящихся, принимая происходящие изменения. Это означает, что социал-демократия способна быть не оборонительной, а напористой, отстаивая конструктивные перемены в социальной политике. Вторая часть требования состоит в том, что такое общество имеет все возможности для осуществления инноваций и успешного развития.

Перейдем к более подробному обоснованию второй части. Участники политических дебатов, включая даже сторонников сильной социальной политики, нередко стоят на той позиции, что государство всеобщего благосостояния, возможно, и необходимо для решения социальных проблем, но оно должно рассматриваться как источник разного рода барьеров и препятствий на пути к целям, которые могут быть достигнуты экономикой, освобожденной от тревог и забот о гражданах. В последние годы важный вклад в общеевропейское обсуждение данной темы внесли сторонники «государства всеобщего благосостояния и социальных инвестиций». Эти авторы (Джулиано Боноли, Геста Эспинг-Андерсен, Энтони Гидденс, Антон Хемерик, Натали Морель, Бруно Палиер, Иоаким Пальме и Франк Ванденбрюке) предлагают программу, во многом схожую с той, что рассматривается в моей книге. Имеется в виду разработка и воплощение в жизнь модели социальной политики, не просто направленной на пассивную защиту трудящихся от «выходок» рынка, но предусматривающей действия, нацеленные на повышение конкурентоспособности. Признание необходимости обеспечения конкурентоспособности и использование в качестве показателей успеха результатов рыночной деятельности означают, что данная модель совместима с неолиберализмом второго рода. Признание ценности политики, направленной на поиск возможностей структурирования и улучшения функционирования рынков, объединяет ее с нашей позицией отрицания неолиберализма первого рода. В то же время игнорирование проблем корпоративной власти и рабочего представительства, а также использование бесклассового анализа «новых социальных рисков» отличают модель участников дискуссии от нашего подхода, поскольку она пренебрегает проблемой неолиберализма третьего рода, неолиберализма не столько рынков, сколько корпоративной власти. Кроме того, сторонники «социальных инвестиций», критикуя «пассивную политику» (т. е. трансфертные платежи, связанные с предоставлением социальных льгот), упускают из виду важную роль, которую играет в скандинавских системах высокий уровень пособий по безработице, облегчающий признание трудящимися рисков нестабильности рабочих мест в новой экономике. В случае внесения корректив концепция государства всеобщего благосостояния и социальных инвестиций способна стать основным инструментом любой социал-демократической политической стратегии. И сторонники, и противники государства всеобщего благосостояния рассматривают его прежде всего как защитника рабочих и других граждан от неопределенности, т. е. как воплощение оборонительной социал-демократии. Но социальные инвестиции служат делу подготовки трудящихся к участию в изменяющихся инновационных видах хозяйственной деятельности. Таким образом, они являются частью напористой политики, обеспечивая защиту от неопределенности посредством подготовки людей к изменениям.

Основа обсуждаемой нами модели – положение о том, что взрослые граждане рассматриваются в первую очередь как трудящиеся; в государстве всеобщего благосостояния условием приобретения гражданских прав является оплачиваемая занятость. Оно подтверждается историей рабочего движения, ведь присутствие более низких социальных классов в политике обусловливалось зависимостью всего общества от результатов труда их представителей. До сих пор в идеологии современных рабочих движений Скандинавских стран главным является положение, согласно которому уровень их силы определяется трудовой деятельностью их членов. Подобные утверждения могут оспариваться, но мы уверены, что они по-прежнему сохраняют фундаментальное значение. В послевоенные годы широко обсуждался вопрос о целесообразности присутствия на рынке труда матерей. В последнее время, особенно после того как глобальная конкуренция осложнила поиски оплачиваемой работы для всех граждан развитых стран, некоторые наблюдатели ставят вопрос о целесообразности стремления к вступлению в ряды рабочей силы всех граждан, а не только матерей. Как подчеркивает Гай Стандинг, предложивший наиболее убедительное обоснование этого тезиса, сегодня характер труда многих, если не подавляющего большинства рабочих трудно описать иначе, как жалкий и убогий. Постоянная занятость означает, что индивид предоставляет сам себя в распоряжение работодателя или клиента для выполнения задач, которые во многих случаях являются скучными, утомительными, трудными и напряженными. Данная точка зрения прекрасно «схвачена» в названии исследования проблем труда, проведенного Карлом Седерстремом и Питером Флеммингом, – «Мертвец за работой». В то же время существенная часть современной занятости характеризуется значительной сервисной составляющей, «вторгающейся» в человеческие взаимоотношения гораздо дальше, чем это происходит в процессах изготовления материальных благ, следствием чего становится маркетизация определенных межличностных контактов. Сам по себе этот феномен вовсе не является чем-то новым. В экономической истории индивидуального обслуживания, предшествовавшего промышленному производству, счет времени идет на тысячелетия. Но в наши дни оно приобрело новое важное звучание и поднимает вопросы, на которые необходимо найти ответы. Многие работники сферы услуг, от медиков до продавцов магазинов, должны приветливо, с улыбкой на лице встречать всех клиентов, независимо от собственных чувств и эмоций. Большинство работников промышленности и сельского хозяйства избавлены от подобных требований.

В прошлом социал-демократия «третьего пути» приложила немало сил, чтобы вычеркнуть вопросы, связанные с улучшением условий труда и трудовых отношений, из повестки дня. Настало время вернуть им законное место в политике в сфере труда. Проблемы труда занимают центральное место в политике. Необходимо, чтобы они играли столь же важную роль в определении политической идентичности. Гражданские права, основывающиеся только на абстрактных доводах и риторике о необходимости их существования, всегда будут оставаться уязвимыми. Всегда будет существовать возможность их ущемления, обусловленная реалиями власти. Историческая точка зрения на права, полученные в результате подъема рабочих движений, заключалась в том, что они основывались на зависимости экономики и общества от продуктов труда. Наш труд необходим для того, чтобы заставить систему работать. Правда, финансовые институты попытались создать такую экономику, в которой деньги делают еще большие деньги без участия человеческого труда, за исключением усилий трейдеров фондового рынка и рынка деривативов. Но эта затея провалилась. Далее, условием смещения акцента в государственных расходах на социальные инвестиции государства всеобщего благосостояния и строительство производственной инфраструктуры является сокращение социальных трансфертов благодаря увеличению доли трудоспособных взрослых. Социал-демократы должны выступить против решения этой задачи посредством снижения уровня жизни тех, кому приходится жить на социальные пособия и другие трансферты. Следовательно, их число должно сократиться благодаря получению ими оплачиваемой работы.

Перейдем к более практическому вопросу: чем выше численность занятой рабочей силы, тем шире становится «фронт работ». Данное положение нуждается в пояснении, так как более очевидным представляется убеждение, в соответствии с которым существует определенная «порция работ», которые необходимо выполнить. Более того, при повышении производительности, которое означает сокращение количества необходимого для продуцирования данного объема выпуска труда, эта «порция», вероятно, уменьшается в размерах. Следствием такого рода мышления становится политика, направленная на сокращение численности рабочей силы: скорее уменьшение, чем увеличение пенсионного возраста, создание условий для того, чтобы уменьшить количество работающих матерей, и ограничение иммиграции. В течение 1980–1990-х годов данный подход был принят во многих странах континентальной Европы и привел к катастрофическим последствиям. Издержки раннего выхода на пенсию достигли предела возможного. Верность традиционной модели «мужчины-кормильца» не стала препятствием для выхода на рынок труда женщин, а привела лишь к снижению уровня рождаемости. Европейским странам не удалось предотвратить рост иммиграции, движущей силой которой был разрыв в уровне жизни между Европой и другими частями мира, из которых в основном прибывали иммигранты, что увеличило численность незаконно проживавших людей, занятых в основном в теневой экономике и не участвовавших в формировании налоговой базы. Как показал Геста Эспинг-Андерсен в своей книге 1999 г. «Социальные основания постиндустриальных экономик», в конечном итоге страны, принявшие этот подход, пришли к более низкому уровню занятости, чем два значительно отличающихся друг от друга типа национальных экономик, отдавших предпочтение максимизации рабочей силы. Имеются в виду Скандинавские страны и англоязычный мир. Или, говоря шире, социал-демократы и неолибералы выиграли, а консерваторы континентальной Европы оказались в числе про игравших. Социал-демократические Скандинавские страны добились расширения рядов рабочей силы за счет увеличения количества женщин, занятых в государственном секторе, – профессионалов, социальных работников и администраторов государства всеобщего благосостояния. По мнению Эспинг-Андерсена, англоязычным странам, в первую очередь США, удалось добиться схожего результата благодаря очень высоким уровням неравенства, когда часть людей была достаточно богата для того, чтобы пользоваться услугами большого количества личного обслуживающего персонала (на нерегулируемых рынках труда и в отсутствие профсоюзов) с заработной платой, достаточно низкой для того, чтобы очень состоятельные граждане могли нанимать столько работников, сколько им захочется. Ученый оценивает вторую модель как более жизнеспособную по сравнению со скандинавской, поскольку неравенство, скорее всего, будет только углубляться, а налогоплательщики в конечном итоге выступят против сохранения североевропейского государства всеобщего благосостояния.

Нам точка зрения Эспинг-Андерсена представляется слишком упрощенной. Он не учитывает динамизм других, помимо общественных (государственных) услуг, секторов экономик североевропейских стран. Он пренебрегает разнообразием стран континентальной Европы (достаточно упомянуть о политике женской занятости во Франции). Он преувеличивает степень гомогенности англоязычного мира. В действительности сектор общественных услуг плохо развит только в США. Одновременно Эспинг-Андерсен переоценивает роль частного личного обслуживания. В США достаточно велико и количество социальных работников, особенно женщин, предоставляющих услуги, схожие с теми, которые оказывают в Скандинавии или любых других странах. Многие заняты в секторе коммерческого ухода, а многие другие работают в благотворительных организациях и секторе общественных услуг. Впрочем, тогда Эспинг-Андерсен, да и никто другой не знали, в какой степени занятость в США, Англии и некоторых других странах поддерживается потреблением, финансируемым благодаря сомнительным долгам.

Тем не менее, несмотря на перечисленные ошибки, ключевой вывод Эспинг-Андерсена остается верным. Еще более важно, что чем выше занятость, особенно чем более возрастает женская занятость, тем больше создается новых рабочих мест. Если женщины пополняют ряды армии наемного оплачиваемого труда, у них возникает потребность в помощи для неоплачиваемой работы по дому, которой они были заняты большую часть времени. Домашние заботы варьируются от ухода за детьми, престарелыми родственниками и уборки до покупки уже готовых к употреблению овощей в упаковке, а не овощей, только что доставленных с полей; о чем бы ни шла речь, все это создает оплачиваемую занятость для кого-то еще, обычно для других женщин. Даже если в хлопотах по дому принимает активное участие мужчина (что позволяет облегчить решение проблем, связанных с нахождением равновесия между рабочим и свободным временем), семья, скорее всего, будет использовать больше оплаченного труда других. Источником финансирования дополнительных услуг, а также поддержки финансируемых государством услуг по уходу выступает в этом случае дополнительный доход, который приносят два места работы.

Оплачиваемый труд создает оплачиваемые рабочие места. Данный процесс обусловлен не только внутренними следствиями изменений в ведении домашнего хозяйства, но и более общими обстоятельствами: чем больше людей отдают свое время труду, тем больше людей тратят заработанные деньги. Бо́льшая часть этих расходов направляется в местную экономику, создавая занятость в магазинах, кафе и ресторанах, а также в других секторах услуг. Если покупатели приобретают промышленные товары, то занятость может создаваться не в национальной экономике, а в развивающихся странах. Для жителей последних это будет означать расширение возможности присоединения к глобальной экономике и приобретения товаров, многие из которых будут производиться в развитых экономиках, способствуя повышению в них степени устойчивости занятости. Кроме того, оплачиваемый труд способствует созданию более широкой налоговой базы, обеспечивающей ресурсы для увеличения государственных расходов, что ведет к увеличению количества рабочих мест и – посредством социальных инвестиций государства всеобщего благосостояния – лучшему «оснащению» экономики и дальнейшему росту сферы приложения труда.

Возникает динамичная открытая экономика. В этом, за исключением положения о расширении налоговой базы с целью предоставления общественных услуг и соответствующего расширения занятости в государственном секторе, и заключается общая программа неолибералов и напористых социал-демократов. В оппозиции к ней находятся консерваторы, традиционалисты-мужчины, ксенофобы и обороняющиеся социал-демократы, смотрящие на мир с точки зрения прошлых завоеваний, стремящиеся удерживать их как можно дольше и видящие только угрозы. Они свято верят, что в этом мире должны как можно дольше сохраняться лишь некоторые из достижений. Напористые социал-демократы, как сторонники положительного подхода к государственным расходам в форме социальных инвестиций государства всеобщего благосостояния, демонстрируют свое превосходство над неолиберализмом сразу в нескольких отношениях. Во-первых, они осознают реальный вклад социальных инвестиций в расширение общих производственных возможностей экономики. Во-вторых, признание необходимости использования возможностей общества для борьбы с рыночными несоответствиями способствует большей его сплоченности, когда граждане ставят перед собой более высокие, чем максимизация прибыли в собственных интересах, цели. В-третьих, открывается возможность создания контекста защищенности, необходимой для тех, кто ошеломлен происходящими социальными изменениями и глобализацией; в противном случае растерявшиеся люди могут пополнить ряды ужасных консерваторов, традиционалистов-мужчин, ксенофобов и увязших в обороне социал-демократов.

Программа социальных инвестиций государства всеобщего благосостояния включает активную политику на рынке труда не только в смысле «трудовых пособий», условием получения которых является вынужденное согласие безработных на замещение любых имеющихся вакансий, но и в смысле предоставления возможностей переобучения, а также оказания помощи в поисках работы (вероятно, с возмещением затрат на переезд на новое место). Кроме того, такая политика предполагает расширение общих образовательных возможностей. Эксперты в этой области немедленно вспомнят о специальном профессиональном образовании, безусловно имеющем важное значение с точки зрения обеспечения предложения на рынке труда людей, обладающих навыками, соответствующими задачам, которые перед ними ставятся, независимо от того, идет ли речь о хирургах или о каменщиках. Не менее важное значение имеет и предложение людей, обученных думать и разумно применять эти навыки, так как они являются источником инноваций и инициативы, которые могут быть использованы для повышения результатов в повседневном процессе труда в любом секторе экономики. Как ни парадоксально, современные тенденции поиска эффективности посредством измерений, целеполагания и определения общего направления результатов учебы все более ограничивают возможности приобретения этих ценных отличительных черт либерального образования. Наконец, что менее очевидно, сторонники государства всеобщего благосостояния и социальных инвестиций подчеркивают важность государственного финансирования охраны материнства и детства, что способствовало бы участию женщин в функционировании рынка труда и облегчило бы семьям с двумя работающими родителями нахождение баланса между рабочим и свободным временем. Оплачиваемая занятость женщин не только открыла перед многими из них возможность обогатить свою жизнь и привнести новые навыки, востребованные прежде всего в секторах услуг, но и помогла в решении проблемы защищенности. Семьи, в которых оба (или все) взрослых регулярно получают доход, лучше справляются с неопределенностью, касающейся занятости каждого из них.

В следующей главе мы рассмотрим некоторые положительные результаты применения этого подхода.

Назад: Проблема пенсионного обеспечения
Дальше: Литература