Глава 5

   Вовка подставил под напружинившуюся еловую ветку руку, но с другой стороны прилетел еще один жесткий колючий прут, расцарапав щеку. Охотники вели волжан пятый день, выбирая по одним им известным приметам дорогу через сплошной массив смешанного леса. Мальчишки уже покрылись паутиной и мусором с головы до ног, ноги заплетались сами собой, хотя Вовка с Тимкой и старались не показывать виду, что устали до невозможности. Причина этого шла немного впереди и, оборачиваясь время от времени, ехидно ухмылялась.

   Однажды вечером, перед самым выходом в сторону веси, Радислав снял свою непослушную шапку, похожую на буденовку, закрывающую уши и стоячий воротник рубахи от попадания туда лесного мусора, тряхнул головой и... И откинул русую косу на спину, тряхнув напоследок бляшками венчика, придерживавшего до поры до времени косу под холщовой шапкой. Вот те и Радька, оказавшаяся Радой, девчушкой с темно-синими, чуть раскосыми глазами, на которых прежде никто и внимания заострять не собирался. Антип только хмыкнул, глядя на остолбеневших людей мужеского пола. Видимо, не они первые попадались на удочку переодевшейся в мужское платье девчонки. Для Радки, конечно, поначалу было безопаснее играть роль мальчишки в сложившейся ситуации. По крайней мере, пока отец не очнулся и не встал на ноги. Все-таки трое взрослых незнакомых мужиков. Сама же Радка объяснила потом ребятам, шагая рядом с ними по пружинящему блекло-зеленому моху, что в лесу одеваться в мужскую одежду удобнее. Мать же у нее года два, как лихоманка забрала, так что на женской половине обитает она одна. Не с дедом же в кузне ей все время проводить. Тот делом занят. Да и не хочет она без отца долго оставаться. А тот у нее пропадает на охоте большую часть времени года. Про бронзовый венчик тоже рассказала, как он называется, да что у него бляшки навешиваются по количеству годов. Оказалась она ровесницей ребят - ей тоже было одиннадцать полных лет.

   Антип же как то на привале тоже коснулся этой темы, посетовав на то, что девчушка растет без женского догляду, но уже привык, что она везде его сопровождает. Даже когда он уходит в лес на месяц-другой. Бабы в веси осуждали, конечно, его за дочку, не дело, мол, ей заниматься мужскими делами. Но Антип отмахивался от них обещанием, что вот упадет у ней первая кровь, так и отдаст он им ее в обучение. Только чему уж больно мудреному они могут его дочурку научить? Да и станут ли? Готовить она умеет, в походе все на ней, одежку тоже аккуратно латает. А уж прясть да вышивать, дайте срок, научится зимними вечерами. Так что легконогая Радка, неслышно ступая то по моховой глади края болота, то по свежей траве, скрывшей своими стрелами прошлогоднюю листву, радовалась последним месяцам своего вольного существования, то и дело обгоняя уставших мальчишек и искоса стреляя по ним озорными бесенятами глаз. Ей нравилось чувствовать себя опытной охотницей по сравнению с ровесниками. Перед кем же ей еще хвастаться своей пружинящей походкой и выносливостью? Не перед ровесниками же в веси, которые то и дело ее обзывают то бабой в портках, то мужиком в поневе, хотя собственно до поневы то она еще не доросла, ничего не нося дома, кроме длинной рубахи.

   Шли они не очень ходко. То и дело останавливались, когда Антип лазил по деревьям и делал зарубки в случае присутствия непустой борти. Однако ребята подозревали, что он останавливался не сколь для поиска пчел, сколь для того, чтобы они могли перевести дух. Во время одной из таких остановок охотник поделился, что землянку для зимнего промысла он действительно хотел выкопать в нескольких днях пути от веси, но основной целью было разведать по поручению десятника, что за земли лежат в глубине заволжского леса, какие соседи здесь проживают, не опасны ли. Второй год их проживания здесь кончается, неотложные дела сделаны, пора осмотреться.

   Наконец, в полдень, на одном из привалов около небольшой лесной речки, охотник объявил, что подойдут к веси сегодня в двенадцать часов дня. На недоуменный вопрос, - что, уже пришли? - он ответил, - полуденное время сей час. Нешто по солнцу не видите? Еще часов пять идти.

   Как оказалось, сутки в исчислении Антипа, и, видимо, остального местного населения, делились на две части: светлую и темную, день и ночь. А часы считались от начала каждой части. Поэтому, когда Антип говорил, к примеру, что встанет на дневку в пять часов дня, это означало через пять часов после восхода солнца, а не по механическим часам, демонстрация которых привела Антипа в полное недоумение. Зачем, мол, нужны такие безделушки, да еще и в лесу. Правда признал, что таких штуковин не видел отроду и посоветовал спрятать, чтобы не вызывать дополнительных вопросов. И так уж слишком вид необычный.

   При подходе к веси путники уже шли по еле заметной тропинке, которая вилась вдоль берега той же лесной речушки с крутыми берегами, соединенными меж собой поваленными друг на друга деревьями. Впереди уже появился просвет, обычно предшествующий водной глади. Внезапно кусты впереди справа зашевелились, и из-за них томной ленивой походкой выступила фигура небольшого росточка, глухо позвякивающая железом.

   - О! Какие нежданные гости пожаловали, сам Антип со своей воинственной дочуркой. Никак полон привели! - голос оказался неожиданно густой по сравнению с гибкой, почти юношеской фигурой. - Признавайся, Перун тебя одарил божественной силой, дева-воительница, - шагнул он к шедшей первой Раде, расставив кисти рук и преграждая путь сгрудившейся колонне, - и ты взяла на меч этого великана, а остальные просто испугались твоего грозного вида и сами попросились быть твоими холопами. Где же твой меч, славная?

   - То гости мои, Свара, - выступил вперед Антип, - животом своим обязан я им.

   - А тя никто не спрашивал, смерд, - отстранив Антипа, воин, в кольчужке с короткими рукавами, ступил уже в сторону Николая. Степаныч был действительно здоров даже по сравнению со своими современниками. Высокий, под сто девяносто сантиметров, с круглым лицом, заросшим щетиной, могучими плечами и здоровенными кулаками, испещренными шрамами и ожогами, он производил впечатление того самого отпугнутого выстрелами медведя. Недаром Михалыч оставил его тогда присматривать за детьми, всё спокойнее. Как рассказывал сам Николай, он и подался в кузнецы, чувствуя, что есть силы справиться с молотом и железом. Сейчас же он растерянно моргал глазами, осознавая, что с приближением этого смуглолицего, остроносого воина, поигрывающего рукой на оголовье меча, все размышления его соратников о переносе в прошлое, от которых он до этого хотел отгородиться, сбываются. При этом он особо не понимал, что говорит этот человек, к говору которого они еще не привыкли. Если Антип и Рада еще как-то старались подыскивать нужные слова, когда видели, что спутники их не понимают, то воин говорил как привык, по незнанию не делая поправку, что его могут не понять. Да и вел он себя как хозяин, подойдя и начав ощупывать его руки, хорошо еще, что в зубы не заглянул. Николай брезгливо стряхнул его руку и отодвинулся на шаг.

   - Аже добрый работник будет. Гривну дам... Нет, сорока кун хватит, так, воительница? Вместо бронзового серебряный венчик носить будешь, а как поневу оденешь - за себя возьму. А откажешься отдавать, то сам охолоплю такого медведя, - продолжал он, наматывая круги вокруг стоящего столбом Николая.

   - Сказывал я тебе, аже гостями они пришли в нашу весь, окстись Свара, - вскинулся Антип.

   - Отведи ты их ко мне на двор, Антип, я найду им работу, - наконец повернулся к охотнику тот.

   Поняв, что пропускает самое интересное, Михалыч влез между Николаем и Сварой, подтолкнув того в плечо. Не успела ярость перекосить лицо новоявленного хозяина, как егерь слегка поклонился тому:

   - Исполать тебе славный воин, - употребил он недавно узнанное от Антипа словечко, - у нас говорят "не запрягши, не погоняют". А ты уже место нам определил? Своей волей мы пришли, как гости, - подчеркнул он еще раз сказанное прежде Антипом, - в полон ты нас не забрал, так что мы еще разберемся, кто кого охолопит.

   Свара словно бы подобрался, резко перейдя от своей, вроде бы расхлябанной походки, в стойку дикой кошки и, буквально подпрыгнув к встрянувшему незнакомцу, который был выше его на полголовы, оскалился:

   - В чем же дело стало? Меч при мне. Тут же и решим.

   - И такой воин будет нападать на безоружного, бездоспешного человека? За что же чествовать будут тебя твои соратники по оружию? Хотя, если ты хочешь... - протянул Михалыч.

   - Что ты предложишь?

   - Нож возьми, кольчуга на тебе, а я так, голыми руками.

   - Ты сказал, все слышали. Побью - холопом пойдешь.

   - А если я тебя, то ты ко мне?

   - Кха! - коротко то ли хохотнул, то ли каркнул Свара. - Воин к смерду? Я тебя просто отпущу, но ты на это напрасно надеешься...

   - А кто тебе сказал, что я смерд? - пошел кругом вокруг переяславца Михалыч, разминая руки. - Не хвались, идучи на рать, хвались, идучи с рати... вот моя ставка. - Он медленно поднял правую ладонь. В ней неожиданно для всех появился нож, блеснувший полированной рукояткой и выделкой широкого лезвия из высокоуглеродистой стали длиной сантиметров пятнадцать с двухсторонней заточкой и зубьями на одной из режущих кромок. - На твой меч ставлю. Если сомневаешься, то проверь его крепость на своем же мече. - После этого медленно положил нож на землю и продолжил боком движение по кругу.

   - Красно выглядит. Но голыми руками ты меня даже не тронешь. До первой крови, - кивнул головой Свара, доставая засапожник, - твоей. Тебе меня нечем порезать. Токмо, если я зубы тебе выбью, подберешь, и ими будешь царапаться, - после чего хищно улыбнулся и двинулся вслед за соперником.

   Люди сразу шарахнулись в стороны, и вокруг поединщиков образовалось пустое пространство. Свара с улыбочкой поигрался засапожником, перебрасывая его из одной руки в другую. Потом резко пригнулся и сделал полупрыжок в сторону соперника, проведя ножом резко перед собой.

   - Да у тебя манеры уголовничка, паренек, - съязвил Михалыч, не дрогнув перед мелькнувшим от него сантиметров в двадцати ножом, и продолжая движение по кругу, - на испуг берешь?

   Не поняв, что сказал соперник, но осознав, что роли поменялись и над ним самим издеваются, Свара погасил улыбку и атаковал колющим ударом прямо вперёд. Егерь резко ушел влево, и ударил ребром левой ладони по запястью дружинника, отклоняя от себя траекторию ножа. Одновременно он захватил руку чуть выше запястья и уже ребром правой ладони ударил по основанию большого пальца, выбивая засапожник. Для Свары это оказалось неожиданным, и когда противник оттянул его захваченную руку на себя, то только проследил взглядом, как тот следом ударил правой ногой по дуге в живот. Однако удар уже пришелся в напрягшиеся мышцы пресса и, чуть согнувшись от боли, следующий удар локтя в лицо он блокировал и, бросившись перекатом на землю за вылетевшим ножом, разорвал дистанцию.

   - Ох, придется тебя резать, путник... - напряглось от боли и ярости лицо дружинника и тот, сделав пару отвлекающих движений в стороны, ударил Михалыча ножом сверху. Егерь шагнул ему навстречу левой ногой, уклонив корпус от удара поворотом, и подставил по удар левое предплечье. Опять захватом вывернул руку дружинника в сторону и, поставив заднюю подножку, шагнув вперед, правым локтем вмазал ему в челюсть. Именно вмазал, потому как Свара упал на спину и несколько мгновений не двигался. За это время Михалыч подобрал выпавший нож и чиркнул по его запястью, которое сразу набухло капелькой крови.

   - Как на тренировке, - пробормотал про себя егерь, но тут же отшатнулся, потому как дружинник, очухавшись, сразу из положения лежа прыгнул в полуприсяд и потянул меч из ножен.

   - Свара, остынь, - неожиданно раздался тихий, спокойный голос позади столпившегося вокруг места стычки народа. - Али ты виру хочешь заплатить за вытащенный меч?

   - С чего виру то, - сразу успокоился Свара, опуская руку и умерив яростный пыл в глазах, - абы вынул меч, так кровь пустил бы. А то ножнами побить мог бы поокушатися.

   - Побил бы он... А с тем, что наказ я другой тебе давал. Проверь людишек, а не упокой одного или другого. - Меж Николаем, одобрительно оглядев его стать и Антипом, протиснулся полностью одоспешенный воин ростом, пожалуй, с Михалыча, - Здрав буде, добрые люди, звиняйте, что так приняли вас неласково, так не время пока и не место ласково встречать, погодьте до вечера. Ручаешься за людей Антип?

   - Так живот наш с дочкой уберегли...

   - Я тебя не спрашиваю, - продолжил ровным тоном тот, - спасли они тебя или нет. Ручаешься ли ты за них?

   - Да, Трофим Игнатьич, ручаюсь.

   - Тогда веди их через пажить, - выделил он интонацией направление, - ну, там где в прошлом году скотину на выпас гоняли. В повети у себя расположишь, тепло ныне, вечером поговорим. А ты, Свара, что стоишь?

   - Шо? - отозвался тот, до этого опять перейдя в стадию ленивца и привалившись к ближайшей осине.

   - Сопровождай путников, замена твоя вместе с вестником ужо на месте. И... это... меч то отдай.

   - Шо!? - взвился Свара, аж подпрыгнув на месте. - Это с чего? В бочаг я упал или с вереи рухнул? Я твой наказ сполнял или нет?

   - Абы ты выиграл нож, забрал бы?

   - Ну...Так то другое дело! Меч отдам, кто на защиту веси встанет? Они кто? А я дружинник...

   - Кто они, разберемся. А ты, аже сказывал свое согласие на заклад, то слово держи. Ну... пробуй сговориться о другом. А ты, человече, - повернулся он к Михалычу, - столкуйся с воем, аще те польза есть в моем разумении. Добрых мечей на всякий заклад впрок не запасёшься.

   Тот молча наклонил голову, провожая уже развернувшегося дружинника внимательным взглядом.

   - Кто это, Антип?

   - Десятник дружинный, Трофим Игнатьич. Он, спаси его Христос, довел нас сюда без потерь и заботится о веси.

   - Глава ваш воинский?

   - Да, и не токмо по воинскому делу. Мирскими то делами в верви староста наш общинный ведует, вестимо, а защитой и общением с черемисами али отяками, он.

   - Ну что встали? Антип, мыслишь, мне тут с вами радостно стоять? - встрял в разговор Свара, - давай-ка ходи на свой двор.

   - От, Свара, ты свара и есть. Борзо языком зашевелил будто помелом, как только десятник твой ушел, - пробормотал охотник, - Пойдем, братья, неча замятню опять устраивать.

   - Мыслю, десницей ты по вые не получал давно, Антип? Я тебе худого не желаю, но язык то придержи, а то откусишь... Слышь, как тебя, путник? - обратился он к Михалычу.

   - Иваном зовут, - откликнулся тот.

   - Ты зла на меня не держи, не по своей воле я тебя зацепил, наказ был... Таки разойдемся по доброму и забудем, как не было ничего.

   - Таки не по своей? Это десятник ваш тебя науськал меня охолопить? И что значит забыть? Меч должен, давай сюда.

   - Эй, эй, подожди Иван... Как тебя по батюшке?

   - Михалыч.

   - Ты слыхивал, что десятник сказал? Меч не только мне, он обществу защита. И тебя прикрою в случае нужды.

   - Ты в сторону разговор то не уводи! Предложить что имеешь, окромя меча?

   - Что тут предложишь? - погрустнел он. - За добрый меч полвеси взять можно...

   - Лады... Будет тебе другой урок. Научишь меня на мечах рубиться. Не смотри так удивленно, будто аршин проглотил. Учить будешь в течение года, не меньше чем по часу в день, и другой меч временно подберешь мне для учебы.

   - Значит, в веси решили осесть. Добре. Так пойдет, - тут же заулыбался Свара, - а ты ведь не прост, Иван, ох, не прост. Сразу помыслил овый урок с меня взять, а?

   - Сразу, сразу, только вот что, проверять твое обучение будем так. Ежели я выстою пять минут...

   - Про что ты?

   - Эээ... Антип, часцев, вроде ты говорил? - дождался кивка Антипа Михалыч. - Так вот, пять часцев простою против дружинника, которого я выберу. Тогда будем считать, что ты урок свой выплатил...

   - Не гоже так... Ажно случится, что ты к учению не способен?

   - Способен, способен. А ежели случится спор по этому случаю, то спросим у десятника вашего, все ли силы приложил ты к моему учению.

   - Ладно, - махнул рукой Свара, - твоя взяла. Только гонять я тебя буду... Спаси тебя боже. И не посмотрю, что ты стар для учения, - и, повеселев от такой мысли, ринулся в голову колонны, откуда вскоре донесся его зычный голос, ругающий Антипа за то, что он ведет людей через пни и кочки, как будто они есть скотина говорящая, а не разумные божьи создания.