Глава 11
– Значит, в Питер собрался? – спросила Юля, когда они уже вернулись в номер.
– Собрался, – довольно кивнул Руслан и плюхнулся на кровать.
Разговор с кузнецами автомобильной фабрики закончился очень даже плодотворно. Равиль с Сашкой Гусевым оглядели УАЗ, долго цокали языками, наконец татарин пришел к выводу, что с человеком, сумевшим сконструировать и построить ТАКОЙ автомобиль, господин Фрезе по крайней мере захочет поговорить. Чтобы узнать, какие еще идеи пришли ему в голову. Возможно даже – но тут Равиль предсказывать не брался, – Руслан сможет войти к Фрезе в долю. Правда, он тут же честно предупредил, что последнее время дела хозяина идут совсем не в гору, среди рабочих ходят слухи о том, что он планирует продать фабрику. Но Руслан поразмыслил и пришел к выводу, что, даже если фабрика будет продана, – для него и это неплохо. Одно дело прийти куда-то и представиться – я, мол, американец без рекомендаций, и совсем другое – бывший инженер фабрики господина Фрезе. Совсем другой подход. Так что Равиль пообещал рассказать о нем хозяину, Руслан, в свою очередь, пригласил кузнецов заглядывать к нему к гостиницу, буде возникнет какой вопрос.
– В Питере лучше.
– В столицу надо, там все бабки, – хмыкнула Юля.
– Девочки! – Руслан открыл глаза. Юля смотрела на него, Аня тоскливо вертела в руках старую курточку. – Здесь, может быть, и хорошо, тихо и спокойно, но мы здесь слишком бросаемся в глаза. В столичной толчее на нас никто не обратит внимания.
– Руслан, так, может, и будет лучше, если на нас обратят внимание? Аня, убери баллончик! В карман спрячь! Еще не хватало, чтобы мы тут дружно заплакали.
Аня показала маме язык.
– Юля, зачем нам лишнее внимание?
– Руслан, но ведь мы знаем столько всего того, что произойдет. Может, вмешаться, изменить историю, сделать лучше…
Лазаревич сел:
– Юля, мы не станем никуда вмешиваться. Мы будем просто жить. Понятно?
– Но почему?!
– Вопрос закрыт. – Он взмахнул рукой.
Юля вздохнула, но мысленно фыркнула. Когда на нее давили, в ней просыпалось острое желание сделать наоборот. Именно по такому принципу она стала металлисткой в свое время и ушла в группы. Так что Руслана ждал еще не один разговор на эту тему…
– Папа… Сегодня воскресенье… Почему мы должны куда-то идти?
– Не куда-то, а в церковь.
– Зачем?
– Согласна, – вмешалась Юля. – Зачем? Когда это ты успел стать сильно верующим?
Руслан закончил повязывать галстук.
– Я – не сильно верующий. Но местные жители – верующие. Они крестятся, держат дома иконы, ходят в церковь. Мы на их фоне и так слишком сильно выделяемся, постоянно забываем на иконы креститься, – если еще и в церковь не пойдем, на нас начнут коситься.
– Давай завтра, а?
– Завтра – понедельник, а сегодня – воскресная служба. Заканчивайте препирательства, собирайтесь, пойдем.
– Бедные крестьяне… – пробурчала Аня.
– Крестьяне-то тут с какого боку?
– Они целыми днями работают, да еще и в воскресенье им поспать не дают…
– Пойдем, жалельщица. – Руслан потрепал дочку по голове.
… – Краткая инструкция, – остановил он своих девчонок неподалеку от собора, – платки повязать на головы, так чтобы волосы были спрятаны. При входе в церковь – креститься, при выходе – креститься, во время службы каждый раз, когда остальные крестятся, – креститься. Когда кланяются – кланяться. Все понятно?
– Угу…
Людей в церкви было не так уж и мало. И не одни старушки: были тут и мужчины, и молодые женщины, и дети.
– Народ на самом деле верующий, – констатировала Юля шепотом и перекрестилась.
– Никто не крестится, – шепнул Руслан.
– Это я так, для тренировки. Не думаю, что меня прогонят из собора за то, что я лишний раз перекрестилась.
– Папа, а чем церковь от собора отличается?
– Понятия не имею. Собор больше, наверное.
Появился священник в фиолетовой шапочке в форме цилиндра. Началась служба.
Лазаревичи тихо стояли в общей толпе, машинально крестились и думали о своем.
Руслан оглядывал молящихся. «Что-то незаметно здесь особого рвения в вере. Так, по привычке. Некоторые вон шепчутся, старик, кажется, и вовсе засыпает… Похоже, здесь – как в Америке в изложении Задорнова: они не веруют, они ходят в церковь». Дети и вовсе откровенно тяготились присутствием.
Юля вообще ушла мыслями далеко от церковной службы. Она продолжала про себя спорить с Русланом, пытаясь придумать аргументы в пользу того, что они должны предупредить кого-нибудь о Первой мировой и революции.
Аня рассматривала священника и думала о том, почему у него борода полосатая: по краям черная, а в середине – седая.
– Господи, помилуй, – прогудели в церкви.
Мимо Руслана протиснулся мальчик и погасил свечку у иконы.
– Господи, что ся умножиши…
– Доброе утро, Руслан Аркадьевич, – прошептали за спиной.
Лазаревич вздрогнул и оглянулся.
– Доброе утро…
Исправник. С дочерью.
– Решили посетить церковь? Значит, в православной вере крещены?
– В православной. Мы же русские люди.
– Всякое бывает, всякое… Так что ж это вы, Руслан Аркадьевич, обещания свои нарушаете? Обещали в гости ко мне прийти, а сами?
– Так, понимаете ли… Одежда у нас только дорожная, неудобно как-то…
– Ничего страшного, у меня все по-простому, без китайских церемоний.
– Господи, да не яростию твоею… – гудел священник.
– Так что жду вас сегодня к шести часам в своем доме. Непременно приезжайте. С женой и дочкой.
Дочка исправника скривила губки. Похоже, у нее была мыслишка насчет пообщаться с американцем без всяких там супруг, но невнимательный – или слишком внимательный – папенька испортил ей всю малину.
– Жду, жду…
– Пойдем? – наклонилась Юля, глядя в спину выходящего из собора исправника.
– Конечно. Мне как-то не хочется, чтобы на нас обиделся главный полицейский города. По нашим временам – начальник РОВД. Пойдем.
– Я не умею есть ножом и вилкой. И этикету не обучена.
– Валим все на американскую простую и суровую жизнь. Главное, браслет с шипами сними. Совсем рехнулась: в церковь с металлистскими прибамбасами?!
– Все равно никто не поймет.
– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя…
Все принялись осенять себя крестным знамением.
Ужин у исправника почему-то ассоциировался у Руслана с огромным залом, длинным, как подиум, столом, кучей народу в орденах и вечерних платьях. На самом деле все было довольно скромно.
Столовая комната, посредине – стол, рассчитанный максимум человек на десять. Белая скатерть, блестящая посуда. В орденах был только сам исправник, в вечернем платье – только его дочка. Черное, кружевное, с квадратным декольте, оно давало Ольге, дочери исправника, право смотреть свысока на Юлю Лазаревич, в ее скромном дорожном костюме. Ну или Анюта так думала.
Кроме исправника Дмитрия Ивановича – Руслан все-таки вспомнил его имя – и его дочери в столовой присутствовал незнакомый человек. Невысокого роста, в черной костюмной тройке, с аккуратной бородой и в своеобразных очках – без дужек, с длинным шнурком. Похоже, это то самое пенсне, которое советовали беречь Кисе Воробьянинову…
Дмитрий Иванович, с хрустом поклонившись, поцеловал руки Юле и Анюте, немедленно засмущавшейся. Следуя его примеру, Руслан чмконул воздух у кисти дочери исправника. Ладошка пахла чем-то восточным.
– Позвольте представить: Руслан Аркадьевич Лазаревич, американский путешественник, с супругой Юлией и дочерью Анной.
– Очень приятно, – кивнул незнакомец, блеснула золотая цепь поперек живота.
– Доктор Быков Леопольд Леопольдович, из Санкт-Петербурга…
Руслан с Юлей сдержались, а вот Аня все же хихикнула, вспомнив сразу и хамоватого доктора из «Интернов», и добродушного кота из мультика.
– Очень приятно, – склонил голову Руслан, чувствуя, что по спине сбегает струйка пота.
Они пожали руки друг другу.
– Прошу к столу.
Руслан боялся запутаться в столовых приборах, но Дмитрий Иванович, судя по всему, не ставил перед собой цели смутить гостей: у тарелки, белой, с рисунком полевых цветов, лежала только одна вилка и один нож.
Служанка, а может, горничная, короче говоря, девушка в фартучке положила на тарелки бифштексы, открыла бутылку вина.
– Обратите внимание, – поднял палец Дмитрий Иванович, – вино из Ливадии. Сам государь такое пьет.
Вино разлили по бокалам зеленого стекла.
Исправник встал:
– Пью за наших гостей из далекой Америки.
Руслан понял, что от рассказов о «родине» не сбежать.
… – Я смотрю, Руслан Аркадьевич, – в шутку заметил доктор Быков, – вы и в самом деле из Америки. Как вы своеобразно с мясом разделались.
Лазаревич взглянул в тарелку. Смешно: и у него, и у Юли, и у Ани бифштекс был разрезан на маленькие кусочки, в то время как у остальных – только отрезано с краю.
– Американская манера, – улыбнулся он. – Есть две манеры пользоваться ножом и вилкой. В Европе держат нож в правой, вилку – в левой, отрезают по кусочку и едят. В Америке же разрезают бифштекс на части, потом перекладывают вилку в правую руку и едят так.
– Сколько народов, столько и обычаев, – сощурил глаза в улыбке Дмитрий Иванович.
– В Америке все так необычно, – немного манерно закатила глаза Ольга. – Руслан Аркадьевич, расскажите, пожалуйста, как вы там живете?
– Как живем… Наверное, так же, как и в России: утром просыпаемся, вечером спать ложимся.
– Вы шутите!
– Нисколько. Могу вас заверить, именно так и поступаем.
– У вас там, в Америке, много всяческих технических новинок? Столько всего придумано, даже автомобили лучше, чем у нас…
– Если вы судите по моему, то он к американскому гению не имеет никакого отношения.
Руслан не соврал: сложно представить машину, более далекую от Америки, чем УАЗ.
– Я сам ее сконструировал, – привычно соврал он, – так что она такая же русская, как и американская.
– Вы шутите! Если бы вы жили не в Америке, вам не удалось бы построить нечто подобное. Наши мастера на такое не способны!
«Сто лет прошло, – подумал Руслан, – и ничего не меняется. Такие же гламурные курицы с силиконовыми мозгами будут рассуждать об отсталой России, ничего о ней не зная и полагая, что в Америке – рай земной…»
– Но у вас там зато негров линчуют, – победно добавила она.
«Знакомо. У вас там богатство, но бездуховность. Кто бы мог подумать, что такое отношение к Америке уходит корнями так глубоко…»
– В самом деле, – вмешался улыбающийся, как мастер Йода, исправник, – почему у вас такое отношение к неграм? Как к людям второго сорта?
Руслан молча развел руками. Он помнил совсем другое отношение к «афроамериканцам», поэтому не мог придумать быстрого ответа.
– Там, где я жил, негров было немного, – выкрутился он, – поэтому не могу сказать, чем вызвана нелюбовь остальных американцев. Ведут себя вроде бы тихо…
– Скорее всего, – заметил исправник, – в таком отношении виноваты сами негры. Вспомните, они совсем недавно в историческом отношении освобождены из рабства. Посмотрите на наших крестьян. Они же как дети: без твердого родительского наставления не способны ни на что разумное.
– Да-да-да! – оживился доктор. – Вот, скажем… Хотя об этом я потом расскажу.
– С другой стороны, – продолжил рассуждение Дмитрий Иванович, – у нас без отеческого наказания крестьянин быстро портится. Вспомним все случаи поджогов, нападений на землемеров. Было такое при крепости? Не было! Все от лишней свободы! Вот вы, Руслан Аркадьевич, какого года рождения?
«Черт, а правда, какого я года? 1910 минус 33…»
– Семьдесят седьмого.
– Ну тогда вы тех времен не застали.
– Не скажите, Дмитрий Иванович, – опять доктор, – крестьян революционеры мутят. Вот, Руслан Аркадьевич, скажите, у вас революционеры есть?
– Как вам сказать… Есть, но несерьезные.
– Во-от! Некому ваших негров мутить, а то бы они и у вас по ночам дома жгли. Все зло – от либералов.
Доктор поправил на лацкане серебряный значок с крестом и всадником.
– Ну у нас своих либералов хватает.
– Волю! Волю им не давать! У нас с ними нянчатся, а надо…
– У меня, – вставил исправник, – двоюродный племянник в Санкт-Петербурге в Отделении по охранению общественной безопасности и порядка служит. Вот уж он-то спуску не дает.
«Что за отделение? Тут, в Российской империи, по названию черта с два догадаешься, чем контора занимается. Хотя это везде так».
– Фи, – наморщила нос Ольга, – папа, тут нечем гордиться. Андрей пошел в доносители, это же мерзко.
«А, понял. Знаменитая царская охранка…»
– Ничего мерзкого! Он государству служит!
– Папа, давайте не будем говорить на эту тему! Мы же хотели послушать рассказ нашего гостя.
Ольга немного попытала Руслана на предмет технического прогресса в Америке, получила ряд невнятных ответов и рассказов об автомобилях и самолетах – вернее, «аэропланах» – и насела на Юлю, с требованиями рассказать о последних тенденциях американской моды.
В этот момент Руслана утащили в курилку.
– Давайте, господа, без женщин и их вечных разговоров о моде поговорим о мужском.
Исправник, доктор и Руслан расселись в маленькой комнатке-курилке в глубокие кресла.
– Вы, Руслан Аркадьевич, какие сигары предпочитаете?
Исправник открыл деревянный ящичек.
– Я, господа, и вовсе не курю. Просто решил составить вам компанию.
Доктор и исправник закурили.
– Вернемся к крестьянам, – выпустил дым доктор Быков. – В вашем представлении, – он указал сигарой на Руслана, – они как дети. Ха! Вы общались с этими детьми? Это же не люди! Тьма египетская! Дикари, дикие представления о медицине, о гигиене! Едят из одной посуды, спят вповалку, а отсюда что? Болезни, эпидемии! Холера, сибирская язва! Сифилис!
– Ну насчет сифилиса вы загнули… – не поверил Руслан.
– Простите?
– Преувеличиваете.
– Нисколько! Целые деревни болеют! Съездит отец в город в отхожий промысел, сходит к проституткам – и все! Потом домой приедет – пожалуйте, бытовой lues. Малые дети болеют, а вы говорите, преувеличиваю. Эпидемия холеры в стране. Откуда? Оттуда, от бескультурья.
«Пить только кипяченую воду, есть только мытые продукты. И никаких контактов с женщинами».
– Русский крестьянин – дикарь!
– Вы не любите крестьян, доктор.
– Да, не люблю! Чему вы улыбаетесь? – выставил доктор бороду вперед.
– Вы напомнили мне одного знакомого.
– Надеюсь, приличного человека?
– О, разумеется. Тоже врач.
– Хорошо… О чем это я? Ах, да… Крестьяне!
Судя по выражению лица исправника, доктор сел на своего любимого конька и скакать теперь будет долго.
– Всякие либералы, – доктор стряхнул пепел в черную чугунную пепельницу в виде двух мальчишек, везущих на санках бочку, – требуют, чтобы мы уважали крестьянина. Мужика вообще, что усердьем велик. Что вы на это скажете?
Руслан развел руками:
– Есть мужик и мужик. «Если он не пропьет урожаю, я того мужика уважаю».
– Вы тоже читали «Потока», – успокоился доктор, видимо записав Руслана в свои сторонники. – Вы правильно заметили: «Если не пропьет урожая». А если пропьет? А? Вот вам и голод! А либералы обвиняют в неурожаях помещиков и зерноторговцев. Голод – это миф! Вот смотрите…
Доктор взялся загибать пальцы:
– Во-первых, все неурожаи и проистекающий из них якобы голод есть следствие неблагоприятных природных условий. Виноваты в этом помещики? Нет! Во-вторых, виной неурожая – архаичные методы земледелия. Кто виноват? Крестьяне! В-третьих, государство все силы прикладывает, чтобы предотвратить смертность от голода: льготы, субсидии, медицинская помощь… В-четвертых, общественность! Благотворительностью можно накормить не один миллион крестьян. В-пятых, если был голод, где смерти? А? А нет смертей! Не зафиксировано! Подтасовки – есть, то общую смертность объявляют смертностью от голода, то просто выдумывают. А смертей – нет! И наконец, от неурожаев для самих крестьян только польза…
– Какая?! – поразился Руслан.
– Как какая? Крестьянин перестает надеяться только на рожь-матушку, переходит на другие культуры, на тот же картофель, животноводство развивается, технологии осовремениваются. Тысячу лет сохой землю ковыряли, так пусть хоть теперь на плуг перейдут. Наконец, Средняя Азия заселяется, Сибирь, то, что Петр Аркадьевич пропагандирует, как следствие – железные дороги…
Доктор обнаружил, что уже загнул все пальцы.
– Так что голод – миф! Миф, и все тут!
«Ничего за сто лет не меняется… Ничего…»
– Кстати, – попытался переключить тему разговора Дмитрий Иванович, – у вас ведь в Америке, кажется, в прошлом году тоже был неурожай? Что скажете?
– Вы знаете… Если у человека есть деньги, неурожая он просто не заметит.
– Золотые слова, – встрял доктор. – А если денег нет – значит, лентяй и сам виноват!
«Ничего».
– Уже покидаете нас, Руслан Аркадьевич?
– Да, позвольте откланяться. Время позднее, дочери пора спать…
– Ну что ж, не смею задерживать. Ольга, попрощайся с гостями.
– До свидания… Ой, какой любопытный браслет! В Америке такие носят?
Руслан попытался прожечь Юлю взглядом, но безуспешно.
– Юля, какого черта?!
Они вошли в номер, Руслан в сердцах пихнул под кровать сумку с документами, которую приходилось таскать с собой, чтобы не попалась на глаза горничной или кому-нибудь, кто захочет залезть ночью в автомобиль. С грохотом упал домкрат.
– А что такое?
– Я же сказал – снять браслет!
– Руслан, я забыла.
– Так и скажи: решила начать победное шествие блэк-металла на сто лет раньше.
– Не злись. – Юля лисой подкралась к мужу, прошлась пальцами по груди. – Я же знаю, почему ты такой злой…
– Ничего тебе сегодня не обломится. Аня спит в одной комнате с нами.
– Я знаю, – тяжело вздохнула Юля. – Но ты обещаешь?
– Обещаю. Обещаю выдрать как следует за все твои выходки!
– Нет! Ты с ума сошел!
Кузнечный мастер Ратников был просто возмущен. Предлагать такую низость!
– Не глупи. Никакого риска. Американцы знают, как делать дело, бизнес есть бизнес, как они говорят.
– ТАКОЙ бизнес – не по мне!
Ратников повернулся и зашагал прочь. Нет, ну какая наглость.
– Как знаешь… – прошептал его собеседник.
Кургузый ствол револьвера поднялся вслед уходящему.
Выстрел!
Последнее, что почувствовал Ратников, – тупой удар в затылок. Боли не было.
Огромное мертвое тело покачнулось и упало в траву. Из-под головы медленно потекла черная в темноте безлунной ночи кровь.
Как скажут в будущем, совершенно в другой стране: объем мускулов на скорость полета пули не влияет.
