16. Один из уцелевших.
К Первым Проходным Виктор успел даже намного раньше времени. Перед входом, разумеется, висел радиорупор; в этот момент почему-то передавали новости. Вчера послу рейха в Москве была вручена нота протеста в связи с очередным нарушением территориальных вод СССР дизельной подводной лодкой кригсмарине. Япония произвела воздушный ядерный взрыв на полигоне в районе соленого озера Лоб-Нор. По заявлению министра иностранных дел Громыко, испытания ядерного оружия вблизи границ СССР являются очередной провокацией японского милитаризма, направленной на нагнетание международной напряженности. В Конгрессе НАУ рассматривается законопроект о внесении изменений в Конституцию, дающий возможность установления в стране конституционной монархии. В советской прессе продолжается открытое обсуждение вопроса об изменении воинских званий «лейтенант, младший и старший лейтенант» на «поручик, подпоручик и надпоручик».
Виктор ожидал, что будущие полдня уйдут на беготню по всей территории от одного корпуса к другому с разными подписями, как это было еще тогда, когда их группу оформляли здесь на практике на временную работу. Кстати, он вспомнил, что в этой реальности ему не выдали военный билет, хотя, с другой стороны, при оформлении в институт этот документ никто не спрашивал. Однако, вновь к удивлению Виктора, по предъявлении паспорта в круглосуточном окне на проходной ему сразу выдали постоянный пропуск и указали маршрут. Была наклеена даже фотокарточка – та же, что и в паспорте. Надо полагать, ее переслали из базы данных по фототелеграфу. Снаружи заревел гудок – зычный, многотрубный, призывный, еще предварительный, собиравший на работу людей с заводской округи; звуки его расходились далеко за пределы Бежицы, зависали над окрестным лесом, пролетали над поймой и замерзшим полотном реки, и отражаясь от противоположного берега, возвращались, стучась в окна окраинных домов. Сквозь проходные, как из медленно открываемого крана, заструился народ.
Территория за Первыми проходными мало отличалась от той, которую он помнил, тем более, что здесь располагались старые цеха, и ему тут же пришло в голову, что здесь надо быть осторожнее на путях. Тут же через проезд неподалеку от него, пыхтя и наполняя воздух тяжело оседавшими к земле дымом и паром, торопливо проследовал маневровый паровоз серии О, видимо, работавший здесь еще с царских времен, толкая перед собой три двухосные платформы, груженые колесными парами. По всей территории виднелись саженцы деревьев, привязанные к колышкам. Надо полагать, идея завода-сада в этой реальности пришла в голову кому-то еще до Филюкова. На других путях ему встретилась сплотка с тремя новыми тепловозами в коричневой грунтовке, направляемых под окраску. Это были не те машины, что он собирал здесь когда-то; теперь они были непривычно короткие, на четырех больших электровозных колесах с округлыми вырезами в дисках, массивным литьем тележечных рам и угловатыми капотами и несколько грубоваты, но – судя по номерам на заводских табличках, которые Виктор не поленился из любопытства прочесть, они начали выпускаться здесь где-то с конца сороковых, в то время как первые из тех, что застал в своей реальности Виктор, должны были появиться здесь лишь летом этого года. Четвертым в сплотке был промышленный электровоз на тех же тележках.
Вместе с тем завод еще продолжал выпускать паровозы – идя далее, Виктор наткнулся на новенькую мощную машину с надписью «Пятилетка». Это было нечто: огромная, больше тридцати метров с тендером, система маллет с восемью ведущими осями, по четыре на каждую из двух паровых машин; тележка, завершенная бегунковой осью, выступала вперед длинного, как межконтинентальная ракета, котла и была увенчана зеркальной звездой мощного прожектора над рассекающим пространство красным щитом метельника. Мостик над прожектором позволял осматривать котел, частично прикрытый сверху обтекаемым кожухом, что дополняло ощущение силы и стремительности; словно символ удачи, кожух украшала красная звезда у самой вершины. Это была машина будущего, которое в реальности Виктора так и не наступило; он подумал, что надо будет обязательно протолкнуть идею одну из них потом сохранить и поставить перед заводом в знак славы людей, создавших это техническое чудо.
Под филиал была выделена одна из комнат в небольшом двухэтажном инженерном корпусе во дворе; на дверях вместо таблички еще была бумажка из клетчатой тетради, прилепленная скотчем, которому Виктор уже перестал удивляться. Внутри оказалась пара столов, за одним из которых сидела дама лет сорока, кульмана, телефона и арифмометра. Виктор машинально поискал глазами непременную трансляционную точку, без нее любое помещение здесь уже представлялось ему нежилым и осиротевшим; все было в порядке, возле дверей висел большой круглый динамик в черном карболитовом футляре, с длинным шнуром в вискозной оплетке, причем регулятор громкости здесь почему-то оказался в радиорозетке.
– Здравствуйте. Это филиал института подвижного состава? – спросил он входя.
– Здравствуйте. Вы Еремин будете?
– Да.
– Наталья Николаевна Дынцева, главбух. Геннадий Николаевич сейчас подойдет. Геннадий Николаевич Осмолов – это директор. Нас только что создали, так что сегодня у вас рабочего места еще нет, но это временно. Лишь бы войны не было. Вот одежду можно на вешалочку.
Виктор разделся и повесил пальто и шапку на стоящую возле двери красную деревянную вешалку. Дверь раскрылась, и в комнату, чуть запыхавшись, быстро вошел молодой человек еще комсомольского возраста, раскрасневшийся, со слегка взъерошенным чубом.
– Здравствуйте, Наталья Николаевна… Виктор Сергеевич? Здравствуйте. Осмолов Геннадий Николаевич, меня только что назначили, так что не волнуйтесь, я тоже в новм качестве осавиваюсь. Проходите сюда, садитесь – и он подвел Виктора к стулу возле своего стола. Ну что, вам, наверное, уже все рассказали? Стол и кульман дадим. Наталья Николаевна, мне Каргаполов из Коломны не звонил? Ну хорошо. Насчет вас мы полностью в курсе. Комната нормальная? Отлично. Филиал буквально вчера организовали, исследовательская база будет, мощности опытного производства будут. Плюс тесное взаимодействие с заводом, на четырнадцатом проекте ведомственности и местничества на дух не допустят. Номерные проекты – это модель реконструкции плановой системы народного хозяйства, переход от финансирования по организациям к финансированию целевых программ. Статью Косыгина читали? Штурмуем космос, укротили атом, теперь революционно меняем градостроительство и транспорт – все благодаря этой модели, и ее мы должны освоить раньше, чем Японская империя. Вы ведь, кстати, знакомы со счетной и моделирующей техникой? Это пригодится. Кстати, на направлении физического и математического моделирования будем специализировать бежицкий машиностроительный вуз. Вот, ознакомьтесь, – и он протянул Виктору переплетенный документ на отэренных листах, в котором Виктор без труда узнал свою отредактированную и дополненную кучей таблиц и графиков записку.
– Спасибо. В вузе меня уже устно немного ознакомили с этим.
– Теперь о деле. Вы, насколько меня поставили в курс дела, там, помимо экспериментальной научной работы, занимались перспективным проектированием и прогнозированием развития подотрасли на будущие полвека. Поскольку экспериментальной базы у филиала пока нет, то у вас сейчас будет такая задача… Конструкторские проработки новых машин до настоящего времени во многом велись методом тыка, использованием прошлого опыта, заимствования чужого, часто не совсем оправданно. Каждый конструкторский коллектив, каждое предприятие старалось родить свое, развели много дублирования, наплодили много опытных образцов, и с каждым трудности по доводке. Так дальше делать нельзя. Вам задание: изучить положение в отраслии полученные результаты испытаний, – тут он кивнул на сложенную в углу пачку папок и отчетов в картонных переплетах, – определить, какие, на ваш взгляд, решения можно взять за базу для максимальной унификации машин нового ряда, какие направления работы окажутся ключевыми для развития отрасли, а где овчинка выделки не стоит. Основные соображения представите к завтрашнему утру. Чего-то не хватает –есть заводская и институтская библиотеки, заходите к кому угодно, спрашивайте у кого угодно, надо – запросим по заводскому электрофототелеграфу данные. Особо обратите внимание на развитие скоростных поездов. Вопросы есть?
– Машинку можно найти пишущую? – Виктор уже не сомневался, что при такой энергии руководителя у него со временем будет не только стол и кульман, но и персональный компьютер.
– Пишите пока начерно, мы найдем, где перепечатать. Надо с утра, потому что завтра вечером с этими соображениями вместе едем в Москву.
– У вас свободно?
Был обеденный перерыв, Виктор сидел за столиком в углу зала заводской столовой. Столовая была по американскому типу, с самообслуживанием и легкой мебелью на металлических ножках. Вездесущее радио крутило веселую релаксационную музыку, что-то вроде «В рабочий полдень».
– Да, конечно. – Он поднял глаза, и увидел, что к нему с подносом подсаживается майор Ковальчук.
– Вы решили для конспирации каждый раз ночевать на новом месте?
– Нет. Просто так получилось.
– Ладно. В данной ситуации это ваше личное дело, только не теряйте бдительности. Вас беспокоят микрофоны в комнате?
– Да они мне как-то до фонаря, просто за державу обидно.
– Что обидно?
– Модульный монтаж уже вчерашний день для такой техники. Надо на интегральные схемы переходить и дисковые аккумуляторы или ртутные элементы размером с пуговицу.
– Ну, в данном случае особо прогрессивных решений не требовалось… А в принципе, вы, конечно, правы, работы уже ведутся. Как работа и отдых?
– Нормально. Озарения пока не находило.
– Запасемся терпением. Да, запомните: вы раньше жили и работали в энском закрытом научно – экспериментальном центре, в одном из бюро. На находящемся вблизи предприятии произошла авария, которая уничтожила центр и поселок, вы – один из немногих случайно уцелевших. В шоковом состоянии вы покинули место происшествия, сели на поезд и, в конце концов, появились в Брянске. Здесь вас вызывали для выяснения некоторых обстоятельств аварии. Подробности вам раскрывать запретили.
– Похоже на романы Адамова. Или Шпанова.
– Надо же как-то соединить в одно целое то, что вы наговорили насчет потери семьи и того, что вас не осуждали, со всем остальным. Включая то, что я сейчас с вами разговариваю.
«Ах, вот оно что… Вэлла, детектив-любитель…»
– Для обывателя сойдет. Кстати, вам повезло: за последние семь лет в рабочих столовках стали готовить лучше и разнообразнее. Как вам этот лангет?
– А для профессионала? Или я уже точно приманка?
– Нет. И не волнуйтесь, здесь нас не подслушают.
После обеда Виктор продолжил знакомиться с материалами и понял, что пора уже излагать соображения на бумаге. Как раз в это время пара грузчиков занесла однотумбовый стол, не новый, но в хорошем состоянии, который Наталья Николаевна тут же приняла на баланс.
Задача, которую перед ним поставил Осмолов, была заведомо невыполнима. Над ней должны были думать целые институты, собирать материалы, анализировать, проводить исследования, просчитывать сценарии развития событий. За исключением одной ситуации: когда почти все ответы на «а если» были уже известны. Система рассмотрела Виктора, оценила и включила в свою гонку, точно рассчитав открывшиеся возможности. В библиотеку было, конечно, зайти заманчиво – посмотреть какие-нибудь уникальные для его времени издания – но времени не было. Работа захлестнула Виктора; он даже расчертил на бумажке таблицу примерного типажа по локомотивам, электропоездам и автомотрисам на 60-70 годы. То, что выходило, несколько отличалось от того, что было в СССР – так, на некоторых машинах вместо харьковских дизелей должны были оказаться коломенские и наоборот, – но в целом получалось очень логично и даже обеспечивало плавное угасание применения паровозов к 70-м годам, в регионах с дешевым углем, добываемым открытым способом. Тяжелые рельсы весом семьдесят пять килограммов на погонный метр он решил вообще не брать в расчет – все равно до девяностых с ними ничего путного не вышло; зато сложившаяся из-за отсутствия поставок по ленд-лизу унификация тепловозов и электровозов по диаметру колесных центров открывала большие возможности для сокращения номенклатуры выпускаемых тележек. Под ученическим пером из нержавейки возникали, пусть еще неясные, контуры техники грядущих десятилетий.
Ничто в мире не обходится так дорого, и не ценится порой у нас так дешево, как научная информация. Десятилетиями ее накапливают, создавая новую технику, испытавая ее, ошибаясь и исправляя ошибки, потом приходит дурак, желающий самоутвердиться, или жулик, и заявляет – «В СССР никогда не делали ничего хорошего!» и выкидывает все на помойку, чтобы в лучшем случае сварганить договорчик с инофирмой и получить солидный бонус, а в худшем – чтобы просто не выглядеть таким дураком и невежей на общем фоне.
За окном ностальгически кричали «овечки» – да, не забыть бы предложить одну из них при проводах на заслуженный отдых, самую старейшую, поставить на аллее завода и окружить цветами. В честь тех, кто создает реальные ценности.
И тут Виктору вдруг пришло в голову: а что, если бы в это прошлое провалился не он, а кто-нибудь из тех юзеров, что втюхивают китайское барахло, сидя за компом и факсом, перепродают недвижимость, играя на повышении цен, получают бабки за заказные статьи или помогают фирме укрывать налоги? Кем они все были бы здесь, все эти бизнесмены и бизнесвумены, успешные манагеры и процветающие пиарщики, все эти политические клоуны, насилующие мозги электорату, и шлюхи, сделавшие карьеру в постели с боссом? Ну, часть шлюх, что посмазливее, пристроили бы, как агентуру, а остальные? Здесь даже в креативном бизнесе надо что-то реальное делать. Оказались бы в лагере для тунеядцев? Пошли бы по статьям за хозяйственные преступления, и, черт возьми, за вредительство, потому как деятельность некоторых иначе как вредительством не назовешь… кошмар… Оттого они все так сюда и боятся попасть из уютного для них, но такого хрупкого постсоветского мирка, что на одних высоких ценах на нефть до сих пор и продержался. Рухнут эти цены, рухнут перегретые спекуляцией рынки, рухнет потребление, и все полетят… куда?
И выходит, он действительно, один из немногих уцелевших, тех, кто не разучился вагоны, дома, самолеты строить, детей учить, людей лечить… стоять на страже справедливости, а не отдельного взятой конторы…
«До чего же ты, майор, прав, ты и сам не знаешь…»