Глава 3
В рынду пробили три склянки - ровно полдень. Возвращаясь из дальнего похода, мы входили в порт Малаги. Сегодня, двадцать четвертого сентября тысяча шестьсот семьдесят девятого года, прошел ровно год и один месяц с момента побега из рабства и объединения сознаний - моего, живущего ныне, и моего, вернувшегося из будущего на триста тридцать три года назад.
С апреля мне пошел уже семнадцатый, за это время тело еще более возмужало, но особенно странно выглядели совсем не юношеские глаза. Однажды Фернандо, с которым мы были в дружеских отношениях и общались накоротке, сказал:
- Слушай, Микаэль, у тебя сейчас взгляд, как у моего отца, - я пожал тогда плечами, понимая, что глаза такими сделала матрица сознания пожилого мужчины, и изменить ничего нельзя.
Впрочем, возмужали, окрепли и повырастали из своих одежек все курсанты. Да и стали мы уже совсем не теми пацанами, которые полгода назад впервые взошли на палубу фрегата. И пусть настоящими моряками нас называть пока рано, но службу марсового и рулевого матросов освоили неплохо. А еще, как сказал командир корабля, не каждому из нас быть хорошим канониром, но к участию в абордажной партии готовы все. Иначе и быть не могло, ведь что такое шпага, палаш и пистоль, мы знали с детства.
Наше плаванье, к сожалению для нас, но к счастью и радости старых матросов, проходило уныло и однообразно. В Европе наступили мирные времена, поэтому ни в каких морских боях поучаствовать не пришлось. Но на всякий случай редкие встречные одиночные суда и караваны старались обойти нашу эскадру из десяти мощных линейных кораблей по далекой и широкой дуге. Даже два небольших шторма нас не очень сильно огорчили. Так, поболтало по паре дней, да и все. Несколько курсантов, правда, морской болезнью переболели тяжело, но судовой доктор поил их какой-то дрянью, и народ стал к болтанке привыкать. Во время второго шторма больных фактически не было.
Кормили на судне без кулинарных изысков. С кашами и похлебками варилось просоленное мясо, часто подавали сухую и соленую рыбу. Но самое главное - ежедневный рацион включал половину апельсина или лимона, дабы избежать заболевания 'морским скорбутом' (сейчас так называется цинга). Читал как-то еще в той жизни, что за двести лет в семнадцатый-восемнадцатый века эта болезнь унесла свыше миллиона моряков, что гораздо больше, чем погибло во всех боевых действиях того времени.
Питание становилось приличным только при входе в какой-либо порт. Сразу же готовили и свежее мясо, и свежую рыбу, а фруктов мы могли накупить, сколько душе угодно.
Увольнениями особо не баловали, и не только нас, но и всех военных моряков эскадры. В тропиках темнеет быстро, поэтому курсантам разрешали сойти на берег только до девятой склянки, и было это всего четыре раза.
Первый и четвертый раз мы гуляли по Санта Крус, главному городу острова Тенериф и столице провинции Канарских островов. Здесь, решив объединить приятное с полезным, обратился к командиру корабля с просьбой представить меня алькальду как нового владетеля феода на острове Пальма. Командир с радостью ухватился за возможность провести данную процедуру лично.
Ясное дело, что вместо шикарных застроек, суперсовременного города-курорта и морского порта, каким он мне помнился по будущей жизни, перед глазами предстала небольшая, но хорошо укрепленная каменная крепость с сотней невысоких каменных домов. Четыре артиллерйские батареи жерлами своих громадных пушек смотрели на залив, а на месте порта раскинулись сотни больших и маленьких сараев.
Сейчас Санта Крус выглядел как обычный средневековый городишко, и все же пройдут годы, и его ожидает хорошее будущее.
Представление алькальду прошло совершенно без вопросов, более того, как новому феодалу, мне довелось весь вечер провести на балу, устроенном в честь прибытия эскадры. Танцевать меня научила Изабель еще перед посещением королевского дворца, так что робкие взгляды некой молоденькой симпатичной особы мною были поняты правильно. В результате был удостоен двух модных танцев - гальярда и павана, но затем между нами возник барьер в виде пышной груди маман. Та перенацелила внимание своей дочери совсем на другого дворянина. Видимо, выяснила, что идальго, который нежно удерживает ручки ее сокровища, владеет всего лишь куском пустынного песчаного пляжа.
Ничего страшного, все равно весь вечер и ночь вместе с командой молодых офицеров провели весело и получили огромное удовольствие.
Второй раз мы пошли в увольнение на Кубе, в порту нынешней столицы острова - Сантьяго. Здесь в свое время тоже довелось побывать. С одной из трех работавших у меня в то время молодых мамаш-одиночек три года подряд возили на отдых и оздоровление деток наших работяг. Тогда старинная, а ныне современная архитектура города мне очень понравилась. Заметил себе на будущее, что для планировки и строительства собственных городов необходимо пригласить испанских и итальянских специалистов.
Куба всегда славилась табачными изделиями. Мне они - до лампочки, но Иван курил по-черному, как паровоз, и не желал воспринимать предостережений минздрава в моем лице. Подумал немного, махнул рукой и купил ему в подарок две коробки самых дорогих сигар и десять фунтов отличного душистого табака. Пусть дымит и радуется.
А третье короткое увольнение дали в Панаме. Здесь накупил различных серебряных безделушек, которые были раза в три дешевле, чем в метрополии: фигурок святых, цепочек и сережек. Раздам дворне, пусть помнят доброту своего сеньора, которому еще полтора-два годика будут служить. Для мадам Марии, вопреки пониманию того, что это не совсем верно, купил гарнитур с полудрагоценными фиолетовыми камнями, похожими на топазы, она заслужила. А для падре приобрел довольно большую статуэтку Святого Себастьяна.
Наконец, после непродолжительного посещения северо-западных берегов вице-королевства Перу, плаванье курсантского корабля подошло к завершающей стадии. Вторая эскадра вернулась в порт Панамы, где по инерции недавно действовавшего военного времени для отправления в Европу формировался большой конвой из маленьких торговых судов и огромных, неповоротливых галеонов. Здесь корабли заступили на патрулирование Карибского бассейна и берегов Вест-Индии.
Наш фрегат передали в подчинение Третьей Императорской эскадре, которая в сопровождении конвоя возвращалась в метрополию. Таким образом, обратное путешествие в Малагу оказалось абсолютно скучным и прошло без каких-либо происшествий.
Вернулись, наконец, домой, и на берег сходили с отличным настроением. На твердом каменном пирсе слегка пошатывало, это после длительного пребывания на качающейся палубе обычное дело.
- Микаэль! Микаэль! - вдруг услышал знакомый голос. Шагах в десяти от трапа, рядом с лотком, с которого торговали европейскими еженедельными газетами, стоял молодой морской офицер.
- Луис! Тебя не узнать! - подошел к нему, бросил на мостовую сундучок и узел с вещами, после чего мы выполнили ритуал - похлопали друг друга по плечу. Оказалось, что мой товарищ получил назначение на должность старшего помощника капитана, поэтому засыпал меня вопросами о перипетиях морского похода и об общем состоянием корабля.
- Рассказывать особо нечего, плавание проходило тихо и спокойно. Но корабль - хорош. Я рад за тебя, ты получил отличное место.
- Я тоже назначением доволен, это серьезный карьерный рост, - он самодовольно выпятил подбородок. - Да! Ты ведь знаешь, что дона Изабелла вышла замуж за дядюшку своего покойного супруга?
- Конечно, - спокойно ответил ему.
- Так вот! Представляешь, три месяца назад родила двойню! Двух мальчиков, - огорошил меня Луис и продолжил. - Счастливая - страшно. Правда, немного их не доносила, но Мария говорит, что все хорошо.
Моя душа замерла… Так-так, вот где была собака зарыта. Очень надеюсь, что доносила она детей нормально, и если все так, как думаю, то поведение умной девочки Изабель становится совершенно понятным.
- А дона Изабелла и мальчики как себя чувствуют? - спросил вдруг охрипшим голосом.
- Хорошо, наверное. Видел их третьего дня. Сосут грудь, спят и кричат. А если носить на руках, то молчат.
- А супруг доны Изабеллы как?..
- Да ему, наверное, лучше всех. Выздоровел, жизнью доволен. Либо вино дегустирует, либо сидит в саду да в трубочку пыхтит.
- А мальчики… Их как звать?
- Старшего, который выскочил раньше, Мигель. А младшего - Эвгенио.
Периметр этих владений, по моим прикидкам, был около шести километров, а владения за рекой составляли в периметре километров десять. На протяжении двух месяцев Иван гонял моих новых бойцов и по малому, и по большому кругу ежедневно - и утром, и вечером.
На корабле из физических нагрузок имелись только беготня по вантам да фехтовальные упражнения, поэтому, ужасно соскучившись по самой обычной пробежке, как только вернулся домой, физо с личным составом стал проводить сам.
Что говорить, атлетические, гимнастические и силовые упражнения Иван поставил не хуже, чем в любом сечевом курене. Говорит, что за три недели втянулись все, затем наметил наиболее перспективных, явно будущих командиров, но на пару с Антоном всех гонял от рассвета до заката.
И вот, отныне каждое утро за мной бежало девяносто семь мокрых, грязных, забрызганных болотом с ног до головы, но резвых молодых бойцов. За плечами в торбах, изготовленных по типу вещмешков, каждый из них тащил от двух до трех ведер щебня. Второй круг малого периметра мы заканчивали обязательным для всех казаков, которые готовятся ходить в море на чайках, упражнением - форсированием озера. На том берегу, за пятьсот метров до водного рубежа, были специально уложены небольшие бревна, которые служили плавсредством для размещения личного имущества, то есть, мешка со щебнем и обуви. Нужно было подхватить это бревнышко, перетащить к воде, переправиться на этот берег, оставить у моста мешок, а бревно вернуть на место. Таким образом, купаясь, бойцы смывали с себя вонючий пот и отстирывали одежду.
К сожалению, на самой первой тренировке один из них утонул. Еще двоих, сильно борзых и неуважительно ведущих себя по отношению к старшему, Иван зарубил саблей. Остальные ребята мне показались вполне приличными, психически уравновешенными, адекватными и физически крепкими. Но это всего лишь на первый взгляд. Однако доверюсь чутью Ивана, который их отбирал, три месяца общался с ними и жил рядом. Теперь моя задача посмотреть, кто из них на что годен, и годен ли.
В день, когда вернулся домой, меня со стен замка заметили издали. У широко распахнутых ворот во главе всей дворни стояли Иван без шляпы, с лихо закрученным за ухо оселедцем, мадам Мария и Антон с охранниками, а по направлению к ступенькам донжона, создав широкий коридор, лицом друг к другу теснились эти ребята. Иван поймал меня в объятья и, похлопывая лопатообразной рукой по спине, приговаривал:
- Ну, конечно-конечно, что с тобой могло случиться? Да ничего!
- Это я за тебя переживал, брат, - толкнул кулаком в его твердокаменную грудь. - Но вижу, что все в порядке.
Разогнав на удивление довольную моим появлением и радостную толпу дворни, взошли на ступеньки донжона и стали рассматривать выстроившееся войско. Все парни были одеты одинаково: штаны до колен, мягкие высокие башмаки, рубашка и жилет. На голове - обычные шапероны без излишних бубенчиков и фестонов.
- Вот! Прибыл наш князь! - воскликнул мой ближник и склонил голову в приличествующем воину поклоне. Точно так же поклонились все, только больше половины левой шеренги согнули спины до самой земли. Иван продолжил. - Это он выкупил вас, и только он вправе распоряжаться вашей судьбой.
- Иван, - тихо спросил и кивнул на левый фланг. - Ты что, крестьян набрал?
- Нет, все воинского сословия. Сорок восемь запорожцев и два десятка дончаков купил в Кафе, остальных добирал в Селисте: восемь сербов, шестеро бессарабов и два десятка болгар из Тырново и Добруджи. А кланяться… у них так принято.
- Постой, а почему в Кафе всех не купил?
- Два месяца дожидался и шерстил все воинские полоны. Ты же сам хотел грамотных хлопцев. Ну, с нашими запорожцами все ясно, даже самый захудалый казак своих сыновей грамоте обучит, поэтому забрал почти всю пригодную молодежь. Сложнее было с дончаками. Из воинской аристократии отобрал всего два десятка человек, остальные, объявившие себя казаками, оказались вчерашними крестьянами. Вот и пришлось сходить в Селисту. Болгары, сербы и бессарабы тоже все грамотны, на церковном языке читать и писать умеют.
- Понятно, - кивнул, сошел со ступенек и, медленно прохаживаясь по проходу, стал внимательно рассматривать каждого бойца. Ребята в глаза смотрели прямо, многие настороженно, но испуганных взглядов не было. Все они выглядели крепкими и были молоды, лет пятнадцати-восемнадцати, не старше. Именно такая молодая поросль мне и была нужна, если их приблизить, пригреть, кое-что внушить и хорошо облагодетельствовать, а затем выпустить в мир и сказать 'фас', любого порвут, как Тузик грелку.
Немного в стороне от болгарской шеренги вдруг заметил незнакомую девушку или, скорее, молодую женщину лет двадцати пяти, одетую в декольтированное светло-коричневое платье и того же цвета кожаные башмаки. То, что это не испанка, было видно сразу, голову ее укрывала не привычная мантилья, а обычная шаль. Рядом с женщиной стоял худощавый пожилой мужчина с седой бородкой клинышком, в старенькой европейской одежде. Дворянское происхождение у обоих на лбу было написано.
- Мадемуазель! Мсье! Чем обязан? - спросил по-французски.
- Мадам, ваша светлость. Вдова Рита Войкова, урожденная Ангелова из Тырново, - она присела в реверансе. Дедок тоже поклонился и представился:
- Ильян Янков, Ваша Светлость. Был лекарем войска второго Тырновского воеводы Димитра Ангелова.
- Болгарские повстанцы против осман? - что-то такое вспомнилось из той, древней истории.
- Да, ваша светлость.
- Так, это… - услышал за спиной смущенный голос Ивана. - Мне понравился парень, Данко Ангелов, а они все продавались без права на выкуп и безвозвратно. Вот и подумал, что нам лекарь нужен, а Рита… она хорошим помощником будет. Я их устроил в гостевых комнатах на втором этаже.
- Очень хорошо, брат, - оглянулся на Ивана, который, опустив глаза, шаркал по булыжнику носком ботфорта. Проговорился: Рита, Рита, называет женщину по имени. Стесняется, прямо как молодой, честное слово. - Ты все правильно сделал, вопрос предупреждения и лечения болезней для нас имеет первостепенное значение.
- Простите, ваша светлость, - дедок смотрел на меня удивленно. - Вы сказали предупреждение?
- Именно так. У вас есть медицинское образование?
- Да, Ваша Светлость. Я окончил Кембридж, учился у великого Френсиса Глиссона?? 1!
?? 1Выдающийся британский врач, профессор Кембриджского университета.
- Прекрасно! О медицине поговорим завтра, а сейчас не прощаемся, встретимся за ужином, - коротко кивнул и развернулся к Ивану. - Людей распускаем.
- У них по графику вечерняя пробежка. Сержант! - позвал он Антона. - Принимай команду.
Раздав счастливой дворне безделушки, которые здесь считались исключительно ценными вещами, отправился в собственные апартаменты, где скинул просоленную одежду и отдался в руки своей довольной жизнью и подарками горничной, ожидавшей меня у корыта с теплой водой. Немного отдохнув от приятных эмоций, спустился в столовую на ужин, там, наконец, впервые за долгое время отведал вкуснейшую свежеприготовленную пищу. Затем, отложив на завтра отчет Марии по хозяйству, пригласил в кабинет Ивана.
- Рассказывай, брат, как все прошло? Действительно, переживал за тебя сильно.
- Да ничего в том не было сложного, только хлопотно очень. Разыскали в Марселе Пьера, с которым был в плену, он нам все и устроил. Оказалось, что по окончании войны резко сократились перевозки товаров, и в порту простаивала куча судов. Вот он и познакомил меня со своим дядей, хозяином и капитаном торговой шхуны, который берега Османской империи знает, как свой Марсель. Сговорились с ним об оплате за наем на три месяца (с посещением Кафы) и доставку в Малагу. Выторговали за работу даже немного меньше, чем предполагали - сто двадцать пять луидоров или двести пятьдесят цехинов. В Кафу пришли через шесть дней. Что сказать? Сам знаешь, рабов там продается много, от двух десятков до сотни в день, но молодежи воинского сословия, каких ты хотел, единицы. Поэтому и сидел там почти два месяца и помаленьку хлопцев выкупал. Ты же знаешь, что пан Иван Серко подписал смешное письмо султану?
- Да, это было еще три года назад.
- Так вот, запорожские казаки теперь стали злейшими врагами Порты, а наш кошевой - чуть ли не кровником султана. Султан приказал своим янычарам и татарским мурзам, чтобы те не давали Запорожской Сечи ни одного спокойного дня. И с Речью Посполитой мы сейчас не в ладах, да и царь Московский не доволен ни Сечью, ни Доном. Так что, жизнь веселая, бои и набеги идут с переменным успехом, а полон татарский, турецкий и ляшский у нас есть. Ну и у них, соответственно, Кафа не пустая.
- Таких, каким был ты - рабов без права выкупа -нашлось всего девять человек, купил без напряга по восемь-девять талеров за брата. С остальными казаками, которые шли на обмен или выкуп, было сложнее.
- Приходил к баракам у караван-сараев и договаривался с работорговцами о цене, которую они могут получить сейчас, а не через два-три месяца. Сговорились на двадцать пять талеров. Все они знали, кого именно хочу купить и где меня найти, поэтому, как объявлялся новый полон, меня сразу извещали. Тогда я брал с собой двух ранее выкупленных казаков, приходил в барак, кланялся обществу, говорил все как есть и на том целовал крест. Встретил многих знакомых братьев-товарищей, идти к тебе хотели почти все. Пришлось сказать о твоем наказе выкупать молодежь, так что отобрали лучших хлопцев. Забирал в первую очередь сирот. Говорят, Иван Заремба уже дома, слух о Собакевиче давно распустил, и многие казаки о том поговаривают. Некоторые, правда, сомневаются.
- Дончаков в Кафе тоже немало. Те, которых выкупил, - казачки добрые, из воинских семей третьего-четвертого поколения. Правда, двое еще на корабле бузить начали, а когда подошел и приказал вести себя достойно, стали посылать меня на хрен. Пришлось укоротить на голову.
- Последнее время военного полона было все меньше, а наш капитан где-то услышал о восстании в Тырнове и большом числе болгарского полона в Селисте. Здесь я и добрал тридцать четыре человека, все они продавались без права выкупа и возврата, бойцы - по восемь талеров, а бывшие крестьяне - по четыре. Бойцы были в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, всех, кто постарше, янычары на рынок не водили, порубили на месте. Разве что лекаря да Риту выкупил. И еще полторы тысячи серебром от твоего имени отдал для выкупа наших братьев-товарищей. - Иван вопросительно на меня взглянул.
- Правильно сделал, я бы и сам так поступил. - Одобрительно кивнул ему.
- А на пятьсот двадцать в Малаге хлопцев одел. Осталось восемнадцать пиастров. Вот и все.
- Не густо. У меня тоже, кроме акций Вест-Индийской компании, отложенных на оплату постройки и оснащение корабля, осталось всего тысяча двести пиастров, - подумалось, что и деткам подарок нужно приготовить, и вернуть Изабель семь тысяч серебром за латы и оружие. Что ж, придется заниматься очередной экспроприацией. В нужном мне месте денежек должно лежать немало. - Ничего, Иван, деньги скоро будут. Кстати, ты выяснил, у кого из казачков какие наклонности и предпочтения, может, мастеровые или ученики мастеров есть? Или все только саблями машут?
- Конечно, саблей махать да хабар таскать поинтересней, чем у горячего горна молотом махать. Но среди казаков, ты знаешь, почти половина в кузне хотя бы подмастерьями с молотом повертелась. Так что пятеро запорожцев, двое дончаков, двое болгар и один серб - хлопцы перспективные, испытал я их. Из серба и двух братьев-дончаков могут выйти неплохие литейщики. Дончаки говорят, что в их станице еще прадед литьем железа и бронзы ведал, но после восстания Разина семья была разорена, а они остались сиротами. Но твои станки всем понравились, троих наиболее заинтересовавшихся завтра покажу. Ну и четверых на кузнечных и слесарных работах натаскать можно, - он помолчал, подергал свой длинный ус и продолжил. - В Толедо литейщик один знакомый есть, очень интересный мастер, он разные опыты с рудой делает, а в плавки с железом добавляет куски других чистых металлов. Надо бы этих троих к нему на учебу пристроить. Если я попрошу, он возьмет.
- Мы с тобой тоже, Иван, кое-какие понятия имеем, и не только про добавки. Однако знания лишними не бывают, - подвинул к себе лист бумаги, взял тростниковую ручку и стал делать пометки. - Возьми с собой денег да доплати ему за науку.
- Не. Денег не возьмет, но хлопцев хорошо припашет.
- А рудознатцы там есть?
- Как же, в Толедо есть целая школа рудознатцев. Школьников там немного, десяток-полтора, а начинают учиться, как и везде, первого ноября.
- Отлично, очень нужное дело. Человек пять на учебу требуется отправить. А плотников у нас нет? Мне нужны будущие корабельные мастера.
- В донских и запорожских степях какие могут быть плотники? Трое казаков, правда, помогали чайки ладить, да двое бесарабов, говорят, немного в этом деле понимают. И все.
- Хорошо. Этих пятерых отвезу на год в Малагу на верфи. Отдам мастерам в обучение. Кузнецов, литейщиков и пять человек будущих рудознатцев через неделю отвезешь в Толедо. К этому времени подорожные выправлю. Станочников оставлю здесь, сам учить буду. Так? Ничего не забыли?
- А шкиперы?
- Не забыл. Несколько дней с ними побегаю, присмотрюсь и отберу дюжину ребят. После того как дадут мне вассальную клятву, отвезу в Барселону.
- А с языком как быть? Некоторые только латынь, тюркский да польский знают, а с испанским - совсем никак.
- Да будет точно так, как было с тобой. Ребята - не глупые, бросим в языковую среду, через месяц разберутся, что почем, а через год, глядишь, не хуже нас разговаривать будут.
- И то верно.
- Должен тебе сказать, брат, что ты справился со всеми делами отлично. В дальнейшем к себе будем забирать всех братьев-православных, но именно эти ребята, которых ты так тщательно отобрал, должны стать фундаментом нашего будущего общества.
- Не сомневайся, Михайло, бойцы добрые. Да не могло быть иначе, я же опытный казак.
- Как проявил себя Антон?
- О! Очень хорошо. Хоть он из смердов, но добрый вояка. А то, что пана завалил, так его можно простить, я бы и сам такое стерво порешил. Ему этого не говорил, но мне кажется, что он байстрюк от какого-то воина. Есть у него воля и дух, и грамоту, оказывается, самостоятельно постиг, да и к другим языкам талант имеет. Внимательный, подвижный, резкий, когда мы сошли в порту Марселя, за нами увязались какие-то злодеи недорезанные, так он их выявил раньше меня. Нет, никакой заварушки не было, просто показали, кто мы есть на самом деле, и они тут же свалили. А потом уже никто за нами не следил. Так вот, Антон в Кафе вместе со всеми и в церковь ходил, не глядя на то, что униат.
- Ну и что, что униат. Не беда, их церковь отличается от нашей только тем, что Папе Римскому подчиняется, теперь будет молиться в нашей.
- В дороге с ним много говорил. Парень он умный, понимает, что хорошее будущее ему светит только рядом с тобой. А придем в Украину, мы его выкрестим по-своему.
- Добро. Иван, войска от безделья не мучаются?
- Точно не мучаются, нагружаю так же, как положено молодежи на Сечи или в любом другом курене. Только вдвое крепче, - он потряс в воздухе своим кулачищем.
- Как я соскучился, брат, сидя на фрегате, по вольному простору земли! - раскинул руки, потянулся в кресле и хлопнул ладонью по столу. - Так что, пока не начались занятия в школе, ежедневную утреннюю и вечернюю пробежку беру на себя. Стрелковую подготовку тоже. Рукопашный бой и фехтование разделим на двоих. Так?
- Так. Только Антона тоже надо припахать, у него метание клинков и ножевой бой неплохо получаются.
- Принимается. А еще четыре часа в день буду учить людей новой грамоте и некоторым наукам. Это очень важно.
- Да? Тогда я твои науки тоже буду учить, добре?
- Какие вопросы, Иван? Конечно, добре. Только мне придется иногда прерываться, буду раз в неделю ездить на учебу в Малагу… Ну, все, давай отдыхать, только возьми завтра с собой винтовку и револьверы и ожидай нас после пробежки за озером. Боеприпасы забери все, начнем молодежь совращать.
- Разумно, - сказал он, подымаясь, - Да! С падре надо что-то делать, ему наша компания ортодоксов, которая плевать хотела на его костел, очень не нравится.
Самые первые уроки письма и счета давались мне тяжело. Три дня оттягивал начало занятий по различным надуманным причинам. Честно говоря, не педагог я ни разу, но понимаю, что отныне взвалил на плечи ношу главного учителя, профессора, академика своего будущего немаленького феода, и нести мне её придется многие годы, даже десятилетия, и не на кого будет спихнуть.
К счастью, все мои ученики были обучены церковнославянской грамоте, и мой русский язык, которого еще в привычном разговорном виде не существовало и в помине, воспринимался ими вполне удовлетворительно. С арифметикой тоже не было сложностей, арабский счет большинство учеников знали, а кто не знал, усвоили быстро.
- Итак, ученики мои, отныне и навсегда и вы, и те, кто в будущем захочет жить на моих землях, станут обучаться разговаривать на этом языке, который называется… славянским, - ребята сидели в казарме, держали в руках небольшие доски с прикрепленными листами бумаги и наливными тростниковыми ручками. Равнодушных не было, все, открыв рот, внимательно вслушивались в каждое мое медленное и выразительное слово. Здесь же присутствовали в качестве таких же учеников Иван, Антон, доктор Янков и Рита. - Это новый язык, который имеет множество нужных нам в будущем технических, экономических, военных, медицинских, политических и прочих специальных терминов. Очень надеюсь, что на этом языке лет через сто-сто пятьдесят будет разговаривать полмира.
- Конечно, не все станут учеными, но если хотя бы кто-нибудь из вас захочет углубленно изучать математику, физику, химию, биологию, медицину, механику или металлургию, я буду просто счастлив. Мало кто знает, что это за науки, а о некоторых никто из вас даже не слышал, но поверьте, это ужасно интересно. Знайте, заинтересовавшиеся моими знаниями станут великими учеными, их ждут материальное благополучие и невиданный успех. Уж мы об этом позаботимся.
Подошел к стене, где была специально подвешена окрашенная в черный цвет большая доска. Обычно учителя начинают преподавание языка со слов 'мама', 'папа', 'баба' и 'дед', но я пошел по другому пути.
- Сегодня мы будем изучать правильность написания и значение этого слова, - взял в руку мел и вывел сверху заглавными печатными, а ниже рукописными буквами одно из определяющих слов для ближайшей сотни лет нашего бытия: 'баллистика'.
Вот так и началась моя ежедневная преподавательская деятельность, которая, наверное, не прекратится до самой смерти.
Когда-то читал, что из-за мизера информации, получаемой с самого детства, люди древности воспринимали новый поток знаний более инертно и заторможенно. А с развитием цивилизации скорость развития интеллекта возрастала. В отношении каких-нибудь африканских дикарей и некоторых наших ультра-ленивых алкашей - да, возможно это так. Они даже в двадцать первом веке ничего, кроме слова 'дай', не знают и ничего, кроме слова 'на', не воспринимают. Но в отношении моих ребят этого сказать нельзя, они выросли в семейной среде с более высоким интеллектуальным уровнем, с малых лет развивали в себе с помощью гимнастики, силовых упражнений и фехтования быстроту реакции и оперативность мышления. Поэтому, как это ни странно звучит, большинство молодых мозгов конца семнадцатого века подаваемую им информацию переваривали быстро и качественно. Конечно, многие вещи приходилось терпеливо разжевывать. Забегая немного вперед, скажу, что семьдесят восемь человек из этой сотни стали моими самыми ближайшими соратниками, из них пятнадцать - действительно оказались людьми одаренными.
Если поразмыслить, то здесь удивляться нечему. Воин - сам по себе, человек один из ста. Тем более грамотный, и тем более - отобранный таким опытным казаком, как Иван.
За два дня до первого занятия мы провели показательные стрельбы, а первой десятке, форсировавшей озеро, дали возможность самим пострелять.
Предполагал, что реакция бойцов будет интересной, но даже помыслить не мог, насколько! Представьте себя молодым человеком, которому разрешили прикоснуться к неведомой до сих пор тайне, являющейся пределом ваших мечтаний. А если еще при этом ему сказали, что это далеко не предел, и всем этим он может обладать лично! Всегда!.. Если будет в команде, конечно.
- Баран! Чего зажал его в руке, как оглоблю? Это тебе не семифунтовый пистоль. Расслабь руку, револьвер держи свободней, - Иван учил одного из новоявленных десятников - Данко Ангелова. Полгода тому назад я сам давал ближнику несколько уроков, теперь он уже великий специалист и учит других.
- Так он вывалится, - недоумевая, сказал Данко.
- А ты смотри, чтобы не вывалился. Делаешь выстрелы, и руку постепенно ослабляй. Усилие хвата сам почувствуешь. Подожди! Рукоять держи так, как я тебе показывал. Большой палец вытянут в направлении ведения огня. Вот так, правильно. Указательный тоже расслабь. Мягко положи на спусковой крючок. Все, теперь стреляй.
Раздались три выстрела.
- О! Теперь нормально. Видишь, и точность стрельбы лучше. А вы, бестолочи ленивые, - Иван повернулся к толпе удивленно-жаждущих лиц, - слушайте и учитесь, если хотите, чтобы вам доверили это чудо-оружие.
Наблюдая со стороны за поведением ребят, прекрасно понял, что теперь они полностью мои, все без остатка. В стороне стояли доктор и Рита, они так же, как и другие, с удивлением наблюдали за стрельбами. Но, кроме удивления, в их глазах был страх, видно, они хорошо представляли последствия войн, которые будут вестись подобным оружием.
- Как вам нравится оружие, доктор? - подошел к ним ближе и кивнул на Ивана, который из винтовки расстреливал с дистанции в триста метров старую кирасу. Его правая рука быстро откидывала рычаг Генри, выполняя перезарядку, указательный палец нажимал на спуск, а вырывающиеся из ствола снопы вспышек были почти бездымны.
- Это ужасно, - покачал доктор головой из стороны в сторону, затем его взгляд стал более осмысленным. - Простите, ваша светлость, это лично ваше изобретение?
- Скажем так, изготовлено оно лично моими руками и нигде в мире ничего подобного больше нет.
- Боюсь сказать, кто вы, ваша светлость, но, невзирая на ваш возраст, буду думать, что великий ученый, - он немного помолчал. - Значит, скоро наступят страшные войны и тот, кто будет владеть этим, - кивнул на закончившего стрельбу Ивана, - будет владеть миром. И какие же силы в это втянуты, и светлы ли их помыслы?
- Вы ошибаетесь, доктор, - трижды размашисто перекрестился. - Все, что делаю, я делаю только во славу Его. Во имя возврата престола Господня истинным верующим, во имя ликвидации порабощения православных народов, во имя восстановления стабильности и мира на земле. Вот о чем мои помыслы. Понимаю, жизни моей на это не хватит, но постараюсь воспитать наследников своих. А войны начнутся нескоро доктор, лет через двадцать пять, когда стану на ноги.
- А вы не боитесь, что об этом кто-нибудь узнает? - тихо спросила Рита и опустила глаза.
- А кто расскажет, вы? Вы - не сможете, потому что отныне вы либо со мной, либо ни с кем.
- Это как? Ах, ну да, понятно, - кивнул доктор, немного подумал и продолжил, - ваши цели мне близки, поэтому, я с вами.
- Я тоже с вами, ваша светлость, - сейчас Рита смотрела прямо в мои глаза, затем кивнула в сторону бойцов. - Но если кто-то чужой как-то иначе об этом узнает?
Посмотрев внимательно на столпившихся вокруг Ивана ребят, ответил:
- А они тоже уже мои. Никому из посторонних светить свое оружие не намерен, но если кто и увидит, чужой… так вы не переживайте, никто ничего никому рассказать не сможет. Мы об этом позаботимся.
- Вы вчера, ваша светлость, хотели что-то сказать о наших обязанностях, а так же о… предупреждении болезней.
- Да, правильно. Пошли потихоньку к замку и поговорим, - мы направились вдоль озера, взглянув на доктора и Риту, неторопливо продолжил. - Я поставил перед собой задачу создания нового цивилизованного православного государства на базе справедливых общественных отношений с развивающейся теоретической и прикладной наукой, мощной экономикой и высокотехнологичным научно-промышленным потенциалом.
- Задача немыслимо грандиозная. Извините великодушно, но в моей голове от мыслей и вопросов возник сумбур. И первый вопрос - на какой земле все это будет осуществлено?
- Дорогой доктор, к вашему сведению, незанятых европейцами земель с первобытными народами, прозябающими в дикости, на планете еще великое множество.
- Но где эти земли, вы знаете, ваша светлость? - спросила Рита.
- Знаю, конечно. И вы, мадам и месье, тоже будете знать. И не только это. Вы узнаете о вещах, которые приведут вас к удивительным научным открытиям. Правда, просвещать вас начну только после вассальной присяги и клятвы на кресте о том, что все ваши знания в течение ближайших тридцати лет не уйдут за пределы моего государства.
- Странно, молодой человек. Эти ваши немыслимые знания… откуда они? Ой! Простите, ваша светлость.
- Ничего страшного, не смущайтесь, я действительно молод. А знания - Господь вложил. Примите это как аксиому. Да-да, мои слова правдивы. Однажды утром проснулся, услышав глас Его, и понял, что умею и знаю то, что никому еще ныне неведомо. Однако, к моему глубочайшему сожалению, в вопросах медицины я полный профан. Помню только некоторые вершки. Впрочем, даже эти вершки в лечебной науке и практике могут произвести настоящую революцию. И ваша задача, доктор, будет состоять в обобщении и развитии этих моих мизерных знаний, в создании медицинского университета и клиники, которые положат основу будущего здоровья нашей нации.
- Грандиозно! Колоссально! Для меня это весьма лестно, ваша светлость, но не знаю, потяну ли я столь значимое дело.
- Да куда ж вы денетесь, разве что придется подыскать вам помощников.
- А я? А мне что делать? - спросила Рита.
- Да все, что на душу ляжет, мадам. Можете просто выйти замуж. Да и рожать да растить детишек.
- Скажете такое, - она смущенно склонила голову. - Да кто меня возьмет?!
- Не смущайтесь, мадам. По крайней мере одного такого человека точно знаю, - взглянул на ее порозовевшее лицо и продолжил. - А если серьезно хотите заняться делом, то могу кое-что порекомендовать. Вы ведь травница, да? И умеете варить различные зелья? Вот! А мне нужен помощник в некоторых алхимических опытах. Пойдете?
- Конечно, ваша светлость!
В это время мы подошли к воротам замка, и охранник открыл калитку. У коновязи был привязан ослик падре.
- Мне нужны только самые лучшие из вас, - воспитательно-завлекательный процесс проходил после очередных стрельб там же, за озером. Пытался избежать любой возможности присутствия посторонних, поэтому построил бойцов вдали от замка на открытой площадке. - Нужны те, которые в будущем смогут и захотят стать полковниками, генералами, маршалами; те, которые смогут водить в бой полки и армии или большие морские корабли и целые эскадры. Нужны те, которые будут ходить в походы, разыскивать в земле залежи золота, серебра, меди, железа и других полезных ископаемых. Нужны те, которые будут строить корабли и большие дома. Нужны мастеровые, которые создадут большие заводы, на них будут работать сотни и тысячи людей. На этих заводах станут делаться удивительные машины и вот такое вот оружие, которое держит в руках полковник Иван Бульба, оружие - даже лучше этого.
- Да! Всему этому нужно учиться! Мне требуются те, кто готов упорно черпать знания и обучаться сложным наукам; те, кто, встав рядом со мной, выдержав тяготы и лишения первых лет становления, подошвами своих сапог станет попирать новые завоеванные территории. Мне нужны те, кто хочет стать богатым и счастливым!
- Но помните! На моей земле - никакой вольницы не будет! Я - ваш сюзерен, вы - мои вассалы. Бытие всех сословий будет предопределено специальным уставом. И те, которые придут жить на новые земли, никогда не получат в руки это современное оружие, если не принесут мне перед Богом клятву верности. Они будут считаться простыми крестьянами.
- Такую клятву дадут мне завтра лучшие из вас, те, которые готовы идти со мной рядом до самой смерти. По праву владетеля княжеского рода обязуюсь возвести их в рыцарское достоинство, наделить жалованным дворянством и выделить в пожизненное владение каждому лан в двести моргов земли. Тех же, у которых нет воли и характера, а так же тех, кому в этой жизни ничего не надо, а просто хочется домой, завтра отпущу на все четыре стороны. Даже денег дам на дорогу.
Стоит ли сомневаться, что после двухмесячных подготовительных бесед Ивана, а так же после этого моего выступления, крест целовали все бойцы как один, а также Антон, доктор Ильян Янков и мадам Рита Войкова.
В тот день мне особо повезло. Удалось уладить с падре все дела, а так же долгое время (измеряемое тремя графинами красного вина) рассказывать о своем путешествии в Новый свет. Кроме всего прочего, он проиграл партию в шахматы. Уложив горизонтально фигуру короля на доску, изрек:
- Эти твои безбожники не ходят в церковь.
- Они все христиане, падре, и вы об этом знаете. И на развитие вашего храма каждый из них выделил… по два пиастра, разве это плохо?
- Сколько это будет всего? Двести два пиастра? Х-м.
- И со своей стороны добавлю еще девяносто восемь, для ровного счета.
- Х-м. Кардинала, у которого этот вопрос на контроле, я смогу убедить. Но учти, сын мой, только до середины следующего лета. И пусть ведут себя достойно, ведь знаешь же, что с сельскими девками прелюбодействуют?
- Было бы странно, если бы не прелюбодействовали. Они же молодые парни!
- Не богохульствуй!
- Падре, давайте смотреть на вещи реально. В моих деревнях шестьдесят три незанятых, годных к замужеству девки в возрасте от четырнадцати до девятнадцати лет, да две дюжины вдов до тридцати лет. А неженатых парней всего восемнадцать, но в отношении них у меня есть сомнения, почему-то прошлый хозяин де-Сильва их для своих дел забраковал. Так вот, лет через пятнадцать-двадцать вымрут последние старики, так кто же тогда здесь пахать будет?
- М-да. Но сам знаешь, это большой грех.
- Только представьте себе, падре, в вашем приходе вдруг появилось восемьдесят семь грешниц, которые зачастили к вам замаливать грехи.
- Греховные слова и ересь, - сказал падре и поставил на столик опустошенный бокал.
- А потом появится восемьдесят семь новых прихожан, - взял графин и долил ему вина, - ну, половина новорожденных, как обычно, умрет. Но все равно, сколько останется, а?
- Все равно - ересь и греховные слова.
- А на каждого новорожденного ребенка я сделаю семье налоговое послабление. Вы же, когда они придут замаливать грехи, об этом самом послаблении не забудьте напомнить, пусть для церкви не жадничают. Всем выгода, не правда ли, падре.
- Х-м. Мне почему-то казалось, сын мой, что ты хотел свой феод продать. А теперь так беспокоишься о его развитии.
- Не знаю, продам или не продам, но хочется, чтобы он всегда был в хорошем состоянии.
Дотянув восьмой или девятый бокал, падре, еле удерживая в руках подарок - серебряную статуэтку Святого Себастьяна - в благостном настроении отправился домой.