Глава 28

Вместе с посылкой и письмом от бабки, где она рассказывала про найденного ей математика, пришло и послание от Нартова. Андрей Константинович сообщал, что отливка цилиндра прошла успешно, ни трещин, ни дефектов не наблюдается. Водяное колесо находится в стадии устранения мелких неполадок, и скоро можно будет приступать к шлифовке канала. Медную проволоку в Туле делают даже быстрее, чем обещали, первая партия только что пришла в Москву. А вот с железными пластинами возникла какая-то неувязка, так что он собирается туда съездить, дабы разобраться на месте, а грубую шлифовку цилиндра могут начать и без него. Завершалось письмо стандартно — деньги опять кончаются. Нет, хватать-то их пока хватает, но в самый притык, из-за чего работы идут медленнее, чем могли бы.

Естественно, что никакой новостью это для Сергея не являлось, и в числе прочих шагов он поручил Ягужинскому составить полный перечень императорского имущества, находящегося в Петербурге. А три флотских писаря во главе с мичманом, выделенные адмиралом Гордоном, разбирались в этих длиннющих списках согласно указаниям императора, через день делая ему доклад — что из того имущества до сих пор не своровано и в каком оно находится состоянии. Так как им было приказано обращать особое внимание на интересные образцы огнестрельного оружия, то вместе с очередным отчетом императору было принесено шведское ружье, подаренное Петру Первому Апраксиным после какой-то победы.

Разумеется, это была не солдатская фузея. Во-первых, оно оказалось несколько меньше — калибром миллиметров пятнадцать при длине ствола примерно восемьсот. А во-вторых и в главных, качество его изготовления просто поражало. И не гравировкой, хотя она явно представляла немалую художественную ценность.

Сергей уже насмотрелся на изделия оружейников восемнадцатого века, так что он буквально с первого взгляда оценил представленный ему образец. Такое впечатление, что ружье делалось не вручную, а на отличных станках. Полировка канала ствола не вызывала нареканий. И, хотя в ствол, естественно, можно было посмотреть только со стороны дульного отверстия, Сергей при помощи зеркальца с дырочкой все-таки ухитрился заглянуть туда. Судя по кольцам, допуск по диаметру измерялся сотыми долями миллиметра. Потом император царапнул ствол твердосплавным зубом пилки из своего мультитула и убедился, что твердость металла никак не менее пятидесяти единиц. Из булата его, что ли, делали? Преподаватель стрелковой подготовки в Центре говорил, что такое иногда практиковалось, но редко. Ибо стоимость получалась запредельной.

В общем, очередной отчет император утвердил не читая, после чего побежал в Летний сад — опробовать свое приобретение. Надо сказать, что стреляло оно не хуже, чем выглядело, но все-таки Новицкий сразу после стрельб отправился в мастерские Академии наук с целью небольшой модернизации оружия. Потому как прицельные приспособления у него, считай, отсутствовали. Правда, мушка имелась, но какая-то малозаметная, но ни планки, ни даже целика не было вовсе. Кроме того, императору хотелось дополнить ружье капсюльным воспламенением. Именно дополнить, потому как просто переделать замок под капсюль он мог бы и сам, но это не годилось. Ибо капсюлей у Новицкого было хоть и довольно много, но все же далеко не бесконечное количество, и их следовало экономить. То есть требовалось сделать универсальный механизм, способный с минимальными переделками воспламенять заряд и от кремня, и от капсюля.

Ведь у кремневого замка было, с точки зрения молодого императора, три недостатка.

— Выстрел происходил не сразу после нажатия на спусковой крючок, но спустя примерно треть секунды, а иногда и больше.

— Стрельба вверх под углом более чем в тридцать градусов часто приводила к осечкам, потому что порох успевал ссыпаться с полки.

— И, наконец, даже средний дождь мог превратить ружье в бесполезную железяку, а проливной делал это наверняка.

Вот, значит, Новицкий и хотел, чтобы в случаях, когда эти недостатки нетерпимы, от них можно было избавиться путем нескольких несложных манипуляций. Для ежедневных же тренировок в стрельбе использовать не капсюли, а кремни.

Как уже говорилось, Центр дал возможность Новицкому захватить в прошлое пять с половиной килограммов вещей по собственному усмотрению, и при этом ему было сказано, что он может заказывать что угодно — ведь Центр является государственной организацией с очень немалыми возможностями. На самом деле получилось даже на двести граммов больше, потому что Сергей перед забросом похудел несколько сильнее, чем это предусматривалось. Но времени выбирать уже не было, и этот вес просто досыпали капсюлями.

Так вот, килограмм с небольшим весил наган с патронами. Еще столько же — слесарные инструменты и полуфабрикаты для их изготовления на месте, помимо тех, что были нужны для изготовления, настройки и запуска маяка — три напильника, алмазные надфили, ножовочные полотна, сверла, метчики, плашки и твердосплавные пластины для самостоятельной напайки на что угодно. Лекарства на все случаи жизни в личный вес не входили, но Сергей дополнил то, что ему выделил Центр, еще килограммом. Двести граммов весили семена, часть из которых уже была посажена на огороде за Лефортовским дворцом как подарок, привезенный из Америки княгиней Чингачгуковой. И, наконец, весь оставшийся вес занимала специальная электроника, оптика и запасные литиевые аккумуляторы к ним. В частности, там были четыре радиомикрофона с радиусом действия в два километра, и половину император взял с собой, отправляясь в Петербург. Один был уже установлен в доме Миниха, в рабочем кабинете. И вот, кажется, наступила пора для его использования.

Василия Нулина царь взял в путешествие не только и не столько за его услужливость и прочие лакейские качества. Они, конечно, присутствовали, но в разумных количествах, не очень превышающих средние в той среде. Но Василий мало того что был обаятельным и общительным парнем, так еще и редким пройдохой, именно благодаря коим качествам он и смог попасть в услужение к самому императору. И, значит, нынешним утром он сообщил, что ближе к вечеру Ягужинский собирается в Кронштадт, в гости к Миниху. Так как эти двое не были закадычными друзьями, то, естественно, императора заинтересовало, о чем они там будут говорить.

Сразу после обеда Новицкий переоделся в аляповатый синий камзол, приклеил небольшие усики, нацепил здоровенный парик, глянул в зеркало и убедился, что оттуда на него смотрит какой-то совершенно незнакомый лакей, причем не очень важной персоны. После чего еще раз проверил все свое вооружение, состоящее из нагана и узкого кинжала, и спустился на первый этаж, где его уже ждали Василий Нулин и Федор Ершов. Первый был безоружен, потому как ни с чем таким обращаться не умел, у второго имелся кастет, хотя он и без него, если с хорошего размаха, мог одним ударом проломить любую голову. Вся прислуга дворца была предупреждена, что его императорское величество до позднего вечера, а то и до утра будет изволить пребывать в глубочайших государственных раздумьях, поэтому беспокоить царя нельзя ни под каким видом.

Через полчаса вся троица была в порту, а через три с половиной — в небольшом бревенчатом домике, недавно купленном Нулиным в полукилометре от миниховского дома.

Интересующая императора беседа началась около восьми часов вечера. Начал ее Ягужинский с вопроса — понимает ли молодой император, насколько серьезен сам факт покушения на него?

— Не хуже нас с тобой, — заверил Миних.

— Но почему он тогда ничего не делает?

— То есть за помощью к тебе или ко мне не бежит? Наверное, потому что считает — мы ее оказать не сможем. Не беспокойся, Павел Иванович. Он явно как-то расследует нападение на Сарское. Об этом я могу судить хотя бы потому, что отменена почти половина тех инспекций, что мы с ним должны были совершить на этой неделе.

— Но отчего же он тогда не пожалел двух дней на поездку в Стрельну?

— Не знаю, — хмыкнул Миних. — Наверное, это ему зачем-то было нужно.

Дальше возникла пауза. Судя по негромким звукам, кто-то раскуривал трубку. Похоже, это генерал-прокурор, Христофор Антонович при мне не курил никогда, предположил Сергей.

— Ладно, — продолжил Ягужинский, — пусть Петр делает, что считает нужным. В конце концов, убить-то пытались именно его. Но мне не дает покоя вот какой вопрос — что будет, если какое-нибудь покушение кончится успехом?

— То же самое, что в январе, только хуже, — усмехнулся Миних.

— Вот мы и должны тому воспрепятствовать, пока сие возможно!

— У его величества очень серьезная охрана.

— Да не про то я толкую! Но если он все-таки помрет, то новой семибоярщины или свары за трон можно избежать только одним способом — заранее назначив наследника, да так, чтобы волю императора нельзя было толковать криво.

— Ага, — с явно слышимым сарказмом сказал генерал-аншеф, — и где же ты сейчас найдешь такого, чтобы он был способен править Россией, и при этом ни у кого, в том числе и у него самого, не возникло желания помочь царю побыстрее покинуть этот свет?

— Это цесаревна, — совсем тихо, из-за чего Сергей скорее понял, чем расслышал сказанное, предложил Ягужинский. Так как собеседник молчал, то он продолжил:

— За ней сейчас нет никакой хоть сколько-нибудь значительной силы. Сама же она неспособна на решительные действия.

Дурак ты, хоть и генерал-прокурор, подумал Сергей.

Миних, похоже, подумал то же самое, но высказался более развернуто.

— Сейчас силы нет, однако, как только ее объявить наследницей, мы с тобой, Павел Иванович, и чихнуть не успеем, как оная уже появится. А про неспособность — ты меня, право слово, рассмешил. Вспомни, что еще год назад все думали про Петра! И я тоже, каюсь. Ныне же — так сразу и не сказать, на что способен сей вьюнош, но нет сомнений — на многое. Елизавета же всегда была женщиной не только решительной, но и умной.

Вот тут Новицкий был целиком согласен с генерал-аншефом. Да, конечно, сейчас он испытывает к Лизе довольно теплые чувства. Но они не мешают понимать — если вдруг окажется, что между троном и ней будет стоять только его жизнь, то шансы Сергея дожить до глубокой старости несколько уменьшатся. Может, и не очень сильно, но рисковать молодой император не собирался. А беседа в кабинете продолжалась:

— Так ты, Павел Иванович, навестил меня затем, чтобы я поговорил с Петром про объявление наследника? И не проси, не буду. Во-первых, пользы в том не вижу. А во-вторых, он меня сразу пошлет, и прав будет.

— Куда? — не понял Ягужинский. Миних обстоятельно объяснил, а потом продолжил:

— Дабы же избежать споров всяких вокруг престола, надобен о том закон, государем лично подписанный и во всеуслышание объявленный, тогда никакой Долгоруков не станет завещание подделывать, ибо толку с того все равно не получится. Вот про это я с царем готов поговорить в ближайшее же время.

— Это хорошее дело, но сейчас сути оно не изменит. Петр — последний Романов по мужской линии. Как ни посмотри — нужно, чтобы это не затянулось надолго.

— Женить его хочешь? Давай. Сначала Меншиков пытался. Потом Долгоруковы пробовали. За ними, кажись, и Остерман чего-то такого хотел. Вот уж не знаю, что там произошло между ним и государем, но только Андрей Иванович теперь как глянет на него, так и обмирает от страха. Меня, знаешь ли, в подобную компанию не тянет.

— Так уж совсем ничего ему и сказать не можешь?

— Могу, и прямо с завтрашнего утра. Вот так прямо зайду и скажу — государь, тут тебе Павел Иванович Ягужинский кое-что хочет донести до внимания твоего. Будь добр, выслушай его. По-моему, он дело говорит, а дальше уж тебе решать. Вот это я могу, а более — даже не проси. И кого ты его величеству сватать-то собрался, если не секрет?

— Не выжил я еще из ума, дабы императору кого-то подсовывать, видел, как и ты, чем это кончается. Пусть сам решает, коли у него забота о державе есть.

Миних захохотал, а отсмеявшись, объяснил причину:

— Я и сам могу сказать, чем ваш разговор закончится. Выслушает тебя внимательно его величество и молвит — а у тебя, Павел Иванович, неужели нет той заботы о державе? Быть такого не может. Вот, значит, ты и ищи будущую императрицу, а то мне как будто заняться нечем, кроме как невест себе искать. Так он и скажет, и наверняка почти такими словами. А ты, значит, еще и виноватым останешься, когда найдешь кого-нибудь не того, только так оно и будет. Скажет тебе царь, что искал ты без должного усердия, и это ему огорчительно.

Кто-то из собеседников прошелся по кабинету — кажется, Миних, шаги тяжелые. И снова в наушнике раздался голос генерал-аншефа:

— Мне же нравится то положение, которое есть сейчас. Ныне в случае смерти государя самым явным претендентом на трон является Елизавета. И потому, что она дочь Петра Великого, и в силу того, что из опалы вышла. Но все-таки не настолько у нее все явно, чтобы решиться на непотребное. В отличие от прошлых годов, сейчас ей есть что терять. А вот когда государь с ней расстанется, тогда, конечно, придется за цесаревной присматривать, но, мнится мне, Петр это понимает не хуже нас с тобой.

— Думаешь, скоро разойдутся?

— Не то чтобы скоро, но да. С государем она живет еще недолго, однако же он у нее далеко не первый. И ни разу не то чтобы она в тягости не оказалась, но даже слухов о том не было! Не бесплодна ли цесаревна? Кстати, тебе, Павел Иванович, это проще разузнать будет, чем мне.

Вскоре беседа закончилась, Ягужинский с Минихом отправились ужинать, и император, послав сигнал выключения на микрофон и свернув приемник, тоже засобирался домой. Благо можно было не опасаться, что плыть придется в темноте — тут все-таки не Москва, а Питер, в котором именно сейчас наличествуют белые ночи, воспетые каким-то классиком. Каким именно, Новицкий уже забыл, да и вообще был несколько разочарован данным явлением природы. Не такими уж они при ближайшем рассмотрении оказались белыми, эти ночи. Но, с другой стороны, для перемещения по Маркизовой луже света хватало в любое время суток.

Молодой император был доволен тем, что не вскрылось никакого ужасного заговора. Ну, а что его опять захотели женить — не так страшно, методика борьбы с подобными поползновениями уже почти выработана, и Миних правильно оценил ее основные положения.

Но вообще-то, конечно, в беседе действительно был поднят важный вопрос. С одной стороны, без официально объявленного и всем известного наследника государству в самом деле как-то не очень хорошо. Но при его появлении проблемы начинаются уже у императора. Потому как этот наследник может оказаться нетерпеливым, это раз. Или покажется кому-то более подходящим, чем нынешний царь, это два. Взять, например, Павла Первого. Издал он закон о престолонаследии, хоть и были у него сомнения, что его сын Александр окажется лучшей кандидатурой из всех имеющихся. И что? Тут же прибили болезного, потому что нашлись силы, для которых наследник был куда предпочтительнее самого Павла.

Итак, подвел предварительный итог Сергей, имеем два небольших противоречия. С одной стороны, наследник должен быть однозначно определен, да так, чтобы в этом ни у кого никаких сомнений не было. С другой, никто, в том числе и он сам, не должен заранее знать, кто конкретно сядет на трон в случае смерти царствующего императора. Это противоречие номер один. Второе заключается в том, что порядок престолонаследия должен быть четко прописан в законе, но в то же время императору не помешает право при необходимости убирать из списка наследников кого угодно. И, соответственно, кого угодно туда добавлять. Ну, это вполне решаемо, а вот как быть с первым пунктом?

Да тоже ничего особо сложного, вскоре признал Сергей. Пусть Нартов сделает охренительный сейф, открыть который можно будет только тремя ключами одновременно. Один ключ вручаем Сенату. Второй — кому-нибудь из православной церкви. Третий — какому-нибудь выборному блюстителю, заодно и посмотрим, как теперешних условиях заработает демократия. И, значит, царское завещание при большом стечении народа кладется в этот сейф, запирается тремя ключами, после чего открыть ящик можно будет только точно так же. На виду у толпы и тремя ключами одновременно. Таким образом, все знают, что наследник назначен, но никто не в курсе, кто он такой. Если же подобная процедура проведена не была — значит, работает закон о престолонаследии, в качестве которого прекрасно сойдет и тот, что ввел Павел.

С тем же, что генерал-аншеф и генерал-прокурор наговорили про Елизавету, император был в общих чертах согласен. С одним маленьким уточнением — в обозримом будущем он с ней расставаться не собирался.

Почти всю свою сознательную жизнь Новицкий был одиночкой. Про тепло семейного очага в его случае можно было говорить только в порядке издевательства. В школе у него и приятелей-то было немного, а друзей и вовсе ни одного. Правда, потом в жизни Сергея появился дядя Виталий, но это продолжалось недолго. А уж в Центре он во всех окружающих видел либо людей совсем безразличных, либо недругов, причем очень опасных, кроме разве что преподавательницы сексуальной культуры. Да и то умом понимал, что это неправильно, однако поделать с собой ничего не мог. А теперь у него есть Лиза, и никому он ее не отдаст! Точнее, сейчас не отдаст, до будущего же еще дожить надо.