Глава 9. Подгонишь ли жизнь под стандарт?
Кажется, мне придется надолго погрязнуть в бюрократической писанине. Обещал же подготовить записку по стандартизации? Еще на совещании по качеству вызвался. Обещал — делай. А тут еще Манцев торопит разобраться с положением дел в Военпроме. Значит, буду разбираться. Но только вот… Не заслонит ли от меня живых людей это писание бумажек? Если свести все только к «бумажному обстрелу» руководящих товарищей, то результативность такой стрельбы, боюсь, будет невысокой.
Да, не повезло России нэповской с попаданцем — нет у меня ни коммуникабельности, ни выраженных лидерских качеств. Что же делать-то? Остается искать таких лидеров, которые способны воспринять мои идеи, и организаторскую работу взвалить на них. Так, как я поступил с Шацкиным. А, кстати, как у него идут дела?
Поскольку застать Лазаря в ЦК РКСМ было практически безнадежным делом, а домашнего телефона у него (как, впрочем, и у меня) не было, снимаю трубку с намерением позвонить в ГУВП, Лиде, и попросить ее, если только объявится Шацкин, сразу связать его со мной. И только когда поднес трубку к уху, сообразил: сколько времени я уже не виделся и не разговаривал с Лидой? Почитай, уже дней пять, если не целую неделю. А теперь, когда все-таки собрался поговорить с ней, делаю это исключительно по деловому поводу. Скотина ты все-таки, братец!
Задержав дыхание, затем шумно выдохнув, соединяюсь с секретной частью ГУВП и прошу к телефону инструктора Лагутину:
— Лида, здравствуй!
— Здравствуй, — отвечает она без неприязни в голосе, услышать которую я очень опасался, но и без особого восторга.
— Наконец-то смог выкроить минутку и услышать твой голос! Сам не ожидал — дела накрыли с головой. Я тут, по своей неистребимой привычке, кашу заварил, да не одну, надавал обещаний, и теперь сижу, отписываюсь, зарывшись в бумаги.
— Я уж думала, ты совсем про меня забыл, — не столько с упреком, сколько немного кокетливо произнесла Лида. Слава богу, может быть, еще не все так плохо!
— Не могу больше, сил моих нет, хочу тебя видеть!
— Где? — просто спросила она.
— А давай, как обычно, в тире «Динамо».
— Я смогу к девятнадцати ноль-ноль. Может быть, и раньше успею, но не уверена.
— Договорились! До встречи!
Уф, аж спина взмокла. Нельзя так увлекаться делами, забывая обо всем и обо всех на свете. Однако же и дела требуют своего. Устраиваюсь за столом поудобнее и начинаю ваять очередной документ. Конечно, сочиняется он не путем высасывания из пальца: удалось раздобыть и изучить кое-какую документации по уже ведущимся в СССР работам в области стандартизации. И, разумеется, припомнить кое-что из того, что делалось в СССР позднее. Итак:
«Председателю ВСНХ СССР Ф.Э. Дзержинскому
Копия — Председателю Госплана при СТО СССР А.Д. Цюрупе
Копия — Президенту Главной палаты мер и весов, Председателю Комитета эталонов и стандартов при Главной палате мер и весов Д.П.Коновалову
Копия — Начальнику ГЭУ ВСНХ СССР В.Н.Манцеву
Копия — Председателю Особого совещания по качеству продукции при ВСНХ СССР Л.Д.Троцкому
Памятная записка
К проекту постановления СНК СССР „О развитии стандартизации в СССР“
Нет необходимости доказывать чрезвычайную важность развертывания работ по стандартизации, которая позволяет поднять качество продукции, поставить на строгую основу рационализацию производства В деле стандартизации сделаны первые практические шаги. Бюро промышленной стандартизации ВСНХ СССР, организованное 19 марта 1924 года, уже развернуло работу 120 отраслевых рабочих комиссий по выработке общепромышленных стандартов. Для руководства этой работой на общесоюзном уровне при Главной палате мер и весов в 1923 году создан Комитет эталонов и стандартов.
Однако постановка дела стандартизации сильно отстает от насущных потребностей народного хозяйства. Хотя стандартизация производства как нельзя более соответствует природе советского планового хозяйства, позволяющего развернуть работы по стандартизации по общему замыслу в общегосударственном масштабе, как раз общегосударственный уровень руководства этой работой является наиболее слабым. Даже в капиталистических странах (США, Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и т. д.) созданы и действуют национальные органы по стандартизации. Между тем на общегосударственном уровне необходимо решить целый комплекс сложнейших задач, без которых невозможно продвинуть дело стандартизации так, чтобы она в обозримые сроки охватила все производственные процессы и производимые продукты. Комитет при палате мер и весов явно не обладает таким авторитетом, чтобы взять на себя твердое руководство решением таких задач».
Далее в записке я остановился на содержании тех вопросов, разрешение которых является настоятельной необходимостью ближайшего будущего. Среди них:
разработка долгосрочного плана работ по стандартизации;
введение категории и выработка обязательных государственных общесоюзных стандартов, закрепляемых на законодательном уровне, с установлением строгой ответственности (вплоть до уголовной) за их несоблюдение;
упорядочение системы стандартов: введение, наряду с категорией государственного общесоюзного стандарта, категорий республиканского стандарта, отраслевого стандарта и стандарта предприятия, с закреплением соответствующих положений;
управление работой по стандартизации во всех имеющихся ведомствах, согласование между собой ведомственных стандартов, утверждение и опубликование стандартов;
присоединение СССР к Международной метрической конвенции с целью наилучшим образом воспользоваться выгодами, вытекающими из международной торговли, и проведение соответствующих работ внутри СССР.
В качестве первоочередных работ по стандартизации в записке было указано на стандартизацию контрольно-измерительных приборов и мерительного инструмента. Одновременно должна проводиться стандартизация допусков и посадочных мест, резьб, калибров, а также стандартизация общепромышленных изделий — метизов, проката, крепежа, труб и т. п. Точно так же должны быть стандартизированы электротехнические изделия и характеристики электрических систем.
Срочно необходима стандартизация сельскохозяйственной продукции, поскольку в этой области больше всего процветает неразбериха и недопустимое кустарничество.
Стандартизация продукции должна сопровождаться стандартизацией технологических процессов с выработкой обязательных технологических регламентов и установлением обязательных стандартов описания и документирования технологических процессов.
Плановая система хозяйства требует также наведения порядка в плановой работе и распространения стандартизации на эту важнейшую сферу хозяйственного руководства. Это предполагает создание стандартных регламентов плановой работы. Вообще, как составную часть общей рационализации народного хозяйства, одновременно со стандартизацией производства необходимо проводить и стандартизацию хозяйственного управления на всех уровнях, что даст НК РКИ необходимые ориентиры для работы по улучшению управления.
Немного подумав я добавил в записку указание на то, что при нашей технической отсталости нельзя допустить, чтобы стандарты превращались в средство консервации этой технической отсталости. Поэтому надо разрабатывать стандарты с ограниченным сроком действия и с перспективными требованиями, которые должны переводиться в категорию обязательных по прошествии указанного срока.
В заключении из-под моего пера побежали строчки:
«Сказанное выше подтверждает заявленную необходимость формирования полномочного государственного органа руководства стандартизацией в качестве Комитета при Совете Труда и Обороны СССР. Председателем такого комитета необходимо назначить высокоавторитерного партийца, способного на деле добиваться принятых решений. Поэтому предлагаю рассмотреть в качестве возможной кандидатуры председателя наркома РКИ тов. Куйбышева. Исходя из задач Комитета, в качестве заместителей председателя или членов коллегии было бы желательно видеть Г.М.Кржижановского, А.К.Гастева, Ф.В. Ленгника.
Зам. начальника ГЭУ ВСНХ В.В.Осецкий»
Кандидатура Куйбышева была вполне подходящей по деловым качествам, но устраивала меня и по другим соображениям. Куйбышев — друг Феликса Эдмундовича, и Дзержинского никак не будет против его назначения, если, конечно, сам Валериан Владимирович по каким-то соображениям резко не упрется. Но не должен был бы — ведь известной мне реальности в сентябре 1925 года его, собственно, на это место и назначили. Если это случится несколько раньше, и полномочия у нового комитета будут пошире, вряд стоит ожидать реакции отторжения.
Очередная бумага отправилась в машбюро на перепечатку, а потом — по предназначенному ей пути в приемную председателя ВСНХ. Рабочий день уже клонился к концу, и пора было собираться в тир.
Лида встретила меня у входа точно в оговоренное время, подойдя к дверям динамовского тира уже в поле моего зрения. Слегка приобняв ее за плечи, я потерся щекой о ее висок, замерев на мгновение. Жаль, но тут не самое подходящее место для подобных нежностей, да и пронизывающий январский ветер, секущий лицо летящим снегом — стоит лишь неосторожно повернуться навстречу ветру — дает о себе знать. Пришлось прерваться, едва начав.
Тир встретил нас привычными гулкими выстрелами Наганов, кисловатым привкусом сгоревшего пороха в воздухе и вьющимся сизым дымком. Сегодня мы, дождавшись паузы, когда одни стрелки уже закончили, а другие еще не приступили к своим упражнениям, расстреляли по горсточке холостых (быстро перемещаясь по тиру), которые раздобыла Лида, да исполнили серию из трех выстрелов боевыми. Приходилось экономить: берлинский запас подходил к концу, а «дед» (принадлежность которого к конторе Артузова уже практически не вызывала сомнений) с его обещанными патронами пока так и не объявился.
Кутаясь в свое неизменное пальтишко, которое не очень-то спасало от мороза, Лида вышла вместе со мной на улицу. Быстрым шагом мы вышли на бульвары, и по ним направились к Страстной площади. Ветер к ночи почти замер, и снег уже не падал, опуская сверху отдельными редкими снежинками. Лишь время от времени начинала виться поземка, заставляя снежинки искриться в слабом свете уличных фонарей, но быстро стихала. Свежий снег скрипел под ногами, выводя завораживающую мелодию в такт ритму наших шагов. Прохожие были довольно редки, и можно было считать, что на бульварах мы одни. Не хотелось разрушать очарование этого зимнего вечера словами, — нам и так хорошо молчалось вдвоем.
Само собой, что я не расстался с Лидой у памятника Пушкину, как бывало когда-то. Мы поднялись к ней в квартиру, и Лида, едва раздевшись в прихожей, тут же бросилась разводить примус, чтобы согреть чай. Отца ее, как обычно, дома еще не было — работа в Исполкоме Коминтерна частенько задерживала Михаила Евграфовича допоздна.
Мы поболтали с Лидой немного о работе — я вкратце рассказал ей о документах, которые запустил наверх, и теперь ожидаю реакции, она же поведала мне о своей работе в секретной части Военпрома.
— Расхлябанность страшная! — жаловалась девушка. — Большинство не имеет никакого понятия об элементарном делопроизводстве. Бумаги пишут как попало, хранят как попало. Где уж тут добиться соблюдения режима секретности!
Как недавняя студентка, Лида заинтересовалась запиской о подготовке кадров, и попросила рассказать поподробнее. Моя идея о смягчении классового подхода к подбору контингента обучающихся и об ужесточении проверки знаний при приеме в вузы была встречена ею в штыки:
— Ты что, совсем умом тронулся!? — возмущалась она. — Белоподкладочников хочешь в наши вузы натащить, а рабочую и крестьянскую молодежь — побоку? Так у тебя в специалисты одни контрики пролезать будут! Их и так среди спецов немеряно!
Так, надо срочно ставить на место съехавшие набекрень мозги.
— Не припомнишь ли, дорогая, что говорил любимый тобой Бухарин на VI съезде РКСМ летом прошлого года? Если забыла, так я напомню: «В высших учебных заведениях наши комсомольцы часто назначают профессоров, вычищают студентов, а посмотришь на успеваемость — 80 процентов неуспевающих Самодеятельности много, а действительных знаний не на грош». Это милейший Николай Иванович еще мягко сказал! У нас не учеба получается, а самообман и обман государства! Вместо спецов выпускаем заносчивых недоучек! И при таком положении ты против ужесточения контроля знаний?! Хочешь, чтобы Советский Союз не имел нормально подготовленных молодых специалистов — так и скажи, а не прикрывайся классовым подходом!
— Ну знаешь, — взвилась Лида — ты еще меня в классовые враги запиши!
— А зачем? — отзываюсь на ее выкрик. — Зачем мне тебя куда-то записывать? Ты сама себя туда определила. Глотку драть насчет классовой чистоты студентов легко, а как ты грамотных спецов из них сделаешь? Я ведь не гнать из вузов рабочую молодежь предлагаю, а тщательно отбирать из них самых подготовленных, да еще и довузовскую подготовку на рабфаках усилить. Но вот что можешь предложить ты, кроме взгляда исподлобья, да надутых губ?
Лида с полминуты сидела, не произнося ни слова, и не глядя на меня, затем все же прервала молчание:
— Надо подумать, — протянула моя отчаянная спорщица, переходя на более спокойный тон.
— Это правильно — говорю столь же спокойным тоном. — Подумать всегда полезно.
Новая пауза начала затягиваться, и мне это решительно переставало нравиться. Надо было как-то разруливать ситуацию.
— Знаешь, Лида, — оборачиваюсь к ней и придвигаюсь поближе, — а надутые губы идут тебе не меньше, чем улыбающиеся!
У нее вырывается непроизвольный смешок… И что там дальше происходило с этими надутыми губами, я рассказывать не буду. Вскоре мы просто молча сидели рядом, прижавшись щека к щеке, и впитывая тепло друг друга.
Уже когда мы втроем сидели и пили чай, с вернувшимся с работы Михаилом Евграфовичем, вспомнилось, наконец, и о той проблеме, которую хотелось решить утром.
— Никак не могу связаться с Лазарем Шацкиным, — пожаловался я за разговором. — В ЦК РКСМ его вечно не застать, а ловить на занятиях в Комакадемии никакой возможности нет. С работы совсем не вырваться!
— Ладно, — промолвила Лида, — если он, паче чаяния, объявится, порошу, чтобы он сам телефонировал.
Вскоре, тепло попрощавшись с уютной и гостеприимной квартирой, и еще раз обняв на прощание ее молодую хозяйку, я ушел в морозную ночь. Дома я обнаружил, что Евгения Игнатьевна, вопреки обыкновению, еще не легла спать, а гоняет чаи на кухне.
— Чего так поздно вечеряете? — интересуюсь с порога.
— Да вот, ездила к сестре двоюродной в Ново-Подрезково, умаялась с дороги-то, и захотелось чайком взбодриться, — ответила старушка.
Да, по нынешним временам — не ближний конец, особенно для пожилого человека.
— Хорошо, добрые люди подсказали, — продолжала вдова часовых дел мастера, — что нынче от нас на Виндавский вокзал проще всего автобусом добираться. Оно и дешевле выходит, чем на трамвае-то.
— Где ж тут у нас автобус ходит? — это и для меня новость. — Не замечал вроде.
— Не то чтобы у нас, — поясняет Игнатьевна, — а тут, неподалеку. Пустили автобус, новый, большущий такой, аж от Девичьего Поля прямо до Виндавского вокзала. Так он мимо нашего дома, считай, в десяти минутах ходьбы остановку имеет.
А-а, так это, наверное, вторая партия Лейландов из Британии прибыла. Ясно.
Следующий день начался с того, что мне позвонили из редакции «Социалистического хозяйства» и сообщили, что первый номер журнала за 1925 год уже вышел из печати. Не постеснявшись сгонять за журналом курьера, вскоре получил возможность взять в руки толстый том в обложке из серовато-желтой невзрачной бумаги. Когда-то, в прежней жизни, и этот номер, и множество ему подобных успели побывать у меня в руках. Но этот отличался не только более белой, еще не успевшей стать ломкой, бумагой и свежей типографской краской. Тот номер, что был известен мне, отличался от находящегося у меня сейчас на столе и по содержанию. Оно и понятно — как человек, родившийся в пятидесятые годы XX века, мог бы опубликоваться в журнале, изданном в 1925 году? Но вот, случилось же…
* * *
Хотя Иосиф Виссарионович по-прежнему был с головой погружен в решение вопросов, касающихся, прежде всего, народного хозяйства СССР (да и других проблем хватало — от развития противоэпидемической службы до конфликтов между писательскими организациями), он внимательно следил за политической обстановкой. Разумеется, неотложные проблемы частенько заслоняли собой все остальное. Чего стоила одна только засуха в Поволжье! Хотя самые острые месяцы миновали, удалось избежать и голода, и массовой распродажи скота, но оставались еще заботы по подготовке весеннего сева. Приходилось самым жестким образом контролировать и завоз семенного зерна в пострадавшие районы, и распределение семенных ссуд, да изыскивать бог знает где дополнительные корма для рабочих лошадей, чтобы они могли весной выйти в поле, не падая от бескормицы.
А тут еще и конфликт Дзержинского с Сокольниковым из-за финансирования металлопромышленности. Сокольников, конечно, по-своему прав: лишних денег в бюджете нет, а запускать печатный станок — значит похерить всю денежную реформу, подорвать устойчивость рубля и скатиться к тяжелейшим временам «военного коммунизма», когда рубль обзавелся длинной цепочкой нулей. Но ведь и Дзержинский прав — не восстановив металлопромышленность, нельзя и думать об индустриализации, вообще о каких-либо планах социалистической реконструкции народного хозяйства.
Тем не менее, несмотря на все эти заботы, Сталин не упускал из виду малейшее шевеление своих политических противников. Зиновьев, похоже, притих — больше не лезет в открытую полемику насчет построения социализма в одной стране. Почему? Отступил, убедившись, что его позиция явно не собирает поддержку большинства? Или же затаился накануне XIV партконференции, потихоньку зондируя почву, собирая сторонников, чтобы выступить затем, уже имея солидную фракцию за спиной?
Но пока — получил по носу и молчит. Однако это еще не означает спокойствия. Бурные дебаты начались вокруг идеек Преображенского насчет «закона первоначального социалистического накопления». Зря, зря Евгений Александрович вылез с этим «законом». С одной стороны, конечно, он стоит на платформе строительства социализма, и, значит, объективно идет против Зиновьева. С другой стороны, его призывы к нажиму на крестьянство совершенно несвоевременны. Если бы партия приняла его «закон» в качестве официально одобренной идеологии, это связало бы нас по рукам и по ногам в крестьянском вопросе, сделав партию заложницей открыто провозглашаемой политики строительства социализма за счет крестьян. Кроме того, Преображенский близок к Троцкому, и хотя тот пока осторожничает, неизвестно, во что все это выльется в дальнейшем.
Позиция Бухарина политически гораздо более выигрышная. Кроме того, Бухарин — союзник, хотя и не слишком надежный, в борьбе против Троцкого и Зиновьева. В его руках фактически главная партийная пресса — «Правда» и «Большевик». Видимо, надо будет обозначить свою позицию, осторожно, но достаточно внятно выступив против подрыва союза рабочих и крестьян.
И вот сегодня секретарь положил на Сталину номер журнала «Социалистическое хозяйство» с краткой записочкой — «есть критика и Преображенского, и Бухарина». Интересно. К концу дня, когда очередные дела были в основном проделаны, председатель Совнаркома стал просматривать статью в журнале, страницы которой были заложены секретарской записочкой:
«Товарищ Преображенский ставит перед собой проблему — где взять источники накопления для индустриализации, если приток капитала из-за рубежа нам в больших масштабах не грозит, колоний мы не имеем, а собственные внутрипромышленные накопления весьма ограничены узкими масштабами самой промышленности? Он видит только один ответ — взять дань с крестьянства.
Такой ответ сразу же вызывает естественное возражение — а что тогда будет с рабоче-крестьянским союзом, на котором держится СССР? И как развиваться промышленности, если мы своими руками будем сужать для нее крестьянский рынок, составляющий сейчас наибольшую часть нашего рынка сбыта вообще? Поэтому понятен пыл товарища Бухарина, с которым он бросается возражать Преображенскому. Николай Иванович полагает, что Советская власть, ведя неустанную работу по поддержке крестьянского хозяйства, по его втягиванию в кооперацию, по оказанию ему агрономической и зоотехнической помощи, через льготное снабжение сельхозтехникой, может поднять его производительность и укрепить влияние обобществленных форм хозяйства. Это даст нам возможность использовать крестьянские накопления для индустриализации, — против необходимости чего Бухарин вовсе не возражает, — но не на основе ограбления крестьян („внутренняя колония“ по Преображенскому), а на основе роста крестьянской производительности. Мы сможем тем самым увеличить снабжение растущего, вместе с ростом промышленности, городского населения, накопить определенные экспортные ресурсы для закупки новейшей техники за рубежом, и там, глядишь, уже при жизни следующего поколения, лет эдак через 30–40, мы станем страной с передовым кооперированным сельским хозяйством и мощной промышленностью, самостоятельно обеспечивающей наше хозяйство машинами и оборудованием».
Прочитав этот кусок, Сталин усмехнулся в усы. Ясно же, что этот шельмец, автор статьи, расписывает позицию Бухарина в таких розовых красках явно для того, чтобы тут же влить в эту бочку меда свою ложку дегтя. Ну-ка, интересно, как он подковырнет этого партийного всезнайку? И Иосиф Виссарионович снова углубился в чтение:
«Я с энтузиазмом поставил бы крест на писаниях товарища Преображенского и обеими руками проголосовал бы за программу Николая Ивановича Бухарина, если бы последний нашел способ, как заставить растущую сельскую и городскую буржуазию возлюбить социалистическое строительство, а ведущие империалистические державы — наперебой начать нас снабжать новейшей техникой и отбросить любые нехорошие замыслы насчет страны Советов. Слов нет, программа Бухарина есть программа самого гладкого и наименее конфликтного движения к социализму, которая могла бы позволить избежать значительных хозяйственных потерь. Могла бы… Вот только нет у нас тех 30–40 лет, которые требуются для реального воплощения этой программы в жизнь. Нам и двадцати лет не дадут!»
Сталин покачал головой. Автор прав. Не дадут, сволочи! И как тут выкрутиться? Неужели автор знает ответ? И он снова забегал глазами по строчкам:
«Сейчас, когда наиболее мощные капиталистические страны начинают оправляться от последствий Мировой войны, когда они сумели подачками и кровавым террором сбить в своих странах революционную волну, начавшуюся в 1917 году, они вступают в полосу восстановительного роста, дающую начало нового цикла экономического подъема. Но этот подъем где-то к рубежу 20-х и 30-х годов неизбежно закончится новым разрушительным циклическим кризисом — такова экономическая природа капитализма. А результатом этого кризиса станет резкое обострение военной опасности для СССР. Почему?
Тому есть две причины. Во-первых, кризис неизбежно вызовет обострение классовой борьбы во всех капиталистических государствах. Поскольку же Советский Союз поддерживает революционное движение, да к тому же неизбежно будет демонстрировать успехи в своем экономическом развитии и в улучшении положения рабочих и крестьян, то империалистические державы вполне могут решиться на военные авантюры против страны победившего пролетариата. И это будет не мелкое науськивание стран-лимитрофов за „санитарным кордоном“. Нет, может сложиться угроза образования военной коалиции крупнейших империалистов против СССР.
Во-вторых, капиталистические страны столь же неизбежно станут искать выход из охватившего их кризиса на пути передела сфер империалистического господства. Их правящие круги попытаются осуществить военный передел источников сырья и рынков сбыта, развязав, пожалуй, еще и новую мировую войну, как предвидел товарищ Ленин. В этой войне территория СССР неизбежно станет объектом их империалистических притязаний. Даже если представить, что одна из вовлеченных в схватку сторон решится использовать СССР как своего временного союзника, то, конечно же, с расчетом максимально ослабить его, а затем продиктовать свою политическую волю, направленную на демонтаж завоеваний революции».
Иосифу Сталину совсем не свойственно была трусость. Но тут он, помимо своей воли, ощутил противный холодок внутри. Неужели эти выкладки, столь логично изложенные, верны? Тогда… Тогда у нас может не быть и десяти лет в запасе! Но все-таки: автор пугает, а предложить у него есть что? Или только крики «караул!», и больше ничего за душой? Посмотрим:
«Итак, можно с большой долей вероятности ожидать, что к середине 30-х годов в мире резко возрастет военная опасность. Поэтому уже к этому моменту Советскому Союзу надо иметь свою собственную мощную промышленность, обеспечивающую обороноспособность нашей страны, ее защиту от любых неожиданностей. Именно поэтому мы, к сожалению, не можем ждать осуществления прекрасной во всех прочих отношениях программы товарища Бухарина.
Но как же быть с программой товарища Преображенского? Неужели он прав, и у нас нет другого выхода, кроме как ограбить крестьянство во имя выживания революции, рискуя развязать нешуточный конфликт внутри страны? Надо ясно отдавать себе отчет: опасность такого исхода может стать печальной и неизбежной реальностью, если мы сейчас промедлим хотя бы на год.
Уже сейчас, немедля, нам надо выработать программу развертывания крестьянских производственных кооперативов (коммун, сельхозартелей, ТОЗов и т. д.) и совхозов — поначалу в строго ограниченных масштабах, и только там, где их преимущества могут быть подкреплены кадрами и материальными ресурсами и реализованы очевидным образом.
Нам нужны не просто эффективные кооперативы и совхозы — а такие, которые могут оказать прямое и значительное влияние на подъем производительности окрестных крестьянских хозяйств. Т. е. семеноводческие и племенные кооперативы и совхозы должны дать крестьянину элитные семена, элитный молодняк скота на доращивание, размножение и последующую продажу. Создание сети машинно-тракторных станций вкупе с агротехническими и зоотехническими пунктами обеспечит крестьян услугами машинной техники, агрономическим и ветеринарным обслуживанием. Само собой, что совхозам и производственным кооперативам крестьян такие услуги должны предоставляться в первую очередь и по льготным ценам.
Никакого даже намека не должно быть на обобществление той части крестьянских хозяйств, где мы не можем развернуть преимуществ машинной техники в крупных масштабах. Поэтому садоводство, огородничество, выращивание мелкого скота и птицы по преимуществу остается на ближайшие 10–15 лет на крестьянском подворье. Сведение крестьянских буренок в кооперативное стадо не даст само по себе подъем производительности. Только там, где мы можем создавать хорошие механизированные фермы, возможно обобществление скота, но постепенное, ни в коем случае не за счет „бескоровности“ членов крестьянских коллективных хозяйств. То же самое касается птицеферм, больших садов с механизированной обработкой посадок и уборкой урожая и т. д.
Госхозы и кооперативы должны превратиться в массовые кузницы кадров для будущего обобществленного сельского хозяйства. На базе лучших из них уже сейчас надо создавать сельхозвтузы и училища, ибо через несколько лет, когда наша промышленность сможет развернуться и начать широкомасштабное снабжение села техникой, нам потребуются — и потребуются немедленно! — десятки тысяч специалистов и сотни тысяч квалифицированных рабочих — водителей, трактористов, механиков, электриков и т. д.
Нужно вернуться, хотя бы частично (ориентируясь примерно на 50 % от плана заготовок) к натуральному налогу в форме оплачиваемой по рыночной цене, но обязательной поставки, чтобы в руках государства имелся некоторый гарантированный зерновой фонд, не зависящий от капризов конъюнктуры зернового рынка. Такие натуральные поставки можно в плановом порядке распространять и на обобществленный сектор».
Сталин покачал головой. Нет, не оказалось волшебного эликсира в кармане у этого автора, — как, кстати, его фамилия? Осецкий? Где-то слышал эту фамилию, но… нет, не припомню. Однако кое-что дельное в его писаниях есть. Действительно, кое-какой соломки загодя подстелить не помешает. Только где деньги на все это взять, да знающих и верных людей? Полистаем дальше:
«Разумеется, все эти меры не обойдутся без определенного экономического нажима на зажиточную часть деревни. Однако ни в коем случае нельзя ставить целью прямую насильственную экспроприацию зажиточного крестьянства, даже и кулачества. Следует идти по пути устранения экономических условий, позволяющих кулаку эксплуатировать односельчан. Включив деревенскую бедноту и маломощных середняков в работу в рамках экономически состоятельных коллективов и госхозов, мы лишим кулака объекта эксплуатации. Тем самым кулачество будет изжито как класс, то есть будет поставлено в те же социально-экономические условия существования, что и прочее крестьянство».
Иосиф Виссарионович снова хмыкнул в усы. Идеалист! Так кулаки и смирятся с переходом на положения рядового крестьянина. Плохо ты эту братию знаешь! Но там дальше, кажется, что-то про индустриализацию:
«Индустриализация должна в первые годы быть в значительной мере сосредоточена на создании материальных условий для подлинной аграрной революции, что ни в коем случае не означает отказа от ставки на преимущественное развитие тяжелой индустрии — металлургии, станкостроения, энергетического машиностроения, производства строительной техники и материалов и т. д., потому что без этой базы мы не сможем осуществить техническую реконструкцию и самого сельского хозяйства. Но проблемы села тоже нельзя отодвинуть на второй план, ибо без надежной продовольственной и сырьевой базы вся наша индустриализация провалится, как дом без фундамента. Село уже на первом этапе развертывания индустриализации должно начать получать технику (трактора, автомобили, сеялки, жатки, сенокосилки и т. д.), почувствовать выгоды электрификации, приступить к расширению кормовой базы для животноводства (в т. ч. построить заводы по производству кормов), начать строить современную систему хранения и переработки сельскохозяйственного сырья (механизированные зернотока, элеваторы, молокозаводы, сахарные, хлопкоочистительные заводы, скотобойни, холодильники и т. д.). Разумеется, вся эта техника должна поступать либо в государственный, либо в кооперативный сектор.
Если начать реализацию этой программы немедленно, ни в коем случае не бросая уже разработанных мер по развитию сельского хозяйства, то уже через пять лет мы обеспечим значительно более высокий уровень технического оснащения сельского хозяйства, позволяющий перейти к ускорению темпов обобществления — и в первую очередь производственного кооперирования — в аграрном секторе. Разумеется, и тогда мы не сможем везде создавать полностью технически оснащенные совхозы, ТОЗы, артели и т. д. Но мы уже будет иметь опыт использования техники, новых агротехнических приемов, будем иметь кадры, способные организовать общественное земледелие. И крестьянство будет иметь перед глазами зримый пример успехов обобществленного сектора, использующего новейшую технику.
Не гоняясь за утопией 100 % обобществления крестьянских хозяйств, к середине 30-х гг. реально сделать государственный и кооперированный сектора в деревне преобладающими по объему производства и заготовок зерна и основных технических культур, а к концу 30-х — началу 40-х годов — и по животноводству. При этом главный вопрос не в том, чтобы любой ценой заменить единоличника на кооператив или совхоз, а в том, чтобы сделать эту замену рычагом резкого подъема продуктивности сельского хозяйства и благосостояния, как деревни, так и города. Поэтому коллективизация не должна сразу охватить все отрасли сельского хозяйства и все районы, а только те, где обобществление даст заметный непосредственный экономический эффект. Такой подход уменьшит издержки крутой ломки общественно-экономического уклада на селе, и позволит заинтересовать крестьянство в новых формах ведения хозяйства».
Сталин захлопнул журнал. Что же, статейка уже хотя бы тем хороша, что гораздо короче обычных. А то развезут свои никчемные мысли на многие десятки страниц. Тут же кое-какие дельные соображения есть. Ломать застойную деревенщину придется, тут гадать нечего, но лучше начать пораньше, делая это постепенно, расчетливо, захватывая сначала самые лакомые куски, чтобы зримо представить преимущества обобществленного социалистического земледелия. Чтобы единоличники локти кусали, глядя на кооперированных соседей. Чтобы в очередь вставали — записаться в коллектив. Да, надо побольше разузнать об этом дельном товарище. Он, похоже, не без заносов, — поучать любит, — но может пригодиться…
Иосиф Виссарионович, обладая хорошей памятью, не забыл отдать соответствующее поручение одному из секретарей.
