Глава 24

   - Эй, красавица, водицы не поднесешь ли? - Михалыч чуть помедлил, глядя на недоумевающее лицо черемиски, выбежавшей из кудо, и показал жестами, что хочет пить. Та ослепительно улыбнулась, обнаружив ямочки на щеках, и спустя мгновение принесла ковш холодной воды, зачерпнутой из бадейки, стоящей в тени под деревьями. Кудо представляло из себя небольшой летний сруб, в котором обитало посольство из Переяславки, состоящее из самого полусотника и его воеводы. Верхние венцы этого дома, покрытые корой ели, сходились постепенно на нет, оставляя лишь отверстие для выхода дыма. Внутри же был только открытый очаг с подвесным котлом, сложенный прямо на земляном полу, да полати с набросанными шкурами, тянущиеся вдоль одной из стен.

   - С нашими бабами местные молодицы схожи, - добавил Трофим в продолжение долгого разговора, оглядывая девичью стать, мелькающую тенью по двору, - чернявые токмо, да чуть раскосые. И эта девица вроде такая же, а глаз не оторвать, так бы и любовался всю жизнь...

   - Всю жизнь? Зачем же дело стало? - хмыкнул Михалыч, тоже не отрывая взгляд от молодой черемиски. - Бери ее за себя. Мужнюю жену к нам бы не приставили... к двум холостякам-то. А эта... в самом расцвете, лет двадцать пять, а черными глазищами уж как в тебя стреляет... Может, и рожала уже, с дитем возьмешь, все не самому пеленки менять... Да и фигурка при этом на диво сохранилась...

   - С чего помыслил ты, что своим дитям я пеленки менять буду? - недоуменный взгляд Трофима говорил красноречивее произнесенных слов. - Не мужа сие дело...

   - Ну да, ну да, - продолжил полусотник, ничуть не отвлекаясь от своего приятного созерцания. - Токмо на матушку ее взгляни вначале, узришь, какова эта молодица будет в старости. Местные-то годам к сорока на наших уже не похожи. Увядают уж очень быстро, может кровь южная есть али генотип такой...

   - Чего такой?

   - Ну... тоже кровь, не бери в голову, - махнул рукой Михалыч. - Хотя эта... почти с тебя ростом будет, не чета остальным, те низенькие. А каковы обводы... ой, не травите мне душу... в постели, верно, горяча будет! Представь, обнимешь ты ее, прижмешь к своей груди, проведешь по спине рукой, да так... чтобы она при этом к тебе прижималась самыми сокровенными частями своими. Потом подложишь ей одну руку под затылок, другую чуть ниже талии спустишь, поцелуешь в уста сахарные...

   - Ты... случаем с дуба не падал, полусотник? - хмыкнул Трофим. - Али тебе... как уж ты сказывал-то... моча в голову ударила?

   - Не моча, тут расход других, более полезных продуктов намечается... Но почти из того же места и, может быть, не у меня, - Михалыч наконец оторвал взгляд от девицы и многозначительно вернул свое внимание Трофиму. - Тут вот какое дело... Девица эта язык наш, как свой понимает. Моторика чуть запаздывает...

   - Хватит, Иван! - прервал его воевода, напрягшись от произнесенного полусотником монолога. - Давай по делу, а не чужеземными словами бросаться...

   - Я и говорю, что мелкие движения... То, что она чувствует, на лице ее проявляется чуть с запозданием. Значит, язык наш для нее не родной, что естественно, а на перевод время требуется. Хотя вид непонимающий она здорово делает. А вот когда я про объятия, да поцелуи стал рассказывать, скулы у нее розоветь начали, а дыхание немного участилось... Как наяву девка себе все представляла, ох, чувственная особа нам попалась... Я уж не говорю о других признаках, гхмм...

   - Да... Знать, тебя не токмо глотки резать учили...

   - Не только, основы давали еще кое-какие, а остальное все самому на войне довелось познать... Задашь вопрос человеку, а потом наблюдаешь, соврет он тебе или полуправду скажет? Попадешь ты в засаду или обойдется? На своей шкуре и проверяешь потом... Хотя, тут в основном интуиция работает. Был у меня боец... ну воин, так он сходу определял, врет человек или нет... А вот объяснить свои выводы не мог, так что мне приходилось до всего этого умом доходить.

   - А с чего ты при ней-то все сказываешь?

   Михалыч щелкнул пальцами, привлекая внимание девушки, и жестами поманил ее к себе поближе:

   - А вот почему... Видишь как напряглась? Знает кошка, чье мясо съела... Когда водицы подносила, от улыбки ее, да взглядов... даже кобель из-под плетня вылез, не говоря уже о том, что вся примятая трава в рост поднялась, а теперь аж заледенела... Мнится мне, воевода, что не просто так нам красу эдакую заслали. Хотелось кому-то нас послушать, да выведать тайное что... Однако... вот ты бы помыслил баб в таком деле использовать?

   - Так разболтают же все потом...

   - Вот! - Михалыч поднял указательный палец. - Разве что в Царьграде такое задумать могли бы, да баб правильных при этом воспитать, а тут... в глухой тайге, кто может до такого дойти? Значит... что это значит?

   - Договаривай ужо, раз взялся, - пробурчал воевода, послав сочувственный взгляд черемиске. - Вишь, как переживать стала. Губы облизывает да прикусывает, аж припухли они, сама раскраснелась... словом, извелась вся.

   - Вот ее волнение и указывает, что не кугуза она посыл. Кто-то другой тут игру затевает... иначе спокойная была бы, как удав... змея такая. Прикинулась бы плесенью какой или мхом, раз ростом вышла, - съязвил Михалыч, состроив для девицы смешную рожицу, - и не отсвечивала бы губами своими, да очами блестящими...

   В ответ черноволосая красавица прыснула в кулак, зазвенев цепочками из мелких серебряных колечек, шедших по краю кожаной головной повязки, и бронзовыми браслетами на руках. Сделав вид, что засмущалась, девица чуть подобрала полы вышитой рубашки и так легко умчалась к поленице дров в противоположном углу двора, будто кто вспугнул эту стройную, быстроногую лань.

   - Не вышло, крепкий орешек достался, - досадливо поморщился полусотник, когда черемиска оказалась вне зоны слышимости негромкого разговора.

   - Что не вышло?

   - Разговорить ее не вышло... А так, мало ли от чего она засмущалась или чему засмеялась? На жареном не поймали, остается гадать, кто же ее заслал... А слышала она достаточно, хотя никакие тайны особые мы с тобой и не обсуждали, - тихо закончил Михалыч и встал с лавки, на которой они с Трофимом коротали время во дворе усадьбы, ожидая когда черемисский князь примет суздальских гостей и позовет их. Подойдя к девице, складывающей дрова из поленицы на сгиб локтя, он предложил ей свою помощь, мягко забрав у нее стопку колотых чурбаков, и предложив знаком накладывать ему еще. Поведя бровями, черемиска недоуменно улыбнулась тому, что статный воин хочет помочь ей по хозяйству, но все же накидала ему на руку еще немного. А потом даже стала накладывать сверх этого небольшую горку, с хитрецой улыбаясь. Однако, неловкий полусотник покачнулся, одно полешко съехало и через мгновение упало прямо на ногу молодой хозяйки, как раз обернувшейся за новой порцией дров.

   - Ай!

   - Не зашиблась? - участливо спросил Михалыч у наклонившейся девушки, растирающей через поршни отбитые пальцы.

   - Нет, уфф... Ой...

   - Добре. Теперь сказывай, куда дровишки складывать... И скажи хоть, как зовут тебя, красавица?

   - Улина... - недовольно отозвалась та нежным грудным голосом. - До очага неси.

   - А коли князь ваш узнает, что девица какая-то догляд за нами вела? - продолжил свой допрос полусотник, вышагивая по пути в дом рядом с Улиной, которая на этот вопрос гордо вздернула свою голову, предъявив всему миру в лице глазеющего на нее воеводы точеный аристократический профиль. - Что делать тогда будешь?

   - Мышке слезки, а кошке все токмо игрушки, - гневно раздулись ноздри девушки.

   - Оп-па, да ты этого зверя знаешь, оказывается? Я про кошку...

   - Видала я многое, чужестранец, - проходя мимо воеводы, девица будто случайно задела его подолом рубахи и юркнула в дом. А оттуда уже донеслось. - Токмо дурень всех дурнями почитает...

   - Просвети тогда, отчего же не умоляешь нас о тебе князю не говорить? - Продолжил настаивать Михалыч, ссыпая поленья около очага. - Или ты все-таки с его дозволения за нами приглядываешь? Не в родне ли ты у него, что он тебе такие дела поручает?

   - От осины яблонька не вырастает...

   - Че... Хрр... - воевода попытался решительно присоединиться к разговору, однако ограничился невнятным междометием, стукнувшись со всего маха головой о притолоку низенького входа. Все же столь незначительное препятствие его не остановило и он, нагнувшись, протиснулся следом за собеседниками внутрь кудо, придерживая двухстворчатые двери. - Да что уж ты пристал к нашей кормилице? Раскрой глаза, снедать она нам готовит...

   - А ты уши раскрой, - возразил Михалыч, - по разговору видно, что Лаймыру она кем-то приходится. Может племянница, а то и дочь... А то ведь все глаза на нее проглядишь, никак оторваться не можешь...

   - Я отцу своему дочь, а Лаймыр мне дедом по матери приходится. Он и попросил за вами приглядеть...

   - Хм, что он нас-то не упредил? Мы тут про тебя ужо всякое помыслили, - виновато пробормотал Трофим и вдруг спохватился. - Али не примет нас нынче князь ваш, а? Улина? Оттого ты и готовку затеваешь, на ночь-то глядя? Токмо маловато что-то для двоих мужей...

   - Закормишь кошку, так она мышей ловить не станет, - ушла от ответа Улина.

   - Так тебе по нраву ловля наша? Смотри, останемся голодными, съедим, а косточки оближем, - попытался пошутить Трофим и подсел к девушке, которая в это время помешивала кипящее варево, добавляя туда зелень для аромата.

   - Атмашке кол пурен гын, подышкат верештеш, - замахала та руками перед лицом, отгоняя едкий дым, попавший в глаза.

   - Про что сказываешь, краса ненаглядная? Язык-то твой не знаем, прости Христа ради, - Трофим наклонился к девушке и подул, не сколько отгоняя дым, сколько попытавшись откинуть пряди волос, выбившиеся у той из-под головной повязки и закрывшие при этом лицо.

   - Сказываю, раз попалась волку в пасть, не вернешь, - вытерев выступившие от дыма слезы, Улина подняла руку, чтобы заправить выбившиеся волосы, но неожиданно повернулась к Трофиму, не отводя глаз. - Что, вой, проглотишь али боязно, что мышка поперек горла встанет?

   - Такую мышку впору в руки взять, да оберегать всю жизнь от кошек, - воевода потянулся, чтобы помочь ей заправить прядь, но рука его дрогнула и накрыла хрупкую женскую кисть, сразу замершую от робкого прикосновения.

   Тихо стукнула створка двери, незаметно для двоих выпустив скользнувшего как тень полусотника.

   - Ай-яй-яй, Лаймыр, - сразу стал ворчать Михалыч, стоило ему выйти во двор, - ведь все рассчитал, зараза такая, двое холостяков, внучка писаная красавица, глаз не оторвать... Теперь бы выяснить, кто у нее папа... Да мыслю, ты и это уже продумал задолго до нашей встречи, старый хитрец. Только вот что тебе от нас надо-то? Что-то ведь не шуточное, раз на словах не сказал...

***

   Вечером того же дня Михалыч понял, что дело худо, потому как Трофим приобрел чересчур задумчивый вид и отвечать стал немного невпопад.

   - Ты что, серьезно на девчонку эту запал? - попытался он растормошить своего воеводу, устроившись удобнее на верхнем ряду полатей.

   - Запал? А... Нет... не знаю...

   - Хм... Ну ладно, в дела сердечные лучше не вмешиваться, а то тебе же и достанется... в любом случае. А коли надумаешь что, так признаешься когда-нибудь. Ты лучше вот что мне объясни, сколько черемисов в междуречье Ветлуги и Вятки обитает, приценивался?

   - Много...

   - Ну, сколь много-то?

   - Не знаю, - заворочался Трофим на нижних нарах. - Кто же считал? Тем паче, в этом междуречье не одно черемисское княжество... Мы с тобой токмо с Ветлужским кугузством дело ныне имеем...

   - Ну, что замолчал? Давай сказывай далее... Хотя бы про численность Ветлужского княжества. Я-то первый раз их поселение вижу, так и то сразу заметил, что не такой уж и дикий край тут... Кузни, кожевенным духом шибает, мастерские разные, а народу-то в городишке поболее, чем у нас всех вместе взятых.

   - Так князь же здесь сидит, в Шанзе... Потому и копятся людишки в городке, всякому сытно поесть хочется, а прибытка тут больше. Заметил, как дирхемы серебряные мелькают у людей торговых?

   - Угу. Хочешь сказать, что другие поселения поменьше будут? - свесился Михалыч со своего места.

   - Хочу сказать, что тут стольный город, а через другие места великих торговых путей нет... С чего другого им пухнуть-то?

   - И все же. Сколь, к примеру, воев выставить они могут?

   - Эти-то? Мыслю, с этого княжества тысяча встать может. А всего по Ветлуге черемисов сидит... ну, тысяч... десятка два али два с половиною...

   - Тьфу ты, никак тебя правильно называть не научу... двадцать или двадцать пять, значит. И это только тут?

   - Ага, на Вятке и Пижме гуще сидят, по Волге реке также много поселений, еще чуток на полуночи живут, даже ближе к закату... но про то мне мало что ведомо.

   - Да... Что же такая сила до сих пор тех отяков не смела, что около нас живут?

   - Кто ж его знает? Может, мир у них с ними на Вятке стойкий ныне, не хотят его портить. А может, просто не обращали внимания до поры... Вот ты комару уделяешь внимание, пока он тебя звоном беспокоить не станет?

   - Слушай, только сейчас дошло до меня, - Михалыч спрыгнул с полатей и присел на постель к воеводе, - ты жен и детей их не считаешь?

   - Нет, с чего бы это? Токмо тех мужей, кто в семье голова ...

   - Так у них один вой выходит на двадцать пять семей, так?

   - Так... да про дань, что черемисы платят булгарцам, ты запамятовал... Иначе получалось бы по вою на... десять али пятнадцать мужей, коли по-твоему считать. Остальные дань отрабатывают. Да и оставшимся числом трудно прокормить всех, - наконец-то оживился Трофим. - Надо и на воев, и на мастеровых хлебушек посеять... Десять семей на земле пахать должны, абы прокормить еще одну. И это у нас, в Переяславле. А тут землица не та будет, оттого и счет чуть другой.

   - А как же мы-то управляемся? Каждый третий у нас в дружине...

   - А я-то думал, когда заметишь, - горько усмехнулся воевода. - То по необходимости, из-за тех битв, что на весь нашу обрушились по вашему приходу. Коли так далее будет продолжаться, не сдюжить нам. На этот-то год в последний раз порастрясти серебришком сможем из кошелей наших и хлебушка купить... Это коли урожай добрый в землях окрестных соберут. А далее от голода вымрем али ворог нас вырежет... Выбирай, что милее сердцу. Одна надежда на железо ваше...

   - Ой, как расписал ты все в черном цвете... худо, говорю, все у тебя выглядит, - невесело засмеялся Михалыч. - А что еще может прибыток дать, нельзя же на одно железо только опираться?

   - Что еще? От пошлин торговых казна княжеская пополняется...

   - Это отметаем сразу, наслушался я суздальского сотника, одно разорение купцам...

   - Ну... а более нет ничего. Что с Руси везут? Мед, воск, да меха... Хлебушек каждый для себя токмо растит. Рядом разве что Суждаль, да Булгар им поболее других богаты будут... Вот еще кость с полуночи новгородцы возят, да полотно из стран заморских, вино оттуда же, но то опять прибыток с торговли, а ты ее отмел...

   - Полотно... для сукна шерсти не напасем, - Михалыч стал расхаживать вокруг очага, пользуясь тем, что летний домик на задворках поселения им выделили целиком на них двоих, оценив прибывшее с ними воинство, оставшееся ночевать на ладье, - а до половцев тех же далеко, лен же выращивать нам негде, одни леса кругом... Не поскониной же торговать? Нет... я про то, на чем деньги... гривны шальные поиметь можно.

   - То токмо разбоем достается, - хмыкнул воевода, - нет желания заняться? Вот еще есть прибыльное дело, эээ... людишек продавать в полуденные страны.

   - Тьфу на тебя... золото, бриллианты... что еще ценится в этом ненасытном мире? - не стал обращать внимание на язвительность своего начальника полусотник.

   - Золота отродясь не было на Руси, а вот про закамское серебро слух идет. Где места сии, неведомо мне, у булгарцев про то спрашивай, али пермь всякую... Те же отяки, на Вятке проживающие, слышать могли. Токмо тебе же ныне всё сразу подавай, так?

   - Угу... Меха... тут мы что-то можем накопить. Белка, бобер, куница, все это есть на нашей земле в достатке... Только для накопления богатства самим торговать с заморскими странами нужно, а мы пока для этого бессильны, не пустит нас через себя никто с таким товаром. Что еще?

   - Да все... Ну, разве что соль, так ее промысел под себя любой князь сразу забирает, с боем... Это как серебро, не видать нам ее, как своих ушей...

   - И где они расположены, промыслы эти соляные? - встрепенулся Михалыч.

   - Около Галича, в Удече и Перемышле есть. Али в Старой Руссе, ежели чуть поближе хочешь. Со всеми ратями, что на Руси есть, биться будешь за них?

   - Галич, Галич, Галич... Что-то вертится...

   - Это за Киевом, далече даже для тебя, Иван.

   - Ладно, потом вспомню, давай дальше, - махнул рукой Михалыч. - Сколько гривен, к примеру, князь черемисский с людишек своих собирает? Сколь дани он платит булгарцам тем же?

   - Токмо гадать можно, - Трофим потянулся за ковшиком воды, чтобы промочить пересохшее горло. - Одно скажу, испокон собирали с данников князья по серебряной монете, по тому же дирхему с сохи, али по белке с дыма. Но это в давние времена... А ныне невелик будет прибыток, коли тот же кугуз соберет со своих по две монеты, пусть даже... да, сорок тысяч дирхемов, те же четыре сотни гривен серебром это будет. А половину Великий Булгар потребует, ныне все хотят много больше, чем при предках наших... Тот же конь боевой для ратного дела и доспех бронный по две али три гривны каждый идут. Вот и думай, отчего князь ветлужский землицу нам выделил за доспехи наши... А недород случится, так еще хлебушек не мешало бы прикупить, абы людишки твои в землю сырую не легли. Не всякий серебро имеет на черный день... В Суздале при хорошем урожае за гривну кун две али три кади ржи можно взять, в Новгороде же каждая мера зерна уже зело дороже выйдет, а в голодный год и за три гривны серебра кадь эту могут не отдать. А покупать в какое время приходится? То-то, что не в сытое... А берковец соли за семь гривен не хочешь, коли подвоза нет? Али соляной бунт милее? И еще не забывай, что дружине кугуза платить чем-то надобно, хоть и не столь же, як в Киеве. Там простому дружинному две с половиною гривны на год положено, да на кормление его еще поставь... Оттого любой Рюрикович, хоть в Новгороде сидящий, хоть в Суждале, в своей дружине лишь две али три сотни содержать может... Остальных воев с вотчины имеет. А полная рать выходит немалая, только чем ее кормить? Коли нечем, так вои те себе сами на прокорм добывать должны. Вот взять тот же Новгород, в коем людишек до... тридцати тысяч проживает. Так вот он до пяти али до десяти тысяч воев выставить может, коли ополчение с пригородов выступит... И при том у новгородцев каждый воин купцом является. Он прибыток в дом принести должен, потому в новгородцы еще не каждого и возьмут. Воевать-то зело прибыльное дело, оказывается. Сборы-то с данников новгородских частенько на откуп берут бояре местные али вятшие вои. Покупают у князя грамотку на сбор дани с какой-то земли, войско свое берут али зазывают ополченцев, кои полноправными новгородцами числятся, да объезжают ту землю... И рать свою там кормят, и прибыль получают с данников. А молодые да горячие, коих в ополчение не взяли, в ватажки молодецкие уходят, на земли, неподвластные еще Новгороду. Там зубы свои точат, а коли недоволен кто будет, так господин Великий Новгород ни при чем оказывается. А такие ватажки ничем не брезгуют... Вот на одну такую и мы нарвались.

   - С ними все понятно, уяснил уже, чем дело может кончиться, - прервал воеводу Михалыч. - Поясни, сколь у Новгорода всего серебра в кармане может быть?

   - Что тебе с этого? Пощупать хочешь? Не гневи бога, хватит нам и тех...

   - Да нет, прикидываю, сколь у нас должно быть, абы богатыми слыть.

   - Так тебе и даст купеческий Новгород карман свой оценить... Одну токмо дань Киеву три тысячи гривен серебра в год отваливает. Столько не каждое княжество для себя собирает. С Ярослава еще урок сей идет...

   - А что про ополчение новгородское расскажешь мне? - заинтересовался Михалыч.

   - Ну... город сей делится на концы и улицы. Три конца у Новгорода есть - Славенский, Неревский и Людин. Оттого, кстати, и дань Киеву на три ровно делится. А появятся другие, так и расклад иной будет. От каждого конца свои ратники и свой воевода идут в полк новгородский. Тысяцким его назовем, хоть и не прозывается он так ныне. Над ними всеми посадник стоит, князем назначаемый. Он за ополчение все в ответе, за сбором его, подготовкой, припасами в поход... В битву же сам князь рать ведет... коли сам находится при воях. И сами новгородцы без него могут войско снарядить, и князь без них со своими личными воями волен ратное дело учинить. Одно скажу, хоть княжеские дружинные самой грозной силой считаются, да любой ополченец новгородский не чета тому пешцу в наших землях, кои для отражения набегов половецких призываются. Война для них хлеб, а сами они купцы. У каждого конь и доспех... ну, всяко случается, молодшие-то и на ушкуях в поход выходят, однако ратному делу сызмальства обучаются все, кто хочет новгородцем именоваться. А что награбят эти ополченцы в битвах, меж собой делят. Так же, как все делят на Руси, разве что по своей правде. Тысяцкие и занимаются этим, самые главные купцы они... Как дележ идет, надобно тебе знать?

   - Ну... сказывай.

   - Могут делить на щит и на зуб, но последнее редкость и токмо в том случае, ежели не всё воинской добычей является. Ну... когда кто ущерб всем в Новгороде причинил, без разбору. Тогда меж всеми новгородцами могут поровну поделить. А на щит делится меж всеми полноправными воями, кто со щитом в битве участвовал. Но шестая часть князю отходит. Он тех наделяет, кто особо отличился, али в битве не участвовал, но награды достоин. Товар же, ну... воинскую добычу, в самом Новгороде продают, а гривны уже опосля делят. До прихода в город разве что хлеб, скот, оружие могут распродать, да и то, ежели покупатели не торгуются. В родных-то местах большую цену дадут, что толку по дешевке распродавать...

   - А оружие какое у новгородцев? - зевнул полусотник и потянулся.

   - Копье при больших сшибках... оно всегда вершит, за кем победа. Наконечник листовой, но встречается и граненый... Сулицы, до сажени длиной... Подбегут иной раз новгородцы к кольям, вбитым перед ратью чужой, метнут сулицы... кто-то по горячности и булавой запустить может... Те отпрянут, а новгородцы уже за кольями, топорами рубятся. Криком, навалом берут супротивника. Вот, сам топор и есть главное оружие. С коня боевым бьют, повороуз на руку одев, а у пешцев все более обычные секиры, хотя и булавы с кистенями попадаются. Про меч и сказывать не надо... не реже топора новгородцы им вооружаются. Составные луки из можжевельника и березы, самострелы встречаются часто. Щиты и круглые есть для кулачного хвата и вытянутые вниз... да у нас всё видел, токмо у новгородцев все они небольшие, половецкую конницу с лучным боем не привычны сдерживать... Пороков у новгородцев не замечено, не делают своих, однако чужие пользуют... Что еще желаешь? Не пора ли спать ложиться? Лучина догорает ужо, да и сам зеваешь... А поутру кугуз нас ждет, да и с суздальским сотником повидаться надобно перед тем...

   Дождавшись ответного кивка Михалыча, полезшего на полати, Трофим погасил лучину, выждал некоторое время, дождавшись размеренного дыхания полусотника, и тихо выскользнул из домика под звездный шатер ночного леса...

***

   Суздальский сотник ввалился в кудо, едва забрезжил свет в отверстие дымницы. Разило от него, будто пил он целую ночь. Видимо, так и было, однако и речь, и походка были твердыми, а слова, которые он чуть позже вывалил на воеводу - злыми. Выгнав пинками во двор курицу, которая кудахтаньем объявила о появлении гостя, успев при этом нагадить Михалычу на ботинки, переяславские послы плеснули себе в лицо водой и выжидающе уставились на Василия Григорьевича. Тот мешкать не стал и начал рассказывать об итогах своего визита, по крайней мере, о том, что не представляло собой особой тайны.

   Великий Булгар ничем не отличался от других полюсов силы вокруг, то есть был как все жаден. Потому он очень основательно подходил к сбору дани. Особенно с тех племен, территория которых являлась спорной между ним и Русью. Зачем жалеть тех, кто не является и, возможно, не будет никогда твоими подданными? Сколько можете заплатить? Так... Неизвестно, когда в следующий раз придется придти за стопками беличьих шкурок, за мехом бобра, горностая и куницы, так что возьмем все, что положено по уроку за два года вперед, да еще чуток, чтобы положить себе в карман. Этой малости сверх положенного жалко? Да пушнину такого дрянного качества вообще считать надо по полцены... Ну, то-то... Урок был меньше? Да что вы говорите... Уговор был по "по беле и веверице от дыма", а не по белой веверице. Столько меха не наберете? Эх, ладно, платите серебром, по дв... три дирхема с рала. Хотите жить по своим законам? Не хотите стать правоверными? Аллах справедлив к неверующим, а также милостив и милосерден к своим истинным последователям. Кто же вас заставляет... не пришло пока еще это время, платите, и вас никто не тронет...

   Конечно, пример князя Игоря, прельстившегося в свое время на слова дружины и попытавшегося собрать дань по второму разу, для умных людей не прошел даром. Однако установленный урок был выбран до ворсинки и до последней серебряной чешуйки, потому кугуз ветлужский и не скрывал от суждальского сотника плачевное положение дел, ухмыляясь при этом уголком рта и показывая расписки, покрытые непонятной арабской вязью. Хочет князь ростовский с нас дань брать? Да разве же мы против, особенно, если урок установит поменьше? Только разберитесь сначала с булгарцами, они уже забрали по весне почти всю мягкую рухлядь, добытую зимой... И что с того, что лишняя белка для охотника это даже не добыча, а так, мелочь? Не все же в лесу промышляют, большая часть землю пашет. Неужто хотите поломать испокон веков установившийся выход дани с наших людишек? Воля ваша, но у нас не только беличьи шкурки, но и смелые вои есть. Пусть на плечах части из них обычные овечьи шкуры, обшитые железными бляхами, однако костяная стрела меткого охотника, воткнувшаяся в глаз врага, ничем не отличается от железной, торчащей из той же глазницы. Да, железо у нас есть, пусть и не самое лучшее... а рядом соседние черемисские княжества, которые придут на помощь родичам в случае нужды... Придавите к ногтю всех? Да найдите нас в этих лесах, разве что селения наши спалите... Меня в застенки посадите? Так меня старейшины выбирают, выберут другого, более несговорчивого.

   Вот такой пересказ разговора услышали от суздальца Трофим и Михалыч. Рассказал тот и о своих попытках угрожать кугузу, поставив воев к нему на кормление, но на эту угрозу тот повел его по полупустым закромам, где полбы осталось лишь до следующего урожая. А потом спокойно предложил приходить по весне, чтобы встретить булгарцев и полюбовно поделить меж собой выход следующего года.

   - А князь мой мне прямо сказывал, - стукнул кулаком по бревну в стене дома Василий Григорьевич, - хоть малость, да привези, а нет, так примучай сих язычников, да всё одно привези. Поил, кормил, этот черемисский стерв... а так и не согласился абы что в залог следующего года выдать... И мерян не отдает, хрр-р-а... - только и вырвалось у сотника. - Не сказывал я о них? Видел... один из воев моих знакомое лицо из сбежавших холопов. Так нет же! Не признается кугуз в том, аже приютил их... Не слыхивал, мол, не зрил воочию... А под конец пира, что закатил мне, вопрошает... Что бы я сам делать стал, абы кто-то у меня мою же родню требовал бы выдать? Родичи тут, оказывается все... И меряне, и черемисы... Совета твоего, Трофим Игнатьич, прошу... абы дел каких по дурости своей не натворить, Онуфрий зело советовал с тобой пообщаться.

   - Знать, от тысяцкого с тобой кто-то идет? Тот, кто в лицо мерян знает? - ухватил секундную заминку суздальца Трофим. - И ныне не отвертеться тебе ни от его спроса, ни от княжеского... Ох, помысли, сотник, есть ли у тебя недруги, около князя сидящие, кто бы тебя мог в столь неудачное время в такое место отправить?

   Створки двери распахнулись, и во внутрь дома протиснулся Лаймыр с ехидной улыбочкой на лице.

   - Поторопитесь... послы неведомой державы. Ом ждет.

   - Ну, Василий Григорьевич, - встал Трофим с края полатей, где до этого терпеливо выслушивал метающегося около очага сотника. - Прощения прошу, после разговора с кугузом пообщаемся еще. Может, и присоветую что, а может, и сам спрос поимею...

   Махнув рукой Михалычу, чтобы тот поторопился, воевода выскочил во двор и устремился следом за Лаймыром, уже выходящим за ворота усадьбы. Остаток пути прошли молча, а воевода так совсем уткнул взгляд в землю, не обращая внимание ни на торопящийся по своим делам люд, ни на окружающие неказистые постройки. Он даже оставил без острого взгляда промелькнувший высокий тын, который венчал собой насыпной земляной вал со рвом, окружающие городок. Только перед самой усадьбой ветлужского кугуза, где толпились черемисские ратники, воевода тронул провожатого за плечо.

   - Лаймыр, не время ныне, но от того беседа моя с князем вашим по-другому сложиться может... Улина внучка тебе?

   - И при том любимая, - выпалил тот, сперва моргнув от неожиданности.

   - Посвататься за нее хочу. Коли отказ какой с твоей стороны будет, так сказывай тотчас, а коли условия какие желание есть поставить, так опосля обсудим, - воевода уже крепко держал за плечо своего возможного родственника, не пуская его идти дальше.

   - Про мужа ее, погибшего два лета назад, известно тебе? И про детей двоих, что она имеет от него, тоже?

   - Все обсказала, как есть,- кивнул Трофим, не обращая внимание на раздавшийся удивленный свист со стороны Михалыча.

   - Ишь, спроворился ужо, - выдохнул Лаймыр, скидывая руку Трофима с плеча, - я-то мыслил... Ну ладно, сговоримся, воевода. Потерпишь до осени со сватами-то?

   - Сколь надо терпеть буду... ты уж храни ее для меня, Лаймыр, - воевода улыбнулся, хлопнул оторопевшего полусотника по плечу и шагнул за ворота усадьбы, навстречу непростому разговору...

***

   - И что вам надобно? - резкий голос Лаймыра в точности повторял интонации черемисской речи, прозвучавшей со спины воеводы и полусотника. Они обернулись, не успев подняться на крыльцо дома с вычурными резными столбиками. Перед ними, вытираясь холстиной после ведра воды, опрокинутого на голову и плечи, стоял князь, незримо охраняемый ратниками, расположившимися полукругом. Однако, выглядел он при этом как воин, в такой охране не нуждающийся. Черная борода окаймляла скуластое лицо, недовольно взирающее на пришедших гостей.

   - И что вам надобно? - повторил голос Лаймыра вслед за короткой жесткой фразой ветлужского кугуза. - Верность решили мне свою отдать, али дань принесли, накопленную за два года?

   - Ни то, ни другое, князь, - услышал Михалыч холодный ответный голос воеводы и коротко поклонился вслед за ним. Тут же полусотника пробила испарина, он неожиданно понял, что в последнее время при нем никто не упоминал имя черемисского кугуза, а сам он его напрочь забыл ...

   - "Да какая, собственно, разница, как его зовут? - в итоге мысленно махнул Михалыч рукой. - Назовем князем, кугузом... омом, если не обидится на такое название со стороны чужеземцев. Добавить слово великий, и милость обеспечена... может статься."

   Тем временем воевода настойчиво спросил предводителя ветлужских черемисов, собирается ли тот приглашать их в дом или оставит на пороге на потеху гридням? Тот в ответ криво улыбнулся, но все-таки коротко кивнул и поднялся на крыльцо, запретив идти за собой дернувшейся было охране. Троица вслед за ним протиснулась через узкие сени и вошла в небольшую светлую комнату, освещенную солнечным светом, пробивающимся через окно со вставленным мутноватым стеклом. Однако, даже тут мрачное настроение кугуза развеяно не было. Он уселся в кресло, одиноко стоящее на возвышение в углу комнаты и молчаливо воззрился на стоящих гостей. Не выдержав, Лаймыр что-то произнес внятным и успокаивающим тоном, но тут же в ответ получил удар княжеской длани по подлокотнику и короткую отповедь. Однако после своего внушения, кугуз уже обратился к гостям более спокойным тоном.

   - Ом сожалеет, что нарушил законы гостеприимства и не встретил вас, как подобает, однако мнится ему, аже понимаете вы, чем это вызвано... Лишь прибытие суздальских... гостей и требование ими новых поборов вывело его из... равновесия. Вы же... пусть не подданные, но живете все же на его земле...

   - Мы принимаем извинения князя, - коротко кивнул воевода, удостоившись смешливого взгляда кугуза, не опровергшего, однако, столь категоричное утверждение.

   - И все же желает он узнать повод, приведший вас к нему, - продолжил Лаймыр переводить короткие рубленые слова своего предводителя. - Вам стало тесно на нашей земле? В глубине таежных лесов много места, растите туда... Али вы хотите защиты от новгородцев? Становитесь подданными, тогда и получите искомое...

   - Мы не хотим от князя невозможного, - начал заводиться воевода, однако прикосновение руки полусотника, которую тот положил ему на плечо, сразу заставила его сбавить тон. - Мы лишь просим... просим кугуза предупредить нас, ежели над нами нависнет угроза... как от новгородцев, так и от кого-либо другого.

   - И что я получу взамен? - размеренным тоном произнес князь. - Вы будете мне за это платить? В чем же отличие ваше от других моих подданных? Али вы будете за меня ратиться? Сызнова спрошу, чем вы будете отличаться от моих воинов в таком разе?

   Молчаливое напряжение сгустилось в комнате. Казалось, скажи сейчас воевода про то, что черемисы за это получат уважение и поддержку его воинов против врагов кугуза, то ситуация разрядится к всеобщему удовлетворению. Но окружающие понимали, что этим врагом может быть и Суждаль. Готов ли будет воевода поднять своих воинов против недавних братьев по оружию, служащих ростовскому и суждальскому князю? И не слишком ли велика будет цена жизней его воинов за простое предупреждение об опасности? Тем более, если опасность эта может исходить и от самих черемисов?

   - Мы можем стать твоими союзниками, князь, - чуть помедлив и взглянув кугузу прямо в глаза, ответил воевода переяславских и отяцких мужей. - Тогда мы будем воевать вместе против наших общих врагов, и мирить тебя с нашими друзьями. Я... я не знаю, кем будут те или другие, но я обещаю, что приду на помощь, если это будет в моих силах и не нарушит других моих слов. И буду так делать до тех пор, пока ты сам будешь верен своему слову.

   - Сказано... честным воином, - кугуз поднялся и подошел вплотную к воеводе. - И я приму твое слово и дам тебе свое при всех своих воинах. Однако... однако ты все равно должен будешь мне платить, переяславец... Ты сам ведаешь про дань, требуемую с меня Суждалью, и вполне может быть, что по весне придет не одна сотня... и мне придется отдать им все, что у меня есть или... или собрать это с кого-либо... Не мыслишь же ты, что я обойду твоих людей, при этом ободрав еще одну шкуру со своего народа? И Ростов, и Булгар... как шакалы, они требуют все больше и больше... Мне легче пойти под кого-то одного навсегда, и этим облегчить наше бремя. Но таким поступком я предам свой народ и нашего предка, князя Куркугза, который завещал нам почитать своего верховного Бога, Ош Тюн Кугу Юмо, Владыку Вселенной. Сменить своих богов на чужих... это не по мне.

   На несколько мгновений в комнате установилась тишина, прерываемая лишь выкриками и стуком деревянных мечей во дворе.

   - Слышишь ли? - продолжил кугуз через Лаймыра. - Моя подготовка к весне... В том случае, ежели меж собой хищники не договорятся и нас со всех сторон терзать продолжат.

   - Сколько ты собираешь серебра со своих подданных, князь? - выступил вперед Михалыч, предварительно получив одобрительный кивок своего воеводы.

   - Да ты счет моей казне хочешь вести...

   - Не гневись, князь, - протянул руки ладонями вперед полусотник. - Не считать я твою казну собираюсь, а помочь тебе побольше с людишек твоих получить. Вот, к примеру, Лаймыр... догадываться лишь могу, что не простой он человек...

   Лаймыр хмыкнул, но честно перевел его слова князю, спустя мгновение озвучив обратный ответ.

   - Боярин он мой из самых приближенных, ежели по-вашему его называть. Не смотри на то, что одет по-простому и меч не носит... Отслужил ужо свое на том поприще, на другом пользу приносит. Лаймыр-то как раз с недавних пор и собирает с подданных моих, кои проживают от реки Вол до устья Ветлуги, серебро на дела мои и на дань булгарам... и Суждали. Без малого четыре тысячи семей сидят на тех просторах под моей властью... И не приносят они почти ничего в казну мою. От силы пять десятков гривен серебра по-вашему, земли-то бросовые, - кугуз в упор посмотрел на воеводу, - оттого и выделил там наделы для вас...

   - А коли они вчетверо больше отдадут тебе, князь... Через три года? - вкрадчиво спросил полусотник. - Отдавая лишь четверть из общего дохода по тем новым делам, что мы поставим там... при условии, что этот общий прибыток между нами поровну делиться будет.

   - А еще четверть куда уйдет? Почему не всю половину мне предназначаешь? И что за дела вы там учините? Железо лить будете? Тес продавать? - показал свою полную осведомленность в их делах кугуз.

   - Четверть на месте останется подданным твоим, абы работали не за страх, а за... выгоду, - начал отвечать Михалыч. - Тогда и землица та заселяться будет... А делать будем все то, про что ты упомянул, следить же за всем этим Лаймыр будет. Все работные дела твои люди наравне с нашими выполнять будут, отберем лишь их по понятливости. Так что, никуда потом знание по новым этим деяниям от тебя не денется, даже если передумаешь через три года...

   - Через год! Тогда согласие мое получишь, а не выйдет у вас учетверить доход, так и сгоню вас с земли моей. Согласны ли? - прищурился и напрягся, уперев ладони в подлокотники, кугуз ветлужский.

   - Это невозможно, - закачал головой Михалыч. - За год мы сами лишь на ноги встанем и свои дела наладим, за второй твоих научим, да им мастерские поставим, а третий год уже в прибыток можно будет работать...

   - Прав он, князь, не сдюжить нам иначе, как бы ни старались, - опять взял в свои руки нить разговора воевода. - И еще... дела наши общие защищать надобно будет от лихих людей, от тех же новгородцев...

   - Сей миг ты требуешь невозможного, чужак... - князь развалился в своем кресле и устало вздохнул. - Не буду я с Новгородом ратиться, не выжил еще из ума...

   - Даже ежели они промыслы наши общие на щит взять захотят?

   - Ха... что хочешь?

   - Людей твоих ниже речки Вол в дружину сколачивать и обучать их.

   - Я помыслю над этим... Не вижу смысла людишек с земли отрывать и делу воинскому обучать, ни тому пользу не будет, ни другому. Однако то, что буртасцев вы наголову разбили и новгородцев... хм, ощипали... в сомнение меня вводит. Может, и велю им от охотников кого выделить. Не пойму токмо, для кого ты стараешься? А, воевода?

   - Для людишек своих и прибытка их...

   - Ну что же... ругал я облыжно соседей своих за жадность, а как выгодой запахло, так сам руки протянул... Так, полусотник? Таков твой чин у воеводы твоего?

   - Таков, - кивнул головой Михалыч. - А ты не к соседям за данью протянул их, князь, а считай, что... союзнику своему руку пожал... поверил ему.

   Лаймыр вдруг наклонился к князю, что-то прошептал ему на ухо и тот удивленно взглянул на Трофима...

   - Коли все так, как он говорит, и ты внучку его в жену просишь... Не думал я поутру, после бессонной ночи, аже события такой оборот примут... Сей миг понял я, отчего этот старый лис Лаймыр про вас такие хвалебные оды пел... За стол сядем сей миг, такой повод за чаркой крепкого меда обсуждать надо.

   - Князь... а соль за столом этим будет? - невинно поинтересовался Михалыч, несколько секунд потом оглядывая оторопелые лица.

   - Прости его, князь, за слова его... - начал извиняться за друга воевода, однако был безжалостно прерван кугузом через Лаймыра.

   - Соратник твой все более по делу говорит... на княжеском столе многое есть, полусотник, и соль тоже. С чего вопросил такое?

   - Вчера внучка Лаймыра обмолвилась, когда снедать мы вечером сели, что запасы соли в городе судя по всему кончаются, вздорожала она в Шанзе... Неужто нет промыслов своих у тебя, князь?

   - Хм... есть малые у родичей наших, остальное привозное. Повторяю, с чего спросил, полусотник?

   - У Волги приток есть, Костромой ее суздальцы зовут... - осторожно начал объяснять Михалыч, - название по тому чучелу, что сжигают...

   - Знаю, и что?

   - Твои ли то земли?

   - Токмо до верховьев доходят, но... не все там мне подчиняются из черемисов... Там же и мерян земли начинаются, но леса там зело глухие...

   - Про одно место слышал я на той реке... Называлось оно Солигалич, - обернулся к Трофиму Михалыч. - Только сейчас вспомнил... Соль там есть, и много. Правда, могут и не добывать ныне, хотя и непонятно мне, как можно мимо соляных источников пройти и не заметить... Не менее, чем с Галича или Старой Русы выход будет, думаю. Если учинить там промыслы совместные... Половину отдашь, князь?

   Побледневший кугуз скорым шагом вышел в соседнюю комнату, оборвав прикрывавшую вход занавеску. Вскоре оттуда донесся какой-то грохот. Лаймыр жалостливо улыбнулся и сказал уже от себя.

   - Эх... Неужто так доводить князя надо было? Вечор пил, с утра вы на его больную голову... Пока рассол не найдет, не выйдет... Стол, да чарка хмельного меда пока откладывается. Разговор с этого места нешуточный уже пойдет.

   - Это ничего, мы подождем, - успокоил его Михалыч. - Мы еще про мерян беглых не поговорили... Бегут ведь они не только от того, что холопят их, но и от того, что крестят их насильно. И не токмо к вам бегут, но и в Булгар... Ты сам, Лаймыр, о том толковал... Как бы нам их к себе на землю осадить, да с суздальцами при этом не поссориться... И к тебе разговор у меня имеется. Крещеный ведь ты... Для чего сие дело учинил? Мыслю, не по своей воле ты на это согласился, раз являешься ближником кугуза... Или наоборот, наперекор всем пошел?

   - Ты не обращай на него внимания, Лаймыр, - вмешался воевода, пытаясь вывести из оцепенения черемиса, - у него такое бывает. Как отходить начинает... после битвы ратной али другого волнения, так такое городит... Вот, не пойму токмо, что на этот раз с ним случилось...

   - Что же? - тут же повернулся Лаймыр к Ивану, явно ожидая что-то недоброе.

   - А... не берите в голову, - махнул рукой Михалыч, подмигивая обоим, - просто поначалу про название соляного место забыл, а затем как князя вашего зовут... Вот и разволновался, подумал, что мозги перестали совсем соображать...