Глава 18

Как было обещано, на следующий день сразу после обеда император выехал к Нартову, посмотреть паровую машину, сделанную на монетном дворе. Сергей уже знал, что конкретно этот находится в Китай-городе, на Никольской улице. Помимо него в Москве имелся еще один работающий в полную силу монетный двор, он располагался на окраине, в Хамовниках. Кроме того, в самом Кремле тоже было нечто подобное, но там в основном чеканили медали, а последние три года перестали делать даже это.

На сей раз обстановка позволяла глазеть по сторонам, чем Новицкий и занимался, благо его лошадь Даша сама шла за конем Нартова, показывающего царю дорогу.

Путь лежал через Немецкую слободу, на месте которой в двадцать первом веке проходила улица Радио. С точки зрения Сергея, сейчас тут было куда живописней. Впрочем, слобода быстро кончилась, и царская кавалькада выехала на Басманную улицу, перед названием которой еще не появилось слово "старая". Дома вдоль нее стояли пореже и попроще, чем в Кукуе, но зато вкусно пахло свежеиспеченным хлебом. Заканчивалась улица у земляного вала. Самого настоящего, только старого, местами осыпавшегося, с двумя небольшими деревянными башенками по сторонам прохода, за которым начиналась уже собственно Москва, улица Покровка. Тут дома стояли заметно теснее, большая часть их была каменными. И, наконец, колонна добралась до Никольской улицы, которая здесь именно так и называлась. Причем она была мощеной не булыжником, как Басманная, и не грубо подогнанными бревнами, как Покровка, а досками, причем довольно аккуратно.

— Богатые люди здесь живут, — обернулся Нартов к царю, — а монетный двор — вон он, справа перед воротами. Коней придется оставить снаружи, машина во внутреннем дворике.

Поначалу Новицкий ее даже не узнал. Дело в том, что на его эскизах цилиндр располагался горизонтально, как на учебном пособии, по которому он изучал устройство паровика в Центре. И на паровозах, судя по картинкам, цилиндры тоже стояли параллельно земле. Здесь же цилиндр был мало того что вертикальным, так еще и шатун торчал вверх, а венчало сооружение примерно полуметровое в диаметре ажурное колесо маховика.

— Если ставить цилиндр как ты нарисовал, государь, — пояснил Нартов, — то сила тяжести будет прижимать к нему поршень, и от оного произойдет усиленный износ. Можно, конечно, продолжить шток, на котором он закреплен, до противоположного конца цилиндра, но тогда потребуется еще одна бронзовая втулка, весьма точно сделанная, да и шток такой длины изготовить тоже не так просто. Поставив же цилиндр стоймя, я обошелся коротким штоком и всего одной направляющей втулкой. Кроме того, под действием своего веса поршень в конце работы опускается вниз, то есть занимает самое удобное для следующего запуска положение. Если бы цилиндр стоял боком, то поршень мог бы остановиться где угодно, и перед подачей пара пришлось бы вручную доворачивать маховик.

— Хорошо, — кивнул Сергей, — ты же мастер, тебе виднее. Так что запускай машину, мне интересно посмотреть ее в работе.

Два закопченных мужика в штанах и кожаных фартуках уже разжигали топку под котлом, а Нартов скрылся в небольшом сарайчике, но тут же вышел оттуда, неся что-то вроде средних размеров примуса. При ближайшем рассмотрении оно оказалось часами со здоровенным горизонтальным циферблатом. Причем, что удивительно, стрелок было три, то есть имелась и секундная. Правда, стекла не было вовсе.

— Хронометр работы мастера Клемента, привезенный мной из Англии, — гордо сообщил Нартов, — по оному образцу я сделал часы Петру Великому, но они сейчас в Петербурге. Давление в котле поднимется за семь-восемь минут, и можно будет пускать пар в машину.

Когда подошло время, Андрей Константинович шагнул к котлу, крикнул "поберегись", отчего мужики тут же отбежали от топки, и повернул рычаг на трубе от котла к золотнику. Раздалось шипение, маховик повернулся, и тут из отверстия посередине цилиндра ударила струя пара, затем еще одна, потом еще и еще. Маховик раскрутился примерно до трех-четырех оборотов в секунду, и Нартов начал вертеть какую-то рукоятку снизу. Видимо, от нее шел привод к натяжителю ремня, потому что он натянулся и начал проворачивать мощную дубовую балку с намотанной на нее веревкой. Другой конец ее проходил через шкив на вершине трехногой мачты к мощной чугунной гире. Вот веревка натянулась до звона, и гиря медленно поползла вверх. Сергей смотрел на часы. Да, действительно, уже на четырнадцатой секунде гиря почти вплотную подошла к шкиву. Нартов перекрыл пар, ослабил ремень, и гиря с четырехметровой высоты ухнула на землю.

— Здорово, — восхищенно сказал Сергей, а про себя прикинул, что, пожалуй, для полной завершенности картины не хватает одной небольшой детали. Например, Алексея Долгорукова, аккуратно положенного под треногу сразу после начала подъема гири. Вслух же император продолжил:

— Я, собственно говоря, и не ожидал иного исхода, раз за работу взялся сам Нартов. И поэтому написал вот такую бумагу. Правда, пока она силы не имеет, ибо должна быть подтверждена Верховным Тайным Советом. Однако даю императорское слово, что, как только заработает большая машина, сделанная по образу этой, весь Совет поголовно у меня тут же распишется здесь как миленький. На, читай.

Нартов взял бумагу, прочел первые две фразы, открыл рот, да так и остался стоять, не в силах поверить увиденному. Потому что он держал в руке указ о пожаловании ему графского титула и награждении орденом Андрея Первозванного.

Когда Андрей Николаевич немного пришел в себя после сногсшибательной новости, Сергей вручил ему заказ на четыре десятка небольших медных и железных пластинок. Потому как до сих пор он использовал планшет очень редко, экономя заряд аккумулятора, но ведь, как его ни экономь, он все равно довольно быстро кончится. Поэтому Новицкий собирался изготовить штук двадцать небольших гальванических элементов. Но не вольтовых, потому как хоть сколько-нибудь чистый цинк в России пока получать не умели. Однако пара "железо-медь" с нашатырем или соляной кислотой в качестве электролита тоже даст напряжение, хоть и совсем небольшое. Зарядное же устройство в контейнере имелось, и нестандартное — оно могло работать при входных напряжениях от пяти до шестидесяти вольт.

— Государь, позволь спросить, а что это будет? — поинтересовался Нартов.

— Да вот захотелось мне что-то на досуге заняться химическими опытами, — пояснил Сергей.

— По-моему, зряшное это дело, ваше величество, — с сомнением сказал механик. — Встречал я в Англии двух алхимиков, и оба были шарлатанами. Одного, кажется, уже повесили.

Новицкий почувствовал что-то вроде обиды. Как, интересно, без химии взрывчатку делать? Андрей Константинович тут явно неправ. Хотя… ведь емкость задуманной батареи намного больше, чем нужно для заряда планшета! И, значит, потом можно будет провести небольшую демонстрацию — показать Нартову, что такое гальванопластика. Уж ее-то он, надо думать, оценит по достоинству. И наверняка после этого изменит свое мнение как о химиках в частности, так и обо всей этой полезнейшей науке в общем. Хотя, пожалуй, первый шаг в данном направлении не помешает сделать прямо сейчас.

— Я тоже видел одного алхимика, и он совершенно точно был жулик, — кивнул Сергей, имя в виду Шенду Кристодемуса. — Но, несмотря на это, ему все-таки удалось добиться кое-каких интересных результатов. Вот я и подумал — а что получится, если химией займется не шарлатан, а честный человек вроде меня? Подозреваю — нечто удивительное, но это еще надо проверить.

Изготовление и успешный пуск маленького паровика вдруг привели к довольно неожиданному последствию.

Миних пришел с очередным докладом по поводу текущих дел Совета, и Сергей обратил внимание, что генерал-аншеф явно торопится побыстрее закончить свою речь. Раньше за ним такого не замечалось, поэтому Новицкий предложил:

— Если ничего срочного там не произошло, то давай лучше поговорим о том, что тебя волнует. Ведь не из-за речей же Головкина ты сейчас чувствуешь себя как на иголках?

— Чистая правда, государь, мне об этом сборище ныне и вспоминать-то неохота. Потому как сразу после сегодняшнего заседания поехал я к Нартову да попросил показать в действии машину, изготовленную им по твоему повелению. Ты хоть сам-то понимаешь, что за вещь вы сотворили?

— Паровой двигатель, — пожал плечами Новицкий, — предназначенный для приведения в движение различных механизмов вместо водяного колеса, а также мускульной силы людей или животных.

— Да пес с ними, с механизмами этими, их пока и мужики неплохо крутят! Но ведь ваша машина выполняет ту же работу, что здоровый человек вроде меня, и не устает. А Нартов сказал — если сделать машину всего в пять раз больше, то она будет в сто раз мощнее! То есть заменит сотню гребцов на галере и не будет уставать при этом, сколь угодно долго двигая корабль полным ходом. Только надо придумать привод от колеса машины к веслам, но Андрей Константинович мужик башковитый, он справится.

— Не нужно привода, — хмыкнул Сергей, — в древней Греции жил великий ученый Архимед, и он придумал архимедов винт, его можно посадить прямо на ось маховика. Но какой смысл заменять гребцов машиной? Ей же дрова нужны всегда, а гребцов можно накормить заранее.

Разумеется, молодой человек это отлично знал, но ему было интересно, что скажет Миних.

— Все виктории флота российского в войне со шведами были одержаны гребными судами, — пояснил генерал-аншеф. — Это давало нам возможность маневрировать в безветрии, когда корабли противника двигаться не могли. Однако если на судне много гребцов, то на нем уже нет места для пушек. Что плохо, артиллерийский огонь шведов наносил немалый урон, а наши почти не могли отвечать. Но машина займет совсем немного места! И, значит, получится корабль, вооруженный как фрегат или даже сильнее, но способный двигаться в безветренную погоду подобно галере. Сие есть великое дело, государь, поверь мне.

— Поверить нетрудно, корабль сделать уже труднее, а десятки паровых машин — и вовсе невозможно без хорошего завода. Один же корабль особой пользы не принесет, а вот вред от него может быть. Увидят этакое чудо шведы, англичане или голландцы да тоже построят себе, а нам останется только кусать локти. Вот поэтому Нартов сейчас начнет строить именно завод, а вместе с ним — новую машину, которая будет крутить станки на этом заводе. И только потом можно будет думать, как поставить паровую машину на корабль.

— Как сказать, — покачал головой Миних, — начинать думать никогда не бывает рано, а вот поздно — это случается, и часто. Если решено, что когда-нибудь у России будут корабли с паровыми машинами, то готовить для них механиков и прочих людишек вплоть до капитанов нужно уже сейчас.

— Ладно, в общем я согласен, и давай сделаем так. Летом съездим в Петербург, посмотрим, что там и как, а то я слышал, будто город сей потихоньку начал хиреть. Среди моряков подберем несколько десятков помоложе да потолковей, и чтобы были согласны служить на новых кораблях. Ближе к осени я привезу их в Москву, и пусть они на заводе у Нартова учатся обращению с машинами. Ты же останешься в Питере, надзирать за постройкой первого парового судна. А чтобы никто раньше времени не начал проявлять к нему интерес, говори, что строится царская яхта. И труба там нужна… ну, скажем, для бани. Или для пекарни какой-нибудь особой, неважно. Царь же на ней плавать будет!

— Моряки говорят "ходить", государь.

— А я пока еще не моряк, так что мне можно. Значит, в ближайшее время жду от тебя бумагу, где будет написано, сколько денег и когда потребуется для постройки такого корабля. Без машины, с ней будем отдельно разбираться. Потому как есть у меня большое подозрение, что моего содержания, хоть и увеличившегося против прежнего более чем в три раза, хватит только на лодку, коя сможет плавать отсюда в Кремль и обратно. Вообще-то деньги у нас будут, но не сегодня и не завтра.

И даже не послезавтра, закончил про себя император. А никак не раньше середины следующей зимы, да то если у Порфирия Баташева все получится как задумано.